С рассветом тени отступают. Кай делает шаг за ограду, как за условную границу безопасности, и вот он уже дальше, чем ходят многие. Поставленная задача – сущий пустяк: найти и вернуть запрятанный реликт, и это связующей ниточкой ведет его к свободе. Ориентир – виднеющийся утес над лесом. Ведущий к цели путь – извороченная тяжеловесной техникой во вскрытые раны земля, что бестолково извивается змеей и обходит город боком. Трата времени. Парень сходит с обозначенного маршрута в лесную глушь.

Местные остерегаются этих мест, для них они дикие, таинственные, голодные. Может, их всевидящий бог сюда не доглядывает, хах. Кай проныривает меж стволов деревьев, трава мягко проминается под пятками, причмокивая, ноги привычно выверяют каждый шаг — это та часть его жизни, что въелась в подкорку, никак не желая стать частью гонимого прошлого. Там тоже боялись лесов, хоть их бог был до противного ближе и вещественней.

Храните заброшенные капища, дабы не пустило корни очередное божество, как тлетворная плесень. Оно будет кормиться мыслями и подаяниями случайных душ, пока не вырастет, дабы брать в ненасытное чрево все больше и больше.

То бόжество Кай видел несколько раз, настолько же осязаемого, насколько отвратительного. Хотелось засунуть ему его возвышающееся эго куда по дальше, но в том присутствии было не пошевелиться. О, пластались перед ним себя не помня, превращаясь из грозных воинов в подобострастных фанатиков, трясущихся с каждого вздоха своего покровителя. Но, как бы верно они не молились, это не умаляло их страха перед стенами рощ.

Едва ли здешние монашки смелее, их бог и не настоящий будто. Но, если он есть, его счастье, что не показывается. Такое нужно рубить на корню, жечь очищающим пламенем, чтобы сдохло и никогда не возродилось, чтобы развеяться было нечему, навеки забытое и стертое из памяти мира.

Лес набирает силу, пространство забирает мох, и корни под ногами становятся толстенными жилами земли. Кай неизменно помнит нахождение ориентира, мысленно зажигая внутренний компас. Часто попадаются человечьи следы, а вот звериных нет вовсе. Некоторые корни Кай избегает, угадывая живущих под ними бесов. Если нет выбора, нужно наступать уверенно, резко, не останавливаясь по долгу. Слишком очевидный путь, светлый и удобный – наводит на подозрения, сережки берез покачиваются вразнобой – неспроста. Такое запетляет время или спутает чувства, вот еще. Кай пролезает меж раздвоенных столбов березы, оставляя духа с его незадачливой ловушкой досадливо шипеть и ждать удачи. В ночи такая была б по сильнее. Срывает крайние свежие листья с ветки, чтобы древеснику было чем заняться, скребет по коре, создавая лишние звуки, путая.

Все время Кай ощущает чужое внимание. Здесь и у деревьев есть глаза: в завитках коры и черных прорехах березовой бересты, они открываются, когда не смотришь. Но нет, много в этом взгляде сознания. Что-то извне следит скрадчиво, аккуратно, такое выйдет только в крайнем случае. Наемники хотят его оценить.

Проверки – предсказуемое человеческое поведение: выведать границы возможностей, дожать до предела, прознать слабости и подвохи. Проверок в его жизни было достаточно. Можно ли назвать тех фанатиков людьми наверняка, Кай не знает. Они могли ими быть, но со временем исказились до безличия, во внешнем и моральном облике приобретая вид не звериный или демонический, а тлетворный из смога и мрази. Мешающие грязь с кровью, жаждущие сражений варвары, они всегда знали, зачем он здесь. Ему всюду отводилось отдельное место. И смотрели по-особому. Было запрещено к нему прикасаться, причинять вред, дабы не наслать на себя гнев бога – часть их гребанного обета или священного ритуала. Но их злило, что с любопытной игрушкой не поиграть, и тусклый мозг придумал забаву подходящую, какую придумывают котятам, чтобы посмотреть, как шарахаются от беспомощности и хватит ли ума выбраться. Всякий раз им нравилось видеть, как он ищет способы сохранить гордость, и хоть что-то свое. Ничего у тебя нет.

