За окном, медленно кружась, падали снежинки. На самом деле замело все вокруг ещё в начале декабря, но сейчас падающие хлопья снега казались по-особенному красивыми. Они были крупными, но вместе с тем казались очень хрупкими, и их было так много, что можно было с точностью утверждать — на улице начался настоящий снегопад. Но Арсений, казалось, совершенно не замечал чуда природы. Оно и неудивительно, у него перед глазами было чудо куда более важное и невероятное, самое близкое и самое родное на всем белом свете. И это маленькое чудо сейчас замерло у него на руках, затаив дыхание, и рассматривало всю ту красоту, что создавала за окном природа.

Мужчина знал, что снегопадов в его жизни будет еще много, а вот сын подрастал прямо на глазах, менялся, приобретал новые навыки, становился смышленее. Именно поэтому Попову казалось, что гораздо важнее и, чего уж скрывать, интереснее наблюдать не за снегом, а за глазами Антошки, за его реакцией, ведь теперь Арс понятия не имел, чего именно от сына можно ожидать. И в то же время мужчина не хотел пропустить ничего важного, а оно, это самое важное, происходило частенько и вместе с тем очень внезапно. За прошедшие месяцы Арсений увидел столько чудес в исполнении собственного ребенка, что он уже сосчитать не мог. Антон сначала научился самостоятельно переворачиваться на живот, а потом сидеть. Арс слышал его первый, искренний смех и сам не мог перестать улыбаться, так сильно он согрел его душу. И ведь смеялся тогда Антоша с ерунды: после купания выпутал свои ручки из полотенца и хохотал, да так звонко, так замечательно, что нельзя было остаться к этому смеху равнодушным. Тошка вообще оказался тем ещё хохотунчиком, любая мелочь теперь могла у него вызвать смех, но особенно крохе нравилось, когда взрослые корчили рожицы. Пробудилось в Антошке и любопытство. Не так давно малыш пополз: сначала по пластунски, а потом, спустя буквально дня три, сообразил, что ползать можно и на коленках, и теперь с радостью изучал все вокруг и пытался залезть туда, куда лезть точно не стоило. Арсению пришлось преградить мальчику доступ к лестнице, очень уж сильно Тошу к ней тянуло, и повесить специальные блокираторы на нижние ящики тумбочек и шкафчиков, потому что ребеночек догадался, как их открывать, и каждый раз пытался навести в них свои порядки. В общем, много перемен произошло, и это Антону только недавно восемь месяцев исполнилось, так что сколько тех перемен ещё впереди? И сколько из них произойдут один лишь только раз и их уже невозможно будет повторить? Много, очень много, поэтому-то Арсений и боялся где-нибудь не успеть, что-нибудь упустить.

— Красиво там, да? — смотря исключительно в восторженные глаза своего маленького сыночка, негромко проговорил Арсений, а потом, не удержавшись, поцеловал это крохотное чудо в щёчку.

Антоша против ничего не имел, он вообще внимание к своей маленькой персоне, в частности все эти объятия и поцелуи то в щёчку, то в лобик, то вообще в ножку, любил и каждый раз радовал своего папу улыбкой. Между прочим, уже не такой уж и беззубой — целых два резца успели прорезаться, подарив в процессе Арсению парочку бессонных ночей и неизвестное количество убитых нервных клеток. И пусть в последние две недели с зубами было «затишье», Арс прекрасно знал, что все ещё впереди и пытался морально подготовиться.

— Ох, солнце, а ты знаешь, сколько у папы работы? И всю до конца дня нужно сделать, а мы тут с тобой стоим и в окошко смотрим, — скорее для себя, чем для ребенка сказал Арсений.

Антошка на мгновение повернул голову, заглянул Арсению в лицо, явно пытаясь понять, что же ему такое говорят, но потом снова повернулся в сторону окна и указал на него пальчиком. Арс улыбнулся, провел рукой по детской спинке и не сдвинулся с места. Работы действительно было много, нужно было закончить с проверкой журналов и учебных планов на второе полугодие, но Антон хотел смотреть в окно и это казалось мужчине более важным. Ну что ему стоит выделить ещё пару минуток, чтобы удовлетворить детскую тягу к рассматриванию всего вокруг? Тем более, Арс прекрасно понимал, что пока Антон не заснет, все равно поработать нормально ему вряд ли удастся, поскольку малышу требуется все внимание, которое ему могут предоставить. И также мужчина понимал, что в ближайший час-полтора, если не больше, его ребенок спать не захочет, потому что он не так давно проснулся, покушал и теперь был бодр и полон сил и энергии. Всё-таки, чем старше Антошка становится, тем меньше сна ему требуется.

— Ну чего ты? Надоело? — заметив, что ребенок начал крутиться во все стороны, спросил Арсений.

Снег за окном перестал волновать кроху очень быстро. А причина была до банального проста: на глаза Антошке попалась яркая, оранжевого цвета папка, которую Арс оставил на столе, вот мальчишка и переключил на нее внимание. Арсений, правда, недогадливый такой, не сообразил, что именно Тоша хотел, а потому просто отпустил мальчика на пол, думая, что тому захотелось самостоятельно ползать по кабинету, изучая его. В последние две недели у Антошки только два состояния и бывали: он либо хотел все время находиться на руках, либо, наоборот, ныл и просился на пол — приключения искать. Сейчас второй вариант явно не подходил, вот Арсений и получил в ответ на сотворенное им «вопиющее безобразие», представлявшее собой полное несоответствие желаниям ребенка, требовательный крик и забавно скорченное недовольное личико — снизу то папку было совершенно не видно, и Антона такая ситуация категорически не устраивала. Он уселся на попу, ручки в направлении взрослого протянул и закричал ещё громче, всем своим видом как бы говоря, мол, «как это вы, папенька, посмели такого замечательного мальчика так бесцеремонно на пол отпустить и зрелища в виде очень интересной оранжевой папки лишить?»

Арс, пусть и не всегда угадывал намерения и желания Тоши с первого раза, но дураком не был и понять, что на полу мальчик находиться не хотел, смог сразу же. Впрочем, там и понимать было нечего, очевидно же, что раз ребеночек сам тянет ручки в его направлении, значит хочет, чтобы его подняли.

— Ну все, все, не кричи, — снова подхватывая сына на руки, проговорил Арсений. — Вот и что тебе нужно на моем столе, а? — увидев наконец, что ребенок намеренно наклоняется в сторону этого самого стола, риторически поинтересовался Арсений.

Антошка, на счастье мужчины, кричать перестал и теперь только болтал что-то на своем детском, не очень понятном взрослому языке. Звучали издаваемые Тошей звуки то ли требовательно, то ли недовольно, Арсений до конца так и не понял.

— Давай-ка я тебе лучше игрушку дам, ага? — двигаясь в совершенно противоположном от стола направлении, сказал Арс.

Он, конечно, прекрасно понимал, что детское любопытство — вещь по своей натуре очень замечательная и обычно старался не препятствовать Антошке в изучении мира. По крайней мере до тех пор, пока это самое изучение не вредило малышу. Но вот позволять сыну хватать что-либо со своего стола Арсений не хотел, и дело было даже не в важности лежащих на нем бумаг, а в том, что Тоша непременно тащит в рот все, что его заинтересовало. А на столе лежали вещи отнюдь не безопасные для подобного занятия — вдруг схватит какой-нибудь степлер или даже банальную ручку, поранится может. Вот Арс и решил, что лучше переключить внимание мальчика на что-нибудь более безопасное, тем более игрушек мужчина носил с собой полно.

Антошку такой расклад, естественно, не устроил. Как это так можно — оставлять такую красивую папку позади и нести его в совершенно другую сторону? Он, понятное дело, снова закричал, возмущённо, но без слёз. Арсений в попытках успокоить и отвлечь, мягко провел рукой по детской щечке. Тоша моментом воспользовался и резко, очень неожиданно как для Арсения, так и для себя самого укусил мужчину за ладонь, недалеко от большого пальца, очень уж удачно именно это место оказалось рядом. Укусил и моментально затих, то ли поражаясь самому себе, то ли ожидая реакции со стороны папы. В любом случае челюсть ребенок не разжал, наоборот даже, будто пытался стиснуть их посильнее и при этом смотрел на взрослого невинными зелёными глазками. Мол, он и не виноват вовсе, оно само так получилось.

Арсений тоже опешил и даже остановился, так и не добравшись до рюкзака. Он даже предположить не мог, что его сыночек уже умеет делать ТАК! Понятное дело, что укусил его малыш скорее интуитивно, а после свои немногочисленные зубки не разжал то ли из-за растерянности, то ли просто из любопытства. Но сам факт очень сильно поражал и, чего уж там, сбивал с толку. То, что у Антошки имеется характер, причем довольно упрямый и малость вредненький, Арсений стал замечать ещё давненько, но с каждым разом убеждался в этом все больше. Чуть что идёт не так, как нравится крохе, так все: истерика, крики, слезы, а теперь ещё и вот — кусаться начал. Но ещё интереснее был тот факт, что характер этот он демонстрировал исключительно папе, а с любым другим человеком вел себя тихо-тихо, а некоторых и вовсе опасался.

— Нельзя так делать, — строже и в разы серьезнее чем до этого, произнес Арсений. Тоша то, пусть и маленький, а интонацию прекрасно понимает, да и смысл определенных слов уже улавливает, этим Арс и пользовался. — Антон, мне больно. Перестань.

И ведь даже не врал насчёт боли. Антошка и вправду вцепился в руку ощутимо, причем настолько, что Арс с трудом себя удерживал, чтобы не начать шипеть, всё-таки ощущения были не самые приятные.

Тошка же, расслышав слишком серьезный тон, уставился на папу крайне озадаченно. Ещё бы, такого он раньше не слышал, по крайней мере не в свой адрес, вот теперь и пытался понять, что происходит и как ему самому на это реагировать. Арс бы наверняка умилился этой очаровательной растерянности, которая отражалась в глазах малыша, если бы этот самый малыш все ещё не сжимал его руку в своих зубах. И даром, что тех зубов там раз-два и обчелся, все равно больно.

— Антон, я попросил тебя перестать. Нельзя меня кусать. — Для пущей убедительности Арсений даже чуть нахмурился и, о чудо, Тоша всё-таки соизволил выпустить его руку из захвата собственного рта.

