Дежурство Ямато было сущим адом – все зеки в тринадцатом блоке об этом знали. Когда его бодрый голос разлетелся по коридорам, Джуго застонал и натянул одеяло на голову. Ещё немного, и на Ямато вместе с его голосом аллергия начнется. Странно, что у Нико она до сих пор не началась, учитывая, что была на очень многое…

– Подъёооом! Всем вам нужно тренировать тело и дух! – почти пропел Годай, вваливаясь в камеру номер тринадцать и подло выдирая своим громким голосом из остатков сна.

Деваться было некуда, и потому несчастные невыспавшиеся зеки кучкой поплелись на площадку, где проходили тренировки. После двадцати отжиманий бедняги кое-как взбодрились, а Джуго и вовсе хотел сдохнуть. Рок, напротив, даже вдохновился, но ему, хоть и не признавался, тренировки всегда были в радость. Уно со стоном шлепнулся на не слишком чистый пол площадки и бубнил что-то нецензурное в адрес Ямато, мечтая поспать еще хотя бы полчаса. Нико вопил, что в в гробу он эти тренировки видел. Даже удивительно, как у него сил орать после них хватало… 

После тренировок все проходило как обычно – завтрак, работа, обед, часы отдыха, ну и далее по списку. Джуго, решив провести этот самый час отдыха на диване в игровой комнате Уно, почти задремал, когда снова услышал громкий и ставший за день мозгодробительным голос Ямато. Прислушавшись, он уловил, что кому-то из присутствующих в игровой заключённых пришло письмо. Вместо того, чтобы снова погрузиться в сон, он отчего-то задумался над тем, что ему, пожалуй, единственному, никогда не приходило писем с той стороны. Хотя, Рок и Нико, на его памяти, тоже их не получали. Но эти двое хотя бы читать и писать умели, а он…он ни черта не умел. И вдруг, если однажды случится так, что он вынужден будет что-то прочесть, так и не сумеет. Конечно, на то, что придет письмо, Джуго и не надеялся – не от кого им было приходить. Хотя, если Уно освободится раньше, что даже логично, как им держать связь? Конечно, ранее они то и дело сталкивались в разных тюрьмах, но сейчас, когда пятнадцатый решил начать с чистого листа, почему бы не начать и все то, чему когда-то учились и другие? Вот так он продолжал лежать и мысленно рассуждать, глядя в одну точку и почти не мигая, пока его состояние не привлекло внимание Уно.

– Эй, Джуго, ты чего? О чем опять запариваешься?

Одиннадцатый уже был научен опытом: если друг и сокамерник вот так отрешённо залипает, значит, с головой погружён в свои мысли, чаще всего – очень беспокойные, что чревато последствиями. Было уже однажды, когда он пытался на почве подобного сбежать в одиночку. Спасибо, что через Хаджиме хрен кто пройдет… Вспоминать тот случай каждый раз было неприятно, если честно. Вот и сейчас Уно разволновался не на шутку:

– Ээй, Джуго, случилось что?! – он осторожно потряс пятнадцатого за плечо, но тот продолжал пребывать в состоянии тряпочки. Одиннадцатый хотел уже бить тревогу, но внезапно дёрнулся, когда холодная ладонь пятнадцатого коснулась его запястья.

– Уно, ты…не мог бы… – он запинался, будто боясь сказать то, что очень хотел. Даже голову повернул, чтобы в глаза не смотреть.

Одиннадцатый напрягся и обратился в слух, а с его лица никак не сходило выражение беспокойства.

– Не мог бы?...

– Научить меня читать и писать. – выдохнул Джуго и покраснел.

Ему очень тяжело было просить о чём-то, учитывая, что до недавнего времени он вообще ничего, кроме равнодушия, к этому миру и жизни в целом не испытывал. Честно говоря, он сам не мог понять, откуда появились мысли обо всем том, что привело его к этой просьбе. Но раз уж начинать с чистого листа, то пусть тем, кто ему поможет, будет лучший друг.

– Ээ-эээ… серьезно?! Правда хочешь?! – на лице Уно появилась родная ехидная улыбка, а в голубых глазах, помимо искреннего удивления, мелькнул огонек живого интереса. 

– Ну…да. – Джуго почти прошептал это, приняв сидячее положение и тревожно оглядевшись по сторонам.

– Да не вопрос! Правда, почерк у меня корявый, а в японском ещё без ошибок не выходит, – одиннадцатый задумчиво почесал затылок и поправил кепку. 

– Тогда чёрт с ним, – равнодушно ответил пятнадцатый и снова растекся по дивану. 

– Что, уже сдаешься? – не преминул поддеть Уно, прекрасно зная, какая последует реакция.

