В глазах потемнело. Внутренности скрутило тугим обручем, что не продохнуть. Лёгкие сжало, как мешок, поршнем выкачав весь воздух. В уши давило, барабанные перепонки отзывались тупой, ноющей болью.

Сама Марта, казалось, сжалась до размеров мухи, прежде чем вновь открыла рот, делая глубокий вдох, и сложилась пополам, роняя одну руку на колено. Она скривилась, стоя на полусогнутых, в то время как Северус даже бровью не повел, придерживая её за локоть.

— Хорошо, что вы не позавтракали, — бесцветно сказал он, быстро выдвигаясь в сторону одной из тёмных улочек. Марта сглотнула, подавляя рвотный позыв, и поплелась следом. К аппарации было трудно привыкнуть.

Утром Лютный Переулок выглядел не менее отталкивающе, чем ночью. В воздухе густой ватой висел туман, укрывая здания от лишних глаз, словно сам факт существования этого места был оскорбителен. Фонари не горели, окна многих домов были заколочены, а здания выглядели так, будто некто взял один из нищенских районов Лондона и спрессовал в кучу — они налезали друг на друга, дорожки бессмысленно петляли то вверх, то вниз, вправо и влево; запросто можно было повернуть и наткнуться на крышу какой-то захороненной постройки.

Лютный только звался так — переулком, на деле же представлял собой раскинутую сеть лабиринтов, недоступную для непосвящённых. Мало было знать, куда зайти и что сказать — значение имело то, кто заходил и говорил. Лютный Переулок поражал количеством узких неприметных проходов и тайников. Здесь легко заблудиться и не найти обратной дороги, а если заплутает ребенок — шансы, что он вернётся домой, равны нулю. Что случалось с детьми, пропавшими в Лютном — не знал никто, да и предполагать боялся.

Маркус де Веллер привлекал к себе лишнее внимание главным образом потому, что всюду таскался с малолетней дочерью. За долгие годы своей деятельности он оброс широкими связями не только во влиятельных домах магической Британии, но и в среде воров, преступников и различного рода торгашей. О нём шептались, судачили, пускали слухи, зачастую никем не подтверждённые, но оттого не перестававшие быть правдивыми. В последние месяцы разошлась молва, что он помог возродиться Тёмному Лорду.

Но Лютный Переулок — отдельная от остального магического мира экосистема. Никто не стал бы рыть информацию на Маркуса де Веллера по замызганным кабакам и барам за исключением случаев, когда кому-то нужно было с ним связаться, передать весточку, свести вместе нужных людей. Лютный — закрытое сублимированное общество. Имена волшебников, посещавших его, не подлежали огласке. Кроме того, никто не светил лицами, чтобы не ударить по репутации.

Одна из причин, по которой Министерство не взяло деятельность Лютного в оборот — это его относительная подконтрольность. Преступность в магическом мире была, есть и будет, и иногда с крысами приходится уживаться бок-о-бок, давая им покусать себя за пальцы и пятки, чем ловить их в сточных водах канализаций. Лютный всегда был на виду, но при этом в тени. Этакое зазеркалье.

Марта спускалась по крутой лестнице, прячась под капюшоном чёрной мантии и огибая привалившихся у стен ободранных бродяг. Одна женщина, с серым лицом и скопищем борозд и морщин, большими, почти навыкате глазами проследила за ней, когда она прошла мимо. Ни одного лишнего движения, только поворот головы — кто, куда и зачем пошёл.

Шли, не сговариваясь. Северус не оборачивался, смотря в спину впереди идущей Марты. Она почти не поднимала головы, словно карта Лютного была написана у неё под ногами.

Северус безрадостно думал о неоднозначности её ситуации и о том, что Альбус Дамблдор наверняка знал гораздо больше, чем говорил:

— Маркус де Веллер был Пожирателем Смерти?

— Я полагал, что это очевидно, Северус, — Дамблдор стоял к нему спиной, поглядывая в верхнее окно башни, — учитывая все обстоятельства. Маркус выпустился в 69-м, на три года раньше Люциуса Малфоя. Вполне возможно, что уже тогда он мог быть очарован его идеями. Как ты, прости мою прямолинейность, в своё время.

— Почему же мне, — с акцентом на последнее слово, — ничего об этом неизвестно?

Голос мастера зелий источал недовольство. Директор зачастую недоговаривал о самом важном, давал увидеть лишь часть картинки и предпочитал не комментировать свои действия и решения. Подобное было обусловлено не только скрытностью характера Альбуса, но и его — Северуса — статусом двойного агента. Он просто получал указания, а Дамблдор рассчитывал на их беспрекословное выполнение. Снейп часто ломал голову, пытаясь разгадать его умыслы, но в итоге упирался в ещё одну недостающую часть уравнения. Ему оставалось лишь читать между строк.

— Не думаю, что Реддл станет посвящать тебя в свои секреты. Ты недостаточно близок к нему, — Альбус сделал шаг в сторону, заводя ладони за спину и сцепляя их в замок. — Но, — добавил он с нажимом, — судя по воспоминаниям Гарри, с Питером Петтигрю на кладбище был ещё мужчина. Том не назвал его имени. И меня не покидает одна мысль… — Альбус покачал головой и нетерпеливо вздохнул. — Поправь меня, если ищу иголку в стоге сена, но для того, чтобы поддерживать жизнь в истощённом теле, нужны выдающиеся навыки. Как Тому это удалось, если сам он был не в состоянии? А зелье, приготовленное для возрождения — весьма тёмная и древняя магия. Под силу ли оно Питеру Петтигрю в одиночку?

— Сомневаюсь, — ледяным голосом промолвил Северус. — Вы клоните к тому, что всё было организовано де Веллером?

— Я бы не удивился. Но мёртвых не допрашивают, так что этого мы не узнаем, — Альбус придержал одной рукой полы мантии, спускаясь по лестнице на ярус ниже, к своему столу.

— И что вы прикажете делать? — по наработанной годами схеме поинтересовался Северус. Он стоял в центре кабинета, сложив руки за спиной.

Альбус вместо ответа заговорил загадками, уводя разговор совсем в другое русло:

— Тебе это ничего не напоминает? История с дневником.

Снейп мрачно посмотрел на директора, что осмелился давить на незажившие раны. Эту тайну он обязался сохранять и не допустить огласки.

От Наземникуса, что в облике ведьмы следил за Поттером в «Кабаньей голове», Орден Феникса узнал об участии Марты де Веллер в Отряде Дамблдора. А после разговора с ней о дневнике отца, что она хотела достать, чтобы помочь Драко Малфою, Северус невольно провел параллель…

Раскол его школьных отношений с Лили Эванс.

В те времена Северусу жилось несладко, и она была единственной, кто хорошо к нему относился, при этом сохраняя дружбу с гриффиндорскими мародёрами.

