Война… Патрик знал, что значит объявить в Ханше войну. Ссоры, свары, драки — это здесь норма жизни. Ссоры возникали постоянно, порой на пустом месте: не поделили последнюю бутылку виски в пабе, не сошлись во мнениях, загуляли с чужой женой… Но и по важным причинам тоже: у кого-то увели овец, скосили траву на чужом поле… Только вчера в «Бодливом козле» вусмерть подрались два старика, как позже выяснилось, из-за красотки, за которой оба ухлестывали шестьдесят лет назад. Их разняли, лишь когда поняли, что стариканы не шутят, когда уже стало поздно: пробитая голова у одного и сломанная челюсть у второго. Они знали друг друга с рождения, жили на одной улице, в соседних домах. Хоронить их прах тоже будут в соседних могилах. Но их семьи не будут враждовать. Понимая, что к чему.

Если ссора касалась всего клана, то конфликт мог разрастись, но течь вяло, иногда обостряясь, порой к взаимному удовольствию сторон. Многие кланы десятилетиями так враждовали. Устраивали набеги, грабежи, угоняли скот. Патрик отлично понимал, почему его дед не объявил войну Кардоррам, живущим так далеко, сразу. Смысла особо не было. Порой вражда была очень выгодным делом, позволяя обогатиться и заключить союзы с теми, кто не согласился бы в простое время. Честь и гордость могли отойти на второй план, если прибыль обещала быть большой. А когда начались смерти, вот тут уже стало не до шуток. Но война… Объявление кровным врагом могло привести лишь к одному: полному уничтожению клана. Любого из враждующих. А иногда и обоих. Это была тотальная резня, убийство людей и присвоение себе после их земель и богатств. И, как следствие, переделку карт и сил в Ханше. Поэтому войны в Ханше были редкостью.

Вражда — это нормально. Война — лишь когда иначе быть не могло.

— Как долго длилась эта «война»? — просто спросил Патрик.

— Один день, — бросила мать. — Дольше людей собирали. Кардорры нас и не ждали вовсе. Думали, что мы начнём зализывать раны и прятаться ото всех. А мы погрузились на дирижабли и паромобили и нагрянули к ним.

— Я не верю, что ты допустила бы пустую резню.

— О, поверь, я и ехать не собиралась. Мне было всё равно тогда, я хотела лишь одного, чтоб твоего папашу прирезали, как барана и порадовали меня этим известием. Я не воин. Не стратег. Какой толк от меня на поле боя?

— Ты — символ.

— Вот именно. Брон так и сказал. Они с матерью уговорили меня отправиться с кланом. Не допустить лишних смертей. Поэтому сперва мы напали на замок. Решать, что и как делать, я доверила мужчинам. Я же придумала свой хитрый план…

Эилид ориентировалась в замке Дорра лучше всех своих людей вместе взятых и стремительно шла к покоям своего бывшего мужа. Карнуэлы прибыли в Дорр рано утром, по темноте, удачно подгадав время. Быстро и чётко замок грамотно отрезали от всего города, чтоб стражники не успели поднять тревогу, а в самом замке… Тем, кого встречали в коридорах, не везло.

Дорр был богатым городом, жечь и громить его было глупостью. Да и на сам клан Кардорр Эилид не злилась, её интересовал конкретно один человек. Если он умрет, наследником назовут шестнадцатилетнего Леннокса Кардорра, а с ним у Эилид будет разговор короткий.

Она решительно шла вперёд, время от времени отходя в сторону, когда мимо проносились мужчины её клана, чтоб сцепиться с возникающими в коридорах Кардоррами. Брон, не смотря на ранения, шагал рядом. Спокойно перешагивала и обходила тела на полу, поднимая юбку, чтоб не испачкать в крови. И даже не удивлялась самой себе, своему внезапному безразличию к крикам, хрипами, ругани. Она не узнавала лиц, хотя кто-то и выкрикивал её имя перед смертью. При ней раньше и скот-то не забивали, а тут такое… Но Эилид собиралась сделать кое-что пострашнее созерцания быстрой, лёгкой и скорой смерти.