Нельзя говорить пожалуйста, нельзя показывать слабость, они не должны видеть отчаяние. Кай ни разу не дал им желаемого, и они становились злее. У него есть след от рваных когтей на память, когда бросить от скуки перед медведем показалось забавным, дескать, сам полез, а после разделали зверюгу с легкостью мясника, дав сначала почуять кровь, а после понять, кому он обязан своей ничтожной жизнью. Но и эта тупая сила чувствовала свою ничтожность перед страхом леса.

Природа живет чуть иначе: Кай знает, как смотреть, чтобы быть неувиденным, что есть движения и звуки правильные. Очередное существо перед ним смутное, из тени, как из плотного воздуха, и сейчас едва ли агрессивное, что на руку. Такого пройти мимо и забыть. Мелкий кивок головой в сторону, посмотреть боковым зрением – тот замирает. Копирует. Парень ловит это состояние, цокает языком и плавно переходит назад. Шаг за шагом и существо уже скрывается за стволами берез, так и не обретя к Каю интереса. Даже не понадобился спертый из боговской столовой нож, но те сами виноваты, что оставили. И этому богу Кай тоже не обязан.

В пещере под утесом искомый артефакт определяется безошибочно.

– Что значит не проходил? Вы следите за дорогой?!

***

В башню Кай возвращается беспрепятственно, его тут же встречает Арса. В этот раз мужчина ведет его совершенно другими коридорами, почему-то минуя архив, и стаи трубно-канатных пучков преследуют их на всем протяжении. Двое спускаются так глубоко, что можно подумать в самое сердце, где артерий этого здания больше всего, и Арса отмыкает последнюю дверь. В конечном помещении все внимание приковывает огромная светящаяся чаша по центру комнаты, как единственный источник освещения. Ее свет отражают совершенно голые стены, что говорит о бестолковом использовании пространства. Арса остается у порога, предлагая Каю самому возложить артефакт, как полноправному члену сего сообщества. Парень вступает в комнату один. Шаг за шагом в темноту как в пропасть. Приблизившись, можно разглядеть, что светится само содержимое чаши: округлые странные камни, исписанные руническими символами скрижали, некие витиеватые предметы, такие древнющие, что готовы издохнуть в песок на глазах. Реликт в руке глух. Кай склоняется у края. В ожидании замирает дыхание. Он тянется к центру. Будто сейчас, вот-вот сейчас… что? Еще ниже, и из-под рубашки так не кстати выскальзывает кулон, он повисает и болтается на шее, озаряемый светом. И стоит реликту в руке коснуться прочих, как по нему паутинкой разбегается свет, резонансом просыпаются соседние светочи, словно в конгломерации магии оно не может сдержать все в себе. Свет разбегается и засыпает вновь. И ничего.

По пути к двери не покидает желание поднять взгляд, кажется, что делать лишних движений не стоит. Поселяется тупая неуместная тревога. Этот расстояние Кай проходит в глухом молчании. Беспочвенные ощущения — вот ведь дурость, не стоит обращать внимания. Теперь осталось всего ничего, и какие-то чувства не изменят решимости идти до конца.

***

Не успевает Кай уйти, как в какой-то спешке объявляется медосмотр, якобы необходимый для допуска на задание, к тому же, являющийся обязательной экзекуцией после походов в лес. Наваливается утренняя разбитость. Нужно время, чтобы собрать мысли по кусочкам, хотя вот утром он же их собирал. Беспокойно-суетящееся чувство так и сидит, хорошо, что в искомых коридорах Кай встречает другие знакомые лица. Максин болезненно морщится, Натан стоически держится, но и он провел ночь не без последствий. Ричи будет поздно.

–  Ты как после вчерашнего? Тоже пил? – спрашивает девушка, держась за голову.

Беспокойство подначивает лишний раз коснуться кулона, и парень замечает, что пальцы уже подолгу перебирают его грани. Вообще не ясно, можно ли проснуться в более плохом самочувствии как Кай этим утром, и винить в этом нужно не алкоголь, а только его собственное воспаленное сознание, порождающее беспокойные сны. Всю ночь метаясь по кровати в жáре, он просыпается насквозь мокрый, довеском остается смутный осадок на душе и факт внеочередной стирки. Отстирывать засохшую сперму не входит в обычный утренний ритуал.

– Нормально, – шоркает по плечам, прогоняя излишнюю чувствительность кожи, помнящей вчерашние ощущения на себе.

