— Готовность десять минут! Проверить боеукладку, бластеры в ближний доступ! В этот раз идём до конца. Полная зачистка! Никакого отступления! –властно раздаётся грудной бас Арсы, ему вторит эхо полупустого ангара.

Ответом ему — участившийся стук подошв да стройный лязг бластерной сборки, без единого лишнего слова. Эти люди — профессионалы в своём деле, их действия выверены и лишены того, что не имеет практической ценности. На Кая это действует воодушевляюще. Так и должно быть. Арса лично отобрал каждого из присутствующих себе в команду, он имеет на это право. Но, даже так, в некоторых кадрах они испытывают дефицит:

— Нам бы очень пригодилась пара юрких лазутчиков. — Арса проводит Кая и Ричи вглубь ангара. — У вас достаточный уровень навыков, чтобы взять действительно серьёзное задание. Но вы же понимаете, что никто не должен об этом знать? — мужчина говорит прямо, не увиливая намёками. — По договору нам нельзя брать вас с собой, монашки и без того косо на нас поглядывают. — Тут военный морщится, не скрывая своего отношения к сложившейся ситуации. Парню вспоминается недавний спор Арсы с настоятельницей именно на эту тему. Каю удалось разузнать многое о происходящем вокруг, и слова Арсы идеально укладываются в общую картину, а потому не вызывают сомнений. — Но и цена миссии будет соответствующей.

Подкупает честность, общение на равных с естественным правом нести ответственность за собственные поступки, и деньги — бесспорно, решающий аргумент, они им нужны.

Новый день принёс ясные мысли. Ночью Каю удалось уснуть, усмирив своё сознание: не быть треклятому магу причиной отсутствия у него сна. Утром парень спустил ноги с кровати уже с чётким осознанием: он будет действовать назло. Плевать на неконтролируемые окружающие силы и чьи бы то ни было планы. Он — один против всех обстоятельств, иначе никогда и не было.

С прошлого вечера Ёнзо ему больше не попадался, да и Кай всюду заглядывал за углы, но вовсе не потому, что ждал его появления, а так, на всякий случай. Слишком уж высокого мнения о себе этот маг. Вот ведь. Чего ему точно не стоило, так это делать о Кае поспешных выводов. Цена.

«Это ты поймёшь, чего я стою», –думается с досадой.

Но не он один решил действовать вопреки: с утра пораньше Мезида, в некоем предугадывании неладного, взялась вытряхивать пресвященную пыль с каждой занавески, окрестив Ёнзо самым главным нарушителем спокойствия, и своими поисками самолично нарушила покой всех остальных. Но мага в храме не было, и она уцепила Кая у самого выхода:

— Идёшь, — закачала она головой, — к ним опять идёшь. Ох, не нравится мне это, — сердобольно запричитала она, будто Каю так важно было услышать её мнение. — Не та это шайка, с которой стоит дела иметь. Незнамо чем они там занимаются, и всё рыщут, ироды. А жизнь свою можно такими узлами связать, что не выпутаешься, — снова звучат назидающие слова, о которых никто не просил. — Многие пытаются оказаться по ту сторону, прячась от страха, ищут для себя необычной судьбы и денег этих, будь они неладны! Будто счастье в них… Но только себя так потерять можно. — «Да много она понимает!» — И не находят они того, что искали, а только теряют. И не нужно это всё, — она сделала размашистый жест рукой, намекая то ли на технологические внедрения ненавидимых ею солдат, то ли на что, — жить можно и без этого, — «Нельзя». — Главное, чтобы за душой ничего тяжёлого не осталось. Всё остальное приложится…

Кай и едва отвязался от неё, пропустив половину раздражающих поучений мимо ушей, и в след ему наверняка был обращён тот сострадающий на грани с жалостью взгляд, от которого его, благо, скрыла захлопнувшаяся дверь.

Теперь на них с Ричи — солдатская форма, ладно сшитая из новой крепкой ткани. Тёмная, она облегает поясницу широким поясом, очерчивает бёдра и плотно обматывает икры, позволяя чётче двигаться в пространстве. Ричи говорит, они выглядят потрясно, но для Кая это уж точно не имеет значения — была бы польза. Ткань укреплена в уязвимых местах — хорошо, но ещё зачем-то на бёдрах, внутренней стороне предплечий — такая плотная, что сцарапать дурным шорканьем о скалы не удастся и, может, с первого удара защитит от острых когтей. Одежда закрывает даже горло и предплечья, отчего Каю жарко, но обилие креплений и карманов позволяет получить быстрый доступ к оружию. Вот бластер или какой нож получить было бы и правда потрясно.

— Что насчет него? — раздаётся громкий окрик со стороны о некоем третьем лице, будто настолько известном, что его имя и не требует произношения.

— Он сегодня очень занят, — отвечает Арса с неким самодовольством. — Но он нам и не потребуется.

