[01:54] Тайлер: Уэнсдей?

Она просыпается от тихой вибрации на прикроватной тумбе. Сегодня один из дней, когда он ночует дома, к тому же, после сверхурочной работы…

Он давно должен спать.

[01:55] Уэнсдей: Я тут.

[01:55] Тайлер: Я очень тебя люблю. Ты ведь знаешь?

Уэнсдей хмурится. Разумеется, знает. Хоть позволяет себе ставить этот факт под сомнение — резонно и стараясь не подавать виду. Но Тайлеру сейчас наверняка нужен не этот ответ. И ей — тоже.

[01:56] Уэнсдей: Я тоже тебя люблю.

Тайлер читает сообщение сразу, но молчит. В эмпатии она, может, и не сильна, но закономерности знает — с ним такое происходит не часто, и учитывая время… это значит, что ему плохо.

Даже пересмотрев свое отношение к вопросу, она продолжает искать ответ — любовь это сила или все-таки слабость?

[01:57] Уэнсдей: Приедешь ко мне? Или я приеду.

Проходит несколько минут, прежде чем он отвечает.

[01:58] Тайлер: Не нужно. Все нормально, я просто устал.

Не хочет ее обременять. Как всегда.

Именно поэтому, несмотря на скептицизм и рационализм, найди она ответ, тот не изменит ничего.

***

Ему плохо без нее — тоска рвет сердце так, будто они не виделись год, а не день.

Это нормально. Он знает, что нормально — пережитое не обошлось без последствий, разве что ему и самому понятно, что он тонет в Уэнсдей слишком быстро.

Быстро влюбился. Быстро решил бороться за ее доверие. Быстро привык к тому, что они живут вместе несколько дней в неделю.

И вот — не может уснуть без нее, потому что грудь сдавливает паника, а разум кричит о том, что рано или поздно она его бросит.

Зачем он ей?

Уэнсдей гениальна — и он будет поддерживать ее несмотря ни на что, даже если в конечном счете ее разглядят еще больше людей и она найдет кого-то лучше.

Более понимающего. Чуткого. Разделяющего больше ее интересов. Способного решать ее проблемы, а не просто быть рядом.

Ему хочется выть.

Он сглатывает, разблокирует телефон и всматривается в знакомые, такие привычные и такие нереалистичные буквы. "Я тоже тебя люблю".

Это правда, он знает. Но это правда сейчас, а ему – он слишком хорошо это осознает – нужно, чтобы это было всегда, чтобы была какая-то гарантия, знак, обещание… что они останутся вместе.

Какой же он идиот, что отказался к ней ехать.

Вариант с тем, чтобы просить приехать ее, он отмёл сразу. Может, она и против стереотипов, он — мужчина, и заставлять ее добираться среди ночи просто потому, что ему стало плохо — это слишком. Доверять же себе садиться за руль в таком состоянии он не может… не говоря о том, что ему попросту стыдно.

Стыдно, что он просто взял и расклеился — вот так.

Отложив телефон в сторону, он обнимает подушку и стискивает зубы — сон не идет, ночь будет долгой. Знала бы Уэнсдей, как жалко он сейчас выглядит, наверное, уже твердо бы решила вернуться к парадигме одиночества — какое тут может быть партнерство, когда его наизнанку выкручивает без нее?

Уэнсдей, он знает, сильнее этого. Сердце болезненно сжимается.

Он стискивает хватку вокруг подушки и елозит на кровати, как будто хоть что-то способно как-то облегчить его самовольные мучения.

— Какое поразительное лицемерие: пытаться показать мне, что я не должна справляться со всем одна, но при этом отказываться от прямого предложения из смехотворного конструкта благородства.

Тайлер отпускает подушку, и резко садится на кровати, поворачиваясь к окну.

Ну конечно.

— Уэнсдей… — растерянно, восхищенно шепчет он. — Ты…

— Пришла, да, — как ни в чем ни бывало говорит она, расцепляя скрещенные на груди руки и снимая со спины портфель.

Положив его на стул, она ловко раздевается, ничуть не смущенная его взглядом и, видимо, не видя необходимости говорить что-то еще. Переодевшись в извлеченную из портфеля пижаму, она подходит к кровати и забирается на одеяло рядом с ним.

— Так и будем сидеть? — спрашивает она сухо, и с его губ срывается смешок.

Она рядом…

Качнув головой, он возвращает подушку к изголовью и ложится. Уэнсдей тут же опускается следом, и кладет голову ему на грудь, приобнимая поперек живота.

Она рядом… Но недостаточно.

— Я так рад, что ты пришла, — бормочет он и переворачивается — так, что теперь его голова покоится у ее сердца, чувствуя мягкость ее тела и слыша размеренный, такой необходимый ему пульс.

Тонкие пальцы привычно зарываются ему в волосы, теплая ладонь касается его лопаток, и плотину прорывает:

— Я правда… даже не знаю, какие слова подобрать, чтобы передать, как сильно я тебя люблю, — жалобно, жарко шепчет он в тонкую ткань ее пижамы.

Ему… ему необходимо.

— Можно я?.. — он сглатывает, прерываясь на полуслове, но Уэнсдей уже приподнимается, заставляя его отстраниться, и стаскивает с себя стесняющую ткань.

— Можно.

Растерянно моргая (что все еще происходит каждый раз, когда она это делает), он тоже освобождается от одежды, прежде чем вновь обнять ее и устроиться под одеялом.

С губ запоздало срывается смешок. Руки Уэнсдей обнимают его поперек торса.

Они оба молчат какое-то время, но эффект от ее присутствия моментальный — внутри становится спокойней, пускай тревожные мысли и остаются.

Это всего лишь отголоски.

— Лучше? — тихо спрашивает она, наверняка зная ответ, но он благодарен за этот диалог.

— Да, — признает он в ее шею, и двигает носом выше, до изящной линии челюсти. — Кажется, я слишком привык к… нам.

Уэнсдей молчит, но он и не ждет ее ответа. Почти.

Скорее… опасается.

— Если бы я считала это неприемлемым, меня бы здесь не было, — говорит она привычно-нейтрально и, помедлив, чуть мягче добавляет. — Мне казалось, отношения это и подразумевают.

Тайлер грустно усмехается, потому что это так — на бумаге или в мечтах, но…

— Я не хочу быть слабым, — признается он болезненно. От сказанного как будто бы становится легче, несмотря на ноющий под ложечкой стыд.

Уэнсдей чуть кренит их обоих на бок и смыкает руки вокруг него сильнее. В ее тихом голосе слышатся сдерживаемые, но неоспоримо довольные нотки:

— Твоя единственная слабость это я.

По его телу растекается волна облегчения — он смеется, окрыленный тем, как она расставляет акценты.

— Ты лучшая, — шепчет он, и трется носом о ее подбородок. — И да, я знаю, что ты знаешь.

Уэнсдей наигранно вздыхает.

— Засыпай, — все так же притворно-недовольно говорит она. — Видимо, мне тоже надо будет оставить у тебя какие-то вещи.

В очередной раз за эту ночь он умиротворенно смеется.