Арс от облечения даже выдохнул, а потом взглянул на собственную ладонь, увидев там характерный небольшой отпечаток двух детских зубиков и покачал головой. Конечно, ничего критичного, но все равно неприятно. Но кто ж знал, что у Антона настолько сильная челюсть?

— Вот ты вроде ещё маленький совсем, а уже хулиганишь, — подметил мужчина все же доходя до рюкзака и доставая из него игрушку-грызунок. — Чего глаза такие ошарашенные? Не ожидал, что папа не только других, но и тебя ругать умеет?

Арс, посмотрев на ребенка, как-то сразу перестал обращать внимание на все ещё немного побаливающую руку и теперь с трудом сдерживал смех. Антошка выглядел настолько растерянным и оттого казался невероятно очаровательным, что пытаться быть с ним строгим Попову как-то сразу расхотелось. Ну вот как этого кроху ругать за что-то, если он чуть ли не в самую душу заглядывает, будто заколдовать своими глазенами пытается? И вид при этом у него невинный, как у ангелочка. Моментально ведь создается впечатление, что малыш вообще тут ни при чем, и кусал мужчину кто-то другой, к Антоше непричастный. А со стороны так и вовсе может казаться, что восьмимесячный мальчик едва ли понимает хоть что-то и ругать его и вовсе бессмысленно. Но последнее Арсений мог опровергнуть сразу, глазки-то у его сыночка умные, так что все он прекрасно понимает, просто его детское очарование, выдвинутое на первый план, слишком сильно, вот и кажется, что оно перекрывает собой все остальное.

— Вот тебе игрушка, ее и грызи, если уж так сильно хочется, — с тихим, но добрым смешком, который не удалось все же сдержать, сказал мужчина и вручил малышу эту самую игрушку.

Тоша на нее сразу же отвлекся, ну а ещё бы, она тоже была яркой, разноцветной, ничем не хуже оранжевой папки. Но вот вопреки ожиданиям кусать он ее не стал, а просто крутил в ручках, внимательно рассматривая. Впрочем, Арс был уверен, что это ненадолго и уже минут через пять игрушка таки отправится в рот. Ну или на пол, такой вариант тоже имеется. Но проверить собственные предположения мужчине не удалось, поскольку и его, и Антошку отвлек неожиданный стук в дверь. И если сам Арсений отнесся к нему вполне спокойно, всё-таки не привыкать, то Тоша как-то сразу прижался ближе и в сторону двери смотрел крайне настороженно. Но и любопытство никуда не делось, поэтому кроха, хоть и опасался, а взгляда не отводил, ожидая увидеть кто же это там стучал.

— Войдите, — вынуждено повысив голос, но стараясь звучать спокойно, чтобы не напугать Антошу, позволил Арсений. И, кажется, ему это даже удалось, потому что, несмотря на громкость, кроха угрозы не ощутил и продолжил прижиматься вполне доверчиво.

Дверь тут же открылась, впуская внутрь мужчину лет примерно пятидесяти. Высокий, широкоплечий, с темными, почти черными глазами и с бородой. Выглядел он и серьезным, и добродушным одновременно, а на Арсения посмотрел извиняющимся взглядом, явно ощущая неловкость из-за того, что вынужден был отвлечь. Звали мужчину Александром Петровичем, но с лёгкой подачи школьников он стал просто дядей Сашей — довольно добрым охранником, который тем не менее обязанности свои выполнял, посторонних в школу не пускал, а старшеклассников, норовящих помчаться в ближайшие дворы на перекур или в магазин и при этом перебегающих дорогу в неположенном месте, не выпускал за территорию до окончания уроков.

— Арсений Сергеевич, очень извиняюсь, что пришлось вас отвлечь, но там в холле происходит… эм… — мужчина замолчал на мгновение, задумался, явно силясь подобрать слова, — знаете, я бы не назвал это беспределом, наоборот даже, все вполне мирно, но учителя жалуются, не могут детей по классам разогнать. Особенно начальную школу, они там между собой все перепутались, попробуй теперь пойми кто из какого класса.

— Так, а почему все в холле? Только третий урок идёт, домой ещё никого не должны были отпускать, — как-то растерянно поинтересовался Арсений, пытаясь сообразить, что вообще происходит.

В школу на самом деле пришла едва ли половина от всех учеников, последний день перед каникулами всё-таки и многие родители позволили детям остаться дома. Но даже если только эта половина целиком собралась в холле, Арс мог себе представить, какой шум, гам и столпотворение там образовалось. С каждым годом учеников становилось только больше, одних только первых классов в этом году набралось три вместо двух и в каждом минимум по 25 человек. И все это напрочь ломало стереотип о том, что в частных школах классы обычно совсем не большие. Впрочем, на качестве образования многочисленность не сказывалась (и на ценах за это самое образование тоже, но это разговор другого дня), к каждому ребенку в любом случае искали индивидуальный подход и учителя объясняли тему до тех пор, пока абсолютно каждый из тех, кто этого хотел, понятное дело, не понимал ее до самого конца.

— Да там парнишка какой-то пришел, я, честно говоря, его раньше не видел, потому и пускать не хотел. Но он настоял, сказал, что к любому учителю можно подойти и все его узнают, а потом так резво внутрь заскочил, что я его и остановить не успел. Подумал ну ладно, выпускник, наверное, на днях ведь уже приходили ребята повидаться, вы и сами помнить должны. Так он вернулся минут через двадцать вместе с парочкой старшеклассников, принесли откуда-то ткань какую-то, стремянку непонятно, где взяли, краски, а потом потихоньку собрали чуть ли не всех школьников, музыку включили, развлекаются. На попытки учителей разогнать всех по классам не реагируют, на замечания тоже, не насильно же их выводить?

Арсений в какой-то момент осознал, что на лице непроизвольно появилась улыбка и избавляться от нее не хотелось. Из всех выпускников на создание всяких масштабных безобразий был способен лишь один единственный — тот, кто вопреки собственной вредности и разгильдяйству за пару лет успел запасть в душу почти всему преподавательскому составу вместе с самим Арсением. И теперь мужчине стало казаться, что охранник, который с Юрой не знаком, потому что работать у них стал только в этом учебном году, самую малость преувеличивает масштабы устроенного безобразия. Нет, Арсений почти на сто процентов был уверен, что развернутое действие и вправду масштабно, у Самойлова по-другому не бывает, но при этом едва ли оно кому-нибудь принесет вреда. Юрка, конечно, был задиристым, время от времени мог доставать младшеклассников, но подколки его всегда были безобидны, а наигравшись он и вовсе мог начать угощать малышню каким-нибудь конфетами, которые вечно таскал за собой во всех карманах. От этого парня всегда ожидали непослушания и нарушения правил, но никогда даже думать не смели, что он способен совершить какую-нибудь подлость или ещё чего похуже. Наверное, поэтому рассказ охранника и вызывал только смех и улыбку, а желания ругать не желающих слушаться школьников не было совершенно.

— Ну давайте, что ли, сходим посмотрим, что ж там творится, — по-доброму предложил Арсений и первый же и вышел из кабинета, перехватив Антошку поудобнее.

Какая-то часть мужчины справедливо опасалась, что его сынок может испугаться толпы, но и оставлять его было не с кем. К тому же надо потихоньку Антоше привыкать, что вокруг практически всегда есть люди, много людей, но при этом трогать его никто не станет, так что и бояться нечего. Особенно, когда рядом находится сам Арсений, готовый за своего ребенка в клочья разорвать всех обидчиков.

Музыку Арс услышал чуть ли не сразу, как оказался в коридоре. Оно и неудивительно, кабинет то его был на первом этаже и до холла идти было недалеко. Услышал ее и Антошка, став с интересом оглядываться по сторонам, пытаясь понять с какой стороны раздается звук. В итоге задумался настолько, что даже отправил игрушку, которую все ещё сжимал в ручке, в рот, видимо для того, чтобы стимулировала мыслительный процесс. Попов ребенку только улыбнулся, не став никак препятствовать сыну в изучении грызунка на предмет вкусовых качеств, а потом, дождавшись охранника, они вместе двинулись по коридору.

Чем ближе становились, тем громче звучала музыка, а вдобавок стали слышны ещё и голоса, крики, смех. Ничего не говорило о том, что произошло что-то серьезное или опасное. Смех был добрым, крики шутливыми, разговоры самыми обычными, такие часто можно услышать в школе. Никто не дрался, никто не дразнился, да даже не курил никто если уж на то пошло, хотя Арс наверняка знал, что старшеклассники на подобное очень даже способны. Ученики просто веселились беззаботно и искренне, так, как способны только дети, которым не нужно думать о проблемах, да и в принципе обо всем том, что можно назвать «заботами взрослых».

Только подойдя совсем близко, Арсений заметил, что музыка была вся сплошь новогодне-рождественская, веселая, заводная. И сами дети совершенно не стеснялись под нее танцевать, умудрившись даже собрать небольшой хоровод, который пусть и совершенно не подходил под ритм, но доставлял его участникам огромное удовольствие. Старшеклассники легко и непринужденно поднимали младших, сажали на плечи или просто крутили в разные стороны, даря им море позитивных эмоций, ребята класса примерно пятого-шестого перекидывались бумажными шариками на манер снежков, часть школьников — и постарше, и помладше — создали своеобразную очередь около неведомым образом прикрепленной к стене простыни. А на простыне той, изначально белой, была нарисована ёлка — большая, занявшая собой практически все пространство, но не раскрашенная, просто силуэт. Силуэт, который дети постепенно заполняли красками, говоря конкретнее — отпечатками собственных ладошек. Они подходили к непонятно откуда взявшемуся столу, на котором было множество самых разных цветов красок и кисточки, раскрашивали свои ладошки так, как им вздумается, а потом подходили к простыне, прикладывали к ней руки и любовались собственным творением. И восторг это вызывало не только у начальной школы, но и у почти уже взрослых старших классов, которые, помимо простыни, раскрашивали ещё и себя. По крайней мере Арсений отчётливо заметил группу парней, пририсовавших себе разноцветные усы и несколько девчонок с сердечками и звёздочками на щеках.