Однажды у Чёрного озера Сириус со скуки напал на него, а Джеймс использовал заклинание Левикорпуса, подвесив его в воздухе вверх ногами. Вместе с приливающей к голове кровью пришло неприятное, чудовищно больное осознание:

Заклинание Левикорпуса было разработано им самим, и Джеймс не мог узнать его ни от кого, кроме Лили. Лили, в которую Северус был влюблён и которой передал свой учебник по зельям с личными заметками, чтобы она подтянула учёбу.

Она поделилась книгой с Джеймсом, а тот использовал против Северуса его же заклинание.

Будучи разозлённым догадкой о предательстве Лили, Северус назвал её паршивой грязнокровкой, и на этом для них всё было кончено. Боль выжигала чувства ядом. Он долго не мог её простить, хоть и сохранил в сердце.

Наученный горьким опытом, Северус полагал, что у истории Марты и Драко нет счастливого конца. Как бы она не пыталась уравнять чаши весов между ОД и юным Малфоем, одна из сторон рано или поздно перевесит.

Марта де Веллер оступится.

— Удивительная вещь любовь… — Альбус постукивал пальцами по изголовью своего стула. Заметив, что Северус так и не проронил ни слова, он поднял голову. — Не злись на меня, Северус. Я понимаю, почему ты так тепло к ней относишься, и благодарен, что могу положиться на тебя, — он вышел вперёд, присаживаясь на край стола. — Я дам разрешение на трансгрессию. Придумай, что сказать профессору Амбридж, пока вас не будет. И, позднее… Не сейчас, на Марту и так возложено слишком много проблем, — это Альбус словно сказал самому себе, — я бы попросил тебя об ещё одном одолжении…

Дверь, ведущая в «Горбин и Берк», всхлипнула, впуская их внутрь. Марта подошла к одному из окон и, поглядев по сторонам, опустила жалюзи. Северус палочкой проделал то же самое с другими.

Из дальнего помещения показалась сгорбленная фигура мужчины. Сколько Марта себя помнила, мистер Горбин всегда клонил голову, приветствуя своих достопочтенных клиентов и раболепствуя, и оттого не сомневалась, что его неровная осанка — лишь профессиональная деформация.

— Здравствуйте, мистер Горбин, — Марта положила руки в перчатках на запыленный кассовый стол. — Вам передали на хранение вещи Маркуса де Веллера, — она посмотрела на него исподлобья, и мужчина, окинув взглядом её скрытого под тенью капюшона спутника, обнажил подгнившие зубы в улыбке:

— Мортис де Веллер… — подобострастно выдохнул он, и Марта скрипнула перчатками, сжимая столешницу. — Конечно, конечно, сейчас…

Он быстро затрусил обратно. Северус поднял бровь, удивлённый таким обращением, но ничего не сказал.

Он окинул взглядом погружённое во мрак помещение, с висящими под потолком крюками и люстрами, обтянутыми паутиной. Марта же отошла в сторону, склонилась над одной из витрин, рассматривая засушенную человеческую кисть. Она выглядела обугленной, покрасневшей, с торчащими из пальцев фитилями, сделанными из волос покойника.

— Рука Славы, — негромко прокомментировал Северус. — Призвана освещать путь даже в кромешной тьме и только своему обладателю.

Марта посмотрела на отражение профессора в стекле витрины, что наблюдал за ней, и выпрямилась, ощущая странное беспокойство. Перед глазами стоял образ отца, горящего заживо.

Она сглотнула и обернулась на шорох. Мистер Горбин вышел с крупной деревянной шкатулкой, обнимая ту обеими руками, как ребенка. Она была с мягкими углами, неровной прямоугольной формы, обвитая ветвями, словно выдернутая из лона природы, с золотой изящной защёлкой-рычажком на боку.

— Превосходный антикварный ларь, — с плохо скрываемым восхищением сказал мужчина. — Мадам Габриэлла де Веллер долго отвергала моих посыльных с просьбой выкупить его из личной коллекции вашего отца, — он любовно провёл по ней ладонью и предоставил Марте возможность изучить содержимое.

Северус оставался в стороне, наблюдая, как Марта откинула крышку ларца и погрузила в него руки. Горбина дёрнуло, когда внутри что-то грохнуло, клацнуло, и он сдержался, чтобы не сжать кулаки и не обругать девчонку за такое грубое обращение с вещами, за которые он отдал немало кровных.

— Вы пытаетесь обмануть меня? — спросила Марта, подняв голову и посмотрев на мужчину. На его поджаром лице отразилось недоумение. Он бросил на сундук взгляд голубых, с лопнувшими капиллярами, глаз, и нервно усмехнулся:

— Не понимаю, о чем вы говорите, мисс…

— Здесь должна быть записная книга, — твёрдо сказала Марта. — Вы её прикарманили?

Северус прищурился, всматриваясь в лицо продавца. Тот чуть не задохнулся от возмущения, и придвинул шкатулку к себе обратно:

— Как вы смеете… — процедил он. — Я честно выплатил каждый галлеон!

Марта усмехнулась:

— Мне известно, как вы торгуете, увольте. Бабушка Габриэлла пощадила вас только из-за меня. Мы избавляемся от лишнего, поэтому согласились на вашу цену. Стоимость этих вещей… — она махнула рукой, — исчисляется парой тысяч галлеонов. Весьма щедрое пожертвование для вашей лавки.

Горбин презрительно выпятил верхнюю губу:

— Сделка уже совершена. Я вполне могу отказать вам в обслуживании, являясь полноправным владельцем этих вещей, — ядовито сказал он.

— При отце вы бы не посмели так разговаривать, — отбрила Марта.

— Прошу заметить, — мужчина нагло поднял брови, — его здесь нет. Равно как и ваших привилегий. Мои обязательства перед вами держатся на данном мадам Габриэлле слове, но выслушивать оскорбления я не намерен. Вы либо платите — либо уходите, — он опустил крышку ларца.

— Плачу? — со смешком переспросила Марта. — Вы слышали, что я сказала?

— Комиссия за посредничество… — высокомерно проговорил Горбин, не сводя с неё глаз. — Взимается с обеих сторон. Это правило.

Марта клацнула челюстями, одарив его тяжёлым взглядом:

— Да только книги, нужной мне, здесь нет. Что возвращает нас к изначальному вопросу. Где. Она? — последние слова она выдавила, опасно понизив голос.

Чёрт возьми, он за дуру меня держит?

За спиной раздался усталый вздох:

— Мистер Горбин… — подал голос Северус, и мужчина повернулся к нему. — Вы всё время находились в магазине?

— Я живу здесь, — сощурившись, неприязненно бросил тот.

— И не замечали ничего подозрительного? — Северус лёгким движением вытянул волшебную палочку, что покоилась в чехле под рукавом мантии.

Продавец надменно фыркнул:

— Вы в Лютном, мистер, — выплюнул он, отсекая дальнейшие вопросы.

— Тогда прошу меня извинить… — протянул зельевар, быстро нацелив палочку ему в лоб. — Петрификус Тоталус.

Мужчина застыл на месте с испуганным выражением лица, а затем привалился к стене и с грохотом упал на пол.

