Места в поезде отчаянно не хватало. В вагонах пришлось открутить все окна, чтобы перемещаться между крышей и коридором. Раскачивать лодку начал Шаталов, жалуясь на непродуманность и недостаток навыков организации рассадки в выкупленном составе — “Ведь есть возможность ещё десять человек укомплектовать в поезд! Всего-то придётся поступится приёмами пищи и походами по нужде, но ехать-то всего два дня! Не чета неделе дилижансов.”. С этим решительно был не согласен Болтин, коренной инженер, опозоривший семью выбором профессии. Он настаивал, что вагоны такой тяжести бы просто не выдержали, особенно если среди укомплектованных был бы Болотин, который из-за великой дородности утопал даже в дереве. Кузнецов поздно спохватился, что и дилижансы соответственно стоило укрепить, но теперь уже оставалось просто понадеяться на гордых московских коней.

Ситуация же в дилижансах была по-своему прекрасна: Морозов обеспечивал тёплые товарищеские отношения между коллегами, выдумывая на пару с Фёдоровым задачи по правовой грамотности, заставляя адвокатов бороться друг с другом и пытаться оправдать своего подзащитного. Особенно отличилась тяжба Волкова с Павловым на тему научных экспериментов над бывшими дворовыми, которым по ошибке не донесли об отмене крепостного права. Павлов настаивал, что изучение рефлекторной системы человека является достаточно благородной задачей, но Волков в итоге оказался победителем, указав на то, что главным в деле является административное правонарушение, удержание крестьян в качестве дворовых, а подопытных можно набрать и другими способами.

На третий день пути, один из дилижансов наехал на кочку, что повлекло за собой его разрушение, так как оказалось, что крышу поддерживал только выпавший на неровности Козлов. Теперь была опасность проехать под дождём, что могло спровоцировать очередную аллергическую реакцию Берёзова, который бы вырос в размерах, заставив кого-то бежать рядом всё время оставшегося пути. Решением оказалась общая молитва во главе с Богдановым, во время которой на Тарасова пришло озарение: нужно всего лишь постучать по колёсам каждого дилижанса, оставить подношение на могиле путника, дойти до центра ближайшего населённого пункта, плюнуть через правое плечо, предварительно помолившись, и спросить у первого встреченного плотника помощи. Выполнять это отправился Комаров и через несколько часов, мистическим образом, сломанный дилижанс был отремонтирован и готов к эксплуатации.

Ближе к концу путешествия, Орлов, который от скуки начал постоянно нападать на Птицына, решил, что с него хватит и нужно менять дилижанс. На ближайшей остановке он пересел к Васильеву, Образумову, Смиту, Ковалёву, Кудрявцеву и Необразумову, так как по счастью у них было меньше всего пассажиров. Здесь царила своя устоявшаяся система: Образумов как самый старший и опытный объяснял какие-либо законы и лазейки Смиту и Ковалёву, которые слушали своего шестнадцатилетнего мудреца вполуха, пока упражнялись в работе по металлу, который понемногу воровали из населённых пунктов, гвоздей дилижанса, подков коней. Кудрявцев и Необразумов на своей части о чём-то таинственно шептались, да так ловко, что казалось они просто читают по губам, ведь Орлов, сидевший всего в пяти сантиметрах не слышал от них ни звука. За оставшееся время поездки пополнившаяся компания обучила его основам судебного этикета, который был необходим при затяжных заседаниях, рассказали о таинственном сто сорок пятом адвокате, который появляется только в самых тяжёлых случаях и даже до Таганрога едет отдельно. Орлов же поделился секретами приготовления утки и охоты на неё же, без ружья или любого другого оружия.

Между делом происходили минорные межэтнические конфликты, зачинщиками которых были Удмуртов и Беларуских, до первой крови сражавшиеся за титул лучшей кухни. У китайца Беларуских была красивая деревянная пристройка, на которой работала его кухарка Лидия, знавшая лучший рецепт каши из топора, с чем активно спорил эфиоп Удмуртов, повар по образованию. В их спорах принимали активное участие Жуков, умело призывавший к участию в споре остальных пассажиров, и Сусанин, заводивший спор в глухие дебри, из которых ещё долгое время приходилось выбираться, вспоминая с чего всё началось.

По дороге к последней остановке перед Таганрогом, потеряли Фролова и Андреева: первый внезапно разобрался в своих проблемах, вступил на путь исправления и сбежал со вторым строить новую жизнь. Были и другие потери, например Черноусов, славившийся своими блестящими седыми усами, облысел за ночь после того, как обидел старую цыганку. Его психика не выдержала и дожидаться результатов командировки его оставили в Курской психиатрической лечебнице — так его друзья называли перед посторонними опиумный притон, в котором тот пожелал остаться.

Оставался всего день пути до пункта назначения, когда Гусев окончательно доконал Штирлица своими шутливыми пощипываниями, которые оставляли болезненные синяки. Обратились к локальному авторитету дилижанса, Романову. Тот рассудил, что Гусева следует посадить на крышу, во избежание повторения инцидента. Всё было бы хорошо, но после часа тишины Штирлицу стало стыдно за такое решение, так как сам из детства помнил, как холодно может быть сидеть на крыше дилижанса. Как одиноко, как тяжело... Свесившись из окна и заглянув на крышу, он увидел, что Гусева наверху нет, — "Улетел", — подумал Штирлиц.

В последний вечер все напряжённо планировали первое утро приезда — было потеряно уже слишком много времени, так что следовало незамедлительно начинать действовать.