Встречать дирижабль собралось всё семейство, Эилид видела эту толпу из окна аэростата, который шел на снижение, и пока привязывали тросы к мачте. Среди встречающих была даже Мередит, молодая жена старшего брата, второго сына вождя клана, которая, судя по размерам её живота, должна была родить со дня на день. Даже маленькие племянницы были тут. Ни пронизывающий ветер, ни сумерки семейство от такой встречи не удержали.

Кэден хотел свести Эилид под руку, но она отказалась. От решения отца сейчас будет зависеть её судьба и не нужно ставить любимого брата под удар. Кэден спустился первым и внимательно следил за тем, как Эилид, держа на руках сына, медленно нашаривала носком сапога ступеньки. Едва она встала на каменную площадку, Блэир рванулась к дочери, но Лэчи коротким жестом остановил жену, сам выступив вперёд.

У Эилид внутри всё оборвалось. Что этим хотел сказать отец?

Девушка в мыслях приготовилась к худшему, но всё равно высоко подняла голову. Если она тут нежеланный гость, значит, уйдет к морю, и клан о ней забудет, но Патрика клан примет. Отец не посмеет отказать малышу в защите, право просить помощи и получить её для детей соблюдается строго, даже самыми неистовыми или, наоборот, прогрессивными кланами. А Эилид защиты для сына не попросит, потребует. И если ей откажут, она созовет весь клан и судить тут будут уже старшины…

Предаваясь трагичным мыслям, Эилид едва не прослушала то, что говорил отец. Лэчи встал перед дочерью, смерил её тяжёлым взглядом и вздохнул:

— Я не знаю причин твоего решения, но я знаю тебя. Если б у тебя был другой выход, ты бы так не поступила. А значит, твоё решение верное, правда — твоя. И я её принимаю.

Эилид хотелось закричать в голос от облегчения, но она и вдохнуть не успела, как отец уже сжал их с Патриком в своих медвежьих объятиях, а после отпустил и забрал из её рук внука. Патрик внимательно смотрел на деда, даже глазами не хлопал, а потом широко улыбнулся и взмахнул руками, пытаясь добраться до пышных белых усов.

Лэчи лишь хмыкнул и, наклонившись, поставил мальчика на пол, крепко держа за руку:

— Ну, делай первый шаг в своём новом доме, юный Патрик. Патрик Карнуэл.

Мальчик с серьезным видом шагнул вперёд, не упал, даже не покачнулся, но дед снова поднял его, подкинул вверх и усмехнулся:

— А теперь пошли смотреть зверьё!

Зверьём у них называли чучела животных: охотничьих трофеев, что размещались в главном зале замка, среди гобеленов, гербов, военных трофеев и портретов предков. Любимым занятием детей было разглядывать эти интересности, а взрослых — рассказывать о них.

Всё семейство медленно спускалось вниз, но никто не наседал на Эилид с расспросами, мать молча взяла её под руку и спокойно шла рядом. Патрика у своего мужа она пока отвоевывать не рискнула, хотя жадно рассматривала. Краем уха Эилид слышала распоряжения братьев о комнате для неё самой и Патрика, о поисках няни… Каково теперь будет Кам и Алин? Как переживет потерю своего статуса пожилая женщина? Как сильно накажут юную Алин? Эилид обезопасила её как могла: отослала с поручением, попросила солгать преподобного Лофа, но ведь… Мать Алин так радовалась, когда девушку назначили в няньки, так надеялась, что Эилид подберёт достойную партию и даст хорошее приданное. Эилид и собиралась, но Дугэл вставил палки в колеса всем… Что мешало ему отказаться от затеи Льялл, осадить вредную старуху? Но он выбрал другой путь. Зря. Эилид теперь лишь надеялась, что отец, узнав правду, охает зятя всеми возможными словами и потребует развода, незачем делать их ссоры достоянием гласности.

Сытный ужин, теплый зал, родные рядом, улыбающийся сын, что ещё может быть лучше? Безопасность. Теперь Эилид чувствовала себя в безопасности, и хотелось плакать от счастья. Кэден, что сидел рядом, как почувствовал её настрой — просто, как в старые времена, обнял за плечи, притянув к себе, и Эилид тут же с благодарностью опустила голову ему на плечо, а затем украдкой смахнула одинокую слезу, не переставая улыбаться.