Марта раскрыла рот, чтобы спросить, какого чёрта он сделал, но Северус быстрыми шагами пересёк комнату и ещё раз занес палочку над его головой. Марта видела, как в панике бегали глаза мистера Горбина, пока профессор копался в его голове. Она не слышала, чтобы он произносил заклинание, но Северус неотрывно смотрел на мужчину на протяжении нескольких минут. Других вариантов, кроме Легилименса, не было.

Северус быстро пролистывал воспоминания Горбина. Вот тот говорит с одним из посыльных, и он движется дальше, отмахиваясь от мелькнувшей вывески «Яды и отравы Шайверетча»… Вот он видит, как Горбин, рассматривая бутылки за баром «Белой Виверны» и не глядя на собеседника рассказывает о будущей поставке… Затем он выхватывает последний кусок воспоминания — приветствие Габриэллы, когда она, придерживая подол мантии, в чёрных очках и шляпе вплывает в магазин… А Горбин замечает какое-то движение за окном и рывком задёргивает штору.

— Обливиэйт, — Северус выпрямился, стирая мужчине память о сегодняшней встрече и просьбе Габриэллы.

— Вы что-то узнали, профессор? — поинтересовалась Марта, бросая быстрый взгляд на Горбина. Она не знала, как долго ещё продлится Петрификус.

Снейп только взмахнул мантией и двинулся на выход со словами:

— Пойдёмте. Я аппарирую вас в Мунго.

— Что?! — в ужасе воскликнула Марта, оставшись стоять на месте.

Северус скривился от того, что опять нужно было всё объяснять. Он развернулся и, схватив её за рукав, потащил прочь из магазина.

— Прекратите вырываться и верещать! — недовольно сказал он, когда Марта стала дёргать рукой и ругаться себе под нос, пытаясь выведать, что же он увидел. Они остановились у одной из улочек, и Снейп резко развернул девушку к себе лицом.

— Вы знаете, где дневник?! — наседала она.

— Вы можете замолчать?!

— Вы не от…

— Молчать! — в приказном тоне велел Северус.

Марта быстро захлопнула рот и нахмурилась. Профессор, не сводя с неё недовольного взора, порывисто оправил рукав мантии. Двинулся дальше по улочке, и Марта сорвалась следом от его:

— За мной, — как по команде.

Когда она поравнялась с ним, Северус, не скрывая своего настроения, сказал:

— День прожит зря, если вы не устроите хотя бы один концерт?!

Марта раздражённо ощерила зубы, собираясь ответить, но:

— Это был риторический вопрос.

Она лишь сделала глубокий вдох и умолкла. Пытаться сейчас выпытать у профессора хоть толику информации было всё равно, что копать мёрзлую землю ложкой. БЕС-ПО-ЛЕЗ-НО. Северус ни слова по делу не скажет, пока она не угомонится. Изводить студентов молчанием — его любимый метод дрессировки. Так он прививал слизеринцам дисциплину.

Спустя несколько минут гнетущей тишины, Северус негромко поведал о том, что по счастливой случайности (или року судьбы) ему известна личность человека, укравшего дневник. Тот был сведущ в делах чёрного рынка, не упускал возможности приватизировать то, что плохо лежит, и подслушал разговор Горбина. Вору и стоило только, что ненадолго отвлечь продавца и забрать любую вещицу из сундука — вряд ли он до конца осознавал ценность хотя бы одной из них, а потому не особенно выбирал. Чтобы пропажи не заметили, взял самое неприметное, наложив на Горбина Конфундус.

— Странно, что он не использовал Обливиэйт, — заметила Марта.

— Нервничал, не стал рисковать. Опытный волшебник заметит, если Обливиэйт будет наложен неправильно. Проще не попадаться на глаза такой параноидальной личности, как Горбин, и сделать всё быстро, — отозвался Северус.

Марта кивнула, отметив, что в этом есть логика. Северус искоса поглядел на неё и поинтересовался:

— Скажите мне, будь ваш отец жив, как бы он отреагировал на пропажу?

Вопрос — морозом по коже.

— Вас интересует, способен ли мой отец на убийство? — невесело усмехнулась Марта.

— Вы это сказали. Я спросил только о реакции.

Она непроизвольно дёрнула губой. Капкан в голове захлопнулся.

Боже, сама сходу предположила худший расклад…

А могло быть иначе? За пятнадцать лет жизни с отцом Марта отлично усвоила одно — он умел отделять чувства от действий. Если есть «надо», для него не существовало «не могу». Он просто делал.

Делал с ней.

Ведь она была тем самым «надо».

Но способен ли он на убийство… человека?

Марта мрачно смотрела на неровные швы брусчатки под ногами. Не могла выдавить из себя ни «да», ни «нет». Сомневалась. И ответила честно:

— Не знаю, профессор. Но на маму он никогда не поднимал руку. Даже после… В общем, нет.

— Он ежедневно подвергал вашу жизнь опасности, если вы вдруг забыли, — холодно напомнил Северус. — В любом случае, не берусь в это лезть. Когда дело касается семьи, не всегда можно найти простые ответы. Любовь может как вытянуть из безумия, так и толкнуть в него.

Марта провела в задумчивом молчании всю дорогу.

Любовь.

Любил ли её отец? А она его?

Она точно не жалела, что он умер. Испытывала вину, но не жалела. Создатель погиб от рук своего творения, чтобы даровать ему свободу.

Марта ни за что бы не вернулась в этот ад.

Но её состояние погранично, так уж устроен мозг. На каждый кнут она умудрялась подобрать пряник. Отец причинял ей боль бесчисленное количество раз, она же хваталась за крупицы, чтобы найти нечто хорошее в нём. Чтобы углядеть любовь, которой училась сама.

Мать была холодна с ней, в то время как он мало-помалу компенсировал это, несмотря на все зверства. Флоренция же даже не притрагивалась к ней.

Не притрагивалась…

Марта стала копаться в воспоминаниях. Отец чаще всего предпочитал атаковать её со спины, пока она, трусливо дрожа, утыкалась невидящим взором в книжные стеллажи напротив. Было ли это его снисхождением?

Было ли это его снисхождением к самому себе, чтобы не видеть, как её лицо искажается от боли? Пытался ли он тем самым защитить себя от душевных страданий?

И как скоро в итоге растратил всю человечность?

Господи.

Это похоже на безумие.

Безумие, если она все ещё читает в поступках отца то, чего нет.

У неё до жути неправильная, болезненная привязанность к тому, кто сделал её жизнь невыносимой. К тому, кто придумал пытку похуже Круциатуса…

Марта восторженно охнула.

— Отец! У нас будет домовик?

Маркус прошёл к столу и отодвинул стул:

— Лишним не будет. У меня прибавилось работы.

— Ну и замечательно! — Марта села на колени перед вислоухим домовиком. — Ты всё равно плохо готовишь.

За спиной раздался смешок.

— Рад познакомиться с вами, юная хозяйка, — эльф заламывал свои щупленькие ручки. На нём была серая роба — ничего примечательного. Примечательны были его большие голубые глаза.

