Карета трясётся по лесной дороге уже почти два часа в сопровождении десяти рейтаров[1]. С виду карета может казаться простой, но на деле это весьма богатая карета, посланная за тремя беглецами. Внутри, под присмотром гувернантки, сидят две девочки, одетые в мальчишескую военную форму, и молодой парень, одетый в свой военный сюртук. Он держит двух девочек за руки, крепко сжимая их и словно бы пытаясь успокоить, хотя на деле пытается успокоиться сам. На их лицах, в отличие от спокойной гувернантки, отчётливо виден страх.

Дорога, по которой они сейчас проезжают, на самом деле идёт через спорные земли Айзерии. Спорные они, потому что последние двадцать четыре года за этими землями никто не следит. Захвативший их Альхейм совершенно не интересуется этими землями, кроме парочки рудников и благоухающих полей. Если не считать пары вассальных государств, ранее входивших в состав Айзерии. И вот такие заболоченные леса, как эти, в которых разве что только айзи могут пройти, альвам не сдались вовсе. Кроме торфа, вывозимого пару раз в десять лет, от этих болот совершенно нет никакого толка. Даже растущие в этой местности растения не используются альвами ни в качестве еды, ни в качестве лекарств. Что же до деревьев, которые могут быть использованы для построек... Альвы давно отказались от этого в пользу каменных и кирпичных строений. Потому в этом лесу, скорее всего, прячутся партизанские отряды выживших айзов, которые нападают на проезжающие кареты и простых путников, став обычным бандитами. Именно поэтому молодому альву, держащего за руки сестёр, особенно не спокойно. В этой карете и сопровождением элитных рейтаров, они слишком привлекают внимание. Излишне пустая, но привлекательная добыча для голодных и злых айзов.

И ровно в тот момент, когда молодой альв уже подумывал расслабиться, ведь они практически выехали из леса и пересекли границу, раздаётся громогласный клич рейтаров и оглушительные выстрелы их ружей. Карета, начавшая набирать скорость, резко тормозит – одну из лошадей подстрелила шальная пуля – и заваливается на бок. Пронзительный визг испуганной лошади режет слух, отчего девочки затыкают уши. Пользуясь моментом, молодой альв,, кидается к испуганной гувернантке, тщетно пытающейся усидеть на теперь вертикально стоящем сидении кареты. Одно простое движение руки, блеск кинжала и её дорогое походное платье окрашивается кровью – он пронзил ярёмную вену, вонзив кинжал в незащищённое горло гувернантки. Из-за собственного веса и падения кареты, не ожидавшая нападения гувернантка, посланная для управы с двумя девочками, лишь сильнее наваливается на нож, захлёбываясь кровью. Парень, с трудом удерживающий и себя и гувернантку, чтобы не раздавить упавших вниз девочек, тоже окрашивается в красный. Кровь капает ему на лицо и шею, заливая руку. Стоять в опрокинутой на бок карете и держать на себе вес упитанной молодой альве даже ему тяжело.

Не вынимая кинжал, молодой альв прижимает к себе умирающую гувернантку и пытается выбраться из кареты через единственный оставшийся выход. Он невольно цепляется длинной косой за что-то внизу, возможно, перепуганные девочки попытались схватить его, но он всё равно отдёргивается и выскакивает наружу. Снизу, через дверцу, на которую упала карета, начинает проникать болотная вода. Неприятный и затхлый запах топи перекрывает запах пороха и крови. С трудом выбравшись через узкую дверцу, выкинув сначала уже бездыханную гувернантку, он, прижимаясь как можно ближе к карете, чтобы случайно не поймать случайную пулю или стрелу, бегло оглядывается. Закрывая дверцу, чем снова захлопнул свою косу, мысленно выругался, что не убрал волосы достаточно хорошо, молодой альф пытается оценить ситуацию.