Не многие жены (тем более с детьми) решались уйти от своих мужей, никому ещё не удавалось. До неё. Ей удалось.

— А теперь я хочу поднять кубок! — поднялся из-за стола отец, держа в правой руке серебряную посудину, больше похожую на ведро. — За Белую лань Нуэла. За Эилид, которая решилась сделать то, что сделала. Сегодня я не спрошу у тебя ни о чём, я счастлив, что вы дома, что вы целы и невредимы, но завтра я хочу знать всё.

Эилид поспешно встала, твердо кивнула, поднимая, руку со своим бокалом. До ночи дел ещё много, но сейчас она может просто побыть со своей семьёй, разве это не истинное счастье?

Кубок пролетел мимо Эилид и со звоном впечатался в стену, разлив по ней вино, а потом поскакал по каменным плитам пола. Эилид не вздрогнула. Не дернулась она, и когда со стола полетели письменные принадлежности, а после и сам дубовый стол был опрокинут. Стол был тяжёлый и добротно сделанный, служил их семье ни одно поколение, но отцовских сил хватило бы на это и без того бешенства, которым он пылал.

В противоположном углу вжалась в стену мать, успевшая выхватить из рук мужа злосчастное письмо за долю секунды до того, как тот взорвался бранью. Эилид даже порадовалась, что на эту тяжёлую беседу из женщин больше никого не позвали, бедняжка Мередит вообще могла бы со страху разродиться.

Братья тоже не молчали. Кэден так саданул по оконной раме, что по стеклу пошли трещины и ругал себя за упущенную возможность «пристрелить ублюдка прямо там». Дарвид упорно не понимал логики Дугэла, у которого не то что рука, мысль поднялась на мать собственного ребенка, первенца, сына!

— Так подумать, мне что, Анстис придушить надо за то, что двух девок мне родила за три-то года, а не мальчишку? — ошарашенно качал он головой. — Да каким же слепым идиотом надо быть, чтоб от такой женщины отказаться?! Не жена же, а сокровище, знай хвались да любуйся!

Средний брат — Лаклан — возмущался тем, что Дугэл в свои почти двадцать пять лет держался за юбку няньки и потакал её бреду, не защитил предками данную в жены женщину, не проявив к ней уважения и дальновидности и тем самым оскорбив весь их клан и опозорив свой. И все вместе с отцом они бесились от того, что их дочь и сестра оказалась не оценена по достоинству. И конечно же, от того, что поганый щенок посмел замахнуться на честь Карнуэлов.

Эилид молчала, боясь сделать лишнее движение. Мужчины в гневе были страшны, каждый больше чем на голову выше её самой и гораздо крупнее, они могли навредить ненароком. Блэир так вообще забилась в самый угол, лишь смотрела на своё семейство широко раскрытыми глазами. Эилид видела, как мать глядела на неё: с ободрением и торжеством, на сыновей — с гордостью, на мужа — с благодарностью. Блэир не боялась, она была спокойна, а значит, не стоит переживать и Эилид.

Отец слушал её рассказ молча, лишь хмурился с непониманием, когда она винилась в том, что муж к ней охладел и она не смогла удержать его «любовь», в том, что всё свободное время тратила на книги и сама привечала гостей. В их доме были другие порядки. Ни одни посиделки не обходились без четы хозяев замка, так было принято, бывало, что отцу надлежало покинуть гостей, и тогда он со спокойной душой оставлять с ними мать, зная, что никто не заскучает, не обидится и не уйдет голодным. Эилид знала, что Блэир порой выходила к гостям и с больной головой, и уставшая, но никто и мысли не допускал, что хозяйка может не поприветствовать гостей! А уж книги… Лэчи Мохнатый бок читать не любил, но детей грамоте учиться заставлял, сыновей — так даже палкой. И книги им выписывал исправно. И хвалил, если кого заставал за чтением. Отчасти поэтому Эилид и была у него в любимицах. Поэтому-то отец не усмотрел в рассказе дочери ничего такого уж ужасного, пока она не пересказала подслушанный разговор и не передала письмо Льялл в качестве доказательства. После этого и начали летать кубки.

