— Альбедо-о-о…

 Мальчишка, скрутившийся на матрасе калачиком и, кажется, превратившийся в гусеницу из-за плотно обвившего его одеяла, перевернулся на другой бок. С приглушенным ворчанием он зарыл ноги поглубже в тепло, а потом, почувствовав, как мороз поцарапал его щеки, и вовсе накрылся с головой.

 По утрам подвал превращался в ледяное царство. Холодный воздух пробирался под ребра, покрывал их толстым слоем стужи.

 — Альбедо!

 — А-а?.. 

 — Вставай, милый! — донеслось сверху, — Я сделала тебе чай, сейчас же остынет!

 Недовольно поморщившись, Альбедо с немыслимыми усилиями присел. Одеяло оставлять не хотелось — без него мороз закрадывался в легкие, норовил оставить трещину, которая позже превратилась бы в дыру. Альбедо похлопал себя по щекам, пытаясь взбодриться.

 Мир стал бы лучше, если бы в школу можно было идти прямо в одеяле. А в рюкзаке нести подушку… И спать на уроках…

 Я и сейчас бы… поспал…

 — Хн-н… 

 — Альбедо!

 Вздрогнув, мальчишка с тяжелым вздохом поднялся на ноги. Одеяло так и осталось лежать у Альбедо на плечах, как бы ободряя его перед очередным учебным днем. А вот валявшийся под ногами разбитый будильник скорее заставлял поникнуть.

 — Вот блин, — Альбедо затяжно зевнул, разинув рот так, что в него вместилась бы лампочка, — Силу не рассчитал.

 Начав участвовать в уличных потасовках и драться со всяким сбродом, Альбедо начал гораздо лучше контролировать приобретенные после укуса паука способности, но это все еще не спасало его от собственных эмоций. Теперь по полу разбросались винтики, осколки от механизмов, части корпуса… Будильник пал смертью храбрых.

 Нечего было звенеть.

 Альбедо прищурился, попытавшись разглядеть останки будильника на полу. Наступил босой ногой наугад, затем начал красться к лестнице на цыпочках, подобно воришке в комедийном мультсериале. Ненароком он приземлился пяткой прямо на кусок пластиковой дуги и тут же подскочил к первой ступеньке. Когда до едва проснувшегося Альбедо дошло, что он мог бы просто проползти по потолку с самого начала, он издал страдальческий стон.

 — Дура-а-ак…

 С каждым днем, прожитым в круговороте, состоящем из учебы и неудачных попыток отыскать убийцу, Альбедо также начал замечать, что он стал гораздо больше разговаривать сам с собой. И он не был уверен, что не сходил с ума.

 Ощущение собственной ничтожности только сильнее обострилось, когда Альбедо поднялся по лестнице и едва-едва приплелся на кухню. По воздуху развеялся цитрусовый аромат, смешанный с изысканным запахом кофе. Его Навия и попивала, вальяжно устроившись на стуле с газетой в руках.

 — Доброе утро, — поприветствовала она, посмотрев на Альбедо с теплой улыбкой, — Чай на плите. Я добавила больше сахара в этот раз, теперь не кислит.

 — М… — юноша разлепил плотно сомкнутые веки и потащился к шкафу, — Доброе… Спасибо…

 Навия выгнула бровь, прежде чем учтиво хихикнуть в ладонь и вернуться к чтению. Она редко доходила до серьезных отношений с мужчинами, а до воспитания детей и подавно. Посматривая на Альбедо, она невольно вспоминала о тех временах, когда ей самой было пятнадцать. Тогда они с Алисой были вместе; по ночам они любили залезать под одеяло, лишь бы мама не заметила, и листать найденные в библиотеке журналы с подтянутыми мужскими моделями. О, как весело они смеялись тогда, как выбирали себе супругов, как рьяно обсуждали, в каких платьях придут на свадьбу и какой будет торт!..

 Но одной из них было суждено напороться на последнего отморозка, который бросил ее вместе с новорожденным ребенком, а вторая и вовсе перестала искать варианты, разочаровавшись в людях. Куда же улетучились их мечты, где они были теперь?..

 — А у нас есть еще что-нибудь из еды? — устало спросил Альбедо, — Я готов съесть ежа.

 Отвлекшись от своих мыслей, Навия со вздохом встряхнула газету. Ей точно стоило прогуляться, наполнить голову чем-то более значимым. А сколько всего еще нужно было сделать…

 — Разве тебе не понравились вчерашние стейки? Я делала все по рецепту, ты же съел свою порцию…

 — Я хочу суп, — сложив брови домиком, жалобно сказал Альбедо, — Какой-нибудь вкусный суп.

 И на этом моменте Навия поняла, что она совершенно ничего не знала о том, как нужно обращаться с подростками. Неужели хоть кому-то из этих буйных детей может понравиться суп?.. О, если бы только Алиса могла подсказать.

 Просияв, Навия шлепнула, нет, ударила газетой по столу. В глазах ее появился восторг, сравнимый только с тем, который испытывают дети от похода в парк аттракционов. Решительно поднявшись на ноги, Навия заявила:

 — Я приготовлю тебе луковый суп! Самый вкусный луковый суп на белом свете! Уж поверь, я в этом спец. Ты у меня по всему дому скакать будешь. Хоть бы в магазине был хороший лук, ох, как я надеюсь на это… Ничего, твоя храбрая тетя все сделает. Слово тебе даю!

 Альбедо с саркастическим воодушевлением отхлебнул облепихового чая. К счастью или к сожалению, радость у Навии была не очень заразной болезнью. Впрочем, отчасти дело было в самом Альбедо.

