"Свидетель: Энид Синклер".

– Что вы можете сказать о мистере Галпине? Вы же навещали его во время его пребывания в больнице?

Энид нервно обводит взглядом зал и кивает.

– Да. Когда я в последний раз видела Тайлера, он казался мне... Нормальным. Человечным. Он не проявлял признаков агрессии и пытался понять, как ему жить дальше.

– Эти выводы вы сделали на основе одного разговора?

– Двух. Я навещала его дважды, и прогресс был заметен...

– Что не помешало мистеру Галпину сбежать. Вы ведь не заметили никаких признаков подготовки?

Энид отрицательно качает головой. Его адвокат поднимает руку и встает с места.

– Смею заметить, что последний визит мисс Синклер состоялся как минимум за месяц до побега.

Тайлер не уверен, что эта информация как-то поможет, но ему остается лишь ждать.

– Принято. Вы связывались с мистером Галпиным иным способом уже после того, как он вернулся в учреждение?

– Да. Мы обменялись парой писем. Он благодарил меня за то, что я пришла. Врачи сходятся на том, что именно это стало одним из главных толчков к прогрессу.

– Заключения врачей мы уже слышали. Можете быть свободны.

"Свидетель: Ксавье Торп".

Тайлер не ждет ничего хорошего, но, кажется, Ксавье готов удивить его второй раз.

– Мистер Торп, это правда, что мистер Галпин уничтожил вашу фреску больше года назад?

– Да, это так.

– А в прошлом году вас задержали, предъявив ложное обвинение в том, что совершил мистер Галпин, верно?

– Верно.

– Тем не менее, вы свидетельствуете в его пользу и говорите, что он изменился. Что после поездки в лагерь он стал сдержаннее, а ложное обвинение это не его рук дело. Я правильно понимаю?

– Все так.

Руки Тайлера сжаты в кулаки, он хмурится и растерянно моргает, сбитый с толку не меньше, чем обвинение и судья. Зачем он оправдывает его? Ради Уэнсдей? Как ей удалось убедить его?

Он поворачивает голову вправо, чтобы посмотреть на нее, и понимает, что она удивлена не меньше. Нет, по ее лицу сложно что-то понять, но он улавливает ее эмоции по мельчайшим деталям, можно сказать, чувствует их.

– Вы не думаете, что раз уж у вас был конфликт прежде, мистер Галпин был заинтересован в том, чтобы подставить вас?

– Нет. Очевидно, он находился под внешним влиянием, и если бы и хотел что-то сделать, я бы сейчас с вами не разговаривал.

Они встречаются взглядами, и Тайлер ждет. Ухмылки, кивка, ненависти – но нет, Ксавье выглядит серьезным, сосредоточенным. Он точно знает, зачем сюда пришел, и точно хочет говорить в его пользу.

Тайлер не знает, как реагировать на это открытие. Спасибо... что ли.

– Когда вы последний раз видели мистера Галпина?

Ксавье отбрасывает прядь волос со лба, задумчиво отвечая.

– В прошлом году. Хотя мне казалось, что раз-другой я видел чей-то силуэт у академии после новостей о его побеге… но мне не удавалось его разглядеть.

Тайлер мысленно усмехается, сохраняя серьезное выражение лица. Неплохая ложь. Полуправда. Учитывая, на что способна Энид и эти откровения Торпа, все окружение Уэнсдей не стоит недооценивать.

– Почему не сообщили руководству школы?

– О силуэте где-то вдалеке? Посчитал странным. Списал на игры разума. Я до сих пор не уверен в том, что я видел.

– Но предпочли сказать об этом на суде.

– Ну да, я ведь присягу давал.

Тайлер фыркает, за что получает внимательный взгляд судьи, осуждающий – обвинителя, и понимающий, искрящийся веселостью – от Торпа. Какое замечательное начало новой дружбы…

– Вопросов больше нет. Можете быть свободны.

Вся его веселость пропадает, когда он понимает, кого вызовут дальше. Он ждал этого целый месяц, десяток ее визитов – ждал, что Уэнсдей Аддамс, наконец, скажет те слова, что убьют его. Те слова, что определяет его судьбу.