На этом они собираются вокруг объекта, казалось бы, совсем неуместного для этого места: какая-то несуразная, раскособоченая арка. Кай различает в ней старые замшелые камни со следами рун, коим впору вздохнуть с недовольством, что их потревожили, и металлические скобы, грубо скрепляющие отдельные обломки. Держится всё на железной раме, как на дверном косяке, но падать не собирается, хотя было бы впору. У Кая складывается впечатление, словно эта нелепая композиция — некая цепь, которую так примитивно пытались замкнуть подручными средствами. И теперь оно, точно магическое, но ещё неактивное, стоит и ждёт подпитки.

— Портал, — догадывается Ричи. — И где маг?

Арса усмехается:

— Человек к магии, конечно, не гож. Мы только проводники, пропускаем её через себя, не замечая, впрочем, без какого-либо ущерба, — его взгляд обводит всех поочерёдно и останавливается на Кае особенно внимательно, будто именно сейчас ему следует осознать всю важность произносимых слов. Но мужчина продолжает: — Следовательно, человек идеален там, где есть нехватки цепи, своего рода трубочка, ведущая поток от источника.

Благоговейным движением он извлекает откуда-то свёрток, раскрывает его края, обнажая в нём необработанный кусок минерала, многогранное лиловое стёклышко. Жестом фокусника Арса берётся голой рукой теперь уже за сам кристалл, вторую ладонь он прикладывает к арке. Можно сказать, что трюк нерабочий, если бы не в возникшая рябь в глазах. Первым исчезает эхо, утекает куда-то в изменившемся пространстве. Сейчас Кай видит стену ангара за аркой, а вроде там уже что-то ещё. Реальность в этой части становится какой-то текучей, провалистой — ненормальной, и Кай часто моргает в желании сбросить марево, будто это у него с мозгом что-то странное, и он в припадке бреда или судорог.

— В первый раз оно всегда странно, — говорят ему откуда-то сбоку.

— Чтоб вы забыли, как ноги назад ходят! — оглашает Арса. Он только что показал, в чьих руках сила, и все это видели. — Не будь это место нашим — не будет ничьим, на черепах себе выжгите! И если какие-то твари захотят оказаться на пути, пусть валяются под вашими подошвами!

***

С появлением людей земля еле заметно охает и замирает. Она запечатлела следы их подошв, и помнит очень хорошо. Земля баюкает своих погибших детей и в изнеможении зализывает раны.

Они мнят себя вершителями. Были до них вершители, настоящие, да и их ей довелось пережевать до лучистых останочков. Где-то ещё есть такие, рождённые с рассветом в венах и этой же непокорной кровью ведомые, отрицающие мглу, тяготимые аномалиями и пересилием. Безместные охотники, приходящие со светом, а оставляющие утрату, но берущие лишь то, что должно. Они знают законы. Но эти же всего лишь беспризорники своего безразличного времени.

О, если б она могла сойти вниз паводком, разгневаться магматическим пламенем, имела сознание и вообще была бы жива! Но она не имеет. Она глупа — просто конгломерат пород, монолитных и тянущихся на километры. Она — тлен веков, дышащий с миром одним целым, и этот секундный разум, молодая песочная пыль приходит наводить порядок среди безвечных тектонических скал. Такое, как она, не обижается, принимая всё, что в неё падет, разлагая, пуская через себя в цикл, чтобы хоть в следующий раз взросло нечто путное. Что ж, у неё достаточно времени, чтобы дождаться и этих.

Но в этот раз они не одни, и с ними юные ножки, как ростки молодых несмышлёных веточек, не успевших загрубеть, чистых в своей непорочности. Всяк ступает по-разному: у одного поступь ищущая, другого — потерянная, первый вдумывается, силится понять, второй всякий раз чуднό попадает наугад, один ступает мягко, другой напролом, рискуя увязнуть. Поди разбери.

Что ж, она посмотрит к чему всё ведёт с той же немотой, как и всегда.

***

В моменте одна нога оказывается дальше другой, как никогда. Факт собственного существования столь неопределён, что становится не по себе, а иррациональный страх со вдохом заглотнуть ничто, кисельный вакуум, добавляет желание проскочить разделение пространства побыстрее.

По ту сторону они оказываются посреди выжженой проплешины. Земля тут некротизировалась бы, если бы могла. Нескоро здесь что-то вырастет, и растительность даже не подбирается к этому месту, будто не желая с этим больше иметь дела. Ровно посреди ожога в землю вбит кол, как некая ось, задающая ориентир их пространственному перемещению.

Кай оглядывается: местность не сильно отличается от ближнего к городу леса, значит, область та же, но, судя по положению солнца и окрестных гор, преодолено значительное расстояние. В таких дебрях он ещё не был.

Оружие применяется незамедлительно. Истлевая проклятья, группа наёмников без промедления продвигается в глубь топких хлябей. Яровой поток бластеров работает безупречно, выжигая цепи сущего и сформировавшиеся перетоки неоформленных созданий. Сначала оно теряет свои части, а потом уничтожается, неспособное поддерживать связь внутри своего существа и, как следствие, жизнь. Вместе с тем жгутся деревья, выламываются корни. Кай с Ричи переглядываются: всё можно было сделать гораздо проще, затратить меньше усилий, и тихонько пройти, но не им тут кого-то учить. Парни идут по следу разрушений, по привычке переступая корешки да выбирая для шага места поплоще. Но даже так Кай не может не восхищаться слаженной и чёткой работе наёмников, как молниеносно они подстраиваются под ситуацию, порой общаясь вместо слов жестами рук. Через время Ричи возникает рядом, с набитыми карманами, успевший понасобирать по сторонам всего, что плохо лежит и хорошо продастся, если места знать, конечно.