 — Спасибо, тетя Навия, — сказал он, поморщившись от случайно проглоченной лимонной косточки, — Я очень ценю твой энтузиазм. Ну, я пошел будить Кли.

 Когда Альбедо все-таки вышел из комнаты, Навия в сомнении прижала несколько пальцев к своим губам. Столь тусклая реакция заставила ее задуматься только сильнее. Может, она и ошиблась, когда подумала, что все поняла.

 Разбудив Кли, Альбедо всучил ей зубную щетку, а сам пошел обратно в подвал — переодеваться, собирать рюкзак и делать все то, чем обычно занимаются школьники по утрам. С каждым днем ему становилось все труднее и труднее выражать хотя бы какую-нибудь вежливость или натягивать улыбку, чтобы остальные думали, мол, молодец, сумел пережить такую страшную смерть. 

 Альбедо поглощала беспросветная пустота, и он знал это. Знал, но ничего не делал. 

 Порой мгновения тянулись мучительными часами. Альбедо вонзал стрелки себе в виски, прокручивал их, пытаясь достать до кнопки отключения, а цифры — секунды, — продолжали сыпаться ему на макушку, словно внезапно появившийся снегопад. А иногда огромные обрывки дня ускользали всего за один миг. С громким таким хлопком. Или щелчком. Щелк — и сутки позади.

 Щелк…

 — Додоко сказал, что сладости могут поднять мне настроение. Как тебе обычно, верно, братик?

 Теплая ладошка прижалась к пальцам. Альбедо поморщился, стоило солнечным бликам заскользить по его лицу. Ветра не было. Облаков — тоже. Мирный, спокойный денек. Как и всегда, Альбедо шел в школу вместе с Кли.

 Девочка периодически стискивала чужую руку, озираясь значительно чаще и любопытнее, чем ее брат. Рубиновые глазки-звездочки наблюдали за такими же школьниками, которые шли в свои учебные заведения, за мимо проезжающими машинами и велосипедами, а иногда с долей тоски замечали валяющийся у бордюра мусор, будь то смятые банки из-под газировки или вчерашние номера газет, уже всеми забытые и никому не нужные.

 — Может быть, помогут, — пробормотал Альбедо, явно оторвавшись от диалога на несколько секунд; предательски длинных, стоит сказать, — Но не съедай все сразу. Хуже ведь станет.

 — Но эти мармеладки такие вкусные! — словно огорченно ответила Кли, — Арбузные… помнишь, которые мама покупала?

 — В Рокфеллер-центре?

 Девочка кивнула, и даже уголки ее губ немного поднялись от теплых воспоминаний. Кли с трудом давалось говорить о чем-либо подобном после произошедшего, но мысли о знакомой сладости радовали ее. Может, это бы помогло ей почувствовать тот же уют, который она ощущала при прогулках с Алисой.

 — Да, — кивнула Кли, — Сейчас там не так весело, как зимой, но Итэр сказал, что мы оторвемся по полной.

 — Пф… — Альбедо бесшумно прыснул; упоминания об Итэре отчасти делали ему больно, но то, как Кли немного перенимала язык близнеца, забавило его, — Я очень надеюсь, что вы хорошо проведете время, солнышко.

 Говорить теплые слова было гораздо тяжелее, чем обычно. Альбедо немного наклонился к девочке, отодвинул часть светлых волос, которые прикрывали брови, и поцеловал ее в лоб. Щечки Кли, казалось, тут же покраснели от прилива любви, и она улыбнулась более искренно, чем обычно.

 Не прошлому или воспоминаниям.

 Брату.

 — Спасибо! — кивнула она и подняла ручки, чтобы обнять Альбедо и прижаться к нему половинкой лица, — Я тебя очень сильно люблю, братик! 

 Альбедо, устало улыбнувшись, растрепал светлые волосы. На затылке Кли болтались два не очень туго завязанных хвостика — она сама их сделала. Разговоры с Навией определенно хорошо влияли на состояние Кли.

 — Я тоже тебя люблю, — ответил Альбедо, мягко взяв сестру за руку, — Пойдем? 

 Улыбка Кли стала заметно слабее, — ей было трудно держать лицо радостным так долго с непривычки, — но от нее все еще исходило приятное чувство, похожее на сверкающих солнечных зайчиков. 

 — Кто это у нас тут? — вынырнул задорный девичий голос прямо у плеча Альбедо, из-за чего сам он поежился, а Кли дернулась, — Ой, я вас напугала? Извиняйте!

 — Люмин! — с легким восхищением воскликнула Кли, — Привет!

 Люмин опустила зрачки янтарных глаз на малышку; пальцы крепче стиснули лямку сумки, которая обвивала голое плечо. Улыбнувшись так, что показались и края зубов, она махнула ладонью:

 — Приветик. В школу идете? — когда взор сместился на Альбедо, близняшка подавила ухмылку, — Хмурый нос, ты поменял свой гардероб? Знаешь, недавно в Куинсе появился странный тип примерно твоего роста, и он постоянно ходит в мешковатой одежде. Прямо как ты.

 — Ага, в Нью-Йорке же только два человека носят мешковатую одежду, — фыркнул Альбедо.

 — Да я не о том, — Люмин закатила глаза, со слабой улыбкой продолжив, — Этот человек нападает на преступников с определенными внешними характеристиками. Прикрывается маской и использует какие-то распылители с липким веществом. В Твиттере его называют мстителем или вроде того…

 Альбедо мысленно закатил глаза. Когда речь заходила о медиа-культуре, Люмин могла рассказывать новости часами, если не днями напролет.