Карета свалилась с дороги, единственная оставшаяся в живых лошадь с трудом пытается выбраться из болота, пока упряжь тянет её за собой. Крики вокруг становятся хаотичными, а выстрелы прекратились. Пусть огнестрельное оружие стало применяться в довольно часто, но с быстрой перезарядкой стрел ему пока не сравниться. Да и таскать большой объём пуль не всегда возможно. Часть боеприпасов свалившись с задника кареты в болото под собственным весом медленно идёт ко дну, а порох становится непригодным из-за воды. Плюс незнающие местность рейтары просто тонут в болоте, пока айзы чувствуют себя здесь крайне уверено. Излишняя самоуверенность альвов подвела – их поймали на самой узкой части дороги, когда рейтары не могли окружать карету в том положении, как это заведено для конных войск. И многих попросту отстреляли по одному, пока кто-то смог что-то заметить. Впрочем, из-за нехватки пары лошадей, молодой альв уверен, что парочку айзы сняли сверху, с деревьев, просто вздёрнув их в петлях. Огромные деревья вполне позволяют это сделать.

Пока айзы добивают остатки рейтаров, молодой альв осматривается по сторонам, сбросив труп гувернантки подальше в болото. Благо, здесь не так глубоко, коль чемодан уже как пару секунд и не думает тонуть больше двух третей. Глубина примерно по колено. Не губительно, но смертельно неудобно для непривыкших к таким условиям рейтарам. Они тщетно сражаются с куда более манёвренными айзами, обернувшимися зверьём. Рейтары сдают свои позиции, но они скорее умрут, чем сдадутся. Не зная, как внести сумятицу в бойню, альв принимает странное для него решение.

— Имением Хара Альвирих-аара Второго, я, Хар Мерэльф-иир, приказываю рейтарам сложить оружие! – впервые так громко закричав, что горло першит, молодой аль, принц Хар Мерэльф, выпрямляется на карете во весь рост, чтобы его было видно.

Впервые он кричит своё имя, называя себя принцем. Впервые он произносит имя отца таким образом. Отчасти ему страшно, что для рейтаром это будет пустым звуком. Рейтары – самые верные, самые злостные, самые сильные войска Альвхейма. Они выполняют приказы только своего короля и не подчиняются даже генералам. Шанс, что их хоть немного отвлечёт его окрик – минимальный, если вообще есть. Тем не менее парочка из них всё же отвлекается на имя своего короля. Они теряют свою концентрацию, словно бы раздумывают над тем, стоит ли им подчиниться. И это даёт шанс айзам навалиться на них с ещё большим усердием, окончательно подавив.

Мерфэль безучастно смотрит на то, как один за другим рейтары теряют свои жизни. Для айзов это явно не первая встреча с элитным войском. Они не теряют времени даром и убивают их всех. Страх, сковывающий Мерэльфа, что как только падёт последний рейтар, умрёт и он, не даёт ему расслабиться. Но и бежать он не может, ведь ему нужно защитить сестёр. Иначе он предаст обещание данное матери. Иначе он предаст самого себя.

Вопреки его ожиданиям, добивающие рейтаром айзы не обращают на него никакого внимания. Но из чащи выходит высокий, источающий угнетающую ауру мужчина. Его голова замотана в какую-то тряпку так, что видно только его глаза. Ясные, как у сокола, пугающие, как у тигра и полные насмешливой злобы. С нависшим веком и густыми бровями, что лишь придаёт его взгляду суровости. Он выделяется на фоне кое-как одетых айзов. Пусть одежда ничем не отличается, но то, как она сидит на нём, как он шагает по болоту в своих высоких сапогах, как беззаботно его рука лежит на эфесе его палаша, торчащего из-под кафтана. От ходьбы кинжал, привязанный ремнём к бедру, покачивается и блестит в редких солнечных лучах. Подойдя на безопасное расстояние, этот мужчина останавливается, совершенно не обращая внимания на происходящее вокруг.

Айзы уже добили рейтаров и теперь, окружив карету, выжидающе смотрят на своего командира.

— Иир? – неожиданно спрашивает тот, заговорив на альвийском языке. — С таким-то имечком? – смеётся он.

