Неро остановился у одного из надгробий и посмотрел на часы. Сколько бы он ни лазил на кладбище, в полночь местный гробовщик-сторож всегда проходил мимо этого памятника, изображающего плачущего на камне ангела.

– Снова ты, пацан? – Данте остановился и оперся на лопату, воткнув ее в землю.

Неро резко обернулся на ворчливый голос, против воли счастливо улыбаясь.

– Я заблудился, – сказал он.

В эту "увлекательную" игру они вдвоем играли уже полгода, с тех самых пор, как один неспокойный студент на спор пролез на кладбище, чтобы доказать, что он не трус. Неро ночью пробирался на кладбище, дожидался, пока его поймают, и нагло заявлял, что заблудился. Все потому что у этого кладбища были свои определенные правила, которым должны были следовать все его обитатели, иначе им грозило изгнание из этого уютного места. Сторонний человек мог остаться, только заблудившись. Смотритель мог впустить его к себе, только если находил. Поэтому Неро всегда терялся, чтобы найти определенное надгробие. Поэтому Данте всегда проходил мимо этого надгробия, чтобы найти одного наглого мальчишку, укравшего его симпатию. Уже вдвоем они обходили кладбище, пока Неро почти без умолку рассказывал, что творится во внешнем мире за пределами этого обособленного мирка. Данте в нужных местах вставлял междометия, делая вид, что слушает и ему интересно, а сам высматривал других нарушителей – из числа местных обитателей, которые нарушали спокойствие остальных или режим, потому что каждая нечисть гуляла в отведенные ей время и день, но всегда находились бунтари, которых и должен был успокаивать сторож. Потом пару часов Данте и Неро проводили в небольшом домике, отведенном под проживание смотрителя. И на следующем обходе Данте отправлял гостя восвояси.

Неро упорно возвращался каждую неделю, в ночь с субботы на воскресенье. В остальное время ему, как студенту, было не до ночных прогулок, а потеряться на кладбище днем было почти невозможно. Почему пацан так в него вцепился, Данте не понимал, но его упорство было достойно признания. Да и сам смотритель кладбища был совсем не против компании. И намного более приятного времяпровождения между своими ночными обходами. И тело, и душа тосковали без компании кого-то куда более живого и нормального, чем обитатели кладбища. Наверное, поэтому Данте и не сопротивлялся тому, как Неро постепенно сокращал расстояние между ними, пока не оказался достаточно близко, чтобы просочиться в самое сердце. Ну и в постель, разумеется, куда без этого, молодому организму обязательно нужны подобные развлечения. Данте не возражал и против этого.

После обхода они вернулись в тепло дома. Приближалась зима и ночью на улице было совсем не радостно. Неро, изрядно продрогший, удивлялся, как Данте не мерзнет в своем легком плаще, но, может, это была просто особенность кладбища и его смотрителя. Так что он просто свернулся клубком под пледом, поближе к камину, чтобы согреться. О собственных чувствах Неро задумывался редко – ему просто нравился Данте, нравилось, что он так легко согласился на встречи, не прогонял, а наоборот позволял быть рядом, когда бы дурному пацану это ни понадобилось. В Данте было что-то знакомое и родственное, будто они уже тысячу лет друг друга знают, и если бы Неро верил в реинкарнацию, то определенно подумал бы о том, что они уже встречались в предыдущих жизнях. В последнее время бедового студента одолевали проблемы и кладбище с его четкими правилами и неизменным спокойствием смерти казались ему тихой гаванью, где он мог ненадолго забыть обо всем и просто немного побыть счастливым.

За окном громко каркнул ворон. Данте шугнул его, чтобы не разбудил уснувшего пацана. Неро выглядел уставшим и измотанным, даже болтал сегодня меньше, чем обычно. А как оказался в тепле, тут же укуклился в плед и уснул. Будить его раньше времени Данте не собирался. Но ворон за окном вернулся, хоть больше и не каркал. Смотритель кладбища лучше прочих знал, что это дурной знак.

Возможно, скоро Неро перестанет здесь появляться.

Без него снова станет тоскливо, и разбавленная было скука вновь вернется на былое место. Жизнь на кладбище вновь встанет в привычную колею, больше не нарушаемая наглым мальчишкой. Какой была всегда, сотни лет с самого своего появления.