Диона была маленькой, но нести ее становилось затруднительно: у него затекла рука, хотя они, казалось, не сильно продвинулись в поиске челноков для эвакуации. Дилюк в очередной раз легко подбросил ее, чтобы она вновь зацепилась за его плечо, и произнес:

— Может, ножками пойдешь?

— Нет.

Он натужно вздохнул.

— Ты что, устала?

— Ну…

— Слезай. Будет разумнее, если мы пойдем рядом друг с другом.

Они шли медленно и тихо; это тоже было прихотью Дионы, ведь каждый раз, когда Дилюк начинал топать, ускоряться или еще как-то выдавать свое местоположение, она недовольно смотрела на него и шипела, сжимая в свободной руке пилотские жетоны.

— Не переживай, — сказал Дилюк, когда ему это порядком надоело. — Ты же теперь не одна, так? Если что, я защищу нас.

— Не защитишь. 

Диона не ворчала и не ругалась на него. Она прозвучала тревожно и очень устало, и ему очень не понравились ее слова; он фыркнул, но без особой злости.

— Ну вот еще.

— Не сможешь. Никто не смог. Даже Катерина.

Они прошли очередной поворот. Дилюк старался не смотреть на ошметки человеческой кожи и кровь, хотя его каждый раз пробивала мелкая дрожь. Он встречал разные виды разрушений, такова была специфика его работы; он видел восстания колоний и суд Линча над несогласными, видел падение космических станций в стратосферу и видел, какие следы они оставляют в небе. Все создано, устроено, причинено человеком. Никогда и никто перед ним не рисовал их, эти разрушения, с такой жестокостью. Диона же их как будто не замечала. 

Одна из табличек сказала им, что, повернув направо, они окажутся в инженерном крыле. Коридор слева вел в исследовательский центр. Именно рядом с ним располагалась площадка эвакуации, чтобы нерадивые деятели науки и работники корпорации зла, разрабатывающие всякое по ее заказу, первыми успели ретироваться, если напортачат с лабораторными крысами. На инженеров, механиков, уборщиков и охрану всем, разумеется, было плевать. Поэтому они повернули налево.

— Может, расскажешь, что произошло? Как ты выжила? Пряталась в вентиляции?

— Угу, — кивнула Диона. — Пряталась и сидела, тихо-тихо, как сказала Катерина. Она… я думала, она справится. Все думали, все говорили: она сейчас придет. А она не пришла. И Свен, и Хоффман… и Айлин… никто не… я никого больше не видела.

Она не повышала голос, а потом и вовсе замолчала: то ли не хотела пускать в голову воспоминания, то ли давно уже их запустила. Дилюк не знал, что ему сказать.

— Скоро вернешься домой. — Наконец произнес он. — Папа тебя ждёт. — Дилюк вздохнул и добавил себе под нос. — Черт возьми, как тебя вообще сюда занесло?

Дилюк не спрашивал ее, лишь вопрошал в воздух, у тех самых Свена, Хоффмана и Герты, а перво-наперво — у андроида Катерины, которая умудрилась выбить разрешение у суда и забрать Диону от ее отца. Как все это произошло, кого они обманули и кому дали на лапу — Дилюк не знал. Он встретил Драффа случайно, так же случайно согласился ему помочь. Тот выкатил все оставшиеся у него деньги, а еще сказал с улыбкой, такой по-собачьи жалкой, что так у него появится стимул работать и не пить, чтобы к моменту, когда Катерина и Диона вернутся, у него уже было все хорошо.

Дилюк знал, что это так не работает. Вздохнув, он позволил ей взять себя за руку, прокашлялся и аккуратно сжал ее.

— Все было хорошо. Папа знал, так делали его друзья. Они брали с собой на работу своих детей, и он сказал, что это будет здорово.

«Если им разрешили взять с собой Диону, — подумал Дилюк, — значит, здесь нет ничего секретного. Просто какая-то мелочь. Новый вид пластиковых болтов для колонии».