– Еще чего! Я не говорил, что сдаюсь, – Джуго снова сел, обхватив колени руками. – Просто я хочу, чтобы меня ты учил!

– Читать научу без проблем, но по поводу каллиграфии Ямато спец. Не думаю, что он откажет в такой просьбе. 

– Вот сам к нему и иди, если так надо, – недовольно пробубнил пятнадцатый. – Дерьмовая это идея. Ты бы еще к Хаджиме предложил с этой просьбой обратиться.

– В жопу! К нему и я не рискну, – Уно поёжился, с опаской покосившись на запертую дверь в камеру. – Но ты же хочешь научиться чтению и письму, так?

– Да. Но чтобы ты меня учил.

Уно призадумался, а затем по его лицу расплылась уже знакомая широченная улыбка. Это значит, в голове шулера зародилась какая-то идея.

Сперва одиннадцатый не понял, на что подписывается, когда, набравшись храбрости, обратился к Ямато за помощью с улучшением каллиграфии. Добродушный Годай, услышав просьбу, радостно согласился.

Масштаб звездеца Уно осознал с первого же урока, ибо у него уже после первого часа рука отваливалась, в то время как Ямато даже не думал хотя бы паузу сделать и продолжал бодро вещать что-то там на тему каллиграфии как японского достояния. Естественно, хотелось сто раз всё это послать к чертям и забросить нахрен, но в таком случае, как тогда смотреть в глаза Джуго?

В общем, мучения шулера длились чуть больше недели, но какой-никакой успех в этом всё-таки был. Иероглифы стали гораздо ровнее и аккуратнее, а слова были написаны практически без ошибок. Ямато то и дело хвалил, давая все более объёмные тексты, а Хаджиме прохаживался мимо с дёргающимся глазом и недоумением, четко написанным на обычно суровом лице. В его голове не укладывалось, как самый поехавший зек из тринадцатой камеры вдруг стал паинькой и вместо побегов и азартных игр осваивает чертову каллиграфию. Наверное, Сугороку меньше бы удивился, если бы внезапно обнаружил, что его лысая башка одним прекрасным ранним утром обзавелась косой до пояса. Впрочем, вскоре подзабил и лишь подглядывал за стараниями Уно, отвешивая тумаки, если замечал ошибку в написании или неровную линию. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, абы не удрапало.

Что и говорить, одиннадцатому пришлось весьма нелегко, учитывая, что для подобного ему сидеть на месте, вырисовывая иероглифы, было тем ещё адом. Но самое сложное было не в этом, как выяснилось.

– Эй, Уно, ты предлагаешь вместе сбежать? – с удивлением спросил Джуго, с привычной легкостью открыв камеру. 

– Нет же, кое-что поинтереснее. – подмигнув ему, Уно вышел следом из камеры и, оглядевшись, схватил пятнадцатого за руку и потащил в знакомый коридор, где была комната надзирателей.

– Ты решил принести меня в жертву Хаджиме за свои косяки?! – Джуго встал как вкопанный, собираясь драпать куда угодно.

– Да нет же, – усмехнулся одиннадцатый. – Сейчас всё увидишь. – он снова потащил его в нужном направлении. Джуго обреченно поплёлся за ним.

Когда Уно попросил открыть дверь, практически соседствующую с комнатой надзирателей, Джуго поплохело ещё больше. Непонятно, какие в его голове роились мысли, но он вдруг начал осторожно отходить по стеночке, а затем попытался сбежать. Благо, бегал он хреново, и потому шулер его ловко поймал за шиворот.

– Джуго, успокойся. Там нет ничего страшного. Я не собирался никому тебя сдавать. Это комната, где я изучал каллиграфию.

От этой информации пятнадцатый замер и подвис, пытаясь переварить то, что только что услышал. 

– Ну же, пойдём. – Уно легонько подтолкнул в спину в нужном направлении и тепло улыбнулся. – Зря я что ли полторы недели упарывался и терпел Ямато?

– Ты…что?! – Джуго, постепенно осознавая смысл всего, что пытался донести до него лучший друг, чуть не сел на пол. – Ты ходил к Ямато?! И учился каллиграфии?! – в необычных глазах с гетерохромией читался один единственный вопрос, который пятнадцатый не мог произнести вслух. Он-то думал, что Уно все это время с другими зеками в карты резался, или в игровой торчал – своей или Нико…

– Потому что, как я уже говорил, – Уно по-дружески приобнял его за плечо, – дерьмово у меня с японской каллиграфией было. Сам подумай, как мне тебя учить, если я тоже не преуспел в том, чему ты хочешь научиться?