И среди всего происходящего, возвышаясь подобно какой-нибудь горе, сидел прямо на стремянке у одной из стен Юра и с самодовольной улыбкой оглядывал дело рук своих. В дранных джинсах, безразмерном свитере с оленями, с обмотанной на манер шарфа синей мишурой вокруг шеи и с красной новогодней шапочкой на голове этот парень совершенно не походил на успевшего закончить школу совершеннолетнего человека. Не знай его Арсений, он бы и вовсе сказал, что Самойлов со своим внешним видом тянет разве что класс на десятый, не больше. Шутник и дуралей, каких ещё поискать надо, но тем не менее, он сумел создать нечто невероятное и подарить школьникам неожиданный праздник, который никто не планировал. И так ли уж плоха подобного рода шалость? И шалость ли это вообще?

— Арсений Сергеевич! — не иначе как радостно воскликнула одна из преподавательниц, моментально оказавшись около него. Только сейчас Арс заметил, что чуть ли не весь преподавательский состав растерянной шеренгой стоял около одной из стен, явно не зная, что им делать. — Сделайте что-нибудь, дети совершенно не желают слушать и возвращаться в классы, — с усталым вздохом добавила женщина.

Попов ее прекрасно понимал, к концу года они все устали и наверняка большинство бы предпочли провести последний учебный день в привычной обстановке классных комнат. Но и ничего плохого в развлечении школьников мужчина тоже не видел, а потому совершенно не понял, почему все вокруг только и настаивают на том, чтобы вернуть детей в классы. Уроки сегодня все равно никто не проводит, дети по большей части предоставлены сами себе, так в чем собственно проблема?

— Ну так и пускай остаются здесь, если хотят. Не вижу ничего плохого в происходящем, — сказал Арсений, ещё раз бросив взгляд на толпу ребятни. Веселые, счастливые, так зачем их этого счастья лишать?

— Да мы тоже не видим проблемы, они ничего плохого не делают, а то, что веселятся и вовсе замечательно, — окончательно сбивая Арса с толку поспешила пояснить учительница. — Но не можем же мы их оставить без присмотра, особенно младших. А у нас отчётности недоделаны, планы не заполнены, учебные часы не откорректированы. Не в самом веселье проблема, понимаете?

Арсений кивнул, задумавшись и на автомате погладил сыночка по спинке. Тот выглядел слегка напряжённым, будучи непривыкшим ни к такой толпе, ни к шуму, но крика не поднимал, а на танцующих школьников и вовсе смотрел как-то завороженно, пусть и с опаской. Конечно, окажись Тоша здесь без папы рядом, он бы перепугался не на шутку, а так он был более-менее спокоен. Да и реакцию Арса считывал, а тот ни паники, ни страха не демонстрировал, наоборот был не против поощрить все происходящее, потому Антошка и не беспокоился.

— Александр Петрович, — неожиданно вспомнив про охранника, обратился к нему Попов, — вы сможете проследить, чтобы все вот эти развлечения, — кивком головы указывая на веселящихся школьников, сказал Арс, — не выходили за рамки дозволенного?

— Я-то могу, — растерявшись, пробормотал мужчина, — но я не педагог, чтобы такую толпу в случае чего суметь успокоить. Одно дело отловить пару-тройку человек у ворот школы и не позволить им уйти раньше времени, а другое… ну вот это все, — разведя руками закончил он.

— Так тут все очень просто, слишком много себе позволять начнут — пошлите кого-нибудь за мной, любой из учеников знает где мой кабинет, так что не заблудится. А я уже помогу, если потребуется. Плюс можете себе в помощь подключить кого-нибудь из старших классов, далеко не все они склонны курить на переменах в туалетах, бить окна и носиться по коридорам, — со смешком сказал Арсений, — есть спокойные и ответственные ребята, они в помощи не откажут. Ну так что? Проследите?

— Эм… ну ладно, если вы просите, — охранник пожал плечами, а Арс ободряюще улыбнулся ему в ответ.

Он, правда, не совсем понял, почему учителя сами не смогли прийти к такому решению и сначала пытались детей разогнать, а потом и вовсе послали за ним, но списал это на сильную загруженность в связи с концом учебного полугодия. Он ведь и сам уже не способен быстро соображать в большинстве вопросов, которые касаются работы, что уж говорить об остальных? И, судя по несколько удивлённым взглядам Арсовых коллег, они действительно и сами не поняли, почему не додумались до такого простого решения. Впрочем, это было уже и неважно, главное, что они теперь могли спокойно идти завершать дела, что, собственно, и сделали, не забыв поблагодарить то ли охранника, то ли Арсения, то ли сразу обоих.

— А вы разве не идете к себе? — удивлённо спросил Александр, заметив, что Арс уходить не спешил и вообще смотрел на толпу с улыбкой.

— Пойду, но сначала с виновником торжества пообщаюсь, — сказал Арсений, на что охранник только кивнул и не стал больше ничего спрашивать.

А Попов уже мысленно прокладывал путь до Самойлова. Расталкивать детей мужчина не хотел, поэтому рассчитывал, как бы ему аккуратненько пройти вдоль стеночки и не распугать детишек, которые его присутствия, кажется, толком и не замечали. И хорошо, что не замечали, иначе бы стали опасаться вести себя столь раскованно и открыто, а портить веселье Арсений не хотел. Иногда мужчине казалось, что статус директора невольно накладывает на него статус «злого, серьезного и сурового», хотя едва ли Арс был таким. По необходимости строгим, это да, но вот злым Попов не был никогда, отчего реакция некоторых особенно впечатлительных школьников казалась ему забавной, слишком уж явно они его сторонились.

— Что такое? Отдаешь мне игрушку? — уже начиная осторожно двигаться к своей цели и замечая, как Антоша настойчиво стал тыкать игрушкой в него, негромко спросил Арсений и протянул малышу свободную руку. Сам Тоша, правда, игрушку отдавать, оказывается, не хотел, поэтому тут же прижал ее обратно к себе, а потом в очередной раз отправил в рот, вынуждая Арса тихонько рассмеяться.

Мальчик, кажется, расслабился окончательно и не испытывал особенного ужаса перед толпой. Он теперь просто разглядывал все вокруг, изучая и запоминая по мере своих возможностей. Даже улыбался, и Арсений знал почему: музыка! Арс знал наверняка, что сыночек его к музыке очень сильно неравнодушен, причем к любой музыке. Мужчина совершено случайно для себя открыл, что его ребенок может слушать ее часами, улыбаться, смеяться и издавать множество звуков, не то пытаясь повторить слова, не то попасть в ритм. В общем, не удивительно, что у ребёночка настроение стало ещё лучше, чем было до этого.

— Самойлов, радость моя ненаглядная, — не мог не сказать Арсений, дойдя наконец до стремянки и тут же привлекая внимание Юры к себе. — Ты чего тут устроил?

— Арсений Сергеевич! — радостно заорал, иначе и не скажешь, парнишка и соскочил со стремянки сразу на пол, полностью игнорируя наличие ступенек. — Я знал, что настанет тот день, когда вы признаете, что я приношу вам только радость! — довольно добавил он и улыбка сразу сделалась такой плутовской, хитренькой. — Я, между прочим, по вам очень соскучился, — объявил этот вроде-не-ребёнок-но-все-еще-да и внезапно налетел с объятиями, вызывая шок больше у Антона, чем у самого Арса, который даже не удивился.

— Верю, — хмыкнул Попов, одной рукой обнимая Юру в ответ. — Я тоже скучал. Кто-то помнится обещал мне время от времени в гости заглядывать и что в итоге?

Говорил, впрочем, Арс без упрека или злобы. Он же не дурак, прекрасно понимает, что хватает у Самойлова забот и без того, чтобы в школу бегать. Плюс, опять же, встречи с друзьями, прогулки допоздна, наверняка какие-нибудь вечеринки. Арсений тоже когда-то был в таком возрасте и прекрасно помнит, что немногочисленное свободное время он тратил отнюдь не на посещение школы, которую закончил. Арс в ней в принципе после выпуска от силы раза три появился, да и то только потому, что Дима за компанию позвал. Так что осуждать Юру не собирался, тем более что он мало того, что в итоге пришел, так ещё и с таким размахом, что диву даешься.

— Помню, что обещал, — слегка смутившись, отозвался Юра, скромно так потупившись и немного отступив в сторону, — но знаете, как оно бывает? Один раз с заданной работой прое… эээ… то есть накосячил, в другой отложил, а потом задания одно за другим наваливались как по накатанной. Ну в общем я ниху…чего… ничего не успевал. — вовремя останавливая себя на половине не самых культурных слов, поведал Самойлов и робко улыбнулся. Арсений даже и не знал, что этого парня может хоть что-то смутить в принципе, а оно вон как.

— А я уж понадеялся, что хоть в универе избавиться сможешь от своей натуры сапожника, — покачав головой, хмыкнул Арсений, — а нет, все такой же матершинник.

— Универ только способствует развитию этой натуры, — шутливо фыркнул в ответ парнишка, — и вообще, оно само так получается. И я ни одно слово не сказал до конца, так что не считается!

И настолько ребяческим стало выражение лица у парня, что Арсений бы не удивился, если бы он вдруг решил показать язык. Вот, казалось бы, не маленький уже мальчик, а ведёт себя как ребенок ребенком. Впрочем, наверное, в этом и заключается весь Юрин шарм, чем-то же он людей цепляет, хотя и кажется с виду несколько безответственным и несерьёзным.

— Неисправимый, — подметил Арсений, снова покачав головой, но буквально в этот же момент возвращая на лицо добрую и даже снисходительную улыбку. — И ты, кстати, так и не ответил на мой вопрос. Что ты устроил?

— Я? Я устроил праздник и веселье! — с гордостью произнес парнишка. — Должна же быть в этом мире хоть какая-то радость? Все вокруг только и делают, что учатся, я решил, что нужно как-то разнообразить процесс. Ну и ещё мне, попрошу заметить совершенно несправедливо, не разрешили устроить то же самое в универе, поэтому я пришел сюда.

— То есть в универе не разрешили, а здесь ты даже спрашивать не стал и просто переполошил всех? Учителей отвлек? — лёгкий упрек всё-таки появился в голосе Арсения. Нет, Попов правда не имел ничего против развлечений, он был даже за то, чтобы дети веселились, но все же Юрке ради приличия стоило бы спросить, Арс бы не запретил.