Что ж. Если она хочет сделать ему больно, это, пожалуй, самый жестокий, самый подходящий момент. И да, он уверен, что она способна на это даже несмотря на ее чувства.

"Свидетель: Уэнсдей Аддамс".

Ему очень хочется коснуться ее, но он знает, что это против правил. Он смотрит на нее взглядом побитой собаки, умоляя, чувствуя, как грудную клетку разрывает изнутри.

– Мисс Аддамс, вы тоже выступаете со стороны защиты?

– Очевидно.

Черт. Дышать становится легче, и он сглатывает, жадно смотря на нее, впитывая выражение ее лица.

Обвинитель недовольно проходит туда-сюда прямо перед ним.

– Это правда, что мистер Галпин в прошлом году сблизился с вами?

Уэнсдей удается не поморщиться, и он горд за нее.

– Правда.

– Это правда, что мистер Галпин обманул вас, ничего не сказав о своей природе, и помогал Лорел Гейтс?

– Правда.

– Это правда, что мистер Галпин пытался вас убить?

– Правда. Мы правда будем перечислять очевидные вещи?

Уэнсдей кажется слегка раздраженной, но Тайлер знает, что ей нравится подтрунивать над обвинителем. По ее убеждению, у обвинения шансов нет, дело в кармане. Ему очень хочется усмехнуться.

Обвинитель останавливается на месте и сердито постукивает ботинком по полу.

– Почему вы выступаете в защиту мистера Галпина? – наконец-то, время односложных вопросов прошло. Тайлеру интересно, что она скажет. Такие вопросы в суде – чуть ли не единственный его способ узнать о том, что она чувствует на самом деле. Услышать. В вербальной форме.

– Потому что он действовал против своей воли и, как говорят врачи, идеально здоров. Хайд больше не представляет опасности. Вы же не считаете всерьез справедливым держать человека взаперти до конца жизни только потому, что его волю подавили – в самом прямом смысле, не просто шантажом, а так, чтобы у тебя не было возможности отказаться?

Ее голос холоден, но в нем отчетливо слышны эмоциональные, стальные нотки. У Тайлера перехватывает дыхание. Она не просто свидетельствует в его пользу, она защищает, она борется за него.

– Вы с мистером Галпиным были в отношениях?

– Были?

Сердце в его глотке мешает ему засмеяться.

– Что не так с вопросом?

– Технически говоря, мы все еще находимся в отношениях.

Он не сдерживает короткой улыбки, замечая, как радостно подалась вперед Энид, усмехнулся Ксавье, что-то тихо пробормотал себе под нос его отец, а Уэнсдей все-таки поджимает губы. Она сказала, сказала, сказала…

– И в каких же именно отношениях вы находитесь? – уточняет защитник.

Уэнсдей вскидывает бровь.

– Вам все перечислить?

Тайлер не выдерживает и смеется. Она переводит на него взгляд, и он замечает, что кончики ее губ подрагивают.

Судья потирает виски.

– Насколько я понимаю, это вы убедили мистера Галпина сдаться властям. Как это произошло?

О, ему очень хочется услышать эту историю из ее уст.

– Спустя несколько месяцев с его побега я пошла прогуляться в лесу. Он подкрался ко мне, схватил меня, чтобы я не смогла сразу ударить его. Сказал, что хочет поговорить.

Ну, технически он сказал не совсем это, но ладно. Поговорить он действительно хотел.

– Он извинился передо мной. Сказал то, что чувствует. Я убедила его сдаться.

– Почему это нужно было делать именно в лесу? Он не пытался вас убить?

– Потому что я отказалась прийти к нему в больницу после запроса врачей и его отца. Нет, не пытался.

Ему очень хочется пошутить о том, что это если не считать убийственный секс… Разумеется, вслух он эти мысли никогда не озвучит – для Уэнсдей они слишком ребяческие, а для остальной аудитории слишком шокирующие.

– Как вы убедили его сдаться?

Уэнсдей обреченно вздыхает, примиряясь с тем, что ей придется сказать это вслух.

– Поцеловала его.