— И как, было здорово? — он продолжал расспрашивать, хотя почти не вслушивался в ответы. Очередной коридор окатил их запахом старого-доброго спирта и хлора: исследовательский центр оставался стерильным даже тогда, когда вся станция тонула в крови. Дилюк хмыкнул. Он попросил Диону держать фонарик ровнее, и ей пришлось намотать жетоны на руку, чтобы взять его обеими ладошками. Это тоже его позабавило, нежелание отпускать какой-то бесценок, хотя каждый раз, когда жетоны ловили свет фонаря и отбрасывали его на стены, он вспоминал их хозяина, и в горле у него неожиданно начинало першить. Тогда он всегда поджимал губы и тихо кашлял внутрь, а Диона ничего не замечала. У нее появилось новое задание, важное и ответственное: держать в своих руках свет и водить им из стены к стене, чтобы первой поймать монстра на крючок, оповестить о нем Дилюка, стать полезной после стольких дней пряток.

— Сюда часто поднимались люди с колонии, а учёные учили их делать… микро… макро… нано…

—...что-то крутое и полезное, да? — Диона кивнула ему, и Дилюк улыбнулся. 

— Потом приехали люди с этой… «Лофу», да? — Дилюк кивнул. — С ними были другие дети. Я до этого была одна, а теперь мы играли вместе. Но потом… потом что-то случилось.

— Появился «монстр»?

Она молча кивнула ему. Дилюк поджал губы. Это была самая распространенная теория: кто-то с Лофу заразился иноземным организмом, и тот разросся, попав в подходящие условия. Однако Дилюк не верил, что все это произошло случайно. Не верил и Драфф; на этой почве они сошлись, два параноика, затаивших на корпорацию злобу. Дилюк не знал, откроется ли ему когда-нибудь правда, или нет. Это было и неважно, ведь в основном — инопланетная тварь вырвалась на свободу и сожрала всех на космической станции — он оказался прав.

— А как давно ты стала прятаться?

— Я не знаю. Я не сразу стала прятаться, сначала взрослые пытались убить эту штуку. Были, эти… отряды даже, да. Была еда, и все было. — «Кроме связи», подумал Дилюк. Повезло же Катерине, что она успела отправить нечто зловещее своему мужу. — А потом еды стало не хватать. И многие стали сами драться. Поломали крепости…

— Крепости?

— Это когда ты столы друг на друга складываешь, и делаешь из них крепость.

— А.

— И стали друг на друга нападать. Тут чудовище ходит, а они — друг друга! — девочка в негодовании всплеснула руками. Дилюк скрыл слабую улыбку и кивнул ей, хотя ему было не смешно. Ни от того, что она рассказывала, ни от того, как. Восьмилетний ребенок в его представлении должен говорить об игрушках, о мультфильмах и о снах, которые он видит по ночам. Когда грань стиралась, и монстры из снов вылезали в реальную жизнь, они, дети, переставали быть детьми, их гибкий мозг ломался. Дилюк знал это наверняка.

— Чудовище ходит, а ты в крепости. Принцесса, получается.

— Катерина так говорила.

— Ну да. А что принцесса ела все это время?

Диона насупилась.

— Что осталось, то я и ела. Вместе со всеми. Консервы невкусные, сухари. О, а еще был автомат, и я выбиралась, искала монетки и покупала шоколадки.

— Шоколадками питаться нельзя, — зачем-то отметил Дилюк и осекся, вспомнив, что у нее не было особого выбора. Ребенок, наивный и смешной, продолжал соблюдать правила и покупать у автомата заветные сладости, хотя тот наверняка уже мог, сломавшись из-за нехватки энергии, выдавать их бесплатно. Он вспомнил кафетерий корабля, который довез его до «Герты», вспомнил большой стол и ароматный кофе, и коробки с хлопьями, зерновыми и слишком сладкими. Подумал о замороженных обедах и овощах, и о том, как было бы здорово наконец-то этого несчастного ребенка накормить, но осекся. Он сам сделал себя персона нон грата на борту «Борея» и не имел никакого права мечтать о том, чему сбыться было не суждено.

Больше Диона ничего ему не сказала. 

Стены многих помещений, которые они проходили, были застеклены и обнажали им то, что обычно скрывал толстый слой обшивки и краски. Иной раз лаборатории были скучными; некоторые из них остались такими, какими их бросили в попытке спастись. Некоторые были закрыты, и когда Диона светила фонариком на стекла, они вдвоем содрогались, видя сидящего у стены человека с нимбом из кровавых осколков черепа и мозгов. Дилюк спешил повернуться боком и приказывал не смотреть. Диона его слушалась, но запоминала все, особенно то, что взрывалось яркими красками в ее нервной системе. В некоторые из комнат вели разломанные двери. Кровь в них можно было заметить без света фонарика. Устав бояться, они решили, что лучшим решением будет просто смотреть вперед и вслушиваться в тишину.