 — Если подозреваешь меня, то на твоем месте я бы опасался себя, а не говорил бы это все в лицо.

 — Да конечно, — ухмыльнувшись, бросила Люмин, — Стал бы ты носиться по городу в маске и нападать на всякий сброд… Просто говорю о том, что ты похож на него.

 — А ты его изучаешь, что ли?

 — Немного.

 Альбедо заглянул Люмин в глаза и невольно оторопел, увидев в них искреннее упорство. Когда она бралась за что-то всерьез, ему даже становилось немного страшно. А в данном случае дело касалось самого Альбедо.

 — В последнее время я пытаюсь, ну, знаешь, — неловко начала Люмин, вскоре все же осмелев, — Искать как можно больше информации, узнавать обо всем первой. Хочу податься в какую-нибудь газету и стажироваться у крутых репортеров! О, кстати. Передумал идти на консилиум в “Оскорпе”?

 — Это не я передумал, объяснял же, — мрачно бросил Альбедо и отвел взгляд; в глубине души он облегченно вздохнул, ведь тема разговора сдвинулась в другую сторону, — Я со стажировки в “Оскорпе” ушел. Вчера.

 Хотя Люмин и не остановилась, ее лицо само по себе застыло, перестало излучать прежнюю смелость. Удивление скрипучим мелом нарисовалось на поднятых бровях, распахнутых и подолгу не смыкающихся светлых ресницах, и даже челюсть, расслабившись и опустившись вниз, прекратила двигаться.

 Прошла секунда. Потом еще три или около того.

 — Как это “ушел”? — лик Люмин переменился и стал более жалостным и огорченным, — Мы же… вместе хотели проработать там до конца года, Альбедо.

 Юноша поджал губы и намеренно уткнулся глазами в тротуар. Ему не хотелось бросать Люмин в “Оскорпе” вот так, без лишних слов, но и оставаться там только из-за нее Альбедо тоже не собирался. Так он бы предал самого себя.

 Перед взором мелькнуло знакомое здание — школа, усыпанная узорами бледно-желтых кирпичей. Отпустив ручку Кли, Альбедо наклонился к ней и натянул улыбку на свое лицо:

 — Вот и все. Иди, смотри не потеряйся. 

 Кли посмотрела на своего брата, затем на Люмин, и решила все-таки кивнуть, не мешая их диалогу. Быстро обняв Альбедо на прощание, она скрылась в потоке других детишек, которые уже спешили на занятия. 

 Улыбка на лице Альбедо вмиг испарилась; он выпрямился и, взглянув на собеседницу, тускло забормотал:

 — Извини… просто… этот паук и… потом Алиса… Сейчас я не в настроении. Совсем.

 В омуте небесного взгляда проскользили болезненные осколки воспоминаний. Они словно хотели задержаться подольше — подобно диким зверям, впивались когтями прямо в радужку и оставляли на ней глубокие царапины, пока сознание пыталось их оттащить. Отчасти Альбедо даже охватывала обида. В последние дни Люмин даже не смотрела в его сторону, а теперь она вновь говорила с ним, но в ее горле как будто застыл комок. Словно… она разговаривала с Альбедо через силу.

 Люмин сложила брови домиком и посмотрела в сторону дороги. Безмятежно едущие по своим делам машины, казалось, совсем не издавали звука. Мир прекратил шуметь для них двоих.

 — Ты меня тоже извини, я… просто думала, что если вы остаетесь, то все будет как прежде.

 Нет. Все уже поменялось, и… ничего не будет как прежде.

 Медленные шаги со стороны Альбедо повели двух сначала к ступенькам у входа, а затем и по коридору. Галдеж, смешавшийся со скрипом шкафов, едва ли заставлял их жмуриться или вздрагивать. Вдруг им стало без разницы на все остальное.

 — Почему не с Итэром идешь? — решил переключить тему Альбедо, наконец, подняв взгляд на чужое лицо; в его глазах медленно появлялись мелкие сколы, словно что-то разбивало лед внутри.

 — Он на скейте укатил, пока я красилась, — Люмин вздохнула, — Наверное, у себя в классе уже. Сегодня и так день серый, а его еще дома не будет после школы. Они с Кли поедут в Манхэттен, да?

 Запрокинув голову, Альбедо неуверенно посмотрел на потолок, но все же понимающе кивнул:

 — Заняться нечем?

 — Нечем.

 Альбедо остановился посреди коридора, засунув ладони в огромный карман худи. Люмин же застыла сбоку от него. В ее взгляде плескалось сочувствие. Окруженный собственными мыслями и тревожными воспоминаниями, Альбедо выглядел… одиноко. Словно от него самого после убийства Алисы ничего не осталось.

 Люмин крепко сомкнула губы и набрала побольше воздуха в легкие. Посмотрев на потускневшее лицо Альбедо, девушка тут же сдулась. Вот почему она избегала встречи с ним. Как Люмин могла трогать его в таком состоянии? Задевать за живое? А если бы она сделала ему хуже?..

 — Альбедо, — позвала Люмин; голос так тихо сошел с ее уст, что она сама не услышала, как что-то сказала, — Посмотри на меня.

 Судорожно фыркнув, Альбедо поднял взгляд. Он очертил зрачками миниатюрный нос, легко подчеркнутые веки. Застыл на губах. И посмотрел Люмин в глаза — глубокие, солнечно-янтарные. В его собственных появилось что-то отдаленно похожее на страх.

 — Ты замкнутый в последние дни, — промолвила Люмин, подойдя чуть ближе, — Я знаю, прозвучит издевательски, но… Я могу тебе чем-то помочь?