— Я тоже весьма рада знакомству, маленький друг! — промолвила Марта манерно, подобно леди, склонив голову в почтительном поклоне.

Эльф заскулил, уши его поникли:

— О, мисс… — плаксиво протянул он. — Я низкое, низкое существо! Вы не можете так прибеднять себя, называя меня своим другом. Я этого недостоин!

Марта удивлённо хлопнула глазами, раскрыв рот. Вместо неё ответил отец:

— Если моя дочь так решила, ты обязан её слушать, а не раздавать советы.

Марта чуть не подавилась воздухом — так глубоко вздохнула. Она резко вскочила на ноги и обернулась:

— Это мой личный эльф? — а внутри всё замерло в трепетном ожидании.

Маркус, сложив руки в замок, смотрел на эльфа — не на дочь. Под его взглядом тот тут же вытянулся по струнке.

— Он будет сопровождать тебя на прогулках, — проговорил Маркус. — Можешь общаться с ним в свободные часы, но не отвлекай его от работы. Это его первостепенная задача…

— Поняла, — Марта быстро кивнула, сдерживая внутренний порыв запрыгать на месте от радости. — Я не побеспокою его, честно-честно!

— Хорошо. Теперь, — Маркус повёл подбородком вверх, обращаясь к эльфу, — можешь подать нам ужин…

— Папа! — он прервал свою речь. Замолкла и Марта, сама удивлённая таким обращением. С десяти лет, после первого Круциатуса, она звала его исключительно отец. Прошло уже два года.

— Спасибо! — прозвучало на выдохе.

Маркус медленно и задумчиво кивнул. Марта же опустила глаза, но быстро встрепенулась, резво отодвигая стул рядом и присаживаясь.

— Знаешь, у миссис Малфой дома много эльфов! — затараторила она. — Они мне, конечно, не показываются, но Драко сказал, что…

— Драко? — Маркус улыбнулся уголками губ.

— Э… Мистер… Э… То есть… Юный мистер Малфой, — Марта принялась нервно перебирать подол платья, что прикрывал колени.

— Ты ведь не рассказываешь ему ничего лишнего?

— Нет! — поспешно воскликнула она, повернув голову так быстро, что короткие кудряшки хлестнули по щекам. — Конечно, нет.

— Люциус — мой старый друг, но ты должна понимать, что он человек очень строгих взглядов, — Маркус чуть склонил голову.

— Я ему не нравлюсь, потому что мама была маглой, — эти слова Марта произнесла, вперив взгляд в стол. — Ты бы хотел, чтобы вместо неё у тебя была другая женщина? Если бы я не родилась?

— Не хотел бы, — ни на секунду не задумавшись, ответил Маркус.

Марта посмотрела на него. Её сердце пропустило удар, чтобы затем…

— То, что ты есть у меня — дар судьбы, — подкупающе заглядывая дочери в глаза, заговорил Маркус. Протянул к ней руки, обхватывая её ладонь своими. — Ты осваиваешь магию без палочки, кто ещё на такое способен?

Мир прекратил движение.

Она хотела услышать совсем не это.

Марта вдруг ощутила себя оболочкой, начинённой органами. Пустым сосудом, вместилищем для чужих амбиций, где её «Я» — всего лишь фон.

Она тихо, стараясь держаться, прерывисто задышала через нос, ощущая, как спазм начинает сдавливать лёгкие. Чувство обиды разрасталось в ней пузырями, травило, затапливало изнутри, грозя вылиться в истерику. С долгой ненавистной икотой.

Глаза подло защипало, но Марта заставила себя кротко улыбнуться, когда ответила:

— Только самые сильные волшебники.

Поедая свой ужин, несомненно приготовленный гораздо более умело, чем привычная стряпня отца, Марта всё же не смогла оценить его по достоинству. Просто ела, чтобы уважить чужой труд — Вэкс с беспокойством поглядывал на её тарелку.

Ничего. Это ничего.

Теперь у неё есть Вэкс.

Он станет её первым настоящим другом, с которым она сможет говорить обо всём на свете, пока язык не отсохнет! Они здорово проведут время вместе.

Она больше не будет одна.

Всё ещё может быть хорошо.

— Отец, Вэкс свободен сегодня вечером?

— У тебя уроки, — смотря в тарелку, невозмутимо ответил Маркус.

— А после? Перед сном мы с Вэксом можем почитать? Я вспомнила одну сказку, — Марта приосанилась, повернув голову в сторону отца.

— Не слишком ли ты взрослая для сказок?

— Мы будем читать «Мохнатое сердце чародея»*, — ровно ответила Марта.

Маркус так и замер с вилкой в руке, с кусочком стейка в вишнёвом соусе. Марта сильно закусила зубами кончик языка, держа губы плотно сомкнутыми. Смотрела прямо на его профиль, на то, как отец медленно промокает губы салфеткой.

— Любопытный выбор, — многозначительно произнёс он. — Взрослой девочке взрослые сказки.

Маркус коротко взмахнул ладонью, чтобы эльф прибрал со стола.

— Желаю приятного чтения, дочь.

И только теперь он посмотрел на неё. Но Марта отвела глаза, поблагодарила за ужин и, задвинув за собой стул, тихо ушла.

*Сказка Барда Бидля о колдуне, что извлёк из себя сердце, чтобы никогда не испытывать чувство любви; в повседневном языке магов есть устоявшееся выражение «у него мохнатое сердце» — так говорят о холодном, бесчувственном человеке.

Они аппарировали в самый центр Лондона и смешались с толпой. Больница Святого Мунго со стороны выглядела не так многообещающе, как изнутри. Она являла собой заброшенный, ветхий универмаг «Чист и Лозоход Лимитед», на двери которого висела вывеска «Закрыто на ремонт». Для того, чтобы попасть внутрь, нужно было пройти через стекло, перед этим назвав цель своего визита манекену в витрине.

Северус остановился в приёмном отделении у самых дверей, отвергнув предложение привет-ведьмы о помощи. Он коротко сказал ей, что разберётся со всем сам, и тактично молчал, игнорируя то, насколько крепко Марта вцепилась в его предплечье.

Молча, с чувством опустошения и неприятной ностальгии, она смотрела на многочисленные плакаты, висящие на стенах. Особенно въедалась в память выгравированная на своде у лестницы надпись: «Sublata causa, tollitur morbus» (лат. Если устранить причину, пройдёт и болезнь). Она мозолила глаза насмешкой.

Марта заставила себя разжать пальцы:

— Прошу прощения, — севшим голосом сказала она, тут же прокашлявшись, — я не люблю это место.

— Охотно верю, — спокойно ответил Северус, осматриваясь по сторонам. Уходить не спешил.

Марта не понимала, почему он сразу не оставил её на попечение привет-ведьмы. Почему неторопливо вёл её по многочисленным коридорам и лестницам, пока они не добрались до нужного этажа. Почему проследовал за ней в палату. Не думал же он, что она попытается сбежать?

Пообещав забрать её, как только представится такая возможность, Северус ненадолго задержался у порога. В палате было только одно спальное место. Подчёркнуто особенный случай.