Мерэльф и сам знает, что это имя его проклятье. Оправдание такому имени было пророчество, в котором якобы говорилось, что он не доживёт и до десяти, коли назовут его мужским именем. Якобы злая колдунья Хведрунгр, одна из язычников айзов, в поисках мести прокляла род Хар, в котором каждый сын наречённый мужским именем не проживёт и декаду лет. По крайней мере эта версия истории для общественности, Мерэльф знает совсем другую, скрытую от глаз. Но если посмеет заикнуться об этом, наказания не избежать. Вот и живёт с женским именем, изменить которое не в силах. И он бы с радостью использовал имя, дарованное ему матерью, да только тогда его ждёт не просто наказание, а настоящая пытка.

— Хар Мерэльф-иир, – произносит он, пытаясь скрыть страх, но смотрит прямо в глаза этому айзу. — Сын не смеет противиться воле отца, – добавляет он на слегка ломанном айзинском языке.

Предводитель айзов вздёргивает бровь, отчего его маска слегка приподнимается. Это жест кажется таким насмешливым, но для Мерэльфа он ничего не значит. Удивление, презрение и даже отвращение – это далеко не все эмоции, которые он привык видеть в свою сторону.

— И где же доказательства, что ты принц? – айз продолжил на альвийском языке, не обращая внимания на попытку Мерэальфа «задобрить» его.

— В королевской семье каждый с королевской кровью имеет родимое пятно на плече в виде Коробля Альфара, – произносит Мерэльф на альвийском, не истязая своё горло сложным для него языком айзов. — Я могу продемонстрировать его, если позволите.

— Раздевайся! – приказным и всё ещё полным насмешки тоном говорит айз.

Вздохнув, Мерэльф начинает снимать с себя верхнюю одежду, аккуратно складывая её в сторонке. Ранняя весна не предназначена для принятия солнечных ванн, пусть здесь и значительно теплее, чем в Альфхейме. Терпя холодный воздух и покрываясь мурашками, Мерэльф аккуратно спрыгивает с кареты, собираясь показать своё плечо айзу.

— Целиком, – одним словом тот останавливает Мераэльфа, заставляя вздрогнуть.

Привыкший подчиняться – подчиняется всегда. Мерэльф без раздумий, понимая, что это банальная попытка убедиться в его принадлежности к мужской половине населения, как и способ унизить, снимает с себя всё.

— Хватит, – резко обрывает его айз, когда Мерэльф собирался снять с себя нижнее бельё. Так и замер, держась одной рукой за шнурок. — Подойди.

Словно заворожённый, Мерэльф подходит к нему на расстояние вытянутой руки. Он ниже этого айза, как минимум на полголовы. Уже не говоря, что утончённо сложенный, гибкий и даже излишне худой Мерэльф на его фоне может показаться подростком.

— В-вот, – чуть заикается он, поворачиваясь боком к мужчине, демонстрируя ему своё родимое пятно и пытаясь убрать мешающую и растрепавшуюся косу. — Если бы вы оставили хоть одного рейтара в живых, они могли бы подтвердить мои слова, – стараясь не дрожать от пробирающего его холода, Мерэльф, дёргая себя за волосы, поднимает взгляд на айза и невольно отшагивает.

Хмурый, полный неописуемой злобы взгляд пугает его. Пронзает насквозь, заставляя дрожать. Но этот страх не такой, к какому Мерэльф привык. Этот страх инстинктивный, животный. Словно его подавляют не силой, а чем-то куда более страшным, могущественным и жутким. Словно сам воздух вокруг сгустился до жидкого состояния. От одного его взгляда что-то внутри Мерэльфы сжимается в клубок, инстинктивно выпуская иглы в попытке защититься. От мурашек и ужаса даже волосы на его голове шевелятся.

— Карету поднимите, — приказывает всё ещё хмурый айз, вперившись в Мерэльфа тяжёлым взглядом.