 Альбедо сцепил пальцы в крепкий замок, тотчас отведя взгляд. На мгновение его лицо выразило слепую злость, а затем снова погасло в глубокой печали.

 Нет, ты не можешь. Ты не поймаешь убийцу за меня. Тебе… тебе не понять.

 — Может быть… прогуляемся? — тихо обронил Альбедо, пока глаза его метались с лица Люмин на обвешанные объявлениями и плакатами стены, — Я… свободен сегодня. 

 Девушка задумчиво положила палец на нижнюю губу; она молча подошла к своему шкафчику и, открывая его, тягуче хмыкнула. Альбедо позволил пальцам крепко ухватиться за собственные локоны и немного потянуть их вниз, чтобы боль заставила его прийти в себя. Стыд охватил его сердце, тянущий и жгучий.

 Не злись на нее. Она пытается помочь. Просто не знает, как это сделать.

 — Если не хочешь, то… — начал Альбедо, но замолчал, как только его собеседница весьма резко повернулась к нему с учебниками в руках. 

 — Один или два? — спросила Люмин, прижав кипу поближе к своей груди. 

 — А… Что?

 — Один или два? — повторила она, заметив неловкость и удивление на чужом лице.

 Альбедо в ответ лишь вздохнул. Льдинки в его глазах как бы начали оттаивать, а на мертвенно-бледных щеках растворился теплый румянец. Люмин будто вколола в него какое-то оживляющее лекарство.

 — Ну… Один.

 Уста Люмин оттянулись в стороны, и тотчас на ее лице появилась широкая улыбка, за которой скрывались восторг и радость. Непроизвольно разлепив губы в молчании, Альбедо всматривался в чужие глаза. В них сверкало что-то иное, помимо пресловутого солнца или одуванчика до периода отцветания. Нечто сладкое… 

 Мед?

 — Прекрасно. Значит, гуляем по Бруклину! В этот раз еда с тебя, — ухмыльнулась Люмин, но вмиг похлопала ресницами, прекратив открыто ехидничать, — А… Все в порядке?

 Заметив, что щеки Альбедо приобрели более живой розовый, чем обычно, Люмин немного взволновалась. Плечи молодого человека дернулись, приподнявшись, и он тряхнул головой в разные стороны. Ладонь, которая едва не потянула затылок назад вместе с волосами, опустилась, а сам Альбедо застенчиво качнулся в сторону. 

 — Да, да… В жар просто бросает. Бруклин так Бруклин. 

 — Ловлю на слове. Буду ждать тебя у кабинета. Только не забудь учебники, как в прошлый раз, ладно?

 Не успел Альбедо начать бессмысленно оправдывать себя, как Люмин одарила его неловкой и даже в какой-то мере подбадривающей улыбкой, после чего пошла дальше по коридору. Оставалось только тяжело вздохнуть. 

 Альбедо всегда был прилежным и даже блистательным учеником, хотя и не гнался за хорошими оценками, однако из-за того, что теперь ему приходилось делить свою жизнь надвое, его успеваемость покатилась коту под хвост. Стало тяжелее учиться. Постоянные ночные потасовки заметно влияли на сон, и теперь Альбедо зачастую позволял себе дремать на уроках.

 Вытащив несколько книжек из своего шкафчика, Альбедо скользнул по ним скептическим взглядом. Его лицо скривилось до неузнаваемости, будто он съел невероятно кислый лимон.

 Что ж… Будь что будет. Мы ведь просто прогуляемся… верно?

 Правда ведь?

***

 — А потом она сказала, что я выгляжу как цыпочка из Чикаго. 

 Маленькие лампочки, обрамленные похожими на кашпо корпусами, с тихим гудением освещали дорогу под ногами. Ветер гулял лишь по низу реки, которая, казалось, даже так пыталась добраться до моста своей прохладой. Но двое не слушали ни порывов воздуха, ни гудков, которые периодически издавали машины; только половицы тихо стучали с каждым сделанным шагом.

 — Ху Тао?

 — Ага. А что, я не против, — ухмыльнулась Люмин, с гордостью расставив руки по бокам, — Хотя бы кто-то признаёт, что я на танцполе не хуже Майкла Джексона. 

 — Джексона, — тускло повторил Альбедо, скептически поведя бровью, — Серьезно?

 Потянувшись, Люмин с некой приторностью в голосе зевнула. Холод обвивал предплечья девушки, подобно вуали, но она не подавала и намека на дрожь, лишь изредка потирая бархатную кожу кончиками пальцев. 

 — Еще как.

 — По-моему, это был комплимент не в сторону твоих танцевальных способностей.

 Люмин демонстративно закатила глаза, и недовольная мина ее собеседника мигом треснула. Альбедо уткнулся ладонью в свои губы и сдержанно захихикал. Пусть слабая и вымученная, улыбка практически не сходила с его лица за весь день, который они провели вместе. С Люмин Альбедо чувствовал себя живым, настоящим; она была не такой, как все, и дело вовсе не в присущей ей яркости или дерзости.

 Ей был интересен сам Альбедо, а не кукольная оболочка. Его мысли, а не знания. Чувства. Не эмоции.

 — Извини. Но мне так нравится говорить тебе правду, — с победными нотками в голосе признался Альбедо, медленно подняв свои плечи; кажется, ему было неловко даже в шутку издеваться над девочками, — Все равно ведь многие ценят тебя за красоту.

 — Эй.

 Люмин сложила руки на своей груди, но в ее глазах сверкнула вовсе не обидчивость. Альбедо задел ее гораздо глубже, хотя она и не показывала это так явно. Он тут же ощутил себя не в своей тарелке.