Тело решает проснуться именно сейчас, запуская мурашки по коже, будто накануне он перешел порог собственной возбудимости, и теперь органы чувств вспыхивают на малейший импульс. И сейчас, едва закрыв глаза, Кай может увидеть тесные переплетения тел, неоновые вспышки, и тепло кожи о кожу. Эти образы необъяснимо манят, и особенно прилипчивые мысли вгрызаются в его сознание. Вчера он видел много, даже больше, чем должен был, и стоит об этом подумать в таком ключе, как все тело приходит в волнение, откуда-то тянется непрошенная улыбка, и непонятное смущение берет верх.

– Бля, как мне херово, голова… – кривится Макс. Все трое помятого вида, но объединенные своим небольшим секретом.

Ожидание затягивается, но клацает замок, и едва прорезавшийся в дверном проеме свет застилает черная тень. Можно было ожидать увидеть кого угодно другого, но это тот самый маг. Арса незамедлительно появляется рядом:

– Где медсестра? – звучит не терпящий отлагательств тон.

– Она занята. Сегодня я этим занимаюсь, – маг поворачивается к военному, свет высвечивает его профиль, и в мозгу запускается цепная реакция. Узел смутных воспоминаний вытягивается вспять, заставляя вспомнить все до мельчайших деталей, и Кай понимает: это был он. Его зубы вонзались в шею той девушки, эти губы еще вечером были в крови. – Твое дело срывать головы, вот и занимайся своей не блещущей умом работой, – произносит полоз с расстановкой, идеально удерживая иронию на грани с превосходством.

Абсолютный хищник, наслаждающийся вседозволенностью.

– Это может провести и обычный рядовой. Ты же так занят, – пытается зайти с другой точки Арса.

– Не могу же я пренебречь здоровьем солдат, – безупречно парирует полоз, – осмотр на предмет магического вреда – моя прямая обязанность, командор.

– Ах ты… – Арса захлебывается негодованием. Под взглядами толпы ему не остается ничего, кроме как уйти. Впрочем, мужчина возвращается, вставив в косяк двери клин и выставив пару бойцов для наблюдения. Под впечатлением от увиденной сцены по толпе ползут шепотки.

– Он никогда так не делал, – напряженно шепчет Максин.

Ребята настороженно переглядываются меж собой. У Кая создается ощущение, что этот маг повсюду, он даже где-то слышал его имя… Как его звали-то? То ли на «э», что-то гласное, и как зубчатая пила, с врезающимся в слух звуком.

С заминкой, эльф начинает приглашать по одному, неуверенно заходят люди. Через дверной проем видно все, что происходит, и ребята не сводят подозрительных взглядов с процесса. Пока что, все зашедшие возвращаются: кого-то полоз смотрит быстро, кто-то задерживается внутри дольше прочих.

– Такой взгляд, будто он душу забрать может, – делится впечатлением Макс.

– И невинность, – невпопад шутит Натан, но и никто не смеется. – Есть еще сомнения в природе его магии? Думает, что ему тут все можно. Ни в жизнь не позволю ему ничего с собой делать.

– Зайди в лечебницу к служительницам… это нужно контролировать… выпей, пройдет… – доносится низкий мерный голос.

Кай помнит, что морок — гипнотическая магия. Так это делают с помощью голоса?

 –  Живот болит? Часто?.. По ложке каждый день…

Удивительно, что к нему заходят с действительными жалобами на болячки. Кто-то выходит задумчивый, кто-то наивно расслабленный, а иные спешно исчезают в напряжении. Да это же сплошное показушничество и угадывание! Некоторые девчонки на выходе их медкабинета томно вздыхают, косо поглядывая на своих подружек, и Каю не удается разгадать значение этих гляделок. Очередной пациент вдруг скрывается за перегородкой.

– Там раздеваются, – шепчет Нат.­

И когда до Кая доходит, и там раздеваются… туда заходят девушки… ладони быстро становятся мокрыми, и дальше мысль не стоит даже продолжать, она сама.

Вдруг шушукающаяся толпа расступается, но не от физической преграды, а просто лишь от смрадного запаха, будто на кого-то вылили содержимое кишок. В медкабинет вваливается группа из четверых наемников в полном боекомплекте, вся измазанная чем-то ошметочно-кровавым неясной принадлежности. Один из них резко выделяется, внешне сопоставимый с магом, как представитель полозьего племени: истинно черные волосы, правильные черты лица, атлетичная фигура, только волосы короткие, скрывают уши, а тело более нагружено мышечной массой.

– О, свежая кровь, – вбрасывает полоз вместо приветствия, на что его команда тут же взвывает в возмущении:

– Эзра, ну ты опять.