— Здесь всюду будто захоронили кого. Там, там, — заключает напарник. Кай пожимает плечами, больше интересуясь всем, что у солдат ещё припасено с собой.

Становится больше скал, меньше леса, и их путь теперь пролегает прямо в раззявленную земную твердь. Разведчик уходит вперёд и там, где не видно ни зги, даёт уверенное заключение — путь чист. Он через что-то смотрел, и эта тайна требует разгадки не из полезности знания, а из безграничного любопытства. Но команду быть во всеоружии никто не отменял.

— Они где-то тут водятся, кровопийцы ползучие, — подмечает один из наёмников. — Думаете, полезут?

— Если что, трофейный нож я взял, — ухмыляется другой, будто сейчас на увеселительной охоте.

— Да что трофейный, что для разделки — всё одно, — все заходятся в безудержном гоготе, видимо, от собственного остроумия.

–Так ведь следов зверей нет, четверолапых, да и вообще… — сомневается Ричи вслух, на что ему прилетает насмешливое:

— Так они на двоих ходят, не знал? — будто ничего элементарнее быть не может.

— За облаву они побоятся, чуют, суки, — решающее слово за Арсой. — Та гарь, что мы устроили, оставила неизгладимое впечатление, что и будущие поколения побоятся сунутся…

— Ну, а кому не хватит ума… — красноречивое указание на пушку в руках.

Ричи настороженно замолкает. И всё же, они что-то оставляют на земле у входа для перестраховки. Нечто маленькое, почти незаметное.

Внизу темнота правит недолго. Стук камня о камень — искра — и между минералами образуется рыжий радиал света, и тем он шире, чем больше удалены элементы друг от друга. Такая растяжка устанавливается на всю группу, а парням объясняют: выход за пределы настрого запрещён ради безопасности, и пушки врубать нельзя — прервёт.

Так они уходят вглубь, и чем дальше, тем старее стены, теперь уже способные посоперничать в возрасте с обломком камня у Кая под униформой. Резкий звук позади заставляет встрепенуться, а за ним — шипение и болезненный вскрик — почти человеческий. «Оп-па!» — победный возглас военного, для них это не более, чем выигранное пари. А Ричи озирается назад в беспокойстве, но как будто не за себя.

– Знаешь, Кай… — Арса утягивает его мысли в ином направлении.

…на самом деле мы ищем здесь кое-что особенное …

Тоннели выводят группу к конечной цели. Перед ними - полуразрушенная, возможно, осевшей землёй, пещерная зала с узким проходом, ведущим к видимой отсюда площадке наверху. Кай с Ричи здесь с одной целью: проникнуть в древнюю утробу, место, сокрытое, никем не тронутое за столько лет.

…его ценность заметна не сразу и требует идентификации…

За узким ходом каменные столбы образуют круг и посередине ровным потоком спускается солнечный свет. Стены почти вибрируют седой магией, она хрупка и не выдержит света Яри. Старина вызывает трепет. Это необычное место.

…но, если рассмотреть под нужным углом…

Под описание искомого подходит многое, и они набирают всё. Внимание привлекают сами каменные столбы, хранящие на себе древнее знание: рисунки, понятные интуитивно, и слова, где Кай может лишь догадываться, частично сопоставляя их с известными.

…ты узнаешь.

Предание эпохи, когда мир только возник, а всемирная сеть, именуемая Ладом, сплеталась в свои первые узелки. Когда-то её было достаточно. Тогда люди ни перед кем не преклонялись, ибо не рождён был первый бог, приходили сюда в поисках общения с миром и для изучения его тайн.

Кай жадно смотрит на то, до чего можно дотянуться взглядом, запечатлевая те крохи, что может понять или хотя бы запомнить. В его памяти эта древняя информация продолжит жить, даже если исчезнут эти своды. Но часть начертанного оказывается придавлена обломком скалы. Кай подходит ближе.

— Нам пора! — зовёт Ричи.

Ещё немного…

Всё вокруг теряет значение. В желании узнать Кай тянется рукой до ближайшего столба. Опирается о холодный и шершавый камень. Если бы он мог глянуть в ту щель ещё чуть-чуть. Так кстати мелькает свет и, стоит ему упасть иначе, как допытливый взгляд парня уцепляет самые важные для него слова.

У всего рождённого есть смерть.

Находившиеся в кругу были слишком заняты, да и едва ли могли бы заметить изменения. Но будь кто внимательный со стороны, то мог бы увидеть неестественное поведение света. Световой луч веками пребывал в равновесном натяжении. Теперь же, подобно магии, он исказился, как лучу делать не следовало бы, растянулся, как в растерянности, перетягиваемый к каждому из камней, при том отчетливо избегая одну из сторон круга. Чудеса, не иначе.