 — А?.. — кратко прозвенел голос мальчишки, у которого внутри сразу же что-то болезненно сжалось, — Это было слишком грубо? Извини, я не это хотел сказать! Просто ты правда красивая, и все признают это, поэтому…

 Альбедо в одно лишь мгновение переменился; слова начали подрагивать, буквы по ощущениям подпрыгивали в горле, неловкость сковала все его тело, подобно заржавевшим цепям. Ему стало до дикости дискомфортно. Альбедо очень огорчала мысль, что он мог бы позволить себе сказать что-то такое, от чего Люмин почувствовала бы себя неприятно.

 Однако та лишь посмотрела на него с несколько секунд, отвела взгляд и вздохнула:

 — Ничего. Не ты один так думаешь, — янтарные глаза устремились к тиши мерцающих на ночном небе звезд. 

 — Нет, я не… Я не думаю так. 

 — О, правда? — с примесью сарказма и легкого раздражения спросила Люмин, — Что ж, в таком случае, спасибо тебе огромное, постараюсь запомнить, что ты ценишь меня не только за красоту.

 Девичьи локти уткнулись в спинку скамьи, как только Люмин опустилась на нее. Она хваталась за любую возможность, чтобы отвлечься от противной мысли, которая так старалась осесть на дне сознания. Альбедо неуверенно подошел поближе и сел рядом. Между его ног уместилась сумка, наполовину набитая купленными в кондитерских Бруклина сладостями. Он поднял голову и, осмотрев неполный кружок Луны, проскользил глазами по сиянию мелких крапинок.

 Они выглядели так, словно пришли прогуляться по мосту лишь ради этого раскидистого полотна, которое застелило прежний дневной свет; только потому, что захотели посмотреть на него вдвоем, в молчании. Без слов, без договоренности, ведь они не приглашали небо к себе. Это оно распласталось перед ними.

 Мир медленно погрузился в тишину. Альбедо мягким движением пальцев обвил свое левое запястье и пригладил его. Надкусанный светлый кружок безмятежно отражался в глазах, и со временем в них угасли ноты волнения и испуга.

 — Извини, — тише проговорил Альбедо, — Мне не стоило так бестактно выражаться на этот счет.

 В ответ его лишь оглушило молчание. Шорох одежды, который невольно донесся до Альбедо, заставил его почувствовать, как мурашки забили по спине моросящими дождевыми каплями.

 Люмин молча уткнулась носом в свои предплечья. Губы ее кривились, невпопад подрагивая и белея. Она не справлялась.

 Тишина обвивала двух уже минуту, но для них она растянулась на несколько. И все же, несмотря на все предоставленное время для того, чтобы собраться, у Люмин все равно застывал ком в горле. Гладкие ткани сжимались, скручивались; это не давало ей произнести даже самое простое слово. Однако Люмин вдавила плечи в свою шею, — так сильно, что стало трудно дышать, — и промямлила в ответ: 

 — Нет, ты меня, — ее ресницы часто падали и поднимались, похожие на крылья бабочек, — Больная тема в последнее время.

 Альбедо опустил взгляд на свою кисть. К едва виднеющейся за слоем кожи тусклой полосе вены приютился большой палец, словно мальчишка хотел отсчитывать пробег пульса. Будто сонливо моргнув, он спросил тем же тоном: 

 — Почему?

 Люмин крепче втиснулась в свои руки; ей хотелось провалиться в них, утонуть, как в тягучей тине болота. Рядом был только Альбедо, но он изучающе глядел в небо, точно хотел достать фонарик, чтобы подсветить звезды и проверить, настоящие ли они. Помимо него — лишь накрывающий дрожью ветер. 

 Никто на нее не смотрел. 

 Но она не была одна.

 — Я стараюсь… постоянно стараюсь и хочу, чтобы это заметили, но… почему-то все видят только мою внешность, — голос предательски дрогнул; в глазах кипели блики боли, — Иду на конференции — знакомятся и флиртуют. Участвую в конкурсах — только и делают, что смотрят на грудь или еще куда-нибудь… А я говорю умные вещи! Смотрю им в глаза и жду внятного ответа! Но на меня, — настоящую меня, — обращают внимание только взрослые. Конечно, я никогда не стану для них объектом восхищения.

 Альбедо сложил брови домиком и склонил голову, посмотрев на половицы с толикой тоски. Люмин действительно было трудно говорить об этом, он слышал по ее голосу; но ему также требовалось сохранять спокойствие, чтобы правильно подобрать ответ. Хотя Альбедо с трудом удавалось разговаривать на личные темы, он был готов стараться.

 Ты и так восхитительная.

 Не успел он собраться, как Люмин сдавленно продолжила:

 — Меня никто не воспринимает как умную или творческую... А я ведь действительно в люди пробиваюсь, знакомлюсь с профессорами, фотографии на конкурсы отправляю, — с проглоченным вдохом она прижалась открытым ртом к своей кисти; тон сошел на полушепот, раздавленный и не оставивший в себе прежнего недовольства, — Ну, ты не знаешь об этом… Я же в журналистику пробиваюсь и все такое… И все равно… комплименты делают только моему наряду или… спрашивают, как я добилась такой… фигуры…

 — Тогда почему не скажешь им об этом? — решился спросить Альбедо после недолгого молчания.

 Люмин потратила некоторое время, чтобы вытереть слезы. Согнувшиеся пальцы подчеркнули щеки, осушили показавшиеся слишком влажными уста. Приобняв себя за локти, Люмин обошла скамейку и присела рядом с Альбедо. Он повернул голову аккуратно, совсем немного, чтобы глаза могли свободно скользить от чужого лица до рук.