– Фу, что за стремные шутки, Эз.

– Ну мы привыкли к нему, – снисходительно регламентирует его напарница.

– М-м, печенкой попахивает. Всех вылечил? – продолжает Эзра, едва ли смущенный производимым эффектом.

– От тебя так несет, что уже ничего не чую, – процеживает маг.

– Разве?

– Неделю блять отмокать будешь, прежде чем ко мне подходить.

– А вдруг я болен, – не отстает Эзра, получая необъяснимое удовольствие от процесса.

– На тебе все заживает как на собаке, что с тобой будет. Сгинь, – бесцеремонно выпроваживает сородича маг. Проведя краткий осмотр, дабы скорее избавиться от источника вони, он оставляет в кабинете лишь девушку:

– Ты знаешь о своем состоянии? – спрашивает он. — Это серьезно. Пойдешь в лечебницу прямо сейчас.

– Да, Эз говорил… – она пытается скрыть тревогу. – Но нет, я…к ним точно нет.

Молчание, вздох:

– Зайдешь ко мне в конце дня.

– А я-то планировала тоскливый вечер, – чуть улыбается наемница сквозь беспокойство.

– Скучать я тебя точно не заставлю, – маг смотрит ей прямо в глаза, в улыбке обнажая совершенно обычные зубы.  

– Ахах, значит и мне нужно отмыться хорошенько, – подмигивает девушка, – может к Эзре за компанию прибиться?

Мужчина морщит нос:

– Эзра и чистота в одном предложении не сочетаются, но могу что-нибудь придумать, – полоз лукаво прищуривается. Каю ведь не могло показаться, он смотрел и слушал очень внимательно: речь ведь идет не о лечении.

– Идет. И… спасибо, Ёнзо.

Максин идет следующей, а Каю не дает покоя произошедшее: да он ей свидание назначил при всех, так просто! Шарлатан, насквозь видно, подстать монашкам с их вонючими травками.

– Смотри ка, ужин придет сам, – резюмирует Натан.

– Думаешь будет кровь пить?

– А так вкуснее, – говорит Натан, и Кай уже совсем ничего не понимает. – Ну так это у них навроде деликатеса, знаешь: жертва должна быть готова перед укусом, доведена до определенного состояния, – он выдерживает паузу, оценивая производимый эффект, – до экстаза.

Что? Он сейчас говорит про… Все это время Кай думал, что они красивые, чтобы пить кровь, а они… Поочередно вспоминаются слова Ричи про «всякое», «не совращай моих служительниц», «дети меня не интересуют» и то, как на мага странно реагировала Рита. То была реакция, как у Кая на эти слова: в смущении едва ли хочется продолжать дальнейший диалог. Перед глазами еще стоит, как маг пил ту девушку в завесье. А только ли пил?

– У них жажда и похоть неразделимы, – Натан произносит это так пустяково, но с желчью. – О нем ходят вполне определенные слухи.

В мозгу пульсирует осознание. Это выражение довольства и удовлетворения на его лице: он трахал ее прямо до этого. Морок влюбляет и тогда… жертва сама попросит взять ее и предложит свою теплую шею. Кай вновь смотрит на действия мага, и теперь все обретает иной смысл.

Возвращается Максин.

– Ну? – Натан бросается к ней.

– Ну нормально, он довольно мил, дал мне лекарство и сказал поесть, – пожимает плечами Макс. – Голове намного лучше. Что там на обед дают сегодня?

– Ты в своем уме?! – восклицает ее друг.

– Если я говорю, что лучше, это не значит, что нужно орать! Так и скажи, что женскому вниманию завидно.

– Пф, с такой внешностью каждый может, – ощетинивается Натан, а Кай думает, что не так уж он красив.

– Иногда нужно вести себя не как козел, – оскорбляется Максин, скашивая взгляд куда-то за спину Кая, на что Натан показывает ей язык.

Когда подходит его очередь, Кай машинально поправляет и так хорошо растрепанные малиновые волосы, зачем-то одергивает рубашку. В бездну это. Он заходит решительно, каждым твердым резким шагом отмеряя территорию. В кабинете светло и чисто, мебели не так много: стол на колесиках, ширма да пара стульев. Эльф стоит к нему боком, и Кай не сведет с него глаз. Но маг не обращает внимания на вновь зашедшего, больше интересуясь наведением порядка на застеленной поверхности стола.