— Ой, да ладно вам, — отмахнулся Самойлов, лучезарно улыбнулся и стянул со своей головы шапку, — я ничего плохого не сделал, да и вообще праздники на носу, будьте человеком, дайте детям немного подурачиться!

Арс хотел уже было ответить, что он и не собирался никому ничего запрещать, но Самойлов полностью сбил его с мысли своими действиями. Стянутую с головы шапку взял и быстро, но при этом аккуратно нацепил на Антона и предусмотрительно отошёл чуть в сторону, видимо опасаясь нарваться на недовольство Попова. Да вот только Арс возмущаться даже и не думал, потому что шапка та — красная с какими-то золотистыми узорами и белым помпоном на конце, — Антошу привела в настоящий восторг и вызвала у крохи чистый, искренний смех. Она была вообще-то огромной для такого малыша, полностью закрыла ему глаза, лишая обзора, но Тошку это совсем не смущало, наоборот, только веселило.

— Вот видите, даже вашему сыну я и мои идеи нравятся, а вы ругаетесь, — с наигранной обидой произнес Юра.

— Ага, ругаюсь так, что аж окна звенят, — с очевидным пусть и шуточным, но сарказмом протянул Арсений, параллельно поправляя на Антошке шапку, чтобы он хотя бы что-то мог видеть.

Выглядел этот кроха в ней смешно до безобразия, буквально потонул, но зато довольный такой, что стало очевидным — шапочку эту у Антошки теперь не отберешь. Так ещё и игрушка эта его, которую он изо рта не спешил вытаскивать, делала образ ещё более потешным.

— Тогда вам лучше не узнавать, что чтобы закрепить простынь я вбил гвозди в стену, иначе от вашей ругани окна и вовсе повылетают, — вроде бы со смехом, а на деле взглянув на Арса слегка насторожено, отозвался парень.

— Самойлов ты… — подойдя к парню вплотную и наградив его легким щелбаном, что вообще-то было совсем непедагогично, но и Юра уже вроде как не ученик, — неисправим! — невольно повторяя уже сказанное не так давно, закончил Арс. — Стены он мне дырявит, засранец.

— Да я же ради благого дела! — сказал Самойлов, потирая лоб, хотя Арс был уверен, что ему ни капли не больно. — О, кстати! Идея! Арсений Сергеевич, выбирайте, какое место на нашей импровизированной ёлке вам больше нравится. Повыше? Пониже? Вы подумайте, подумайте, пространство свободного ещё много, мы только начали его заполнять, а сам рисунок то большой! Ой, Арсений Сергеевич, а чего это он?

Юра, уже было готовый сорваться с места и начать реализацию своей идеи, которая, если честно Арса слегка напрягала одним своим существованием, потому что иди знай, что этот парень ещё придумал, вдруг замер и с нескрываемым интересом и любопытством уставился на Антошку, пытаясь сообразить, что именно малыш делает. Сам же кроха, выпустив наконец грызунок изо рта, но не переставая его сжимать в кулачке, вытянул руки вверх и будто бы стремился достать до потолка. И при этом ещё и протягивал длинный, но крайне довольный звук «уууу», который Тоше, по непонятной даже для его отца причине, нравился больше остальных, следовательно и повторял он его чаще других. Арсений прекрасно знал, что именно его сыночек делает, но с пояснениями решил чуть обождать, позволив себе рассмеяться со слегка прифигевшего, ошарашенного и полного недоумения Юриного взгляда.

И только отсмеявшись, но сохраняя улыбку, Арсений пояснил:

— Это Антон тебе демонстрирует, какой он большой. Да, Тош? Вот такой ты у меня большой, солнце.

А Антошка только и рад был на голос и фразы реагировать. Руки так и не отпустил, а как только услышал теперь уже от Арса «такой большой», то попытки вытянуться ещё выше стали более активными, да и к лепетанию добавился непередаваемый набор звуков, который кроме самого Антона никто бы и повторить не смог.

— Еб… аа… в смысле ого. Не знал, что такие маленькие дети так умеют, — обескураженно выдал Самойлов, явно пребывая в лёгком шоке, хотя, казалось бы, чему удивляться?

— Дети много чего умеют, если с ними заниматься и учить, — с улыбкой пояснил мужчина, а потом, бросив очередной взгляд на Юру, решил видимо окончательно шокировать и так шокированного парнишку: — Антоша, покажешь папе, где носик?

Мальчику эти слова были знакомы, поэтому он, совершенно не задумываясь, дотронулся своим маленьким пальчиком до носа. Не до своего, правда, а до Арсения, вызывав тем самым у мужчины очередной, очень-очень теплый и радостный смех.

— Молодец, Антоша, это действительно носик. Я, правда, изначально имел в виду твой, но это уже неважно, — проговорил Арс и поцеловал свое персональное крохотное и очаровательное чудо в щёчку.

— Обалдеть. Арсений Сергеевич, скажите честно, вы его дрессируете? — спросил Юра и тут же поймал красноречивый взгляд старшего, так и говоривший что-то вроде «ты дурак или только притворяешься?»

— Юр, это ребенок, а не собака. И все то, что он умеет — ничто иное как результат занятий, игр и простого совместного времяпрепровождения. Это называется «развитие», а не «дрессировка», будь добр не сравнивать эти два понятия.

Прозвучало чуть строже, чем Арсений планировал, и Самойлов даже стушевался, осознав, что ляпнул лишнего. Нет, Арс не осуждал, понятное дело, что восемнадцатилетний пацан едва ли что-то понимает в воспитании, развитии, да и в целом родительстве. Рановато Юре ещё познавать эту сторону жизни, он сам на данный момент как ребенок. И Попов честно не хотел с ним говорить строго, а в какой-то степени, возможно, и грубо. Это вышло совершенно случайно, но тем не менее Арсений понимал, почему. Ему, как человеку, который на протяжении многих лет был лишён самого простого — внимания со стороны родителей, не слишком понравилось, что все то время, которое он проводит с ребенком и делает все, чтобы Антоша уже сейчас чувствовал себя любимым и нужным, сравнили с дрессировкой, пусть и сказано это было не со зла, а в шутку.

— Не то я брякнул, да? Извините, — на удивление искренне попросил прощения Юра и теперь уже настала очередь Арсения удивляться.

Самойлов крайне редко просил прощения с такой искренностью, обычно все его «простите» звучали скорее как одолжение. А ещё чаще он попросту съезжал с темы. Но оно и понятно, Юра считал, что искренние извинения можно давать только когда действительно чувствуешь себя виноватым. И очевидно, что во время обучения в школе виноватым парень считал себя крайне редко и уж точно не в те моменты, когда он творил что-нибудь невообразимое или даже попросту прогуливал физру, потому что «ну Арсений Сергеевич, ну кому эта физкультура сдалась вообще?» И видимо сейчас парнишка себя виноватым почувствовал. То ли во взгляде Арсения что-то такое мелькнуло, то ли он сам понял, что сравнивать чужого ребенка с животными было так себе затеей, в любом случае вину он явно признал и даже этого короткого «извините» хватило Арсу чтобы её прочувствовать.

Впрочем, Юра все равно оставался Юрой. Долго раскаиваться он не умел, а потому, как только заметил, что Арсений расслабился и больше не смотрит на него волком, широко улыбнулся и моментально перевел тему, окончательно скрашивая неловкость:

— Так, вы меня с мысли сбили вообще-то. У меня же возникла идея! Вы выбрали место на ёлке?

Наверное, именно поэтому Самойлов притягивал к себе людей как магнит. Его умению переключаться с одних моментов на другие так быстро можно было только позавидовать. Казалось, что он именно тот человек, который живёт настоящим, здесь и сейчас и это отнюдь не плохо. Думать о будущем, равно как и не забывать прошлое — это, конечно, иногда полезно, но жить в настоящем, в одном конкретном мгновении, которое рождается буквально на глазах, нужно уметь. Жить в настоящем и при этом оставаться позитивным и улыбаться всему миру открыто и искренне, и вовсе равносильно таланту, которым Юра, безусловно обладает. Добавить к этому его врожденные харизму и обаяние и в результате получается нечто невероятное и, определенно уникальное. На памяти Арсения Самойлов единственный подобный человек, которого он встречал. Нет, встречались, конечно, в его жизни люди позитивные, были харизматичные, были обаятельные, но, чтобы все сразу и в одном человеке? Кроме Юры таких больше не было.

— Ты объясни мне сначала, зачем мне это место в принципе выбирать, а потом я уже подумаю делать мне это или не стоит, — не спешил выполнять просьбу Арсений.

Иди знай, что у этого парня на уме, заставит сейчас ещё рисовать что-нибудь, а из Арса такой же художник как из Самойлова спокойный и усидчивый ученик. Как-то не хотелось мужчине демонстрировать толпе школьников свои художественные способности, а вернее их отсутствие. Попов был уверен, что любой первоклашка рисует лучше него.

— Ну смотрите, я вот это все, — он обвел руками пространство, — организовал для кого? Правильно, для детей. Вы не смотрите на то, что тут и старшеклассников полно, я и себя взрослым не считаю, а их тем более. Так вот! У вас на руках кто? Правильно, ребенок! Вряд ли он умеет танцевать или бросаться бумажными шариками, а потому я предлагаю отпечатать его ладошку. Вы как на это смотрите? Не переживайте, краска пусть и не пальчиковая, но гипераллергенная, и с рук ее тоже смыть потом очень легко, я специально такую взял.

— Юр, — с трудом сдерживая смех, начал Арсений, — гипераллергенный тут только ты. У любого человека имеются серьезные шансы обзавестись аллергией на твою болтливость, — Арс подстебнул, но сделал это без злости, а так скорее просто по-дружески. — А краска, наверное, всё-таки гипоаллергенная? И она, насколько я знаю, недешевая. Ты зачем так потратился? Ребятам с головой бы хватило и музыки, с бумажными шариками, которые толком ничего не стоят. Колонки же вроде твои, если я не ошибаюсь? Ты их ещё в прошлом году в школу таскал.