— Постойте! – преодолевая страх, Мерэльф делает пол шага к айзу. — В карете мои сёстры. Они напуганы. Я пойду с вами куда угодно добровольно, только, пожалуйста, не причиняйте моим сёстрам вреда! Они просто маленькие девочки. Если хотите, я могу поклясться на крови, если вы пообещаете не трогать моих сестёр! – выпаливает он, забыв о страхе перед этим мужчиной и переключившись на страх за единственных родных альвов во всём этом мире.

— Ты полон сюрпризов, – усмехается тот. — И ты даже знаешь, как даётся клятва крови?

— Я, Хар Мерэльф-иир, вверяю свою жизнь...

— Хатака Динеш, – спокойно произносит тот.

Услышав его фамилию, Мерэльф не смог скрыть своего удивления. Хатака – одна из преследуемых фамилий среди айзов. Король альвов долгое время истреблял всех, что хоть как-то связан с этой фамилией. Даже похожие были попросту стёрты. Но не было похоже, что этот мужчина назвал первое попавшееся имя. Напротив, взгляд его полон вызова, отчего Мерэльфу захотелось доказать свою искренность и честность. Пусть это и глупо в его ситуации.

— Вверяю свою жизнь господину Хатака Динешу, названному хозяину моему. Клянусь служить хозяину своему не щадя живота своего, – Мерэльф низко поклонился, как когда-то учила его мать, встав на колени перед ним, вместе с тем поднял с земли осколок меча. — Клянусь кровью своей, что слово моё крепко, – он вырезает на левой ладони символ, которому его обучила мать, протягивает обе руки вперёд ладонями вверх, сложив их лодочкой, и опустив голову в знак смирение. — Что ни словом, ни делом не посмею осрамить, оболгать, солгать, оскорбить и навредить ни словом ни делом хозяину своему, дарующему слуге своему благо малое – защиту и свою благосклонность к сёстрам моим, Хар Дисэльф-ияр и Хар Рунэльф-ияр. Да будут Фрейр, Ньёрд и Альфар свидетелями клятвы моей! – заканчивает он, целиком и полностью загнав себя в бессрочное рабство.

От холода руки подрагивают. Кровь, скапливающаяся в ладонях, остывает быстро, но всё равно просачивается между пальцами и ладонями, капая на землю. Если эту клятву не примут, Мерэльф даже не знает, что ему нужно будет делать. Они легко могут их убить, убить его сестёр у него на глазах. Могут издеваться над ними, мучить их. Мерэльф слишком хорошо знаком с жестокостью этого мира. Он осознанно выдвинул совершенно неблагоприятные для себя условия, в надежде, что ему не откажут. Что примут эту чёртову клятву и защитят его сестёр. Только их. Что будет с ним самим ему неважно.

Молчание вокруг теперь не столько выжидательное, сколько удивлённое. Никогда, нигде и ни в какой жизни альв не кланялся айзу. И уж тем более не клялся в такой форме. Мерэльф понимает, что его действия могут казаться крайне странными и даже абсурдными, но ради безопасности своих сестёр он готов терпеть столько унижения и боли, сколько потребуется.

Неожиданно на его плечи падает тёплый кафтан. Вздрогнув и едва не разомкнув рук, Мерэльф усилием заставляет себя не нарушить позы. От кафтана исходит лёгкий аромат дыма, сандалового дерева и чего-то удивительно успокаивающего, знакомого даже. Этот запах вместе с теплом охватывает его, как облако, помогая унять рванное от дрожи дыхание. Но до завершения клятвы Мерэльф не смеет поднимать головы. А через мгновение на ладонь падает густая капля, заставив его вздрогнуть не слабее, чем от кафтана.

— Я, цзин Хатака Динеш, принимаю клятву названого слуги своего, Хар Мерэльф-иира, — он макает два пальца правой руки в лужицу крови и рисует завершающий символ на запястьях Мерэльфа. — Кровью своей заверяю, что ни словом, ни делом не наврежу сёстрам слуги своего, Хар Дисэльф-ияр и Хар Рунэльф-ияр, буду защищать их, быть благосклонным к ним и заботиться о них, как о дочерях своих, до смерти слуги своего. Именем матери всех цзинов, Вахуан, клянусь, – он измазывает кончики пальцев Мерэльфа кровью, после чего кланяется так, чтобы коснуться их лбом.