Над одной из стен Дилюк прочитал: станция санитарной обработки. Она соединяла две лаборатории друг с другом, и, не имея возможности выбрать другой путь из-за заблокированных дверей, Дилюк и Диона пошли вперед. В этой небольшой комнатушке висели стандартные прорезиненные костюмы ярко-желтого цвета, рядом стояли баки для утилизации биологических отходов или опасных веществ, мойки, перчатки, химикаты и все прочее, но особое внимание Дилюка привлек стеллаж у стены напротив одной из лабораторий: рядом с ним, этим стеллажом, в кровавой луже лежал такой же прорезиненный костюм. Диона сжалась при виде трупа, чья смерть, скрытая безликой резиновой оболочкой, была вполне очевидна, а вот ее подневольную няньку это не особо тронуло: обойдя тело, Дилюк мыском ботинка приоткрыл дверь из упрочненного стекла и достал один приборов, отдаленно напоминавший допотопный распылитель пестицидов. Он осмотрел его, не обращая внимание на девочкины «Дилюк, пойдем», а затем принялся нажимать на рычажки и кнопки, прокрутил небольшой тубус, уместившийся в его ладони, зафиксировал форсунку. Вместе они вздрогнули, когда над ней вяло вспыхнуло маленькое голубое пламя. Оно заиграло у него в глазах.

— Мы возьмем эту штуку.

— Что это? — тихо спросила Диона. Он повернулся к ней лицом и неожиданно уверенно, спокойно улыбнулся. Это была одна из тех улыбок, которые совсем не ожидаешь встретить в разваливающейся космической лаборатории. Такие скорее смотрят на витрины на улицах колоний-поселений и центральных станций, от них пахнет не маслом и потом, и зарабатывают они явно не тем, что на последние деньги первых встреченных пьяниц вызволяют их родных и близких из смертельной опасности. Однако Дилюк улыбался именно так, уверенно и со знанием дела.

— Это огнемет, Диона. Он, конечно, не слишком мощный, да и топлива в нем мало, — он еще раз тщательно осмотрел его прежде, чем накинуть на плечо его ремень, — потому что, судя по всему, предназначен для, ну, уничтожения вредителей и обеззараживания, но принцип действия у него точно такой же, как у обычных огнеметов.

— Откуда ты это знаешь? — проворчала Диона. Она явно не разделяла радость Дилюка, потому что, кажется, в принципе не понимала ее причину.

Дидюк поднял нос своей новой игрушки и нажал на курок. Мгновение ей потребовалось, чтобы проснуться, а затем из дула с громким хлопком вырвалось яркое-яркое пламя, зашипело, заревело, поглощая вокруг воздух, извиваясь в ритмичном, округлом танце. Диона завизжала и дернула его за комбинезон, за который держалась руками. Пальцы Дилюка соскочили с рамки, и пламя вернулось в состояние синего огонька.

— Дилюк! — она в сердцах пнула его по ноге. Дилюк зашипел, но ничего не сказал в отместку. — Он нас услышит!

— Если кого и услышат, то это тебя, — отрезал Дилюк и осекся, увидев в глазах девочки неподдельный страх. Она вспомнила что-то, вспомнила, кто мог услышать их. Кто разодрал этих Свена и Хоффмана, кто убил бессмертного робота, уничтожив его настолько, что тот перестал отправлять сообщения о помощи. Дилюк вздохнул, поправил ремень огнемета и, сдержав желание бросить ее одну в ее страхах, сел перед ней на одно колено. — Все будет нормально. Можешь не верить, но я кое-что понимаю в том, как спасать свою задницу из таких передряг.

Диона ничего ему не отвечала. Ее губы дрожали, но она держалась почти стоически. Шумно выдохнув, девочка все-таки кивнула ему, и он улыбнулся, и взял ее за руку, и поднялся. А затем станция резко задрожала, и маленькая комната санитарной обработки наполнилась оглушительным визгом сирены и тяжелыми красными огнями. 

Разумеется, первым делом она посмотрела на Дилюка, обвиняя его в том, что случилось что-то страшное. Это ведь он, вопреки всему, остановился и стал играться с оружием, но Дилюк как будто не обращал на нее внимание: он замотал головой, хмурясь и поджимая губы, и даже не стал оправдываться перед ней. Когда голос оповестил их о выключении системы охлаждения, он хмуро кивнул ей и произнес, тихо, так, что женский голос легко мог перекрыть его:

— Давай-ка ускоримся.