Арс понимал желание Юры сделать какой никакой, а праздник, подарить всем веселье, развлечь. Понимал и поражался уровню подготовки и креативности, с которыми парень подошёл к своей задумке. Но также Арсений понимал, что у студентов много денег не водится и, чего уж скрывать, Попову было откровенно жалко, что парнишка деньги эти потратил не на себя, а на окружающих. Да, у Самойлова более чем обеспеченная семья, но Арс знал наверняка, что Юрка — птица гордая, у родителей деньги даже будучи школьником брал только в крайних случаях, довольствуясь в основном какой-то вечерней подработкой. Знал Арс и то, что отец с матерью Самойлова были не слишком рады такому раскладу и пытались уговорить сына не работать пока он учится, ведь они прекрасно справляются с его обеспечением. Но Юра в своем стремлении доказать собственную самостоятельность не слушал их совершенно.

— Ну да, да, гипоаллергенная, именно она, — быстро протараторил парень. — И колонки да, действительно те самые. А насчёт денег, не переживайте вы, я работаю, да и плюс стипендия, на которую я сам, если честно, не знаю, как вообще прошел. И вообще, мои финансовые вопросы вас волновать не должны, не так уж сильно я и потратился. Скажите мне лучше, мы ладошку вашего Антошки отпечатывать будем или как?

И Арсений сдался. Перестал доставать Юру насчёт финансового вопроса, все равно не переубедишь его, он всегда все делал по-своему. И сопротивляться его уговорам тоже перестал, просто кивнув в ответ и тем самым давая позволение втянуть во все происходящее своего сына. Если уж парнишка так сильно хочет воплотить свою затею, то пускай. Арс не видел в ней ничего плохого, более того, ему показался очень милым тот факт, что Самойлов позволяет Антошке приложить свою маленькую ручку, в прямом смысле этого слова, к общему веселью. И пусть Тоша в силу своего маленького возраста очень далёк от статуса «школьник», пусть он, да и сам Арсений, очень сильно выбивается из толпы учеников, но в одном Юра, безусловно прав: Антон — ребенок, точно такой же, как и все вокруг, просто чуть-чуть помладше. И если уж Самойлов так сильно захотел порадовать именно детей, то почему Арс должен ему это запрещать? И пусть Тоша не до конца поймет, что именно будет делать, пусть это все нужно скорее Юре и самому Арсению, чем малышу, но сам факт того, что где-то среди сотни ладошек детишек постарше будет та единственная и неповторимая, которая принадлежит его сыночку, очень сильно грел душу и сердце.

Раскрашивал детскую ладошку по большей части Юра, просто потому что Арсений в это время пытался не позволить Антону выхватить из рук парня кисточку, которая, понятное дело, кроху крайне сильно заинтересовала. Настолько, что он даже игрушку свою из рук выпустил и она бы упала на пол, не успей Арс ее вовремя подхватить, а после и вовсе сунуть в карман брюк, чтобы не мешала. Вообще Тоша не сопротивлялся совершенно, что Арсения очень сильно удивляло. Нет, он знал, что запачкаться малыш не боится, чего стоят только попытки мужчины накормить сына какими-нибудь пюрешками, которые каждый раз неизменно оказываются размазаны по детскому личику, рукам и одежде. Арс скорее опасался, что Антошка испугается самого Юры, поскольку он вошёл в тот возраст, когда незнакомые люди, пытающиеся с ним контактировать, вызывают страх и панику. Но Самойлов видимо был уникальным до такой степени, что даже к такому маленькому ребенку сумел найти подход. Поэтому Антон и сидел на руках у папы относительно спокойно, только наклониться пониже пытался, чтобы во всех подробностях разглядеть, что же это такое с его ладошкой делают. Ну и слюни ещё пускал, но куда уж без этого?

— Все! — довольно объявил парень, убирая кисточку в сторону, но по-прежнему осторожно придерживая Тошку за руку, чтобы он ее не потянул в рот. Все же даже гипоаллергенную краску есть не стоило. — Можете прикладывать.

Арс бережно перехватил детскую ладошку, рассматривая разнообразие нанесенных на нее красок. Даже на такой маленькой ручке Юра умудрился разгуляться и теперь она пестрила яркими оттенками красного, оранжевого, зелёного, синего, а местами даже и фиолетового. Этакий красочный хаос, который тем не менее выглядел вполне гармонично.

Мужчина подошел вплотную к простыне и только теперь обратил внимание, что многие взгляды школьников обращены на него. Взгляды очень изумленные, а в какой-то степени даже недоверчивые, такие, будто дети до последнего не могли осознать, почему директор не только не остановил их веселье, но и в некоторой степени сам к нему присоединился. Для детей, очевидно, такая непосредственность со стороны взрослого и чуть ли не самого главного человека в этой школе была сродни чуду, поверить в которое ребятам было очень и очень сложно. Они и с тем фактом, что у Арсения есть ребенок не до конца-то смирились, хотя прошло уже столько времени, а такое его поведение, которое поощряло все происходящее, и вовсе был чем-то из ряда вон выходящим.

Попов, впрочем, к подобным взглядам привык, а потому даже внимания особого на них не обратил. Он просто улыбнулся той теплой и яркой улыбкой по-настоящему счастливого человека, чуть приподнял Антошу повыше и приложил его крохотную ручку к простыне. А после отошёл, откровенно любуясь получившимся отпечатком. И подумал даже, что стоит купить небольшой холст и сделать то же самое дома. Пусть это и банально до безобразия — детские ладошки отпечатывать, но все равно имеется в этом что-то такое трепетное и родное, к тому же как память останется.

— Красота, я считаю, — объявил Юра, который стоял буквально в шаге от Арса с Антоном.

— Соглашусь, — с улыбкой отозвался Арс, — спасибо за возможность поучаствовать. Да и в целом за то, что решил детей порадовать.

Юра, как показалось Арсению, расцвел окончательно и даже приосанился гордо. Ему бы ещё павлиний хвост, для образа подошёл бы. Впрочем, гордость эта была именно что гордостью, а не гордыней. Самойлов просто был рад, что ему удалось добиться похвалы, которую он, судя по всему, очень любил.

— Так, Юра, вы тут развлекайтесь, а я пойду. У меня, во-первых, ребенок активно пытается съесть краску, во-вторых, добрая половина детей даже танцевать перестала, заметив меня, — с тихим смешком сказал Арсений, пытаясь удержать ладонь Антона, которую тот активно вырывал из его руки. — Тош, ну нет, перестань. Нельзя такое есть, мы сейчас с тобой ручки пойдем помоем, угу?

— Вы же потом у себя будете? — Арсений кивнул в ответ, а Юра продолжил: — Я тогда к вам попозже зайду, хорошо?

— Заходи, будем рады. Да, Антош?

Ребенок, конечно, ничего ответить не мог, да и вообще он был слишком занят — пытался ручку из «плена» вырвать. У него это, правда, совершенно не получалось, а оттого кроха даже злиться немножко начал и пищать недовольно. И Арсений уже знал, что лучше эту краску как можно быстрее смыть, иначе Тоша и вовсе расплачется. У него же такая трагедия произошла, такая трагедия — папа раскрашенную руку облизать не даёт.

Самойлов не соврал, и краска действительно отмылась очень легко и без лишних проблем, а всё-таки начавшуюся детскую истерику Арсений сумел очень быстро свести на нет (чему и сам крайне удивился) как только они вернулись в кабинет. Мужчина просто подсунул сыну печенье, которое очень быстро завладело всем вниманием Антошки. Правда, он его не особо ел, больше просто крошил и разбрасывал вокруг мелкие кусочки, но Арс к такому был привычный, ругать не стал и просто решил, что позже приберется.

Заранее зная, что все усилия будут тщетными, Попов попытался было вернуться к работе. Всё-таки хотелось успеть закончить до конца рабочего дня, чтобы вечером с чистой совестью поехать в деревню к родителям на все предстоящие праздники. Но, как уже было сказано, старания результата не принесли. Тоша, пусть и на первый взгляд вполне спокойно играл с врученными игрушками, печеньем, а ещё шапкой, которую Юре они так и не вернули и которую ребенок стянул с головы, время от времени начинал ползти в одному ему известном направлении. Благо полы были теплыми и чистыми, Арсений всё-таки мало того, что сам ходил в сменной обуви, так ещё и никого без этой самой сменки в свой кабинет не пускал. Пусть и не стерильную, но всё-таки чистоту в помещении, где очень много времени проводит маленький ребенок, следовало соблюдать, потому то мужчина и следил за этим. И за поползновениями Антоши тоже приходилось следить, чтобы он точно никуда не залез и не схватился за какой-нибудь провод, например, которых в кабинете было предостаточно и которые Арс при всем своем желании так и не придумал как и куда спрятать. В общем, работа продвигалась крайне медленно, но Арсений надеялся, что ему удастся все нагнать, когда его сынок устанет и ляжет спать. Но пока он не уставал…

— Ну и куда ты движешься? — понятное дело риторически спросил Арсений, наблюдая, как Тоша, оставив валяться на полу все игрушки вместе с печенькой, но упрямо таща за собой очень уж запавшую в детскую душу шапочку, куда-то ползет.

Двигался при этом кроха очень забавно: то ускорялся, то замедлялся, время от времени заваливался на бочок, но упрямо снова вставал на четвереньки и продолжал движение. При этом шапка в руке, конечно же, мешалась, но и расставаться с ней Антон был не согласен. А сам малыш от усердия пыхтел как маленький паровозик, иногда попискивал, иногда протягивал разные слоги. Похоже было на ворчание. Ну или на жалобы на тему того, какое же это тяжкое дело — ползание.

— Эй, стой, стой, стой, — быстро протараторил Арсений и подскочил с кресла, в два шага достигнув ребенка. — Антон, пожалуйста, не нужно облизывать батарею.

Ну каков кадр маленький? Как ни в чем не бывало дополз до окна, под которым батарея и находилась, сначала прислонился к ней лбом, при этом даже не пытаясь сесть, а все также стоя на коленках, а потом рот растяпил и стал пытаться эту батарею то ли укусить, то ли вообще непонятно что сделать. Укусить, ясное дело, не вышло, а вот высунуть язык и попробовать ее таки на вкус — очень даже! А Арсению теперь его оттаскивай и пытайся переключить внимание.

Попов уже было подумал, что его сынок обязательно раскапризничается, но пронесло. Оторвать Тошу от батареи оказалось на удивление просто, он даже не сопротивлялся, а, наоборот, был только рад снова оказаться на руках у взрослого.