Как только ритуал завершается, кровь на их руках и лбу вспыхивает лёгким сиянием и тут же исчезает, словно впитывается в кожу. Боги приняли их клятву. В тот же миг Мерэльф ощутил слабость и головокружение, словно бы всё его тело мгновенно расслабилось. Он с трудом не дал себе упасть, пока в голове шумит.

— Оденься, – приказывает Динеш, обходя его и подойдя к карете.

Поднимаясь, Мерэльф чуть пошатываясь, но не понимая, почему его так штормит, он вытирает остатки крови на своих ладонях о свои штаны, подняв их и начав одеваться. Порез на ладони уже не кровоточит так сильно, но и боль от него незначительна, чтобы Мереэльф обращал на это внимание. Напротив, боль в ладони не даёт ему отключиться из-за головокружения, от которого его начало подташнивать. Пока он спешно натягивал на себя штаны и сапоги, наплевав на носки, потому что к карете по приказу Динеша уже подошли люди и стали переворачивать её. Испугавшись, что девочки выскочат через другую дверь прямо в болото, он, придерживая полы кафтана, бросился к карете.

— Цинэр, Тинэр, – спешно позвал он близняшек, невольно назвав их детскими именами. — Не пугайтесь, всё хорошо. Будьте послушными! – просит он, стоя чуть позади Динеша, не смея встать впереди него, как того требует этикет айзов для слуг.

Подоспевшие к карете айзы, болтая на своём языке, который Мерэльф не понимает, косятся на него, но продолжают переворачивать карету.

— Ты издеваешься? – цедит сквозь зубы, резко развернувшись и схватив Мерэльфа за шею, Динеш едва не дрожит от сдерживаемой злобы. — Как ты сейчас назвал их, а? – он с трудом сдерживает себя от желания хорошенько избить мальчишку.

— Н-нет, – практически вися на крепкой руке, Мерэльф с удивлением обнаруживает очень красивого мужчину (чтобы закончить ритуал Динешу пришлось снять свою маску).

Коротко стриженные волосы, чёрные, но на солнце отливают каким-то странным медным оттенком. Смуглая кожа, на щеке шрам, не тронутый щетиной.

— Нет! Наша мама, она... Ха... Она цзин! – на последнем выдохе произносит Мерэльф, чувствуя, что ещё мгновение и он потеряет сознание.

Рука Динеша сжалась крепче и тут же разжалась. Упав на четвереньки, судорожно кашляя и пытаясь отдышаться, Мерэльф чувствует металлический привкус во рту. В ушах снова шумит так, будто он под водой. Всё тело неконтролируемо дрожит, перед глазами всё плывёт. Ему кажется, что его сейчас стошнит, но он сосредотачивается на боли в горле, лёгких и ладони, чтобы не дать своему сознанию ускользнуть.

— Она... Мэнью, её имя. Фам... Кха-кха! Фамилию я не знаю. Моё цзинское имя Цунсюань, а девочкам... Кхм-гх! Ха-а... Мама имя дать не успела – умерла во время родов, – хрипя, Мерэльф усаживается на задницу, подняв взгляд к нависающему над ним, как скала, Динешу. От кашля он осип, и слова даются с болью. – Но будучи беременной называла малыша стрекозой. Я не знаю правил наречения у цзинов, как и многих имён не знаю. Близняшки стали неожиданностью. Но мне хотелось, чтобы у них было что-то от мамы. И я назвал их так, разделив слово «стрекоза» на два слога, прибавив к ним суффикс. Приношу свои извинения, – он снова плюхается на землю, кланяясь.

— Дин, – раздаётся откуда-то с боку.

— В карету, живо, – приказывает Динеш.