Закончив, мужчина подходит ближе, оказавшись чуть выше Кая по росту — черт. Только вот острый взгляд проходится по Каю лишь мельком:

– Сколько лет?

– Восемнадцать, – бурчит парень, не ясно зачем добавляя: – Только исполнилось.

Тот хмыкает. Что, слишком маленький? Мужчина делает пометки на листе, и это игнорирование начинает раздражать. Кай рассматривает его бесстыдно: волосы стекают по плечам до поясницы черные до абсолюта, уши под ними не видно, осанка ровная, простые рубашка и черные брюки, подчеркивают фигуру с какой-то идеальностью. Зубов нет, но это точно он. Может, он их как-то маскирует? На мгновение полоз морщится.

– Ничего не болит?

– Не собираюсь пить никакие лекарства, – Кай готов отстаивать свои границы, если потребуется: – У них горький запах и на вкус они отвратительные.

– Вот оно как, ладно, – спокойно отвечает Ёнзо и молча указывает на ширму.

Кай проходит за нее, демонстративно не меняясь в лице. Будет раздевать? Теперь от прохода его отделяет тонкая перегородка, и гул оттуда становится тише. Кай не покажет ему слабости, он и не боится вовсе, только лишь прячет кулон, как свой сокровенный секрет. В ожидании сжимает нутро. Но идет время, ему не говорят снять одежду, не происходит ничего, маг будто снова игнорирует его, пока…

– А тебя легко подцепили,

– Что? – только и может произнести парень.

Мужчина проходит несколько шагов, и теперь они оба в укрытом от посторонних глаз пространстве.

– Едва ли это то место, где тебе следует быть в данный момент, верно? – холодный голос, и теперь пристальный взгляд.

Данный момент? Что он только что…  слова замирают в горле от страха. От осознания невозможного спирает дыхание: он знает! Тело и мысли каменеют в выученной тактике беспомощной дичи – притвориться мертвым. Дур-рак, вот дурак! Стоит собрать в себе последние трусливые крошки, чтобы ответить:

– Я сам решаю, где мне быть, – жалкая попытка оправдаться хотя бы перед собой. Дичь до последнего верит в присутствие свободы. Отвратительное осознание точит изнутри: смелым он оказался только на расстоянии.

– Маленькие зверушки обходят болота стороной, – маг смотрит внимательно, а лучше бы не смотрел вовсе. – С первого взгляда простая лужа может утянуть на самое дно, откуда уже не выберешься, – он цыкает, – столько усилий, будет жалко. Или любопытство достаточная цена свободы?

Напряженное молчание затягивается, это дает время прийти в себя. Как легко из-под ног сыпется твердая опора. Внутри поднимается раздражение. Бесит, что кто-то влезает в его жизнь. Это угроза? Хочет сказать «знай свое место подле хозяина» или «беги, если осмелишься»? Что за чушь. Злоба вытесняет страх. Он не имеет понятия, что с ним было. Да что он из себя строит?! Кай не дастся, и он должен это знать! Но стоит ему решиться открыть рот, как его обрывают коротким:

– Следующий.

Кай покидает медкабинет с чувством позора, будто вышвырнутый за шкирку щенок. Ожидающие в коридоре дети интерпретируют его состояние по-своему, ссылаясь на дурное влияние мага, что не далеко от правды.

– Да забей. Тошно уже от него, – машет Натан рукой.

Они уводят его прочь, но накопившаяся злость требует выхода, и Кай чувствует необходимость сделать хоть что-то. В самом отвратительном настроении он пускается по ходам башни, тонким жестяным лестницам, что держатся на придыхании, бесконечным перемычкам и углам. Нат и Макс не прочь побродить, и утягиваются следом за ним как-то сами. Кай ищет определенное место. Да, будет логичнее всего искать это там. Парень помнит примерно его местоположение, идет наугад, доверяясь лишь некому внутреннему чувству знакомости и предчувствую нужных тропинок. Оно ведет за поворот. И вот, в неприметном коридоре возникает дверь архива.

– Вот ведь, он сегодня от нас не отвяжется что ли? – корчится Натан. – Здесь обитает зло.

Максин поясняет за него более внятно:

– Это магово место, внутри хранятся лучшие находки, но он в ярости заживо съест любого, кто войдет. Нам туда обычно путь закрыт.

Это мы еще посмотрим.

– Я думал все относится туда вниз, – озвучивает другие мысли Кай.