Они вышли из комнаты и ускоренным темпом отправились дальше. Дилюк забывал о ней, о том, что один его шаг равен трем или даже четырем шагам маленькой девочки, и время от времени словно натыкался на невидимую стену, ожидая, пока она его догонит и думая, что зря он заставил ее идти самостоятельно.

Было что-то еще, что изменилось, стоило им пройти коридор санитарной обработки. Что-то, чего Дилюк не замечал — сначала он привык к крови, а потом красный свет и вовсе скрыл ее от человеческого глаза, — а затем понял: с каждым новым окном, с каждым новым коридором тел становилось все больше и больше. Все те, кто когда-то работал над обслуживанием, ученые, которые остались и тихо-мирно выводили свои новые виды пластика и помогали колонистам. Уборщики, электрики. Механики. Он шел, и кровавые следы становились черными в предсмертном бреду космической станции. Дилюк видел тела, расчлененные на двое, в белесых лужах синтетической крови — это были андроиды, и, видя их, он почти рычал, почти с угрозой: не смотри, не смотри, я сказал, не смотри. Диона смотрела, потому что было непонятно, кому именно он это говорил. Она схватила его за руку и замедляла их, и это тоже его злило, но он ничего не делал, ведь внезапно осознал: все эти тела тащили в одно место не просто так.

Дилюк слишком поздно догадался об этом. Они зашли в очередную комнату, а там, в телах и хламе, на стене обнаружили кокон. Кокон, эта колыбель для инопланетной твари разрослась от пола до потолка, и в углы от него извивались наросты плоти, впивались в стену, обвивали ее внутреннее устройство, балки и провода. Им было все равно, если их било током или обжигало металлом. В мигающем красном свете он заметил, что оболочка этого гнезда была неровной, массой, слепленной из разных материалов. Дилюк всмотрелся. Это были человеческие тела.

Они врастали в ствол плоти и крови, их поглощали, их ели — возможно, к прилету Кэйи они действительно все еще были живыми. Кокон пульсировал, с него капало нечто темное и черное, но оно уже не пугало — в незнании, наивном и противоречивом, Дилюк нашел надежду, что это все-таки была не кровь. Непонятно, что должен был изменить такой уклад мысли, но он заставил очнуться, резко, сильно толкнуть Диону за себя и поднять дуло своего нового оружия. Совсем рядом с опухолью, выросшей на теле космической станции, чернел и коптился заветный коридор.

Так же, как когда-то скупо и коротко он указал дорогу Кэйе, Дилюк сделал и сейчас, но Диона не стала возмущаться и лишь кивнула ему, не отцепляясь от его штанины. Так они пошли, медленно, плавно, не создавая шума и не делая резких движений; ради этого он даже выключил огонек, триггер для его новой игрушки сжечь все к чертям. Шаг за шагом, осторожный и нежный, никакхого стекла под подошвой, никаких наростов, от которых по венам-рельсам к кокону передавалась информация о том, что происходило вокруг. 

Это была победа, она была такой близкой и совсем небольшой, но значительной, и если бы Дилюк хоть раз послушал приказы и команды, которыми он так любил гонять окружавших его людей, то они был вбежали в этот коридор, отключили бы головы и интуитивно стали бы решать, что делать дальше. Но Дилюк не слушал себя. Когда он говорил самому себе идти медленнее, его сердце требовало добраться до финиша как можно быстрее, и он совершенно не мог ему отказать. Он поспешил и увлекся, предвкушая, как залезет в спасательный челнок и улетит. Он честно думал, что так будет лучше, но сдерживал себя, делая так, как было надо.

Они были совсем рядом с выходом и почти не обращали внимание ни на что вокруг, когда у самой дилюковой щеки что-то дрогнуло, дернулось с чвакающим звуком: они проходили совсем рядом с коконом, и в ней, похороненная и полусъеденная, задрожала в предсмертной компульсии человечья рука. Завозили по воздуху пальцы, и в лицо Дилюку брызнуло то ли кровью, то ли слизью. Он вскрикнул, дернулся в такой понятной и при этом не нужной попытке убрать от себя нечто страшное и мерзкое, двинул по нему локтем, и тогда это мерзкое и страшное задрожало, зашевелилось. Его удар расползался по гнезду, по этому кокону, живому, чувствующему все, что происходило вокруг. Диона закричала, в панике помчалась назад, давя по пути отростки, на которые наступала случайно и которые не видела, а они точно так же передавали импульсы ее ног на стену. 

