Времени больше ни на что не оставалось. 

Некогда было спорить или сомневаться. Они не братались с недругами, они объединялись – и даже не потому что враг твоего врага, желающего стереть с лица земли даже само упоминание о твоем народе, тебе по меньшей мере союзник. Да, эльфы и гномы друг друга недолюбливали, но врагами не были. Ни одно сокровище, ни одна давняя обида не стоила жизней любого из свободных народов. Азог же и, в особенности, тот, чью волю Бледный орк со своими несметными полчищами нес в этот мир, угрожали всему Средиземью.

Пожалуй, не обремененный предрассудками и сотнями лет мелочной и не очень вражды Эйгон успел бы и побрататься с Даином. 

Леголас же коротко согласился объединить силы. 

Он без лишних раздумий пустил лошадь в галоп, на ходу отдавая команды: воины Лихолесья прекрасно знали, как звучит его охотничий рог. Может, король Трандуил не раз вел своих подданных на битвы, но сегодня владыки с ними не было. Вряд ли хоть кто-то верил в его смерть, и все же лесные эльфы еще не сражались с армиями Врага в одиночестве, без меча мудрого правителя, верой и правдой служившего своему народу. 

Сейчас у Лихолесья оставался только принц, от приказов и действий которого зависело слишком многое. И этот принц не мог позволить себе рассуждать, насколько его войско нуждалось в королевских повелениях или пламени дракона из иного мира. 

Он и не рассуждал. Он вел своих воинов вперед, желая уберечь от черной тени родное Лихолесье, защищая новых переселенцев Дейла и сражаясь бок о бок с людьми и гномами. 

Не мог Леголас и на мгновение остановиться, чтобы разобрать тревоги грубоватого и яростного Даина. Некогда было оценить по достоинству то, насколько потерянным себя ощущал гордый гном, который собственными глазами видел, как драконий недуг подкосил Торина Дубощита. Но Даин об этом умолчал, чтобы не отбирать у своих подданных едва обретенное знамя. Как можно перед битвой столь страшной признать, как волю гнома, совершившего невозможное, прогнавшего из Эребора дракона, смяло и обратило в прах почти забытое проклятие Аркенстона? Все равно, что признать: тот, кого мы считали достойнейшим, слаб. Он не может вести нас.

Нет. 

Гномы Железных гор отважно сражались за короля, пусть и не видели его на поле битвы. Не следовало им знать, что Торин Дубощит предпочел своему народу золото. Даин не нашел в своем сердце такой жестокости, чтобы отобрать у них надежду. Он и сам отчаянно хотел, чтобы Торин прогнал наваждение и справился с безумием проклятых сокровищ. Разве способен гном пожелать своему родичу судьбы Трора, из-за алчности и гордыни не видевшего ничего, кроме Аркенстона?

Некогда и некому было заметить, как тяжело вздохнул Митрандир, одарив полным одобрения взглядом и Даина, и Леголаса. Слишком редко в эту Эпоху мудрому волшебнику доводилось видеть, чтобы гномы и эльфы нашли силы сражаться вместе, не чиня новых распрей. Горько ему было от этой мысли, но и тепло на душе: хотя бы сейчас и сегодня Враг не преуспел. 

Однако для каждого из воинов, мудрого истари или молодого по меркам своего народа эльфийского принца, гордого правителя гномов или вооруженного дрянным металлом горожанина из Дейла, не осталось места для рассуждений о судьбах мира. 

Были лишь несметные полчища орков Дол-Гулдура, были тролли и варги, громадные летучие мыши и проклятые червееоборотни. Был Дейл, который приходилось оборонять все отчаяннее и все ближе к полуразрушенным стенам: слишком уж яростными оказались атаки Азога. Был Эребор, к которому вынужденно отступали гномы Даина. 

Время исчезло, стирая любые вчера и завтра. Остались только битва, боль и кровь, черная и красная. Жизнь и смерть разделяло даже не дыхание, а один удар и один неверный шаг.

Лучшие воины гибли, но ни у кого не появлялось и мысли бежать с поля боя. Спастись сегодня, позволить оркам захватить эти земли – и уже завтра эти твари возьмут в осаду Лихолесье или вовсе переберутся с мечом через ворота и стены, придут Железным холмам, оставляя позади лишь истерзанные тела. И тогда не будет и малейшей надежды. Эребор станет оплотом Врага на пути к северному королевству Ангмар. 