Он внимательно посмотрел на Марту, что прошла к больничной койке и смиренно села у изножья. Подтянула к себе колени, опустив на них подбородок, и… Замерла. Остановила внутренний таймер. В комнате уже находилась целительница — просматривала её историю. Марта даже не повернула головы.

— Вам не идет, — что-то в её виде заставило Северуса сказать это.

— О чём вы? — глухо спросила Марта, смотря в пол.

— Имя. Оно вам не идет.

Под левым ребром от его слов закрошилось. Марта подняла глаза, чтобы…

Нет… Я не стану из-за этого плакать…

На лице Северуса — такая непривычная для него тёплая улыбка. Она настолько чужда ему, что кажется неестественной, натянутой, особенно в сочетании с грубой складкой между бровей. Он уже долгие годы носит угрюмость, как визитную карточку.

Но чувства Марты не могут лгать. Это искренне. Она видит.

Это почти по-отечески.

Она быстро заморгала, пряча лицо. А Северус и не ждал от неё ответных слов. Он ушёл, оставив её наедине с мыслями.

А Марта думала лишь о двух вещах: о том, откуда Северусу было известно, где искать Наземникуса Флетчера, укравшего дневник, и о том, что ничего ненавидела в своей жизни так сильно, как навязанное отцом имя, которым он представлял её в Лютном Переулке.

Для всех там она была исключительно Мортис де Веллер. Это прозвище — как ещё одно выжженное на теле клеймо. Отец дал ей его в награду за режущее заклятие, призванное убивать.

Mortis на латыни означало «Смерть».

Смерть для врагов.

Но эта метка была грёбаным режущим только в собственное горло.

***

— Он собирается уходить или нет? — напряжённо шептала Дафна. Блейз сонно улыбался, уткнувшись в её волосы, размётанные по подушке.

— Будешь так ёрзать, точно никуда не пойдешь, — он сгрёб Дафну в охапку, прижал к своей оголённой груди под одеялом.

Она перестала нервно ворочаться и покраснела. Блейз, не стесняясь, спал с ней в одних трусах, и Дафна была уверена, что он не шутит. Чувствовала ягодицами упирающийся в неё…

— Боже мой, прекрати! — она стыдливо зарылась лицом в подушку под тихий хохот Блейза. Дафна проснулась раньше него и всё пыталась выждать момент, чтобы улизнуть, но Драко как назло бродил по спальне.

Недавно у пары появилась привычка ночевать вместе. Женская спальня защищалась чарами основателей, и в неё вход парням был запрещён. Кроме того, Блейз — джентльмен, и не стал бы смущать соседок девушки своим присутствием. Поэтому в ночи Дафна приходила сама.

Блейз перегнулся через неё, аккуратно поддев плотный слизерински зелёный балдахин, чтобы подсмотреть, где там Драко.

— Вы бы хоть заглушку повесили, — с усмешкой сказал тот, падая на свою кровать. Надо быть совсем глухим, чтобы их не услышать.

— Упс, — Блейз переглянулся с Дафной, что со вздохом зарылась глубже в одеяло.

— Я же просила тебя! — раздражённо сказала она.

— Моя голова на тот момент была занята другими вещами, — засмеялся Блейз, слушая её недовольное ворчание. Дафна подхватила одеяло и перелезла через парня.

— М, так мы продолжаем? — игриво осведомился он, подхватывая девушку за талию, но та шлёпнула его по руке:

— Обойдёшься, — шикнула она. Дафна выбралась из постели с другой стороны, чтобы не пересекаться с Драко. Его кровать стояла у дальней стены, Блейза — посередине, Тео — ближе к двери.

— Доброе утро, Дафна, — бросил Драко вдогонку подруге, что точно привидение улепётывала из мужской спальни, с головой накрывшись одеялом.

— Пока, Драко! — недовольно отозвалась Дафна.

Блейз взмахнул руками, смотря на это ребячество:

— Да ты же в пижаме, Даф!

Дверь за ней закрылась.

Блейз со вздохом откинул балдахин, представая перед Драко в одних трусах с характерным утренним стояком.

— Салазаровы панталоны, прикройся, — поморщился тот, бросая другу полотенце, с которым вернулся из ванной.

Дверь вновь распахнулась, и Драко перевёл взгляд на Пэнси. Та с выражением непомерной скуки на лице, не здороваясь, прошла к кровати Блейза и резко распахнула балдахин у изножья.

— Чёрт возьми, Пэнс! — воскликнул Блейз, прикрываясь полотенцем. Она закатила глаза, бросая ему сложенное одеяло.

— Боже, в первый раз что ли? Дай лифчик, — Пэнси протянула руку, и пока Блейз рыскал руками по кровати, пытаясь нашарить оставленный Дафной бюстгальтер, взглянула на Драко.

— С лёгким паром, — слегка улыбнулась она.

Драко только едва заметно кивнул. Пэнси быстро отвела глаза, подхватила за лямку чёрный кружевной лиф подруги и пошла на выход.

Полог на соседней кровати отодвинулся, и показалась кудрявая голова Тео:

— Бля, вы можете потише пиздеть… — сонно проворчал он, потирая глаза.

— Доброе утро, Тео, — поздоровалась Пэнси, хватаясь за ручку двери. Тот моргнул, уставившись на её чёрные туфли на высоком каблуке, и скользнул выше — по стройным ногам и короткой юбке.

— Э… — заторможенно протянул он и поднял глаза, успевая заметить только притягательные пухлые красные губы, прежде чем дверь захлопнулась.

— Привет… — в итоге сказал Тео, смотря на то место, где только что стояла Пэнси. Он провёл рукой по лицу, с досадой чертыхнувшись, и со вздохом завалился обратно на постель.

Драко не придал этому значения. Лёжа наблюдая за тем, как одевался Блейз, он положил руку под голову:

— И давно?

— Ты хочешь забронировать свободные дни? — с усмешкой поинтересовался друг, запрыгивая в штаны. Драко хмыкнул.

Блейз бёдрами упёрся в рабочий стол и сложил руки на груди:

— С неделю, наверное, — он пожал плечом. — Правда, без секса.

Драко приподнялся на локтях:

— Чего? Хочешь сказать, вы не трахаетесь?

Блейз красноречиво поднял правую руку и покачал пальцами. То ли намёк на самовольную дрочку, то ли намёк на петтинг. Уточнять Драко не стал, в принципе, похуй. Одно понятно — отношения Блейза и Дафны быстро развивались.

— И это называется не «трахаетесь», а «занимаетесь любовью», — поправил Блейз, соединяя указательный палец с большим.

— Прошу прощения, — сыронизировал Драко, с ухмылкой падая обратно на кровать. Он подхватил лежащий рядом учебник по зельям.

— Не передо мной тебе извиняться надо, а перед дамой, которой ты так ляпнешь.

— Непременно, Блейз, — Драко вскинул брови. — Как появится, так сразу.