Когда все охолонули и вернули стол на место, снова расселись по креслам, принялись сверлить друг друга взглядами. Эилид понимала, что не часто подобное в Ханше случалось, а у них в клане точно впервые, и как быть, как поступить ни отец, ни братья не знали. Да Эилид и сама не знала. Она истово надеялась на развод, но церковь позволяла его лишь в том случае, если один из супругов оказывался бесплодным, либо если вскрывалась правда о близком родстве. Даже совершение преступления (в том числе и измены) не считалось весомой причиной для развода… И отец об этом знал, увы.

— Значит так, — тяжко вздохнул, наконец, Лэчи, подняв глаза на дочь, — ты сама, и Патрик тоже, из замка — ни ногой. Кэден, будешь с ними рядом неотлучно. Эилид, в Дорр ты не вернёшься. Не сумел этот идиот тебя оценить, его беда. Назад не отдам. Он дурак, ведомый, а я дочь хоронить не хочу. Это моё слово.

Эилид серьезно кивнула, глядя на отца с благодарностью.

— А Патрик? — уточнила Блэир.

— А чего «Патрик»? — вскинулся Лэчи. — Я его сейчас в клан приму по всем правилам и всего делов.

— Ну так Дугэл же от него не отказывался, — скривился Лаклан, — он же его наследник пока. Мы его вроде как отбираем…

— А что, не было в истории случаев разве, когда наследники одного клана делали себя наследниками другого? Тот же Кромрих Карширон, он так-то был рождён Карторком. Но когда с братом поссорились из-за наследства, взял имя бабки по отцу и стал вождем Карширонов, — напомнил отец.

— Ну так сами же делали, а Патрик даже говорить-то не умеет…

— Ещё как умеет! — вскинулась Эилид, готовая вцепиться в любую возможность отобрать сына у мужа.

— Если подумать, у нашего клана в младшем поколении пока нет наследников мужского пола, — подала голос Блэир. — И если перейти в другой клан может любой взрослый человек, будь то мужчина или женщина, ребенок ведь не взрослый и за него решают родители. Эилид — родитель и по закону её права на сына пусть не такие же как у мужа, но они есть. А вес Лэчи как вождя больше, чем у Дугэла. И если отбросить гордость, мне, откровенно сказать, страшно за жизнь малыша. Кто позаботится о нём без матери? Кто защитит, когда новая жена решит избавиться от него или кто-нибудь захочет выместить на нем обиду и злость?

Эилид передёрнуло от этих слов, братья тоже не остались равнодушными: послышалось ворчание и треск сломанного Дарвидом карандаша.

— Я костьми лягу, но мальчишку не отдам туда, — прорычал Лэчи. — Сей же час принимаем в клан. Захочет, когда вырастет, перейдет обратно. Народу я расскажу, как есть, не стану лишь говорить, как именно этот умник собирался нас опозорить. Нечего на посмешище выставлять его ещё больше. Сами ж в мужья выбрали, сами виноваты. Поднимайтесь, старшины уже собираются… А потом решим, что дальше делать.

Пар от горячей воды поднимался над бортами медной ванны, в которую по шею погрузилась Эилид. Замок затих, те, кто ещё не спал — готовился по сну, и Эилид могла позволить себе расслабиться. Наконец-то она дома. Наконец-то ей не надо бояться, куда-то бежать, продумывать пути и варианты.

Патрик, который первую ночь провел с матерью в её постели, теперь спал в своей кроватке, рядом с ним была новая няня, семнадцатилетняя Келли, которая очень обрадовалась назначению. Девушка совсем недавно переехала к тетке из деревни и никак не могла найти себе работу по душе, а когда ей предложили заботу о маленьком Патрике, с удовольствием взялась за дело. Она немного походила на Алин и сразу нашла общий язык к Патриком, да и Эилид она понравилась. В Нуэле обычно у детей было по одной няньке, не как в Дорре, но едва известие о том, что Эилид с сыном вернулась в клан, разнеслось по городу, в замок, запыхавшись, ворвалась Слэйн — нянька самой Эилид — с требованием показать дитё воспитанницы и отдать на воспитание ей. Отказать ей, конечно же, не смогли, но в силу возраста и наличия собственной семьи, на ночь Слэйн пришлось уходить к себе домой. Эилид и комнату-то сыну отказалась подыскивать, лишь велела отгородить лёгкой ширмой часть своей спальни — вот и получилась детская. И сын перед глазами всегда будет. Ванная комната располагалась за стеной, смежная с гардеробной, но Эилид готова была услышать всё, что надо и сорваться с места в тот же миг, но вроде бы никаких страшных звуков из спальни не доносилось.