 — Я буду выглядеть как истеричка, — ответила девушка, уместив обе ладони на своих коленях, — Представь: вот ты говоришь, как твоей коллеге идет новый оттенок помады, а она вся такая красная и возмущается, что ее за ум надо хвалить, а губы — это так, фигня.

 По выпирающим костяшкам было видно, что руки Люмин дрожали. Альбедо жалобно поджал губы, с мягкостью пригладив чужую спину, и повернулся к ней, как если бы хотел оградить ее от ветра. 

 — Но ты ведь всегда говорила, что нужно уметь ставить себя на правильное место и показывать это другим, — мягко произнес Альбедо и, положив ладонь на голову Люмин, прижал ее к своей груди, — Ты самая умная девушка, которую я когда-либо встречал. И ты прекрасно танцуешь.

 Люмин с невинной робостью приобняла Альбедо, и только подрагивающие плечи говорили о том, как ей было трудно ровно дышать. Теплые пальцы легли на звездные локоны. Перебирая их, Альбедо думал, что касался света.

 — Научишь меня как-нибудь? 

 Люмин застыла. Ее лицо медленно поднялось, пока кончик носа не остановился совсем рядом с чужим подбородком. Казалось, что с несколько секунд она пыталась перемотать диалог в голове, понять, действительно ли вопрос прозвучал в реальности.

 — Ты… правда хочешь?

 — Конечно, — улыбнулся Альбедо. 

 — Но ты же говорил, что ты бревно. 

 — Ну а я попробую не быть бревном, — с той же нежностью промолвил юноша, — И буду стараться, чтобы танцевать так же хорошо, как и ты. Будешь моим сенсеем? 

 Нерешительно отстранившись, Люмин еще раз вытерла лицо руками. Она не очень заботилась о том, растечется ли тушь, смажутся ли легкие румяна. В этот момент для нее было важно только то, что говорит Альбедо.

 — Ох-хо, — усмехнулась Люмин, в какой-то мере ободрившись, но со стороны она все еще выглядела податливой и хрупкой, — Сенсеем? С радостью. Вот тебе первый урок. 

 Показательно выпрямившись и поднявшись на ноги, Люмин подошла к Альбедо впритык и протянула ему ладони. Он непонятливо рассмотрел пальцы, которые специально для него были лишь немного согнуты в фалангах. Взор, скользивший по каждому бледному пятнышку на пястях, походил на завороженный, восхищенный, но он был так же тепел и чист, как нагретый летом родник, от которого всегда слышно приглушенное журчание.

 Ладони Альбедо несмело легли на чужие, и он встал напротив Люмин, посмотрев ей в глаза. На лице девушки сияла улыбка, сама по себе заставлявшая чувствовать, как что-то начинало невесомо виться на плечах, кружить у рук и щекотать их.

 — Будем учиться взгляду, — уверенно заключила Люмин.

 — Взгляду?

 Кивнув, Люмин начала хихикать. Зернистое шуршание треснутых шин и гул моторов, казалось, даже не перебивали ее. Для Альбедо во всем мире звучала только она.

 Девушка слегка подняла подбородок, а грудную клетку выставила вперед, осанкой выделив изящную талию; янтарный взор был точно прикован к противоположному. В ее глазах Альбедо выглядел как только-только родившийся птенец. Совсем не понимающий, как устроен мир, какие люди окружают его. Этот взгляд был так знаком и близок Люмин, что она могла бы назвать его родным. 

 В молчании они разделили несколько секунд. 

 Альбедо влюбленно рассматривал каждую искру, которая только могла ему попасться в глубине светлой радужки; уста сами собой разъединились так, что могло показаться, словно он действительно что-то хотел сказать.

 “Ты мне нравишься”.

 Момент был молчалив, но он же истошно вопил и давился криками. Замерев в нем, став с ним единым, Альбедо подогнул большой палец и начал гладить ладонь Люмин. Он хотел признаться. Он мог признаться.

 Альбедо скривился и резко мотнул головой. В один миг затылок будто проткнули иглы; по ощущениям туда вживили колокол, и тот дрожащей трелью начал гудеть во всех позвонках, передавая до отвращения неприятную вибрацию в каждую кость. 

 “Никого нет. Если сбросить обоих, то будет выглядеть как согласованное самоубийство. В крайнем случае можно придумать версию, где он девчонку с собой и скинул.”

 “Не стой столбом.”

 Не до конца осознав, откуда именно должна была приблизиться опасность, Альбедо поднял голову. Зрачки его дрогнули, уловив движение в непроглядной мгле ночного неба.

 За стальными тросами моста, будто под проблесками дождевых полос, возвышалась громоздкая фигура. Подобно извивающемуся телу, позади нее на отяжелевшем ветру развевалась парусная ткань мантии. Силуэт, — показалось Альбедо, — парил в воздухе, но как только юноша привык к угольному мраку, он разглядел под незнакомцем какой-то предмет. Нечто похожее на доску, только от нее исходило слабое свечение.

 Половина лица скрывалась за черной маской. 

 Руки дрогнули; Альбедо быстрым движением ухватился за плечи Люмин и надавил на них:

 — Пригнись!