Он скрыл лицо за книгой, где хранил сложенный листок переписки с Мартой. Свободного места там не было, но при желании всегда можно написать поверх. Однако — пусто.

— Ты просто не понимаешь, друг, — Блейз зевнул, и Драко поднял глаза. — Ради такой девушки, как Дафна, можно и потерпеть. Я вот думаю пригласить её в Италию на каникулы…

— Всё так серьёзно? — прозвучало несколько удивлённо.

— Бля, да завалите вы там, я пытаюсь поспать! — раздался приглушённый голос Тео, который уже выл в подушку.

— Как дела с Пэнс, Тео? — вдруг спросил Блейз, прислушавшись. Тео подозрительно замолчал. Шорох, и его голова снова показалась из-за балдахина:

— В смысле? — недоверчиво спросил он.

— В коромысле, — отбил Блейз, бросая в него полотенцем Драко. — Вставай, спящая красавица!

Тео увернулся, и скомканное полотенце со шлепком ударилось о стену.

— Ты серьёзно кинул в меня полотенцем, которым натирал свои причиндалы?! — возмутился он.

— И причиндалы Малфоя, — довольно хмыкнул Блейз.

Тео поморщился:

— Гейство.

— Сам будешь стирать, — невозмутимо сказал Драко, обращаясь к Блейзу. Друг подмигнул.

— Как вы заебали… — Тео выбрался из кровати и сел. — Спасибо, что не трахаетесь хоть. Никакого личного пространства.

— А Гринграсс-то отпустят к тебе? — поинтересовался Драко, забив на слова Тео.

Блейз двинулся по направлению к шкафу, чтобы одеться. В отличие от того же Малфоя, он не особо бережливо относился к вещам, оставляя их то тут, то там. Нотт так вообще, засыпая, запросто мог скинуть одежду на пол. И только у Драко всё было развешено и разложено с предельной внимательностью.

— Вряд ли. Ты же в курсе, как у них заведено.

Драко помолчал, понимая, что Блейз говорил о фиктивных браках. В чистокровных семьях это почти традиция, а Гринграссы были особо честолюбивы. Именно поэтому мать нередко, но деликатно интересовалась у него, как складывается его общение с Асторией. Он не сомневался, что в будущем ему непременно предложат в невесты её кандидатуру, но сам не задумывался о женитьбе.

— Для Гринграссов у меня слишком подмочена репутация, — усмехнулся Блейз, откапывая из полки водолазку. — Мама Дафны точно рада не будет. Но всегда можно соврать, а там посмотрим. Нам же всего по шестнадцать, — он натянул кофту и с улыбкой сказал. — На худой конец выкраду.

— Амбициозные планы, — похвалил Драко. Он захлопнул учебник и, приподнявшись, вернул его на комод.

— Мне же вообще пофигу, Малфой, — Блейз развёл руками. — Вся эта королевская чета, не в обиду, друг, со своими правилами… — он поморщился, — не ко мне.

Мать Блейза была известна как «чёрная вдова», похоронившая семеро мужей, от каждого из которых ей перепало немало наследства, сколотившего их состояние. Она плевать хотела на общественное мнение, многое позволяла самому Блейзу, отчего и тот вырос с ощущением, что ему всё можно. Миссис Забини было всё равно, на ком сын женится и женится ли вообще. Блейзу был предоставлен выбор решать самому, как жить и что делать.

Драко даже несколько завидовал его свободе, но не заговаривал об этом вслух. Однако поднятая тема заставляла несколько задуматься о перспективах уготовленного ему будущего.

Хотя… Блейз прав, какие, нахуй, размышления, им ведь реально по шестнадцать. Вопрос только, через сколько лет ему скажут вести под венец новоиспеченную невесту. Через три, пять или больше? Но кто, блять, так далеко загадывает?

— Про де Веллер что-нибудь слышно? — поинтересовался Блейз.

— С чего ты взял, что я могу быть в курсе? — Драко поднялся, тоже начав собираться.

— Вы вроде неплохо общаетесь, — невинно заметил тот, про себя ухмыляясь.

— На что-то намекаешь? У меня нет желания угадывать. Если есть, что сказать, говори, — спокойным голосом отозвался Драко, искоса глянув на друга и снимая с вешалки свежую чёрную рубашку.

— Дафна беспокоится, — только и сказал Блейз, ничем не выдав своих мыслей. — Говорит, что её жуть, как выбесила Амбридж. Места себе не находит.

Драко задумчиво кивнул, проходясь по пуговицам. Он чувствовал себя точно так же.

Это произошло в четверг утром, на сдвоенной паре по ЗОТИ с Гриффиндором. Марта не явилась на завтрак, но для неё это была норма.

Драко удивился, когда часть гриффиндорцев, как сговорившись, начали бледнеть, обливаться потом и исходить рвотой. Он с отвращением поморщился, заявив, что мог бы пересмотреть своё отношение к некоторым из них, потому что очевидно, что от вони Уизли скоро перемрёт весь факультет.

Шокированная Амбридж не могла понять, что происходит. Все, как один, издевались, заявляя, что у них приступ «амбриджита», и довели её до истерики. Она рвала и метала, пытаясь выведать у гриффиндорцев, что за хрень они приняли, но в итоге отпустила с пятёрку человек в больничное крыло и взбешённая продолжила вести пару.

Прошла первая половина урока, и на перемене к Драко с Блейзом подсела Дафна:

— Вы Марту не видели сегодня?

— Не пробовала идти на запах перегара? — улыбнулся Забини, и она легонько стукнула его по плечу:

— Не смешно, Блейз.

— Не смешно, — поддакнул он. — Правда редко бывает смешной.

— Забини, у тебя мотор в заднице? — осведомился Драко, когда тот затрясся от смеха.

— Да помолчите вы оба, — вздохнула Дафна, и парни посмотрели на неё. Она многозначительно сказала. — Марта никогда не пропускала пары, тем более ЗОТИ. А с утра я её не застала, кровать была застелена. Но все вещи на месте.

Драко повертел в руке перо.

Если бы что-то произошло, декан бы ему сообщил, как старосте. Стало быть, это не важно. Может, Марта просто приболела и отлеживается в больничном крыле? Как в прошлый раз?

Просто чтобы убедиться и знать, что отвечать преподавателям, он на второй половине урока написал ей по пергаменту. Уместил строчку между другими и несколько раз обвёл запись в кружок, чтобы точно увидела. Она ведь носит его с собой?

— Живая?

Блять, а как ещё? Это уже наша фишка.

Драко хмыкнул своим мыслям, но когда Дафна, не выдержав, подняла руку и спросила у Амбридж, где Марта, ужаснулся.

Амбридж расплылась в ядовитой улыбке, продолжая яростно выводить палочкой слова на доске.

— О, не беспокойтесь. Мисс де Веллер надо подлечить голову, она отдыхает в Мунго…

Тогда Поттер метнул взгляд в сторону Грейнджер, что даже перестала записывать лекцию и отняла глаза от пергамента.