– Ты о чем это? Это единственное место хранения, – несет чепуху Нат, но Кай не собирается ему ничего доказывать.

Так значит это территория Ёнзо. Не заперто. Что ж, у этого и воровать не жалко.

– Пиздец, ты же не серьезно? – подрывается Натан.

Еще как серьезно.

– Он узнает, – продолжает Нат.

Да и пошел он. Если они так боятся, могут оставаться, и Кай пролезает внутрь один. Это помещение, истинно наполненное тайнами: ампулы с перетекающими потоками бурлящей жидкости, чертежи и диаграммы, будто брошенные спешно на середине дела. У полоза здесь рабочее пространство, и он здесь что-то изучает. Или создает? Дальше стеллажи с книгами, и лежащие в обмотках ткани артефакты, все изолированы друг от друга – значит, Нат все-таки не брешил. Ну где же оно. Искомый объект оказывается на самом видном месте. Этот весь из себя могущественный маг даже не позаботился о сохранности своих богатств – ни ловушки. Кай возвращается с картой в руках.

– На кой оно тебе? – Натан поднимает бровь.

– А тебе все расскажи, – провокационно отвечает Кай. Злость за все произошедшее заставляет быть жестче, но от этого даже легче. Он будет говорить, что хочет, и все равно как воспримут.

– Я за несколько лет там ни разу не был, а тебе в первый день хоть бы что, – бравирует Нат. Он может и не так плох, как казалось.

С места преступления они исчезают стремглав. В их глазах Кай ощущает себя как-то иначе, на них будто наложилась еще одна общая тайна, и теперь они будто прониклись к нему уважением.

– Скоро будут тренировки, боишься? – в шутку подначивает Натан.

– Ага, тебя поранить, – переиначивает Кай, но и смех не может изгнать стойкое внутреннее раздражение, обвившееся вокруг сердца.

***

Весь путь по пятам его преследует гадкое ощущение липкости. Чувство, будто залезли в душу грязными руками, все разворошив, только наружу не вывернули, не покидает и у подножия храмовых стен. Долбанный бог. Должно быть, злорадствует, видя, как Кай всякий раз вынужден возвращаться. Все этот Ёнзо.

Парень толкает тяжелые двери, и морщится, попадая в теплое нутро. Хочется взбрыкнуть, скинуть с себя все вместе с слишком большой ношей для его уставшего разума. И очажки огня, распаленные повсеместно – бестолковые: даже не наступили холода, так, чуть попрохладело.

Кай минует первую чашу с огнем. Пламя тянется ему вслед, но это лишь колебание воздуха. Шаг за шагом и будто нечто отводит воображаемые тлетворные щупальца из его груди, и с глубоким вдохом расслабляется внутренний ком.

Вторая чаша с благостным пламенем обдает сухим теплом. Дышать становится легче, и спадает с плеч часть ноши. Все вокруг оказывается уместным, не таким плохим, а даже приятным. Но это не значит, что ему тут нравится!

Душ в комнате смывает последние ошметки душевной дурноты. Прокладывая влажные дорожки по телу, вода молчаливым хранителем уносит с собой сокровенные тайны, и мышцы заполняет текучее тепло. Становится совсем хорошо. И как это вода нагревается? Стоит только подумать, как – хлябье! – душ выплевывает холодный поток, фыркает, намекая, что хорошее нужно дозировать. Можно подумать, так много хорошего в жизни. Ах так!.. Еще посмотрим, кто кого…

Кай шоркает полотенцем по чувствительной, будто истертой наждачкой, коже, укутывается в одеяло и умещается в углу кровати. Так спокойно. Речь не про уют, бред зажравшихся комформистов, дело в физиологи, ведь тело – тот же механизм, и определенными действиями от него можно добиться нужной реакции.

Время поразмыслить с холодной головой. Есть один объект, что выбивается из стройного плана: Ёнзо. Кай больше не может рассчитывать, на одиночество в своей тайне. Мужчина точно знает больше, чем показывает, вызывая опасение одним своим присутствием. Но откуда ему все известно? Что ему известно? И кто он такой? Свободно расхаживает, где захочется, бывает в местах, куда вхож не каждый, стольким досаждает своим существованием, но все вынуждены с ним мириться. Коварный, отстраненный, такой не будет пользоваться честными методами. Это его превосходство и игнорирование путает все предположения о мотивах поступков. И все же, он что-то имел ввиду, говоря свои нелепицы. И Кай должен понять вот этот бред? Хотел напугать? Что ж, он сделал шаг первым, выявил себя, значит ему что-то нужно, только теперь Кай не будет ждать пока кто-то строит насчет него планы. Это не последнее их столкновение, и в следующий раз парень будет готов. До исполнения плана осталось всего ничего.