— Ах, так это был твой хитрый план? — наигранно так удивился Арсений, рассматривая ну очень уж довольную детскую улыбку. — Ты, хитруля такой, просто на ручки хотел, да? По глазкам твоим вижу, что хотел, — не удержавшись и поцеловав этого маленького улыбашку в щёчку, добавил мужчина.

— Что ты там такого интересного увидел? Снова на снежок смотришь? — заметив вдруг, что Тошка уставился в окно, спросил Арс и сам повернул голову в том же направлении.

Снег действительно не переставал идти, да вот только смотрел Тоша явно не на него. Какой уж тут снег, когда на общем ослепительно белом фоне так ярко выделяется человек. Ещё бы он не выделялся, мало того, что даже куртку надеть не удосужился, так и таскался в одном свитере и дранных джинсах, так ещё и тащил непонятно откуда взявшийся мешок — один в один как у Деда Мороза из сказок. Впрочем, Арсения больше волновал вопрос, когда Юра вообще успел выйти из здания школы и почему выперся на улицу в таком виде.

— Нет, ну ты посмотри на него! — как-то чересчур экспрессивно воскликнул Арсений.

Что-то такое ставшее уже привычным, чисто отцовское внутри просто не могло позволить ему спокойно реагировать на как ни в чем не бывало идущего по улице в -15 полураздетого ребенка. И неважно, что ребенок тот не его, да и вообще он уже совершеннолетний.

— Так, Антошенька, чего бы нам с тобой такого придумать, чтобы ты у меня не замёрз, — задумчиво пробормотал Арсений, а потом резко вспомнил про оставленный в коляске пледик и кивнул сам себе.

Завернуть в него ничего не понимающего, но и протеста не выражающего, Антошу не составило труда. На это дело ушло всего-то полминуты, и мальчик теперь напоминал червячка, одни лишь носик, щёчки и глазки наружу выглядывали. Вернувшись к окну, Арс его открыл, будучи уверенным, что сыночка закутал хорошо и холодно ему не будет. А вот сам мужчина мороз ощутил более чем хорошо. В помещение моментально проник воздух настолько холодный, что Арсений непроизвольно весь мурашками покрылся и Тошу прижал поближе к себе. Ну это потому, что плед у ребеночка действительно был теплый и неплохо так согревал не только самого малыша, но также руку и бок самого Арса.

Юра возвращаться в школу не особенно спешил. Он вообще вел себя совсем как мальчишка: останавливался периодически и распинывал в разные стороны снег, хватал горсти свободной рукой и подбрасывал вверх, а ещё, с этого Арсений вообще выпал, пытался ловить снежинки ртом. И при этом выглядел до такого безобразия счастливым, что было заметно даже с, пусть и небольшого, но расстояния.

— Самойлов! — высунувшись в окно, прикрикнул Арсений. — Юра! Ты с ума сошел? Внутрь марш!

Услышать то Юра его услышал, да вот только выполнять требование не спешил. Наоборот, вместо того, чтобы двинутся к главному входу, этот оболтус сменил курс направления и стал двигаться к окну. И не смущал его ни снег, ни холод.

— Что непонятного в моих словах? — одарив парня красноречивым взглядом, который, впрочем, на него не подействовал, спросил мужчина. — У меня по-прежнему имеется номер твоих родителей, мне рассказать им в каком виде ты расхаживаешь по улице? Где куртка?!

— Ой, да ладно вам, Арсений Сергеевич. Я же быстро, до машины и обратно, чё мне ту куртку сначала одевать, потом опять снимать? — отмахнулся Самойлов. Ну да, едва ли на него действовала угроза звонка родителям, не маленький уже всё-таки.

— Вижу я, как ты быстро. Еле телишься, в снег забираешься чуть ли не по колено. Заболеть решил?

— Ну не ругайтесь вы так, я правда быстро. И вообще, я сегодня ваш местный Дед Мороз, меня по статусу ругать не положено, — чуть приподняв мешок, который, Арс только сейчас обратил внимание, был забит чем-то под завязку и казался довольно тяжёлым. Даже удивительно, что Юра умудрялся его тащить одной рукой. — Кстати, Антону сладкое можно? Ну там шоколадки, карамельки?

Арсений на мгновение даже замер, пытаясь переварить всю полученную информацию. Кто бы сомневался, что Юра не остановится только на развлечениях и ко всему прочему принесет и какие-то подарочки. Сладкие, судя по его вопросу. И это все, конечно, замечательно, но неужели нельзя было одеться, прежде чем за этими подарками идти?

— Нет, Юр, такое ему ещё нельзя, маленький слишком. — ответил Арс и взглянул на парня гораздо-гораздо строже. — И хватит уже стоять на морозе, зайди внутрь. Сейчас же!

— Понял, понял. Иду я, — выдал Юра, но при этом не сдвинулся с места, а улыбнулся очень шкодливо. — Только сначала я вам кое-что дам. Допустим, Антону сладкое, нельзя, но вам-то можно, так что вот!

Самойлов быстро открыл мешок и вынул оттуда прозрачный пакетик, в котором лежали небольшие шоколадные конфеты, карамельная тросточка и пряник в виде снежинки. Пакетик этот он вручил опешившему Арсу прямо через окно, что сделать было крайне легко, этаж то первый, и рассмеялся задорно и искренне.

— Говорю же, я сегодня Дед Мороз! И я ещё зайду. Сладости раздам и вернусь к вам! — отступая, видимо, чтобы ругать не продолжали, крикнул Юрка и на удивление ловко и быстро, преодолевая все сугробы, пошел-таки в сторону двери и даже мешок ему не мешал.

Арсений даже слова сказать не успел, а парень уже скрылся за поворотом. Потому мужчине только и оставалось, что покачать головой, рассеяно отложить в сторону пакетик и закрыть окно. Ну и ещё Попов позволил себе понадеяться, что вернётся Юра все же через дверь, а не к окну, с этого станется ещё что-нибудь учудить.

— Ну вот что за человек? — себе под нос пробормотал Арсений и заметил, что Антошка забавно наклонил голову чуть в сторону, будто пытался рассмотреть папу под другим углом. — Да, Тош, вредина такой этот Юрка. И непослушный до невозможности. А тебя я сейчас размотаю, солнце, вижу, что не очень удобно в пледе.

***

Снег искрился в свете фар и уличных фонарей, сиял и в какой-то степени даже слепил. Идти он так и не перестал, но снежинки стали падать с неба реже, превращая все окружение не в пугающую метель, а в красивую зимнюю сказку. Деревенька будто сошла со страниц детских книжек, а ряды аккуратных, ухоженных домиков по неведомой причине казались игрушечными, а оттого ещё более волшебными. В некоторых даже топили печи, несмотря на наличие отопления, отчего дым поднимался куда-то высоко вверх, постепенно исчезая, растворяясь в пространстве. Улицы были пустыми, но в то же время они не выглядели безжизненными, а скорее просто окутанными сонной, сказочной тишиной. А жизнь — вот она, совсем рядом, в каждом окошке, где горел свет, где виднелись огоньки гирлянд и силуэты наряженных елей и где что-то делали люди.

Было ещё совсем не поздно — всего лишь начало восьмого вечера, а потому не стоило удивляться царившему в домах оживлению. Всё-таки очень многие приезжали сюда на праздники, так как хотели провести их с родными, с семьёй, а заодно отдохнуть от городской жизни, погрузиться в атмосферу приятной размеренности и уюта.

— Ну все, приехали мы с тобой. Иди-ка к папе, космонавт ты мой маленький, — вытаскивая Антошу из автокресла с невероятной теплотой в голосе проговорил Арсений.

Тоша, закутанный в теплый комбинезон и вправду напоминал Арсу маленького такого космонавтика, настолько забавно кроха в нем выглядел. И двигался в нем Антон тоже смешно, руки до конца поднять не мог, самостоятельно сесть удавалось с большим трудом и даже головой вертеть было трудно, просто потому что очень сильно мешал капюшон. Но зато малыш не мерз, что не могло не радовать его отца.

Вообще-то всю дорогу Антошка проспал, машина на него всегда так действовала, только тронутся, а мальчик уже сладко сопит. Глазки свои открыл он только на подъезде в деревню, да вот только открыть-то открыл, а проснуться, видимо, забыл, а потому до сих пор смотрел на мир сонным взглядом и время от времени зевал.

— Внутрь сейчас с тобой пойдем, — одной рукой удерживая малыша, а второй открывая багажник, озвучил мужчина. — Там уже все-все: и бабушка с дедушкой, и Денис, и Лиза, и Максим. Только нас с тобой и ждут.

Вообще, Арс думал, что им с Антоном все же придется задержаться ещё не денёк, поскольку мужчина не был уверен, что успеет закрыть все рабочие вопросы. Но всё-таки успел, что, конечно, не могло не радовать его самого. От работы действительно уже очень сильно хотелось отдохнуть, переключиться на что-нибудь совершенно иное. То же самое стремилась сделать и семья его брата, которые всю прошлую неделю провели у родителей Лизы, а вчера вот приехали уже сюда. Арсений иногда даже завидовать начинал возможности Лизы работать удаленно и гибкому графику Дениса, который он сам себе, по сути, устанавливал, что вообще-то не удивительно, автомастерская, где он работает, — это одна из тех, которые ему же и принадлежат. Вот и выходило, что еще только 25 декабря, а брат с семьёй уже успели отдохнуть и продолжали это делать. Впрочем, Арсу было грех жаловаться, свою профессию он выбрал и действительно ее любил. А с графиком можно было и смириться.

Из багажника Арсений взял только сумку с вещами, оставив множество пакетов, в которых лежали в основном подарки. Ничего им в машине не сделается, зато никто раньше времени не увидит, все же обмениваться этими самыми подарками они все планировали в новый год.

— Вот теперь пошли. — Убедившись, что машина закрыта, Арсений двинулся ко входной двери.

Она была не заперта, чему мужчина не удивлялся, потому что привык, что в этом месте уровень доверия к соседям крайне высок. Зайти внутрь не составило труда. Зайти и сразу же ощутить тепло дома, услышать разговоры, доносившиеся откуда-то со стороны кухни, ощутить очень аппетитный аромат какой-то выпечки. И было в этом всем что-то душевное, что-то такое, что рождало поистине детскую щемящую сердце радость в сердце, казалось бы, уже давно взрослого мужчины. Будто внезапно и как-то очень неожиданно он обрёл то, чего всегда не хватало.