— Диона! — рявкнул Дилюк и этим разбудил всю станцию, ведь его крик разнесся, громогласный рев, по коридорам и комнатам. Тогда это было уже не важно. Плотная телесная пленка кокона натянулась и лопнула, и комнату наполнило зловонной субстанцией, слишком жидкой для воды и густой — для слизи. Следом из нее, словно из обвисшего мешка, рассеченного надвое, медленно вывалился сгусток — та самая тварь, которую обвиняли во всех ужасах «Герты». Она только родилась и не могла знать и видеть, кто ведет на нее охоту, кто от нее спасается. Он был огромным, он поднимался, и его острый хвост раздраженно качался из стороны в сторону. Дилюк только и успел, что заново зажечь скромный огонек, который тут же взвился вверх. 

Он почти не думал. Ему было так страшно, что даже если бы он провалился в этот момент под землю, то не получил бы обещанного спокойствия. Поэтому он сделал то, что умел: поджав губы, Дилюк снял с предохранителя огнемет, направил ее в детеныша смертоносного монстра, нажал на курок.

Тварь завизжала и задергалась, точно так же, как когда она только появлялась на свет. Уродливые лапы-руки прижаты к земле, а туловище мечется в судороге, лишь бы ее не задело, лишь бы уйти от пламени, спрятаться, скрыться. Дилюк подумал об этом, и у него перестали дрожать руки. Но когда он только приблизился к твари, она вновь поднялась, пытаясь убежать от огня, от всепожирающего пламени. Заметался ее хвост, раскаленный, охваченный огнем. Хвост ринулся к нему и резко обхватил его руку, прорезав кожу, и дернул его на себя, и Дилюк почувствовал, четко и очень ярко, как нечто в руке выходит у него из локтя. Он упал, ударился головой о пол. Визжала сирена. Дионы не было видно, а над ним разверзлась необъятная черная масса в пелене огня, и ее когти блестели, а из глотки вырывался визжащий клекот, полный злости и нечеловеческой, дикой, совершенно не понимаемой ненависти ко всему живому.

Стиснув зубы, Дилюк собрался и вновь нажал на курок. Было так больно, что боли уже почти не было, лишь огонь и жар, пожирающий его тело и кровь. Пламя зарделось и разрослось, свободное и ликующее, и оно вновь объяло чудовищную бездну с ее хвостом и когтями, и ее клекот резко перешел в визжащий крик. Оно подскочило, заметались по стенам тени когтей и зубов, и лапы, и морда. Дрянь, их хозяйка, исчезла в дыре, скрывавшейся у ее гнезда. Дилюк закашлялся и устало упал на пол.

Он не знал, сколько времени пролежал, не двигаясь, а потом вспомнил о Дионе и, превозмогая боль, поднялся. Вокруг него пожар лениво пожирал оставшуюся мебель. Рука горела невыносимо, застилая глаза, но он шел и смотрел по сторонам, ища девочку, ее тень, ее голос.

Он нашел ее. Диона пряталась под столом, зажав руками рот, и раскачивались из стороны в сторону. Она не вышла, заметив его ботинки, не двинулась и тогда, когда он опустился к ней на колени.

— Эй, — выдавил Дилюк, тяжело дыша. — Эй, Диона. Выходи. Все хорошо. Все хорошо, здесь только я.

Все началось заново, только теперь рядом не было Кэйи, который вот так просто выманил ее из своего укрытия. Дилюк шумно выдохнул, протянул раскрытую ладонь и аккуратно погладил ее по голове, повторяя то и дело: все хорошо. Она успокаивалась. Ее щеки были сухими, потому что она не плакала. Она была смелой.

Он аккуратно вытащил ее, подняв на свободную, целую руку. Ремень огнемета пересекал его по диагонали.

— Видишь? Я же говорил, что справлюсь.

Диона не ответила, лишь сильнее, до боли вцепилась ему в рукав и воротник. 

Им пришлось вновь пройти через трупы, через резиновые костюмы и стеллаж с огнеметами, и с каждым шагом они боялись услышать лишние звуки: скрип и грохот, и дрожь пола и потолка. Ничего этого не было. Только сирена и красный свет. 