В классе стало невообразимо тихо: ни единого скрипа пера. Студенты изумлённо переглядывались. Никто не мог поверить, в том числе и слизеринцы, что Амбридж так бестактно, в очерняющем свете, высказалась про их однокурсницу.

Дафна медленно опустила руку, не зная, как реагировать на это неожиданное заявление. Сам Драко тоже пребывал в замешательстве. Вкупе с тем, в каких состояниях он видел Марту, слова Амбридж звучали, как ёбаный приговор.

Салазар, теперь он правда надеялся, что она жива. Без шуток.

А что с их планом по приготовлению зелья? Чёрт возьми, он снова в этом шатком положении? Или это всё часть плана, в который его не посвятили?

Блять, стоило вытрясти из неё все, а не слушать вот эти «всё сделаю сама».

А ещё не пялиться на неё, как на восьмое чудо света, после случая в совятне. Охуенно, Малфой. Вот где она теперь? С чудесами иного рода, среди ёбнутых психов.

Чтобы не загоняться, в субботу Драко согласился пойти вместе с друзьями в Хогсмид. Дафна планировала выбрать подарок и закупиться в «Трёх Метлах», но теперь переживала, не понимая, стоит ли вообще организовывать вечеринку, и если да, то когда.

Она подхватила под руку Пэнси, что до последнего отбивалась от прогулки по магазинам, и потащила её в женский бутик.

— Если не прекратишь, клянусь, я тебя вырублю! — гневно заявила Паркинсон.

— Пэнс… — умоляюще обратилась к ней подруга. Угрозы Дафну не пугали — она догадывалась, что просто не будет.

— Я! Остаюсь! Снаружи! Какая же ты идиотка, поверить не могу!

— Пэнс… — наседала Дафна, застыв у порога магазина. Она устало посмотрела на парней, что скучающе стояли неподалёку, привыкшие к подобному общению.

— Мне нужно твое мнение там, — пыталась задобрить подругу Дафна, — ты лучше…

— Моё мнение — пусть катится к черту! Ты Амбридж слышала, нет?

Дафна вздохнула, схватила Пэнси за рукав дублёнки и насилу потянула, пытаясь затащить её в магазин.

— Боже! — прорычала та, отпираясь. — Я бы лучше в замке осталась, у меня гора письменных работ от Снейпа! А ты знаешь, как я их ненавижу!

— Зато я тебя люблю! — пыхтя от усилий, сказала Дафна.

— Твою мать! — выругалась Пэнси, под её натиском всё же переступая порог магазина. — Это запрещённый прием!

Дверь за ними хлопнула.

Парни медленно побрели следом, но Гринграсс снова показалась на пороге и со словами «Это только для девочек», оставила их дожидаться на улице.

Драко с Блейзом двинулись дальше. Малфой замедлил шаг у витрины лавки «Писарро», посмотрев на принадлежности для письма. Внимание привлёк ежедневник, отделанный белой, с перламутровым отливом, чешуёй.

— Это, походу, драконья, — присмотрелся Блейз. — По-моему, в том году Диггори с ним дрался.

— Шведский короткокрылый, — вспомнил Драко и подошёл ближе. Он скользнул взглядом между полками, заглядывая внутрь помещения.

— Стильненько, — хмыкнул Блейз. — Если не знать, как эту чешую добывают. Хотя в линьке, как и в дрочке, нет ничего противоестественного. Суть одна — обновление, — при этих словах Драко поморщился. Блейз мог опошлить всё, что угодно.

— Хочешь зайти? — поинтересовался он.

— Теперь уже нет, — отозвался Малфой, и, сунув руки в карманы брюк, с распахнутым чёрным пальто ушёл вперед.

— Что естественно, то небезобразно! — кинул ему вдогонку Блейз, смеясь.

***

Боже, как же сложно…

Марта выбралась из постели и пошла в сторону выхода, едва переставляя ноги. Лежать больше не было сил.

Ей даже не давали почитать, запретили лишнюю нагрузку, накачав убойной порцией зелья. Делать нечего. Оставалось только пялиться в стены, сплошь покрытые жёлтой краской. Не кислотно яркой, что резала глаза и срывала крышу, а мягкой лимонной. Все здесь были убеждены, что визуальное восприятие благоприятно влияло на восстановление. Успокаивало.

Стены всё равно раздражали. Хоть язык и не поворачивался выплюнуть какое-нибудь ругательство, они всё равно раздражали.

Но недовольство звучало каким-то поблекшим голосом, где-то глубоко внутри, и мелко-мелко грызло, почти не доставляя дискомфорта. Марта думала об этом отстранённо, просто озвучивала про себя, как факт:

Меня это раздражает. 

Будто и не её чувство совсем, простое словосочетание, лишённое экспрессивной окраски.

Всё, о чём она думала сейчас, было похоже на перебирание бисера. Тихую, рутинную, спокойную работу. Вялое перекатывание мыслей — одна за другой, одна за другой.

Одна за другой…

На пороге больничной палаты её окликнули.

— Я хочу пройтись, Альберта, — просто ответила Марта, даже не посмотрев на целительницу.

— Понимаю, понимаю, — энергично кивая и расплываясь в материнской ласковой улыбке, сказала та вдогонку.

Марту было трудно заставить соблюдать постельный режим, а во время диагностики она всегда просила сперва погрузить её в сон.

Лишь бы не слушать голоса целителей, лишь бы не наблюдать над собой карту полушарий мозга, лишь бы не впадать в уныние, лишь бы не знать прогнозов.

Каждый день Марте выписывали лошадиные дозы зелий, чтобы ускорить восстановление, но после них она практически ничего не соображала. Её пугало это состояние — отчуждённости тела от мозга. И ей не хотелось превращать свою жизнь в бесконечную вереницу лимонных халатов и зелий, чтобы просто вымолить у судьбы лишний год или два.

Когда слабость была настолько сильной, что она едва могла шевелить рукой, Марта всё равно просила приносить ей хотя бы дурацкие медицинские буклеты. Без разницы, что читать, лишь бы делать что-то.

Лишь бы чувствовать себя живой.

Она стала насилу подниматься с кровати, только бы занять себя. Только бы не растерять свою личность, похороненную в мутных глубинах разума.

Марта начала слоняться по больнице Святого Мунго, считая кусочки мозаики на окнах, напольные швы, цепляя пальцами зацепки и царапинки на подоконниках, пыталась сочинять, сплетать рифмы, лишь бы…

Лишь бы что угодно, только не это.

Как и любого другого пациента Святого Мунго, Марту со временем поняли и приняли. Делали поблажки. Искренне радовались, когда у неё появилась возможность преодолевать травму вне этих лимонных стен. Выписали поддерживающие эликсиры.

У многих не было такого шанса.

Марта дошла до таблички с указателями. Уставилась на неё, перекатывая во рту буквы, медленно складывающиеся в слова.

Травмы от рукотворных предметов…

Ранения от живых существ…

Волшебные вирусы…

Отравления растениями и зельями…

Недуги от заклятий…

Буфет для посетителей…

Больничная лавка…

Марта подняла глаза на надпись «Недуги от заклятий». Пятый этаж.