Большая часть людей осталась рядом с замком, готовая в любой момент сокрушающей живой волной хлынуть в город. Они лишь ждали сигнала. Или повода.

У покоев вождя клана, в крыле, где жило всё семейство, разыгралась настоящая бойня: охраны тут находилось больше всего.

Спальня Дугэла, большая и богато украшенная была и без того полна людей: сам вождь, врач, его помощники, прислуга и, конечно же, верная Льялл. Все они с ужасом смотрели, как в комнату ворвались чужие люди, взяв их на прицел. Когда в спальню медленно вошла Эилид, старая нянька поняла для себя всё. Но Эилид не обратила на неё внимания, её мысли были заняты другим.

Обведя присутствующих тяжёлым взглядом, Эилид приказала:

— Выведите отсюда всех. Кроме вождя. И подождите за дверью.

Мужчины, особо не церемонясь, принялись выталкивать всех в залитый кровью коридор. Лишь Брон не сдвинулся с места и прямо заявил:

— Я тебя одну с ним не оставлю.

— Я должна говорить с ним наедине, — бросила Эилид.

— Не обманывайся его ранением, я тоже ранен и что? Что ему мешает встать?

Эилид оценивающим взглядом прошлась по мужчине на кровати: бледный, худой, с запавшими глазами и ссадинами, перемотанным торсом и рукой. Он не выглядел здоровым, но всё равно выжил после той стычки на вокзале. А её брат — нет.

— Что, боишься, я наврежу своей жене? — хрипло усмехнулся Дугэл, пытаясь сесть.

— Тут нет твоей жены, — спокойно произнесла Эилид. — И жены у тебя больше нет. Ты свободен, как и хотел.

Под непонимающим взглядом Дугэла она сняла с пояса мешочек, развязала тесёмки и высыпала на покрывало обломки свадебной брошки. Золото и камни блеснули в свете газовых ламп.

— Стало быть… — сглотнул Дугэл, но Эилид его перебила:

— Ты не захотел решать, не захотел мира. Я решила. Наши кланы ничего теперь не связывает. И мы пришли спросить сполна за все обиды. Брон, выйди.

Тот стоял, как и прежде, и яростно сверкнул глазами:

— Я клялся Кэдену, что уберегу тебя и твоего сына, если он сам не сможет! Я не оставлю тебя тут одну.

Эилид начала терять терпение, развернулась к Брону и твердо протянула руку:

— Дай мне пистолет. Из этой комнаты выйду лишь я. В любом случае. Но прежде мне нужно поговорить с ним. Я даю слово, если он дернется, я выстрелю. С такого расстояния я не промахнусь.

Ругаясь, Брон отдал один из пистолетов и вышел из комнаты. Эилид же не отрывала взгляда от бывшего мужа. Даже раненый и ослабленный, ненавистный, он всё ещё был красив: соломенные волосы, большие серые глаза, точёные черты лица…

— Что с моими людьми?

Такого вопроса Эилид не ожидала. Не от того человека, который сам написал ей, что ему плевать на соклановцев.

— Кого встретили — убили. Город пока спит. Пока. И от тебя зависит, с какими звуками он проснется.

Эилид не хотела говорить долго, качнула головой, собираясь с мыслями:

— У меня к тебе предложение. Да, я ненавижу тебя всеми фибрами души. И ты умрёшь. Сейчас. Но я не хочу, чтоб погибли другие. Поэтому даю тебе выбор. Не согласишься, я пристрелю тебя, и резни не избежать. Земли твоего клана станут нашими, всё твоё семейство убьют, несогласных — тоже. Впрочем, ты и сам знаешь, как оно бывает. Согласишься, — и я предложу Ленноксу дать клятву верности моему клану, и за это сохраню земли и жизни. Твой клан уцелеет. С обязательствами, но уцелеет. Если Леннокс окажется разумен. И если ты сам этого хочешь.