 Оттолкнув Люмин от себя, Альбедо почувствовал, как весь организм прошило нечто, точно молнией. От хватки чужих пальцев боль просквозила легкие. Человек слишком быстро настиг его, стиснув тело в ребрах; носки Альбедо оторвались от земли, и он посмотрел на землю округленными глазами. Крепко вцепившийся в него шок не давал даже дернуться. Один миг — и Альбедо разом ощутил, как щиколотки задели холодные поручни на пешеходной дорожке. Он вцепился в них, вдруг вернувшись в реальность.

 “Всели в него ужас, и он не сможет противиться. Заставь его подчиняться тебе.”

 Звонкий окрик смешался с шумом взвывшего воздуха, совсем похожего на метель. Подняв взгляд на незнакомца, Альбедо впился в его предплечья. Пальцы намертво сковали одежду. От неприятного давления Альбедо показалось, что он чувствовал даже чужие кости; руки у нападавшего были похожи на худые тростинки.

 В висках начало давить от страха. Все звуки растворились, исчезнув, и дыхательные пути обволок лишь удушающий вакуум.

 Чужие глаза впились в его собственные. Кружки зрачков казались непривычно светлыми, словно их что-то до бледности сдавливало и сужало; они тряслись в омуте дикой расплывшейся радужки. Белок был сер, призрачен, как стена, с которой осыпалась побелка, и каждый кусочек штукатурки, подобно остекленевшему слою кожи, с хрустом падал на пол, напоминая кости.

 “Спокойная жизнь близко.”

 Альбедо старался всеми силами держаться за перила, обвивая их то стопами, то щиколотками, но не мог прилипнуть к ним из-за толстой подошвы на обуви. И все же, ему не хватало воздуха. Скоро он должен был упасть.

 — Умри, — прошипел низкий голос Скарамуччи, отчего Альбедо в панике начал хвататься за громоздкие рукава.

 Отчаянно пытаясь забрать в себя больше кислорода, Альбедо осознал, что перестал чувствовать ноги, а трахею сдавило так сильно, будто в нее протиснулось несколько мокрых змей, и каждая их них пыталась заползти глубже, обдирая острой чешуей непроизвольно сжимающиеся стенки горла. Они впивались во внутренние органы, пускали яд в горячую кровь, оседали у желудка и оборачивали кишечник.

 На секунду Скарамучча замолчал. Отчаяние разлилось между ними двумя — они оба хватались за жизнь, боролись за нее.

 — Не мешай мне, — следом пролилась капля шепота; на мгновение змеи в грозных глазах испуганно замерли, будучи неуверенными, стоит ли им пробираться глубже в глотку Альбедо. Мальчишка, поглощенный всеобъемлющим ужасом, едва ли смог уловить этот миг.

 Удушье отступило, как только пронзающий взгляд плавно оторвался от его лица, укатившись куда-то вбок. На самом деле Скарамучча посмотрел назад, попытался завернуть зрачки себе за спину.

 Люмин уперлась двумя руками в низ планера и толкала его со всей силой, которую только имела. На удивление, машину действительно дергало, хотя с виду она была тяжелой.

 — Отпусти его!

 “Вот же надоедливая…”

 С презрением, черной гуашью нарисованной на лице, Скарамучча отшатнулся, но тут же его глаза округлились; Альбедо, опомнившись, вдавил колено в планер и подтолкнул его вверх, после чего ударом рукой отпихнул в сторону перил. В отличие от Люмин, ему на это хватило силы. Паучьей силы.

 Теперь Скарамучча нависал над прохладой пропасти Ист-Ривер. Он качнулся и начал шататься от потери равновесия — похоже, не так ловко удерживался на устройстве.

 “Не отвлекайся!”

 Спрыгнув наземь, Альбедо уперся ладонями в потертую дощечку. Люмин тут же потянула его за плечо:

 — Вставай! Нужно бежать! — ее колотило, и все же она более-менее твердо стояла на ногах.

 Альбедо дрогнул, поднял полное немого ужаса лицо к Люмин и ринулся к сумке. В ней, помимо сладостей и привычных вещей, все время оставались веб-шутеры на случай, если понадобится экстренное реагирование. Альбедо был предусмотрителен и внимателен к подобным деталям, однако… нападение на него самого выбило его из колеи.

 Кто он такой? Почему напал именно на нас? Или на меня? Кто его цель?

 Металл со скрипом лязгнул на запястье. Альбедо резко вобрал в себя груду воздуха, что звучало скорее как всхлип.

 — Что ты делаешь?! Альб…

 Имя разорвал визг, который растянулся от низа пешеходной дорожки до бездны над Ист-Ривер. Резко подняв голову, Альбедо увидел только обернувшийся на него силуэт.

 Плечи Скарамуччи трясло; он тяжело дышал, с его прикрытых маской уст хрипели вздохи. Зрачки то сужались во мраке тьмы, то бегали по всему лицу Альбедо, который уже метнулся к перилам. Он будто был одержим этим мальчишкой, настолько, что не удосужился даже посмотреть, точно ли упала Люмин в воду.

 Одной рукой взявшись за поручень, Альбедо дважды нажал на кнопку, и тонкая нить паутины тут же устремилась к падающей фигуре.

 Янтарь в глазах Люмин помутнел, на лице застыла гримаса ужаса, а волосы распушились от резкого полета и остановки в воздухе. Бездумно она ухватилась за застывшую жидкость, хотя та уже успела прилипнуть к ее талии, остановив падение. Туфля с ее ноги плюхнулась в воду.

 Поймал.

 Прикрепив паутину к основанию моста, Альбедо вновь почувствовал звон в затылке и рефлекторно отпустил перила. Что-то подсказывало ему — нужно прыгать. Но не вниз.