А пока она откинула голову на бортик и с блаженством вздохнула. Как мало человеку надо для счастья! Когда-то она считала самыми своими счастливыми воспоминаниями дни дарения особо памятных подарков, свадьбу, рождение сына… Но только сейчас поняла, что вот оно, счастливое воспоминание — о сегодняшнем утре, когда отец сперва понял и принял её сторону, а потом перед старшими клана…

Эилид страшилась того, что в запале отец раскроет её неприглядную историю, но он сказал лишь о том, что глупый муж, которому отдали самое дорогое, не оценил жены и от дурости и надуманных обид не просто решил её погубить и избавиться от неё, но и подставить, опозорив, целый клан, который никогда не делал ему зла. Старших это возмутило, особенно, когда отец подтвердил, что у него есть доказательства задумки. Побег Эилид никто не осудил, наоборот, все ликовали, что она додумалась до этого и решилась на такой страшный шаг. И отец даже сказать не успел, как потребовали не отдавать Эилид мужу. Она бы и сама не вернулась, но то, как родной клан встал на её сторону, скрыл её за своими спинами, грело душу.

С принятием в клан Патрика всё оказалось сложнее. Заиметь наследника (здорового крепкого мальчика) хотели все, но многие сомневались. В ком-то взыграла мужская солидарность, в ком-то — дальновидность и осторожность. Все понимали, что просто так Кардорры ребенка не отдадут. И тогда Лэчи поступил просто — обратился к самому стойкому спорщику:

— Эй, Грегор, а ты ведь сам и года не прошло, как выдал свою Гленну, а? И каково будет тебе, если она заявиться с дитём к тебе под дверь, как моя Эилид? Отдашь своего внука Карсорлам? Папаше, который хотел погубить твою дочь, который будет растить твоего внука в ненависти к матери, охаивая её? Или, не допусти предки, под шумок пришибет или сгноит, чтоб не мозолил глаза? А не он, так новая жена, чтоб под ногами в наследстве не мешался? И дитё никто не защитит, зато «по чести»!

На это никто не посмел возразить. У всех были дочери и сестры, у большинства уже и внуки. Никто не хотел такого своим. Грегору под шумок даже хотели намять бока за прошлое упорство и за глупость, что сам не догадался, что ждёт мальчика в чужом клане. После этого Эилид вынесла сына к мужчинам, и дальше вопрос был решён быстро. Гуляния по такому торжественному случаю затянулись до вечера. Когда женщины ушли укладывать детей, мужчины ещё продолжали возлияния, и Эилид порадовалась, что может расслабиться и принять ванну вместо того, чтоб спускаться в зал и руководить перемещением мужских тел по их покоям. Хозяйкой, а значит и главной, в замке была мать, и Эилид нисколько не жалела, что вернулась к началу. Нет, безусловно, она станет помогать по мере сил и набранного опыта, но и времени на сына и на себя у неё появится больше. Это радовало.

Дверь в ванную комнату открылась, но Эилид не вздрогнула, в родном доме ей нечего бояться. В комнату, освещённую лишь несколькими керосиновыми лампами, тихо вошла Блэир, аккуратно затворив дверь.

— Малыш Патрик чудо как хорош, — с порога умилилась женщина, — даже ты не была таким милым ребенком, как он. Просто белёк.

Не переставая улыбаться, Блэир прошла в комнату и опустилась на стул рядом с ванной:

— Спит и видит сладкий сон. Келли тоже спит, я не стала её будить, сразу прокралась сюда.

Мать замолчала, сложив руки на краю ванной и опустив на них голову.

— Всех мужчин развели? — с мягкой улыбкой поинтересовалась Эилид.

— О, да, — устало вздохнула Блэир и поделилась с дочерью: — Мередит меня беспокоит. Она прошлой зимой так страшно болела, думали не оклемается. И летом тоже кашляла. Как рожать будет…

— Думаешь, не перенесёт? — насторожилась Эилид.