Арсений еще пару месяцев назад стал замечать, что в кругу семьи он стал проводить гораздо больше времени, чем это было до появления Антона. Брат с женой и сыном наведывались в гости если не каждый день, то как минимум через один, за исключением тех моментов, когда были в отъезде, в течение недели могли приехать мама или папа, по очереди, потому что оставлять хозяйство без присмотра не стоило. Да и сам Арсений перестал ощущать себя так, будто он кому-то может помешать своим присутствием, спокойно заходил в гости к Денису, а приезжая к родителям мог легко завести разговор, зная, что его обязательно поддержат. И пусть все это в некоторой степени казалось мужчине странным и очень непривычным, пусть к поддержке родителей он неосознанно относился с настороженностью, в глубине души опасаясь, что это какая-то шутка и все обязательно исчезнет, но Арсений всё-таки чувствовал, как расслабляется. Словно медленными, не очень уверенными шагами он начал закрывать тот самый гештальт из детства, существование которого никогда не отрицал и, как ему казалось, успел с ним смириться. И ведь все это благодаря крошечному человечку, который одной только улыбкой, да что там улыбкой, одним лишь своим присутствием дарил мужчине такой спектр эмоций, который Попов едва ли мог описать.

— Айсений! Ты плиехал. — Не успел Попов даже куртку снять, а на него уже налетел с объятиями Максимка, в одной руке которого был зажат уже надкусанный пирожок.

Забавно, что этот ребенок научился выговаривать букву «л», равно как и ряд других букв, но при этом форма имени Арса у него так и осталась через «й». Вообще-то у Максима время от времени даже довольно сложная для деток буква «р» в речи звучала, но как-то очень точечно, выборочно. Впрочем, Лиза с Денисом по этому поводу не переживали, главное — выговаривать их сын ее научился, значит со временем начнет во всех словах правильно произносить.

— А мы с бабушкой пиложки испекли! Я ей помогал! — довольно объявил ребенок.

— Ты большой молодец, — похвалил Арсений, параллельно пытаясь снять верхнюю одежду.

Сделать это было трудновато, учитывая тот факт, что одной рукой он удерживал сына, а на ноге буквально повис племянник. Так ещё и Тошка, кажется, пробудился окончательно и теперь активно пытался наклониться хоть в какую-нибудь из сторон, причем совершенно непонятно зачем. Благо хоть сумку Арс ещё чуть раньше опустил на пол, и она не мешала.

— Максимка, я, кажется, попросил тебя кушать за столом, а не бегать по всему дому, — на ходу бросил появившийся со стороны кухни Денис. — Привет, Арс. — заметив брата и улыбнувшись ему, добавил мужчина.

Денис подошёл чуть ближе и как-то очень ловко умудрился отцепить Максима от Арса, вот что значит, опыт у человека. Сам ребенок, правда, тут же перецепился и повис теперь на ноге своего папы, но к этому тот был уже привычен, даже не сопротивлялся. А Арсений про себя поражался, как это такому маленькому мальчишке удается так ловко цепляться за людей одной рукой, в другой-то так и был зажат пирожок.

— Максик, повторяю ещё раз, с едой — на кухню, — серьезно, но в то же время совершенно не строго, сказал Денис, — смотри, у тебя все на пол сыпется. Ты потом убирать это все будешь?

— Но я же уже смотли совсем-совсем все покушал, — объявил мальчик и тут же затолкал пирожок в рот, подобно хомячку набив щёчки и с трудом пытаясь все это прожевать. — Я пофту поигфаю, — очень неразборчиво добавил он, не скрывая хитрого взгляда, довольно быстро отошёл в сторону, а потом и вовсе побежал в другую комнату.

Денис, зная своего ребенка очень хорошо, дальше спорить не стал, только рукой махнул и смирился со всем происходящим. Ему к подобному явно не привыкать, а потому вместо ненужных возмущений, которые могли бы вызывать только лишние обиды, мужчина решил немного помочь брату и перехватил Антошку, позволяя Арсу окончательно снять куртку и повесить ее на крючок.

Уж кого-кого, а Дениса Тоша точно не боялся, слишком часто он его видел, а потому против этакой «смены дислокации» не имел ничего. Правда, хныкать все равно начал, но причина крылась во вконец доставшем бедного ребенка комбинезоне, от которого крохе хотелось поскорее избавиться.

— И чего это тут у вас за слезки?

Понятное дело, было невозможно не услышать, что Арсений с Антошей не только приехали, но и уже успели зайти в дом. Вот мама мужчины и вышла в прихожую, параллельно вытирая мокрые руки кухонным полотенцем, а после вещая его себе на плечо.

— Привет, Арсюш, — тепло сказала женщина, мимолетно поцеловав Арса в щеку, а потом переключилась на Антона: — И тебе тоже привет, солнышко. Чего это ты тут плачешь? Иди-ка к бабушке, я тебе такую красоту покажу, — говоря специально интригующим, способным легко заинтересовать малыша тоном, женщина осторожно перехватила Антошку из рук старшего сына. — Да, и капюшон этот мешающий, и шапку тоже сейчас снимем, — добавила она, заметив, что Антоша очень неловко и к тому же безуспешно пытается стянуть с головы все, что его так сильно раздражало.

Арсений даже сказать ничего не успел, а его мама уже понесла ребенка в комнату, продолжая подобно птичке ворковать над ним, что-то рассказывать и бесконечно умиляться. Причем Арс знал наверняка, что ведёт она себя так с Тошей не столько из-за возраста, сколько из-за самого факта, что он ее внук. Она и к Максимке относится точно также, как заключит в свои объятия, так дети потом не знают, как из них выбираться. И нет, оно-то, конечно, приятно — столь сильную любовь ощущать, но тому же Максиму, например, очень быстро надоедало по той простой причине, что сидеть на месте он совершенно не хотел, а бабушкины объятия вынуждали.

— А папа с Лизой где? Чего это их не видно не слышно? — с любопытством спросил Арс, про себя подмечая, что он невольно начал улыбаться, а ещё ощущал спокойствие и умиротворение.

Удивительное дело, ещё не так давно он с огромным трудом передавал Антона кому бы то ни было в руки, стремился контролировать абсолютно каждое действие, потому что очень сильно переживал. Теперь же все было несколько иначе. Нет, едва ли Арсений сможет вытерпеть долгую разлуку с сыном, едва ли решится оставить его надолго пусть даже с самыми близкими людьми, но он хотя бы научился спокойно относиться к тому, что его ребенок может находиться в соседней комнате с кем-нибудь другим, не с ним. В конце концов, мужчина точно знал, что мама прекрасно справляется с Антошкой и ничего плохого она ему сделает, да он сам совсем недалеко, в случае чего быстро доберется до малыша. Понятное дело, что вся эта уверенность пропадет стоит только попытаться выйти за порог и оставить Антона в доме без своего присутствия, но даже то, что имеется — это уже неплохо. Возможно, рано или поздно Арсению даже удастся справиться со своей паранойей окончательно.

— Они в нарды играют. А ты же знаешь, это такое дело, что их не отвлечешь, — пояснил Денис, тихонько хмыкнув, а Арс на это понимающе кивнул.

Братья с самого детства знали, что отец их нарды любит очень и очень сильно. Но играл он в них тогда крайне редко, рабочий график не позволял, да и компанию найти не всегда удавалось. Он пытался было научить играть и их, но времени постоянно не хватало. Арсений в правилах так и не разобрался, а став старше разбираться уже и не хотел, а Денису, который все же уловил суть, так ни разу и не удалось сыграть с отцом от начала и до конца. Вернее, именно на тот момент не удалось, во взрослом возрасте, конечно, играл, но восторга от процесса почему-то не испытывал. Возможно, дело было в тех так и не сыгранных в детстве играх… А вот Лиза нарды полюбила, причем настолько сильно, что сама же каждый раз и предлагала свёкру в них сыграть. При этом оторвать их действительно было невозможно, пока самим не надоест — не прекратят.

— Так, ладно. Я сумку в спальню занесу и сейчас вернусь. — Арсений уже было начал идти в нужном направлении, но остановился и снова взглянул на брата. — Кстати, конфеты Максиму могу дать?

Понять самому поужинал ли Максимка или нет было трудновато. Пирожок вроде как съел, и Арс это видел, но было неизвестно считали ли родители мальчика это за полноценный ужин. А Попову не хотелось бы перебивать аппетит мальчика сладким, тем более его брат с женой тоже не оценили бы такой подход. Вот он и решил спросить, чтобы знать наверняка.

— Как обычно ты балуешь моего ребенка, — с шутливым и очень наигранным упрёком подметил старший, но улыбка его говорила о том, что он вообще-то ни капли не против.

— А ты моего, но я же не жалуюсь, — усмехнувшись, ответил ему Арс.

— Справедлиииво, — намеренно растягивая буквы и при этом еле сдерживая смех, произнес Денис. — В целом Макс уже ужинал, так что можешь давать, раз тебе так сильно хочется.

Арсений снова кивнул и пошел-таки в комнату — сумку оставить. Задерживаться не стал, просто вынул из нее пакетик, тот самый который ему ещё днём вручил Юра и ещё две небольшие запакованные машинки, которые он добавил уже от себя, очень уж Максимка такое любил, и пошел в ту сторону, откуда слышались голоса. По дороге, правда, ещё в ванную забежал, чтобы руки с дороги вымыть.

Решение вручить угощение от Юры племяннику было принято практически сразу после того, как Самойлов вручил Арсу этот небольшой сладкий подарочек. Сам мужчина к сладкому был равнодушен. Возможно, дело в том, что Арсений ещё в детстве научился обходиться без конфет, которые в их доме появлялись не то чтобы часто, вот у него и не возникало никакой тяги к сахару. Иногда, конечно, могло неожиданно возникнуть желание съесть кусочек какой-нибудь шоколадки, но появлялось оно не так уж и часто, а карамель Арсений и вовсе не любил никогда. Даже у себя в доме Попов сладости держит скорее для забегающего в гости Максимки, чем для себя. Вот он и решил, что пусть лучше мальчишка порадуется, чем эти конфеты будут лежать где-нибудь у Арсения и в конце концов, вероятно, испортятся. Тем более изначальная цель Юры заключалась в том, чтобы порадовать именно детей, а Максим более чем подходит под эту категорию.