Наконец в руках карта этих мест, старый плотный пергамент перевязанная шнурком. То, что откроет Каю путь дальше, и что следовало лучше хранить, если не хочешь, чтоб пропало. Он раскладывает пергамент на кровати, пестрящий пятнами, полосками, штрихами. Видимо, на ней рисовались новые элементы поверх предыдущих, уточнялись детали годами. И кто б мог подумать, что Кай найдет проблему там, где ее не может быть – ничего не понятно! Даже при попытке хотя бы найти свое местоположение, он терпит полный провал: никаких опознавательных элементов, которые могли бы быть ему известны. Х-хлябье.

Коридорами белых стен Кай покидает свою комнату в поисках ответов. За окнами сгущается мрак, будто он никогда не был таким темным, и все, что ограждает его от мира живых – каменные стены, что самый раз такие толстые.

Риту Кай отыскивает у одной из теплеющих чаш. Девушка кидает в огонь душистые травки и затем распрямляет ладошки, согреваясь. Воздух наполняется приятным ароматом шалфея. Она такая тонкая, обмотанная в монашескую синюю тогу на манер шарфа. Каждый раз Рита придумывает новый способ применения храмовой одежде, хотя сейчас ей просто холодно. Кай умещается рядом.

– Как прогресс с грандиозным планом? – она начинает первая.

– К-каким?

– А у тебя такой вид, будто ты уже продумал все на свете, – легко посмеивается Рита. С самого начала в общении с ней сложилась легкость, без необходимости что-либо объяснять. Хорошая девчонка.

– Зачем это? – он кивает оставшиеся на травы.

– Люблю что-нибудь сжечь, – легкомысленно произносит она. – Весь год эти травки были едины с потоком мира, скрадывали себе по чуть-чуть, а сейчас они прогонят промозглость и вернутся в общий круговорот. Как раз вовремя.

Кай задумывается: и правда, уже пора, а он забыл. Есть различные праздники, надуманные или навязанные кем-то извне, но мир живет своими законами, и все неизменно подчиняется его потокам. Может, перемежаясь под разными названиями, это событие бытует в каждой культуре, или, если так угодно, вере. Каждый год, когда закончится последняя летняя луна, и дневное небо рассветает без солнца наступает звенящая тишина. И покой. Это мерно переходит из века в век, записанное на древних породах гор из начала времен. Более подробные записи Каю разобрать не удалось, только рисунок, где замыкаются бесконечные линии проходящих повсюду потоков, рассеянное собирается вновь, чтобы возобновить цикл для следующего года. Время все расставить на свои места.

– Каждый раз мне очень нравится это время. Будет фестиваль…

Он принимает из ее рук веточки с мелкими фиолетовыми цветочками, и смотрит как они истлевают. Может дым – и есть след накопленных частичек, уносящихся во всемирный поток. Это маленький ритуал, как дань существующему общемировому порядку. Улыбаясь, оба вытягивают ладошки над пламенечками, и угольки потрескивают о своих секретиках.

– А ты не могла бы мне помочь кое с чем?

– М-м, – подставляет палец к губе в изображении игривого раздумья, – а что мне за это будет?

Кай удивленно вскидывает брови:

– Разве ваше монашеское дело не помощь страждущим?

– А ты на страждущего не похож. Да и за даром я ничего никому не должна, – она смотрит на него улыбаясь, и в ее глазах играют бесенятами отражается пламя.

Да она специально! Ждет, как он будет выкручиваться. Приходится подыграть девчонке, если Кай хочет получить результат.

– А если, я знаю, что тебе предложить? – должно прокатить, он уверен. – У вас же тут все работает так себе. Та же вода, льется как хочет и когда захочет.

– Хочешь сказать, что разбираешься? – сколько сомнения.

– Могу это исправить. Не будет фыркать, переключаться, всегда горячая…

– Что, совсем? – она прищуривается, изображая подозрительность.

Система там не сложная, ему хватило нескольких попыток, логики и большой доли возмущения, чтобы эта штука поддалась, основной принцип-то он понял. Главное сейчас, получить результат, а дальше по ситуации.

– Сможешь греться, пока не сваришься, – дожимает Кай.