Нападение отбросило их назад, лишило быстрого шанса спастись, лишило мобильности — Дилюк шел медленнее, прихрамывая и шумно дыша, — лишило надежды. Им пришлось вернуться туда, откуда они пришли. 

Что-то звякнуло у Дилюка под ногой, когда он вышел в один из наиболее, сравнивая с хаосом лабораторий, чистый коридор. Опустив голову и приказав Дионе посветить вниз, он увидел до боли знакомую фляжку и почувствовал, как в груди у него что-то разорвалось и очень медленно принялось сшиваться обратно.

Чертов Кэйа, которому он наплел каких-то надежд на помощь, которого спросил, умеет ли он стрелять — а умел ли он вообще? Корпоратских пилотов обучали владению мелким оружием, но приходилось ли ему хоть раз стрелять не по бумажным мишеням и голограммам? Он выглядел смелым, так рьяно бросился за членом экипажа, но Дилюк видел, замечал — Кэйю, как и его самого, насквозь пронизывал страх, когда они еще не видели и не знали, что ждет их впереди. Прикинув время, он решил не думать о том, что монстр, напуганный, раненый и, соответственно, злой, вполне мог убежать туда, где находился его пилот. Диона, судя по всему, думала о том же.

— Он умер? — спросила она и лишь сильнее сжала в руке оставшиеся от Кэйи жетоны. По ее частым вдохам и выдохам Дилюк понял, что не имеет права ее разочаровать. 

— Нет, нет. Он же пилот. В пилоты абы кого не берут.

Это была правда, но, вспоминая его слова, вспоминая, что Кэйа был самым что ни на есть его земляком, выросшим в той же техногенной катастрофе победившего апокалипсиса, захватившего старую Землю, он подумал, что тот был тем самым абы кем, непонятно как получившим летную лицензию. Но Диону это не успокоило и не убедило. Она выпрямилась, дернула головой — Дилюк зашипел от тупой боли — и посмотрела на него уверенно и зло:

— Мы пойдем за ним!

— Ну уж нет! У него свои пропавшие, у меня — свои!

— Я не пропавшая!

— Тебя искали!

Она не на шутку разозлилась, сжала кулаки и замахнулась на него, и Дилюк даже зажмурился, но вовремя вспомнил, кто из них взрослый и, соответственно, главный. Хмуро зыркнув на девочку, он подобрал фляжку и уверенно пошел вперед.

— Если бы не он, тебя бы вообще здесь не было! 

В общем хаосе, визге сирены и боли — в голове, в ногах, в руке — они совсем потеряли страх быть обнаруженными. Дилюк не прислушивался к ней и точно не собирался повиноваться капризам маленькой девочки, о которой внезапно вспомнил, что та является ею. Однако она просто не могла оставить его в покое — она ворчала и шипела, и повторяла: 

— Ты не можешь его бросить. 

— Я не бросил. 

— Бросил! — она снова воскликнула, и он снова нашипел на нее. Лицо у Дионы было крайне обиженное, она поджимал губы и хмурилась. 

— Тут каждый сам за себя, — ответил Дилюк. Его голос звучал резко, хотя он пытался говорить тихо, но не шептал. — Может, он уже на корабле, готовится ко взлету. Так что кто кого ещё бросил, откровенно говоря.

— Так вы… вы не вместе?

Он нахмурился и почувствовал, будто камень на сердце одномоментно сделался ещё тяжелее, чем был. На него давили жетоны, фляжка, а маленькая девочка прыгала, придавливая его вперёд. Того и гляди, Дилюк не выдержит, не выдержит и пол под ним, и он возьмёт и провалится, и окажется далеко не в космической пустоте.

— Нет, мы не вместе, — отрезал он и не стал больше ничего добавлять. Не было необходимости говорить Дионе всю правду.

Была ли вообще какая-либо иная правда, кроме этой? Они знакомы всего лишь несколько дней, и их знакомство не то, чтобы удалось. Хотя Дилюк бы поспорил; Дилюк бы сказал, что много знакомств он завел именно через конфликт

— Вот как…

 Дилюк наконец-то сдался. Он остановился. Диона замерла, нахмурилась и покосилась на него с вопросом в глазах.

— Вот, как мы поступим, — он повернулся к ней. — Если встретим его — возьмем с собой. Это тебя устроит?

Чуть погодя, Диона кивнула ему. Она подумала, что раз ей удалось уговорить его смягчиться, она успеет, лишенная понимания, как мало у них на самом деле осталось времени, и полностью изменить его мнение.