Леголас не сразу понял, что за грохот донесся от Одинокой горы, и отчего так оживились гномы. Тролли рушили и без того осыпающиеся крепостные стены Дейла, а орки нападали на людей Эсгарота, вооруженных лишь вилами и ржавой рухлядью. Самого Леголаса так яростно пытались прикончить, опасаясь нападать поодиночке, что впору было гордиться: никак на этот счет Азог приказал своим выродкам что-то особенное. Рядом бился Митрандир – проворно для старика, но как-то тяжело и устало для волшебника. 

Грохот… Нет, рев медленно перерос в отдельные слова. Они гремели над Пустошью, легко перебираясь даже за стены Дейла. Леголас, сражаясь с двумя уродливыми орками, что отличались разве что ростом повыше, сумел разобрать, какие именно слова там звучали. 

За короля. К оружию. За короля. 

– Торин, – подал голос Митрандир. – Он и впрямь одолел драконий недуг. 

Добрые вести должны были вселить уверенность не только в гномов, но и в сердца каждого из союзников. Вот только боевой клич, что мгновение назад гремел единым порывом, вдруг рассыпался на десяток криков – и будто вовсе погас. Заскулили варги, а ругань орков стала громче. Яростно затрубили в рог с Вороньей Высоты: пронзительно, оглушающе. 

Не к добру. 

Или же?..

Расправившись с зазевавшимся орком, Леголас сам рванул к крепостной стене, высматривая, что так привлекло всеобщее внимание. 

Безумие. 

Совершенно невозможно. 

И все же глаза его не обманывали. 

– Дракон! – громыхнул голос Даина откуда-то издалека. – Стрелометы!

– Нет! – тотчас крикнул в ответ Торин, да так, чтобы его услышало как можно больше воинов. – Это не враг! 

Леголас готов был поклясться, что где-то там, далеко, в неразберихе битвы, Даин не только мысленно назвал своего короля безумцем. Конечно, кто поверит, что дракон может прийти на помощь союзникам, а не Азогу? Впрочем, в словах Торина гномы смогли удостовериться тут же. Жаркое пламя пролилось на штурмующих Дейл орков, а острые когти разом подняли и разорвали двоих троллей.

Сам же Леголас разобрал крохотную фигуру всадника на загривке сияющего золотом дракона. Сердце пропустило удар. Ликование охватило все его существо, точно Лихолесье уже одолело Азоговы полчища. Наверное, Даин чувствовал что-то похожее, когда увидел, как победивший проклятие Торин бросается в битву. 

Смаугом, который был вовсе и не Смаугом, управлял Эйгон Таргариен. 

Живой. 

Живы оба, и Эйгон, и Санфаер. Всадник из чужого мира усмирил своего дракона и пришел на помощь, как и обещал. Леголас подумал, что они обязательно устроят по этому поводу праздник, такой шумный, такой далекий от эльфийской чопорности, как только пожелает Эйгон.

Обязательно. Только после того, как разобьют воинство Азога. 

Однако стоило внимательнее взглянуть на Пустошь, и радость, такая яркая и сильная, невольно окрасилась досадой. 

За те мгновения, на которые Леголас позволил себе отвлечься от сражения, он понял очень простую вещь. Явись усмиренный Смауг к Одинокой горе даже не на рассвете, а лишь немногим раньше, – и у Азога вовсе не сталось бы и шанса. Сколько героев не полегло бы Пустоши!

Да, и эльфам, и гномам появление владыки Лихолесья верхом на громадном огнедышащем чудовище, не иначе как даровало новые силы. Да, теперь все преимущества были на их стороне. Вот только среди рассыпанных по всей Пустоши союзников и врагов потоки пламени и огромные когти приносили мало пользы. Да, Смауг одним только ревом заставил часть орков бежать, бросив оружие. Но теперь, когда все построения разбились, а сами армии окончательно смешались, каждое действие Эйгона было сродни ударам подслеповатого тролля по своим и чужим. 

Как бы хуже не стало. 