— О, и ты здесь?

Как только Арсений вошёл в гостиную, ему под ноги сразу же бросился пёс, который забавно фыркал и радостно вилял хвостом. Он не лаял, не рычал, но зато пытался подставить собственную голову под руку, тёрся о штаны и вообще всячески намекал, чтобы его погладили. Арс отказывать пёсику не стал, потрепал по голове, параллельно пытаясь увернуться от полных любвеобильности попыток его облизать. И про себя мужчина очень удивлялся присутствию животного здесь, ведь обычно родители были категорически против того, чтобы пускать пса в дом.

— Морозы сегодня ночью сильные, будка даже со всеми слоями утеплителя не выдержит, — явно заметив не озвученный вопрос по поводу присутствия в помещении собаки, пояснила мама Арсения. — Сначала думали к Нюрке в сарай его завести, там обогреватель, тепло, но она вредничать начала, бодаться. Не понравилось ей в общем, что ее одиночество нарушили. К курам тем более не вариант, они и так его опасаются, а если к ним в курятник попадет, то с перепугу вообще нестись перестанут, а нам оно надо? Вот и решили пустить в дом. Ой ты маленький, будь здоров, — как-то в один момент переключая все внимание обратно на Антошку, который чихнул, закончила женщина.

Арс наконец оторвался от собаки (хотя правильнее будет наоборот — собака оторвалась от него, удовлетворившись оказанным ей вниманием) и перевел взгляд на родственников. Лиза с его отцом сидели прямо на полу в центре комнаты и действительно, как и сказал Денис, увлеченно играли в нарды. Они лишь на мгновение оторвались от своего занятия, по очереди сказали «привет», а отец ещё и рукой махнул. Сам Денис, уже успевший прийти сюда, теперь сидел в кресле, с интересом наблюдая то за женой, то за расставляющим на подоконнике машинки сыном. А мама Арсения, не выпуская Тошу из рук, стояла около наряженной стоявшей около стены ёлочки. Она рассказывала малышу про цвета шариков, про то, какая ёлочка красивая, про то, что он подрастет и наряжать ее они будут уже все вместе, а не только с Максимом. Женщина позволяла внуку касаться игрушек, один из шаров Антошка даже снять умудрился и теперь с интересом крутил его в своих маленьких ручках. И мальчик выглядел таким довольным, что Арсений невольно подумал, что готов ему тысячи таких игрушек принести, только бы видеть этот искренний интерес в глазах сыночка. Такого растрёпанного из-за небрежно снятой и оставленной прямо на диване вместе с комбинезоном шапки, но зато очень увлеченного процессом изучения ёлки.

Вообще вся комната была украшена. На окнах были снежинки, неровные, вырезанные явно детской рукой Максима. Гирлянды были не только на самой ёлке, но и на стене, на тумбочке и сверху телевизора лежала мишура и даже карниз для штор был обмотан ею. Вроде бы так просто, но вместе с тем так по волшебному красиво. И Арсений, будто маленький ребенок, был готов рассматривать эту красоту часами, не отрываясь.

Они с Денисом не слишком хорошо помнили, как проходили зимние праздники в их детстве. Кажется, в рождество родители всегда работали, потому что за такие смены платили чуть больше, а новый год проходил тихо и незаметно, будто и не праздник вовсе. И нет, была у них и тогда ёлка, были украшения, даже подарки были, пусть и самые простые, совершено не дорогие. Не было другого — радости и ощущения, будто происходит что-то невероятное. Отец с матерью пытались, правда пытались изо всех сил подарить детям праздник. Они все вместе ездили к родственникам в гости, они, как и все, готовились, целый день проводили у плиты, пытались улыбаться искренне, но Арсению всегда казалось, что выходило фальшиво. Уставшие после ночных смен, да и в принципе бесконечной работы, их с Денисом родители хотели только одного — лечь спать и отдохнуть, а не праздновать, просто потому что празднуют все. И тем не менее праздновали, пытаясь подарить двум маленьким мальчикам ощущение «нормальности», ощущение того, что их семья не сильно отличается от других. Да вот только даже будучи маленькими эти мальчики замечали, что никакого удовольствия от всего происходящего их родители не получают, и невольно и себе запрещали быть счастливыми. Они уходили спать не позднее одиннадцати, так ни разу и не досидев до боя курантов, но зато позволяя лечь спать и родителям, и они никогда ничего не ждали: ни чудес, ни волшебства, ни сказки. Даже в Деда Мороза они перестали верить очень и очень рано, понимая, что в их случае эта вера глупа.

Впервые полноценно Новый Год Арсений отпраздновал, уже будучи студентом. Но отпраздновал не с родителями, а с братом, Димой, Катей и ещё парочкой человек из компании Дениса. И, конечно, это было не то же самое, что праздновать дома в кругу семьи. Да, весело, интересно, но все равно не так, как у других. И только после того, как на свет появился Максим, Денис решил создать традицию собираться в праздники всем вместе, именно с семьёй, а не с друзьями. Решил делать все по правилам, по своим негласным правилам, первым пунктом в которых стояло «быть счастливым». И таким правилам были готовы следовать все без возражений…

— Максимка, иди-ка сюда, дам тебе кое-что, — по-доброму улыбнувшись, подозвал племянника Арсений. — Держи вот, это тебе.

— Оооо, — более чем довольно протянул ребенок, принимая «дары» без малейшего стеснения. — Это вкусненькое! И машинки!

Глазены у ребятенка сразу же засияли, улыбка на лице стала шире, да и в целом он сделался очень похожим на котика, которого сыто накормили, а потому он более чем радовался своей жизни. Забавный, искренний и, слава богу, понятия не имеющий, что такое бедность, мальчишка.

— А сказать Арсению что нужно? — мягко спросил Денис и сам взглянул на брата с благодарностью, явно радуясь, что тот смог осчастливить его сына пусть и таким пустяком как конфеты и небольшие игрушки.

— Спасибо, — тут же выдал Максим и на радостях ускакал поближе к Денису, а потом забрался к нему на колени. — Папа, папа, отклой, — вручая все полученное мужчине, попросил он.

— Всегда пожалуйста, — отозвался Арс, а потом двинулся к собственному ребенку, который, увидев его, сразу же протянул ручки в его сторону, при этом не выпуская из ладони шарик.

Антошка явно повеселел, а от недавних капризов не осталось и следа. Ну ещё бы, ненавистную одёжку сняли, да и внимания уделяют столько, что льется через край. От подобного любой бы развеселился, тем более такой кроха.

— Так, а вы у меня с дороги голодные, — не спрашивая, а утверждая, сказала мама Арсения, без проблем передавая ему Антона. — Идём, у нас там пирожков полно, есть ещё пюре с котлетами. А Антошке я отварила морковку и кабачок, их только нарезать помельче осталось, но это дело двух минут.

Тоша, услышав свое имя, протянул свое излюбленное «уууу», слегка наклонив голову в сторону.

— Ага, тебе, тебе. Будешь кабачок? — со смехом спросила женщина, будто ей кто-то мог ответить.

Арсений же на маму взглянул удивлённо. Он не просил ее ничего специально готовить, думал, что просто накормит Антона каким-нибудь детским пюре из баночек, которые таскает за собой всегда и везде. Перед сном так и вовсе просто докормит смесью и спать малыш будет спокойно. Но его мама специально позаботилась, явно запомнив, что Тошка свежесваренное ест с гораздо большим аппетитом, а если оно ещё и в виде небольших кусочков, а не пюре, то ему ещё и интересно становится, потому что есть он их может сам, хватая ручками и даже ложка не нужна. И вот эта вроде бы мелочь, которая наверняка даже не потребовала больших усилий, оказалась неожиданно приятной и отдалась в душе Арсения казалось давно позабытым теплом. Оказалось, что забота о его сыне откликается в душе и сердце мужчины даже сильнее, чем забота о нем самом. Гораздо сильнее.

— Так, и вы давайте свою игру сворачивайте, — включая командный тон, обратилась к мужу и невестке. — Тоже не ели ещё. Вперёд, на кухню!

— Бабушка, а я чай хочу! Тот, как ты утлом делала, — вдруг подал голос Максимка, который уже вовсю поедал карамельную тросточку.

— С малинкой? — уточнила женщина, а Максим ей в ответ кивнул. — Сейчас сделаю тебе чаек, солнышко, — и тут же снова переключилась на «великих игроков»: — Нет, ну я с кем разговариваю? Сережа, Лиза, потом доиграете!

— Идём мы, идём, — даже не скрывая смеха, отозвалась Елизавета, поднимаясь с пола. Ее явно очень развеселил тот факт, что к ней обращаются как к дитю маленькому.

— И мы тоже идём, да сыночек? На кухне чаек пить будем, со всеми вместе, — подхватывая Максимку на руки, сказал Денис и первый же и двинулся в сторону кухни, не скрывая ни веселья в глазах, ни радости, ни счастья.

И пусть они уже слишком взрослые, чтобы поверить в сказку, пусть они знают наверняка, что волшебства не бывает. За исключением деток, конечно, у которых не было повода веру в сказки разрушать. Пусть они не могут повернуть время вспять, пусть не могут исправить то, что было когда-то. Но тем не менее, именно сейчас, именно в этот конкретный момент, когда кухня наполнилась разговорами, шутками, смехом, в момент, когда, следуя за людьми, в нее забежал радостно влияющий хвостиком пёс, в момент, когда за окном кружился снег и стоял крепкий мороз, стало казаться, что волшебство всё-таки случилось. Оно тихонько переступило через порог, затаилось в уголке так, чтобы его никто не замечал, но все ощущали и улыбались, сами не зная отчего. Подобно маленькому ребенку шалуну наблюдало за делом рук своих и согревало людские сердца, заставляя их верить… во все верить, пусть и не признаваться в этом. И будто та самая, так и не озвученная никем вслух мечта маленьких мальчишек, которые все ещё жили где-то в глубине души уже давно взрослых людей, мечта из далекого, местами позабытого детства вдруг воплотилась в реальность, тихо шепча на ухо: «лучше поздно, чем никогда…»‎