 Альбедо подскочил и изогнулся, сделав сальто, а Скарамучча безуспешно влетел в новый порыв ветра; в другом состоянии он бы несколько раз подумал, прежде чем нападать со спины, но сейчас его это совершенно не заботило.

 Надоело. Убить. Убить. Убить его во благо компании. Во благо меня самого. Без него все наладится.

 В прыжке Альбедо подтолкнул Скарамуччу ступнями и навис на нем, стараясь оторвать его ноги от планера. Заклепки на мантии отсоединились, и она запуталась между их телами, тоже приняв участие в сражении.

 “Нужно как-то…” — мысль с жжением в груди прервалась, когда они оба начали клониться к реке. Планер под стопами задрожал, но благодаря хорошей координации и меньшему весу у Альбедо получалось держать равновесие значительно лучше, чем у Скарамуччи. В негласной борьбе его нога соскользнула со свободного крепежа, и он сорвался вниз. Альбедо следом.

 Выпустив тихий вскрик, юноша зацепился паутиной за место рядом с Люмин и нечаянно столкнулся с ней. Глаза, по ощущениям пульсирующие от паники, провалились к толще реки. Он увидел лишь всплеск, с которым чужое тело прижалось к мутной воде и медленно погрузилось туда, а планер, по всей видимости, еще до этого со всей своей скоростью влетел в волнующуюся от ветра жидкость.

 От шока лицо Люмин все еще было вытянуто, и по липкой нити виднелось, как сильно она дрожала. Даже нервно тряслась.

 — Аль… бедо… — зажмурившись, пискнула Люмин.

 — Ш-ш-ш… Все нормально, так, давай-ка я сниму тебя…

 Альбедо говорил торопливо, словно ощущал присутствие кого-то еще; отчасти им до сих пор владела боязнь. Быстро подтянувшись к мосту, Альбедо поднял Люмин и приобнял ее. Его едва коснулась дрожь в руках, пока девушку неистово колотило, будто ее вывели нагой на мороз.

 — Ты… т-тот мститель…

 — Нет, — Альбедо подвел Люмин ближе к центру моста, пытаясь заглянуть ей в глаза, — Никакой я не мститель, я не… это вообще никак не связано, просто забудь и никому не…

 — Кто-нибудь знает? 

 Альбедо поджал губы, замолчав. Время снова остановилось, а стрелки прекратили тикать. Звуки исчезли. Люмин тяжело дышала, и Альбедо мог поклясться, что с ее губ слетали искры холодной злости. Кто еще так мог, если не звезды?

 — Навия? Кли? Они знают? Я у тебя спрашиваю! Это опасно, ты не можешь просто так скакать по городу и заниматься, чем вздумается..!

 Люмин схватилась за плечи Альбедо, намереваясь едва ли не выбить ответ из него. Она видела, как к его глазам приплыли морские стеклышки, блики горячих слез. Одна из них скатилась по щеке и сорвалась к подбородку. Он все еще держал лицо, потому что был достаточно сильным для этого.

 — Я скучаю по Алисе, — прошептал Альбедо.

 В сердце что-то болезненно засвербило, разбилось на мелкие кусочки. Только что наполнявшая грудь решимость рухнула. Люмин сделала глубокий вдох; ноздри раздулись от подступивших слез, на щеках появилась красная лужица напряжения. Ей было жаль.

 — Я знаю, — Люмин приобняла Альбедо и прижала его к себе, опустив щеку на его макушку, — Все хорошо. Я никому не расскажу. Давай закажем такси, м? Что скажешь?

 Стало до одури тепло. Альбедо зажмурился, позволив боли раствориться в объятиях, и он почувствовал облегчение.

 — Просто отдай всю боль мне, — прошептала Люмин, положив ладонь на бледный затылок, — Я все сделаю.

 ***

 Больно.

 В спину пытается протолкнуться жидкость, такая же черная, как и небеса, едва ли более теплые, чем дно пролива. Она бьется, пихается в позвоночник. Треснутые ребра разгоняют бурлящую кровь, протыкают легкие и не дают дышать.

 Нет, он совсем не может вдохнуть. Перед глазами мутнеет, и он даже не пытается вырваться из объятий глубины.

 Вода слишком мерзкая на вкус. Она течет по горлу, проникает в склизкие легкие, плещется там, а от любой попытки подать голос сдавленно бурлит; перед глазами появляются крупные и холодные пузыри.

 Скарамучча закашливается, борется, но конечности двигаться не хотят.

 “Спокойная жизнь…” — проносится в его мыслях, — “Куникудзуши… Мне больно.”

 “Так больно и спокойно.”

 “Как будто в меня залили смерть.”

 Больно. Тому мальчишке, Альбедо, было больно, когда Скарамучча набросился на него? Что он испытывал?

 “Больно…” — сипит детский голос в голове; Куникудзуши рычит, воет от ярости, — “Какой же ты бесполезный! Он обычный ребенок, как он вообще сбил тебя с ног?!”

 Скарамучча берет вдох и давится мутной водой. Перед глазами начинает плыть, руки безжизненно поднимаются к поверхности, теперь такой далекой и темной. Невольно он разделяет злость Куникудзуши, но не такую необузданную, дикую. Ист-Ривер проникает в него самого, делится своим холодом, мыслями.

 Когда Скарамучча только попал в воду, Альбедо с несколько секунд смотрел на него. Смотрел скорбно и испуганно, будто не хотел так с ним поступать.

 Милосердие. Вот что было в его глазах, не так ли?

 “Я тебя ненавижу”, — шипит Куникудзуши.

 Больно.

 Скарамучча знает, чего он хочет.

 Он хочет сделать Альбедо так же больно.