Шокировано-восторженный рокот, разнесшийся по залу, тешит его самолюбие. Как и злой взгляд Уэнсдей, мол, "слушай внимательно, повторять не стану". Он мило улыбается ей в ответ.

– Значит, это сработало?

– Очевидно, да.

– Вы не могли бы подробнее рассказать, как это было? Значит, вы идете по лесу, вас ловит мистер Галпин, а дальше…

Уэнсдей хмурится, а это значит, что обвинитель очень сильно испытывает зону ее комфорта. Спустя пару мгновений тишины она отвечает.

– Тайлер, – внутри Тайлера все дрожит, она впервые назвала его в суде по имени. Тайлер! Да-да, это его имя. – Сказал, что скучал по мне. Принес свои извинения. Сказал, что не мог себя контролировать, что Гейтс подавила его волю.

– И вы поверили?

Уэнсдей не впечатлена.

– Вы не могли бы не перебивать меня? Спасибо, – благодарность срывается с ее языка язвительно, и Тайлеру поскорее утащить ее из зала, чтобы заставить забыть об этом недоразумении. – Это было очевидно. И предупреждая ваш следующий вопрос – да, даже несмотря на то, что я понимала, что у него не было выбора, я не пошла в больницу. Мне не хотелось видеть человека, который предал мое доверие.

Ауч. Это было больно. Но он знает, что заслужил.

– Что же, в таком случае, изменилось, когда он нашел вас в лесу?

– Он извинился. Стало очевидно, что он сбежал только ради этого. – Уэнсдей медлит, по ее интонации чувствует, что она собирается сказать что-то еще. Что-то важное… Боже ему помоги. – И очевидно, у меня остались к нему чувства, что было глупо отрицать.

Насколько глупо то, что эти слова заставляют его влюбляться в нее еще сильнее?

– Значит, вы поцеловались.

– Да.

– У вас было что-то большее?

Тайлер вздергивает бровь на такой прямолинейный вопрос обвинителя, и слышит, как отец со своего места устало кричит: "Протестую".

– Протест принят, – басит судья.

– Было, – глядя ему, Тайлеру в глаза, сдержанно отвечает Уэнсдей. Черт…

Это нормально, что он чувствует себя возбужденным в здании суда? Он посылает ей тоскующий, пылкий взгляд. Если только его сегодня освободят…

Услышав недовольное бормотание отца, он думает о том, что хорошо, что Аддамсов нет на заседании. Откровенно говоря, он не знал бы, как смотреть им в глаза – сразу по нескольким причинам.

– Вы навещали мистера Галпина после его повторного заключения, верно? – отходит от неудобной темы обвинитель.

– Верно.

– И не замечали за ним никаких признаков того, что хайд может представлять угрозу для людей?

– Не замечала. Даже напротив – Тайлер полностью способен его контролировать.

Несмотря на невеселый подтекст, Тайлер ничего не может с собой поделать – он слишком хорошо помнит, что контролировать ему довелось не только хайда.

Черт, Уэнсдей навещала его каждые несколько дней – и да, чаще всего они просто ели вместе, лежали бок о бок или читали в тишине, но, разумеется, она сдержала свое обещание и взломала камеры наблюдения. Он не большой фанат наручников, но когда тебя сковывает девушка, которая тебе нравится, или, в качестве исключения, даже дает разок сковать себя… это заставляет пересмотреть приоритеты.

В том числе касаемо того, чтобы не нарушать правила. Ох уж эта жестокая любовь…

Он ерзает на месте, понимая, что слишком увлекся этими мыслями. Она нужна ему.

– Суд удаляется для вынесения приговора.

Теоретически, Уэнсдей может подойти к нему – но, разумеется, она этого не делает. Вместо этого с ним рядом оказывается отец, что-то ободряюще бормочущий о том, что его точно освободят и Аддамсы явно знают, что делают. Тайлер правда старается сфокусироваться на нем, но получив долю внимания, долю признания ее чувств, пусть даже вынужденно – он хочет большего. Хочет, чтобы она сказала это только ему.