Её этаж.

И обитель тех, кто так или иначе страдал от повреждений мозга.

Она двинулась дальше по коридору, шаркая тапочками. Вдалеке заприметила фигуру мужчины в фиолетовом халате, что с бессмысленной глуповатой улыбкой глядел в окно.

— Здравствуйте, профессор Локонс, — поздоровалась Марта, подходя ближе и пристраиваясь на подоконнике.

Мужчина перевёл на нее взгляд и, не стирая с лица улыбки, быстро заговорил:

— Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте! — мурчащим, полным обольщения голосом. — Хотите взять у меня автограф?

Марта слабо улыбнулась:

— Я уже брала у вас автограф.

Златопуст вскинул указательный палец и шутливо погрозил им:

— Я бы обязательно это запомнил, юная леди! Юная леди… — он запнулся, задумавшись. Улыбка мужчины быстро увяла. Марта уловила в его глазах секундную растерянность, сменившуюся озадаченностью.

— Я — профессор? — удивлённо спросил Златопуст, клоня голову вбок, будто к кому-то прислушиваясь. Со стороны могло показаться, что он разговаривает вовсе не с Мартой.

— Вы говорили, что преподавали в Хогвартсе, помните? — напомнила она, после этого втягивая щеки, чтобы смочить рот слюной. От зелья ещё оставалась какая-то неприятная сухость.

— Я говорил? — недоумевал Златопуст. Затем повёл подбородком, точно растягивая шею, пару раз моргнул, и выпрямился. — Мы знакомы, юная леди? — прищурился он. — Хотите мой автограф?

Марта старалась смотреть на него без сожаления и не думать — это то, что её ждёт? Забвение? Плутание из угла в угол в ловушке собственного разума?

Она познакомилась с профессором этим летом. Бонни, другая целительница, рассказывала, что Локонса здесь совсем никто не навещал и не понимала, как это вообще возможно. Ведь, по её словам, он тот ещё душка и его нельзя было не любить.

Марта подходила к нему, когда замечала в коридорах, и все их разговоры мало отличались друг от друга. Иногда в памяти Златопуста что-то вспыхивало, и он рассказывал о временах своего преподавательства в школе.

Бонни уверяла, что Локонс идёт на поправку, а Марта думала — и сколько он уже здесь? Третий год.

— Меня зовут Марта де Веллер, — в который раз уже представилась она и понимающе поджала губы.

Златопуст опустил голову, поигрывая носками ботинок, и несколько раз повторил её имя:

— Марта де Веллер. Марта де Веллер…

— Верно, профессор, — кивнула она. — Дадите мне свой автограф?

Мужчина выпрямился и ослепительно заулыбался, поправляя причёску:

— Я уже умею писать письменными буквами, — заявил он. — У вас есть моё фото?

Навстречу им по коридору двигались двое. Одна — уже престарелая дама, другой на вид лет сорок. На голове у пожилой женщины была эксцентричная шляпка с чучелом стервятника набекрень. Она придерживала на груди шаль и шагала ровно, с не по возрасту прямой горделивой осанкой, ведя под руку пациентку. Та глазами-стёклами смотрела перед собой, изредка вскидывая голову и показывая пальцем куда-то вверх. Вела им направление за одной только ей видимой целью.

— Мышка лапками… Топ-топ…

— Да, Алиса, — скрипуче откликнулась женщина, кивая. — Здравствуйте, — она повернула голову в сторону Марты и Локонса.

— Добрый день, — откликнулась Марта.

— Мы встречались раньше? — спросил Златопуст.

— Коне-е-ечно! — протянула женщина и приблизилась, проговаривая чётко. — Августа Долгопупс.

— Долгопупс, Долгопупс… — закивал Локонс, в задумчивой позе прикладывая пальцы к губам и силясь припомнить.

Августа открыла дверь одной из палат, что была напротив их подоконника, и передала свою дочь в надёжные руки целителя. Вернулась, примостившись между ними, и вздохнула. Но не с грустью. Так, словно ноги устали с дороги.

Она искоса поглядела на Марту, подняв уголок губы. Та же смотрела на палату сквозь открытую дверь, наблюдая за тем, как темноволосая короткостриженная женщина возилась с фантиками из-под конфет.

— Прискорбно вам? — насмешливо поинтересовалась Августа.

Марта медленно перевела на неё взгляд и ответила:

— Нет.

— Оно и правильно.

— Златопустик, пора возвращаться! Я тебя везде ищу! Ты же снова потеряешься! — раздался голос Бонни. Она подбежала к Локонсу, игриво жмакнув его за бока, отчего он чуть не подпрыгнул и засмущался.

Посмотрев на это, Августа непринуждённо продолжила:

— Я горжусь своей дочерью. Горжусь обоими: и Фрэнком, и Алисой. Вы знаете, что их пытали Пожиратели Смерти? — она спрашивала так, словно то была невообразимо интересная история. С важным, экспертным видом.

Марта сглотнула, оторопев от её слов.

— Беллатриса Лестрейндж запытала их до безумия Круциатусом, — кивнула Августа и резко выдала. — Но они не сдались! Выстояли! Я всё время твержу Невиллу, своему внуку, чтобы он относился к этой памяти с уважением, с гордостью, величественно! — тембр её рос. — Он стесняется… — она досадливо покачала головой.

— Вы — бабушка Невилла Долгопупса?.. — тихо, маскируя ужас, спросила Марта.

— Коне-е-ечно, — хвастливо растянула Августа, — мой внук — талантливый гриффиндорец, в следующем году будет сдавать экзамены. А вы откуда здесь, мисс?.. — и деланно приложила руку к груди, опомнившись. — Как невежественно, что вы не представились! — фыркнула она.

Марта спустилась с подоконника:

— Простите, мэм. Марта де Веллер. Я тоже учусь в Хогвартсе, мы с Невиллом на одном курсе.

Женщина посмотрела на неё сверху вниз:

— Это замечательно… — задумчиво обронила она. — Кого-то навещаете?

Марта помолчала, повернула голову — Златопуст, ведомый целительницей, скрылся за углом коридора.

— Нет, я здесь… Сама, — несмело ответила она, посмотрев в глаза старой дамы.

Августа понимающе качнула головой. Изучающе всмотрелась в её лицо. И с хитрым прищуром, со знанием дела, словно выставляя оценку, сказала:

— Вы справляетесь.

Марта невольно улыбнулась, почувствовав странное облегчение от этих слов:

— Спасибо, мэм.

Шёл уже третий день её пребывания в Мунго. Они с профессором не рассчитывали, что поиск дневника так затянется. Марта думала, что вернётся в Хогвартс в тот же день, а потому не взяла с собой никаких вещей.

Чёрт возьми, у неё даже не было пергамента, чтобы сообщить Драко, что она в порядке.

Интересно, а ищет ли он её вообще? Беспокоится ли? Наверное, да. Ведь она обещала помочь Нарциссе, а теперь как сквозь землю провалилась.

Боже, что будет, когда я вернусь?