— Ой, не знаю. Я, когда о ней узнавала, всё о хорошем слышала. У них в роду все плодовитые и здоровые, это по отцу, а мать у неё из мелкого клана и вроде как сама слабенькая была, вторыми родами умерла. Что-то мне подсказывает, девочка в неё пошла.

— Если даже, не допусти предки, что и случится, ребенка мы всё равно не оставим. Что я, что Анстис, обе молодые, станет нашим.

— Да Лаклан её уж больно любит, прикипел он к ней. Не знаю, как перенесет её уход, если что…

— Они же год всего женаты, — усомнилась Эилид: она присутствовала на свадьбе брата, хотя переезд с крошкой Патриком и доставил неудобства, но не поздравить Лаклана Эилид не могла, и не заметила тогда меж новобрачными особых чувств.

— Ну вот так, — развела руками Блэир, — он и на портрет-то её не смотрел даже толком, а когда сюда привезли — глаз отвести не смог. Кто этих мужчин разберёт. Ты мне лучше расскажи, как ты всё провернула так ловко, у меня аж душа поёт, что ты у меня такая умница!

— Твоими трудами и уроками, мама, твоими трудами…

Патрику начало казаться, что мать заснула, так долго она просто смотрела в огонь. Сам он уже успокоился и руки его не дрожали от злости. Патрик был горд решением деда, хотя, конечно же, ничего из событий тех лет не помнил, но легко мог представить, как Лэчи Мохнатый бок держит его на своих сильных руках перед толпой и заявляет всем, что в клане Карнуэл появился новый член. Замок Карнуэлов всегда был его единственным домом, Дорр он не помнил и ни разу там не был. Да и не хотел никогда. Хотя, должно быть, его старые няньки ещё живы, Алин так наверняка. Единственный, с кем в Дорре Патрик хотел бы познакомиться — это преподобный Лоф, но надеяться на то, что клирик до сих пор жив — глупо. Теперь, зная, чей он сын, Патрик удивлялся тому, что при нём никто и никогда не поминал отца, ни простым, ни злым словом, хотя все люди разные и поддеть вредного мальчишку — святое дело, а вредничать Патрик любил. Зато все всегда с благоговением говорили о его матери. Выходит, не просто так Эилид позволили решать дела клана, когда взрослых мужчин в семье не осталось…

— Следующий год после нашего возвращения стал для клана тяжёлым, — произнесла, наконец, мать. — Мередит, жена моего второго брата, умерла родами. Её сын был слабым и болезненным, мы не верили, что доживёт до лета. Но он дожил. И даже больше. Ты, может, помнишь его — Кадди его звали. Мама надеялась, что яркое имя спасет его, даст жизни. В шесть лет он заболел скарлатиной, которая унесла тогда ещё детские жизни в городе, но он… Твой дядя Лаклан не оправился от смерти жены. Новую он брать не хотел, а потом уже стало поздно. Твоя тетя Анстис родила в тот год близнецов, мальчиков, к радости отца. Но роды были тяжёлые, еле выкарабкалась, и больше детей у неё не было. Но четверо детей — не так уж мало.

— Мама, а почему ты с тех пор так и не вышла больше замуж? — этот вопрос волновал Патрика давно, но спрашивать раньше казалось неприличным.

— А я не могла, — как-то просто усмехнулась Эилид. — Я же была женой твоего отца.

— Так вас же должны были развести, это самое правильное решение! — возмутился Патрик и только потом понял, что никогда не слышал, чтоб о его матери говорили, как о свободной женщине, готовой вступить в брак. В зрелом возрасте, да, её многие звали замуж, но в пору его детства — никогда.

— Это был первый и последний раз на моей памяти, когда отцу понадобится совет клирика, — улыбнулась Эилид, и морщинки у её глаз проступили чётче. — Преподобного Татси и в кабинет-то раньше не приглашали, как он робел! Отец не стал откладывать мой вопрос с долгий ящик, сразу спросил, по какой причине можно разорвать брак. А причины-то и не нашлось. Отец Татси одно лишь смог придумать: если б какой врач подтвердил, что я не смогу больше иметь детей, тогда можно было бы подать прошение, но я тогда была здорова, как горная коза. Да и найди мы врача, кто подделал бы документ, как бы на мне это отразилось? Слухи разносятся быстро. Сама я не собиралась вступать во второй брак, мне хватило и первого, но отец и не думал сбрасывать меня со счетов, единственная дочь же. А пока отец с клириком гадали, твой папаша строчил письма.