В какой-то момент голос отца затихает: осознав, что эту игру в гляделки ему не остановить, он просто стоит рядом с сыном. Сыном, который до смерти влюблен в Уэнсдей Аддамс.

Когда судья выходит из комнаты, дверь в зал открывается – чета Аддамсов степенно заходит внутрь. Гомес ослепительно улыбается.

– Прошу прощения, mi hija, – он посылает ободряющий взгляд Уэнсдей, – мама сказала, что это важно. – Мортиша рядом с ним авторитетно кивает. – Если это на что-то повлияет, мы готовы взять Тайлера под свое крыло, – обращается он к судье.

Судья дважды моргает, не дойдя до своего места. Тайлер не понимает, о чем они говорят. Гомес подводит Мортишу к передним рядам и помогает ей занять свое место, после чего усаживается рядом. Он показывает Тайлеру большой палец, улыбаясь во все 32 зуба, и откровенно говоря, он не понимает, как реагировать.

Растерянно посмотрев на Уэнсдей, он получает лишь безразличное пожимание плечами. Кажется, это значит "привыкай". Или типа того.

Ладно.

Судья откашливается, и все поднимаются с места.

– Принимая во внимание несколько несвоевременное, но важное заявление мистера Аддамса, суд постановляет освободить мистера Тайлера Галпина под надзор семьи Аддамсов и академии "Невермор". Решение вступает в силу немедленно – чтобы подписать документы, прошу подойти мистера Аддамса ко мне. Всем спасибо.

Со стуком молотка сердце Тайлера уходит в пятки. Он свободен, правда свободен. Отец хлопает его по плечу, Ксавье и Энид подходят, чтобы выразить свои поздравления (и он скованно пожимает руку первому и неловко обнимает вторую, ибо наручники еще не сняты). Разумеется, момент истины наступает, когда они расступаются, и рядом с ним оказывается Уэнсдей.

Он не знает, как себя вести. Благодарить, плакать, целовать, язвить?

– Ты знала о решении своих родителей? – глупо спрашивает он, понимания, что публичного проявления чувств точно не будет. Это действительно важный вопрос, потому что если нет…

– Нет, – он сглатывает. – Но против ничего не имею. В кои-то веки дар матери оказался действительно полезным.

Тайлер оборачивается, чтобы бросить взгляд на ее родителей, и видит, как Гомес что-то обсуждает с судьей. А вот Мортиша встречается с ним взглядом и ласково кивает. Ему становится немного не по себе.

– Так значит… – он неловко двигает скованными запястьями, напоминая, что на его руках все еще находятся наручники, и будто бы показывая этим жестом Уэнсдей, что находится в ее власти. – Значит, мы теперь?..

Она приподнимает бровь, словно призывая его рискнуть договорить эту фразу. Знал бы он еще, что именно хочет сказать. Тайлер замолкает, уязвленный тем, что действительно не посмеет задать свой вопрос. Грудную клетку жжет разочарование.

Один раз. Может ли она сказать это ему всего один раз?.. Он знает, что действия куда красноречивее, но как же хочется услышать, что он нужен ей, что она не оставит его, что хочет быть вместе…

– Да, – срывается короткое, жаркое слово с ее губ, и Тайлер несколько раз моргает, сперва не понимая, о чем она. Когда до него доходит, ему кажется, что у него вот-вот случится сердечный приступ. Вот черт!

Он сглатывает, жалобно заглядывая ей в глаза. Кончик ее губ приподнимается.

– Даже не думай, – не слишком-то искренне предупреждает она. Тайлер слишком довольно, слишком окрыленно улыбается ей в ответ.

– Поздно, – бормочет он, сокращая расстояние между ними, скованно сжимая края ее нового кардигана в районе живота.

– Вовсе нет, – тихо отнекивается Уэнсдей, не делая попыток отстраниться.

Он целует ее, и даже последующие вспышки фотоаппаратов, воодушевление ее родителей, опубликованная пару часов спустя статья в блоге Энид и ее наигранная злость на все перечисленное стоят того, чтобы украсть этот момент.

Или, как говорит животная сторона, вновь расцветающая в своей уверенности после признания Уэнсдей – взять свое.