– М-м, да, давай, я хочу. Чего там тебе нужно? – и рыбка на крючке.

Кай сразу отводит Риту в укромное место за опорной балкой, благо тут много нелюдимых закутков, и раскрывает ей украденное полотно.

– Ого, такой подробной я еще не видела. Какая красивая!

– Ты понимаешь, что тут? Где мы?

– Мы в Весях, – она показывает на пятнышко, и точно: угадываются дома, и тут же отмечено божье место, окруженное лесом, какие-то разномастные совсем маленькие тотемы по округе. – Жаль здесь не все, это только кусочек ближайших земель…

Подумать только, существуют карты…мира? Для Кая эти-то территории мыслятся огромными, тогда что может быть там? И… не стоит вдаваться в подробности. Ты из этой точки выберись сначала, несчастный, чтобы мечтать о чем-то большем, а то жизнь быстро внесет коррективы.

Ладно. Он указывает ей на пролитую краску на пол карты.

– Море, – говорит она.

Была не была:

– Это когда…?

– Вода, большая вода, – тут же находится Рита.

– Понял, – с ней просто.

– Только, что это за полосы? – теперь уже она ломает голову над исчерчивающими все насквозь червяками.

– Это подземные ходы, – угадывает Кай, сопоставляя с увиденными ранее тоннелями Завесья, наступает ее очередь быть удивленной.

Теперь девушка сама проводит пальцем до черно белых обозначений гор, и Кай понимает без пояснений: это дорога, длина которой определяет для него время, место его побега.

В обмен остается выполнить уговор, и Кай отправляется на поиски комнаты Риты, исходя из по словесного описания. Из узнанного, Кай был практически прав насчет расстояния. Сложная местность так же играет на руку, и есть другой тракт, уводящий на юг. Из мыслей его выводят странные шорохи и… вздохи? Парень прислушивается: совсем рядом. Стоит завернуть за угол, как его взгляд упирается в Ёнзо, а в конце коридора мелькает лишь чья-то тень, и до странного покачивается гобелен, скрывающий потайную выемку в стене. Полоз подпирает стену, флегматично сложив руки на груди, но нет сомнения, Кай только что прервал пикантную сцену. Он что, прямо в храме… Не важно. Стоит мужчине шелохнуться, как Кай его настигает:

– Что все это значит? – он задает вопрос в лоб, пропустив все культурные условности. Время отвечать за свои слова.

– Что значит что? – невозмутимо отвечает маг.

– Все эти бессмыслицы, что ты наговорил, – не отступает Кай, собираясь дожать до конца. – Что, я тебе поперек горла?

Но в ответном голосе прослушивается сочувствие:

– Такой косточкой даже не давятся, – от очевидной правды не менее досадно. – Неужели совсем ничего не заметил? – маг усмехается одними губами, будто проверяя достаточно ли у Кая смекалки, чтобы… чтобы что? Кай заливается краской, ощущая себя вновь несведущим звеном, нуждающимся в ответах. –  Они ищут источник, не дай себя разгадать.

Ёнзо на секунду прислушивается, к и без того глухой тишине, продолжая приглушенным голосом:

–Стоит им понять, чего ты стоишь – тебя не отпустят.

– Объясни.

– Все уже сказано, – отмахивается эльф.

– Едва ли в этом что-то полезное, – фыркает Кай.

– Хочешь совет? – он нависает. – Беги. Пока можешь это сделать.

Полоз исчезает, как-то заслышав Мезиду издалека, тогда как Кай замечает ее уже у самого поворота. За гобеленом правда оказывается выемка, где парень скрывается от настоятельницы, а потом уже возвращается к своему совсем потерявшему значение делу.

Ночью приходит паника, и, глядя в потолок из-под одеяла, Кай не может отделаться от тревожных мыслей. Бесконечные сомнения заколебывают мозги. Нет никаких оснований верить словам мага, но они заставляют быть начеку, наступает страх. Может, правда не стоит соваться. И что, бежать поджав хвост и сдохнуть в ближайшем овраге? Нужно же было ему появиться! Врет он все. Ёнзо похож на тех, кто молча наблюдает, действуя чужими руками или выходит, только чтобы ударить наверняка. Но и его вынудили действовать несколько раз. Судя по всему увиденному, вся эта история связана с их внутренними дрязгами, где все легко объясняется банальной борьбой за власть. Кай же здесь просто не причем, его дело брать деньги и тикать.