— Да, хозяин, – шустро отзывается Мерэльф, поднимаясь и с низкого старта подбегая к карете, удерживая на плечах кафтан. Пошатнувшись, он врезается в карету, но запихивает себя внутрь, молясь матери не дать ему потерять сознание. — Всё хорошо, всё хорошо! – оказавшись внутри, он тут же прижимает к себе перепуганных и трясущихся девчушек.

— Старший братик, – в один слезливый голос произносят те, тут же вцепившись в него, как маленькие обезьянки. — Братик! – всхлипывают они.

— Всё хорошо, вы умнички, – пытаясь их успокоить, Мерэльф, сев на сидение, усаживает их к себе на колени, крепко обхватив их руками, пока перед глазами мерцают тёмные пятна. — Хорошие девочки. С вами всё будет хорошо. Я обещаю, – он прижимается щеками к их головам, уткнувшимся ему в грудь.

Сосредотачиваясь на окружении, чтобы не отключиться, он слышит громкие разговоры снаружи. Но понять о чём они говорят ему удаётся с трудом. Пусть мать и учила его шивеньзцы – языку цзинов, – айзов, как их называют альвы, — она не могла дать ему многого. Кто-то громко возразил против чего-то, кто-то ему поддакнул. Началась словесная перепалка, отдалённо похожая на ссору собаки и кошки. Подсознательно Мерэльф понимает, что это говорят о нём, но что возмущённым отвечает Динеш, он не слышит. А через мгновение в карету влезает сам Динеш, и как только он закрывает за собой дверцу, карета начинает движение. Сев напротив них, где до этого сидела гувернантка, Динеш смотрит на Мерэльфа неотрывно.

— Какая мне польза от тебя? – спрашивает он. — У меня нет возможности кормить лишние рты. Так что ты можешь дать мне, кроме своей бесполезной жизни? За тебя заплатят выкуп и даже не выпотрошат? Или ты, как принц, знаешь какие-то особые тайны? – наклонившись чуть вперёд, практически смотря исподлобья, Динеш сверлит Мерэльфа взглядом, словно пытается разобрать его на части. — Что ты можешь мне дать, а?

— Я... – запнувшись, Мерэльф пытается вспомнить хоть какую-то полезную информацию, но он лишь на бумаге принц. И ни к военным, ни к государственным делам его никогда не подпускали.

Он был обычной игрушкой во дворце. Пустышкой, как для дворян, так и для своего отца. Всё, что он учил и чем занимался всю свою жизнь не имеет ни политического влияния, ни полезных знаний. И только сейчас он осознал, что совершил огромную оплошность назвавшись принцем. Но стали бы его тогда слушать? Поверил бы ему тогда Динеш? Принял бы клятву?

— Я принц лишь на бумаге, – сиплым и тихим, пристыжённым голосом произносит он, не смея опустить взгляд и смотря прямо в глаза Динешу. Оказавшись внутри кареты и обняв сестёр, отчего-то, ему стало немного спокойнее, потому часть сил, удерживающих его в сознании словно бы рассеялась. Словно бы прекратилось действие наркотиков, которым он был всё это время накачан, потому он с трудом мог фокусировать взгляд на Динеше. Или же на него так влияет качка. — Меня никогда не учили быть принцем. Но, возможно, если это вам пригодится, я могу нарисовать детальную карту внутреннего дворца, уделив особенное внимание потайным ходам. Я бежал по такому из замка, чтобы увести оттуда сестёр, – удерживая себя в сознании, моргая и чуть пошатываясь в такт трясущейся кареты, Мерэльф пытается не упасть. — Простите, что-то мне не хорошо.

Ослабев, Мерэльф завалился назад, слыша как его трясут сёстры, громко плача и ругая Динеша. Ему очень хотелось сказать, что Динеш ничего ему не сделал. Что он просто очень сильно устал, но даже мысли перестали слушаться его. Он боролся с этим состоянием до того момента, пока не услышал чёткий приказ «Спи», ровным, но на удивление приятным голосом. В тот же миг силы покинули его тело, а мир заволокла тьма.