Джуго, который и до этого не переставал удивляться бесконечному позитиву и столь тёплому к нему отношению лучшего друга, окончательно выпал из реальности. Он даже не сразу понял, что произошло. Вернее, то, что он непроизвольно обнял Уно, как дети обнимают любимого плюшевого мишку – ещё полбеды. С губ само собой сорвалось:

– Ты действительно лучший… – понимая, что ляпнул, пятнадцатый покраснел и стыдливо добавил, почти шепотом, – мой лучший друг.

Уно лишь усмехнулся на этот жест и дружески потрепал по плечу.

– Вот и волшебно. Пойдем, пока Хаджиме не высунулся, а то снова огребем, если эта горилла лысая запалит. 

– Да, ты прав. – Джуго почти отскочил от него, а затем, когда они подошли к нужной двери, бесшумно открыл её. Внутри ничего не напоминало тюремную камеру. Комната была похожа на просторный, но почти пустой кабинет, где в углу лежали горы из стопок и свитков с бумагой для письма. Там же обнаружились тушь и кисти. 

– Это кабинет Ямато. Здесь я и задрачивал, то есть оттачивал мастерство настоящей японской каллиграфии. Начнем первый урок? Надеюсь, учитель из меня так же хорош, как и шулер. – одиннадцатый тихо хихикнул и развернул чистый свиток, попутно объясняя, что надо делать.

Прошло уже достаточно времени, и Хаджиме, не обнаружив двоих самых отмороженных зеков в камере, как всегда озверел и оглашал своим ором коридоры. Несмотря на полученные тумаки, Нико и Рок клялись, что понятия не имеют, куда свалили сокамерники. В конце концов, местонахождение одиннадцатого и пятнадцатого было обнаружено. Напрасно Ямато пытался остановить разбушевавшегося Сугороку, который уже вынес с ноги дверь в его кабинет. Уно громко выругался, а Джуго, который практически идеально закончил выводить иероглиф, дернулся от грохота упавшей двери и мазнул кистью влево, всё запоров. 

– Какого хрена вы не в своей камере?! – орал Хаджиме, готовясь отдубасить беглецов, как полагается.

– Хаджиме, успокойся! Я им разрешил! – попытался вмешаться Ямато, за что огреб смачный хук справа и рухнул на пол.

– Разрешил, мать твою!!! Я тебе, блять, разрешу!!! Вы оба, живо в свою камеру, я сказаааал!!!

– Хорошо, хорошо, – пошел на попятную Уно, пряча кисть, которую успел макнуть в банку с тушью, за спину. Подойдя к надзирателю, шулер ехидно улыбнулся и протянул, – Хаджиме, тебе не говорили, что ты похож на одного австрийского художника? Только одной детали не хватает. – и внезапно мазнул кистью прямо под носом у надзирателя, намекая тем самым, на какого конкретно художника он похож.

Джуго захохотал, но затем по наливающимся кровью глазам надзирателя понял, что дело пахнет керосином, и за эту выходку его друга точно убьют. Потому, пока Сугороку приходил в себя, попутно закипая от ярости, Джуго схватил Уно за руку и потащил из кабинета. Протоптавшись по лежащему в отрубе Ямато, друзья бежали к родной и совсем не спасительной камере. Понятное дело, что взбешенный до предела надзиратель их быстро догнал. Далее последовали ощутимые пинки и тумаки, после чего Сугороку, закуривая на ходу и забыв про нарисованные усы, а также специально отведенные для курения места, за шкирки доволок одиннадцатого и пятнадцатого и закинул в камеру.

– Задолбали, уроды! Сил моих больше нет! – взвыл он и удалился на курилку, поскольку одной сигареты было явно мало.

Уже вечером, когда прозвучал отбой и все заключенные были по камерам и койкам, то есть футонам, Джуго привычно лежал на спине и смотрел в потолок.

– Что, опять не спится? О чем думаешь? – тихо поинтересовался Уно, который также не спал. Хорошо хоть Рок и Нико быстро отрубились, что было обычным явлением.

– Уно, знаешь, каллиграфия… она такая сложная, – вздохнул Джуго, боясь посмотреть в сторону лучшего друга. – Но я… хотел бы повторить.

– Тебе сложно, но нравится, да? 

– Мне сложно и я не понимаю, зачем мне это. Но нравится… как ты меня учишь. – выдохнул Джуго, пугаясь собственных мыслей о том, чтобы вновь уснуть, как совсем недавно, держа Уно за руку, или ещё хоть раз вернуться в тот дурацкий кабинет Ямато и ощутить ладонь лучшего друга (друга ли?) поверх своей, когда он будет помогать ему осваивать написание нового иероглифа.