Эилид замолчала, давая время подумать. Гордость или забота, что победит в этом человеке?

— И чего ты хочешь, чтоб так случилось? — спросил, наконец, Дугэл.

Эилид аккуратно достала из ворота платья цепочку с колбочкой, качнула ею в воздухе:

— Это яд. Быстрый, но мучительный. Выпьешь сам — я иду к Ленноксу. Нет — умрёшь от пули, легко и быстро. Как настоящий мужчина, с честью.

— Тебе так важно, чтоб я страдал?

— Считаешь, у меня нет для этого желания причин?

— Где же ты вычитала этот способ? В своих любимых книжках?

— Какая разница?

— Если я… Ты дашь слово, что пойдешь к Ленноксу?

— Клянусь жизнью сына и матери, они всё, что у меня осталось. Примешь смерть от яда, и я сразу пойду к нему. В резне могут погибнуть и мои люди. Я этого не хочу. Решай быстрее, в коридоре уже волнуются.

Эилид слышала ворчание за дверью и хотела покончить с этим делом. Её месть была поистине изощрённой. Яд — оружие женское. Мужчине принять от него смерть, ещё и из рук женщины… Сложно придумать смерть более низкую…

Но Дугэл решил, и за это решение Эилид в глубине души его зауважала.

Когда Эилид вышла в коридор, на неё в ожидании уставились десятки глаз.

— Приведите в главный зал Леннокса Кардорра. Теперь он глава клана, и я хочу с ним говорить. Доктор, подтвердите смерть Дугэла Кардорра. Пока сигнал к бойне не давать. Но людям скажите, что от решения нового вождя будет зависеть, случиться ей или нет.

Эилид дождалась слов врача и спокойно вышла. Она думала, что вид мучений бывшего мужа доставит ей извращённое удовольствие, от этого не произошло. Но в своём решении она осталась тверда. А в коридоре Льялл, постаревшая за эти годы словно на десяток лет, смотрела на неё как на привидение, со страхом и злостью, но молчала. Ей хватило ума не задевать Эилид, а та, по большому счету, и не собиралась приговаривать старую няньку к смерти — не простила, нет, но какой в этом смысл? Кто Льялл теперь — без своего воспитанника? Достаточно и того, что старуха будет жить в страхе неведения за свою судьбу всю оставшуюся жизнь. На её счастье, соклановцы Эилид не знали, кто она такая, и какую роль сыграла в прошлом, иначе не сносить бы ей головы, а сама Эилид лишь скользнула по старой няньке холодным взглядом и пошла в главный зал замка. Там её уже ждали.

Её люди не церемонились с Кардоррами, судя по их внешнему виду, вытащили прямо из постелей. Нынешний вождь был испуган, но старался держать голову высоко, хоть руки у него и тряслись. Рядом с ним, держа за предплечье, стояла мать, смертельно бледная, но решительная, готовая в любой момент закрыть его собой. Эилид её отлично понимала. И сделала жест своим, чтоб отошли подальше. Она помнила Леннокса нескладным подростком, его мать рано овдовела и всех сторонилась. Они с Эилид так и не успели подружиться. Что ж, это даже к лучшему.

Известие о том, что он теперь — глава клана, Леннокса не обрадовало. Парень не был глупцом, понял, что произошло и почему. Эилид было всё равно, что он думает о ней, насколько ненавидит. Но его мать, молчаливая Грир, сжимала руку сына, сдерживая его порывы, Эилид видела. И тем самым расположила к себе. Значит, мать умна и осторожна. Есть надежда, что сын пошел в неё.

Её надежда оправдалась. Ленноксу было достаточно одобрения матери, чтоб дать клятву верности. И Эилид смогла вздохнуть с облегчением, впервые за все эти года. Наконец-то.