— Кому?

— Мне, отцу. Прикинулся дурачком, придумал себе, что мой побег — просто выходка заскучавшей дурёхи-бабы, решившей навестить родню. Спрашивал, когда прислать за нами дирижабль, всё ли у нас хорошо… Я не отвечала. Рука не поднималась взять перо и написать. Я не хотела с ним говорить, пусть и через письма. Но объясниться было надо.

— Ты всё же написала?

— Мы написали. Мы — это я, отец и мама. О том, что я не вернусь, и клан знает о его гнусных намерениях. Писала твоя бабка, сглаживая речь своего гневливого супруга. Напиши письмо отец своей рукой, войны было бы не избежать прямо в том году. И твоя же бабка подсказала своего рода выход из всей этой ситуации. Хитрую и жестокую ответную месть. Такую, что отец согласился на неё сразу, как ему разъяснили все последствия для Кардорров.

— И что же придумала бабушка Блэир? — с улыбкой спросил Патрик. Свою бабку он помнил отлично и любил всем сердцем, столько пыла в ней было! Даже под конец жизни она всегда оставалась верна себе.

— Придумала… Не просить о разводе. Оставить всё, как есть.

Такого Патрик не ожидал услышать. Но на губах матери не было и тени улыбки, значит, она не шутила.

— Не разводиться? После всего?!

— Именно. Мама понимала меня как никто, знала, что новый брак мне противен, и я ни за что не оставила бы тебя ради второго мужа. И таким образом она оберегала меня. А ещё это прекрасная месть. Отличное унижение — сбежавшая от мужа жена, унесшая наследника. И не дающая мужу жениться снова. Безусловно, Дугэл мог бы признать всех своих бастардов и назвать своими наследниками, но какой клан отдаст ему свою женщину в конкубины? Пока действует наш брак, ни одна церковь не обвенчает его снова. А такое положение пошатнет позиции Дугэла как вождя, с кланом, где допустили такое, никто не захочет иметь дел.

— А деда не остановило то, что и твой поступок… Мог озадачить другие кланы? Если ушла одна женщина, что мешает так поступить другим? И будут жены из Карнуэлов уносить наследников своих мужей…

— Я ушла не просто так, ушла спасая свою жизнь и честь, спасая будущее своего сына. Об этом было известно всему клану, а значит, и остальным. Так я защитила наших женщин: с тех пор знают, что обиды мы не прощаем и не стерпим. И каждый, кто посмеет задумать дурное, должен быть готов получить ответ, — отчеканили мать, и Патрик вынужденно признал, что за всё время ему ни разу не довелось быть свидетелем или участником спора меж кланами по такому вопросу. Эилид оказалась права, их женщин берегли. Интересно, понимала ли мать тогда, какие последствия возымеет её бегство? В этом Патрик сомневался при всей любви к родительнице: тогда её волновали лишь их с Патриком жизни. И память среди потомков.

— Два года нам удавалось тянуть эту историю, — вздохнула Эилид. — Нам было выгоднее, чтоб Дугэл смирился. Он честно играл по нашим правилам, но потом понял, что мы непреклонны, и тон переписки изменился. Про тебя Дугэл даже не писал, до него дошли вести, что тебя приняли в наш клан, и он не стал за тебя бороться даже на словах. Это бесило моего отца больше всего. Да всех в семье злило. Братья не понимали, как можно отказаться от своего ребенка, пусть и от нелюбимой жены, даже Анстис порывалась слетать в Дорр и надавать зятю оплеух. Дошло до того, что Дугэл честно написал, что раз я не хочу разводится, живая я ему не нужна. О-о-о, что после этого началось…

— Были покушения? — изумился Патрик.

— Я бы сказала, даже хуже. При нас с тобой всегда был твой дядя Кэден, мой самый любимый брат. За нами приглядывал весь клан, и подобраться к нам с оружием было сложно. Но вот попытаться отравить… И горе-отравителей ловили даже не в замке, в городе! На рынке и в лавках, — Эилид скрыла лицо в ладонях, покачала головой. — Тогда уже что-то скрыть стало невозможно, о сути переписки узнали в городе, и народ возмутился…

— И началась вражда?

— И началась вражда.