Вновь снизившись, дракон и всадник едва не разрушили уводивший к Дейлу мост. Один раз обрушенное на земли Пустоши пламя вместе с орками задело и гномов. По счастью, Даин помнил славные сражения прошлых эпох – и готовился к столкновению с драконом. Доспехи уберегли его воинов от страшного, смертельного жара. Что ж, Даин наверняка поблагодарил собственную предусмотрительность. Эльфам же приходилось рассчитывать только на скорость и ловкость. По счастью, заметив знакомые золотые доспехи, Эйгон все реже приказывал Санфаеру изрыгать огонь. Здесь, вблизи Дейла, они с драконом даже не снижались слишком сильно: предпочитали обрушиваться с небес на врага, выхватывая из битвы троллей и разрушая немногочисленные орочьи механизмы. 

Судя по яростной ругани, которую эльфийский слух позволял разобрать даже через раскатистый рев дракона, Эйгон и сам все понял. В очередной раз он пролетел почти над всей Пустошью, слишком близко от сражавшихся Даина и Торина, опалил часть стен Дейла – и походя обрушил немалую часть укреплений верхних уровней, когда заставил дракона приземлиться. 

Судя по сиплому крику и варжьему тяфканью, упавшие булыжники придавили никак не меньше пяти Азоговых тварей.

– Пекло. Не привык к таким размерам, не рассчитал, – тяжело выдохнул Эйгон, будто бы и не замечая орочьих ног в пасти Санфаера. Дракон занимал здесь почти все свободное пространство, еще и частично нависая над стенами Дейла. – Еле нашел. Вы же как муравьи… Санфаер, огонь! 

Дракон медленно, чтобы не разломать чего-нибудь еще, повернул голову, и пламя лизнуло троих орков, что спешили прочь, к лестницам. Эйгон покачнулся и выругался, крепче вцепившись в чешую. Даже посеревший лицом, взлохмаченный до невозможности, перемазанный невесть в чем до самых ушей, выглядел он довольно бодро. 

Почти… счастливым?

Что ж, Эйгон Таргариен оставался верен себе. Принять его за владыку Трандуила было решительно невозможно. 

– Ты не спешил, – радость встречи все же отступила, и Леголас не сдержал легкого упрека. 

Эйгон, похоже, заметил тень улыбки на его лице – и весело сверкнул глазами.

– Задержался во-о-он там. Предлагал леди Тауриэль полетать, но нам помешал какой-то великан с рогом на шлеме. Даже странно, что эти криволапые не разбежались от одного ее взгляда. Один в один моя матушка, я трепещу. Мы с Санфаером дали деру, только кости этих уродов хрустели, – Эйгон вдруг нахмурился, запустил пальцы в спутанные волосы и брезгливо вытащил ошметок чего-то застрявшего среди колтунов. Что-то подозрительно напоминало орочье ухо. – Гадость. 

Вот по чему Леголас точно не тосковал, так по манере Эйгона говорить. Отец, довольно редко проявлявший искреннее почтение к собеседникам, все равно сохранял достоинство. Здесь же… Не зря Леголас первые месяцы их знакомства раз за разом шипел, что королевской особе лучше лишний раз промолчать, чем сболтнуть лишнее. Может, в Вестеросе знать не знали о приличиях, а может, это правители Семи королевств так легко позволяли себе любые грубости и возмутительные намеки, но Эйгон Таргариен беседовал с окружающими как завсегдатай придорожной таверны. Со временем стало ясно, что двусмысленные слова о Тауриэль – не оскорбление, а какое-то закрученное проявление уважения и, отчасти, восхищения. По крайней мере в той форме, в которой Эйгон умел это уважение выражать. 

Эльфийского или хотя бы приличного в таких ухищрениях разума не было ни капли. 

Из сказанного Эйгоном на этот раз Леголас уяснил две вещи. Прежде всего, Тауриэль, которую он потерял и виду уже давно, вполне себе жива и здравствует. А во-вторых, она все еще в гуще сражения. 

– Тауриэль слишком уважает владыку, чтобы пустить ему стрелу между глаз, – Леголас уже и сам не понимал, как подобные шутки в их Эйгоном беседах стали заменять искреннюю благодарность. – Счастлив, что ты вернул своего дракона. И все же, что тебя задержало? 

Слишком яркими были воспоминания о безумном голоде в глазах Смауга в ту ночь, чтобы не спросить об этом.

– Связь связью, а Санфаер проголодался мертвом гномьем царстве. Ну и… Сначала я сам хотел разведать, что происходит. Навестил Беорна, хороший мужик, никаких тебе мудрых рож, все по делу... А потом Радагаст разговаривал с Санфаером. Кажется, они друг друга поняли, – Эйгон вытер со лба пот вперемешку с пылью, а потом нахмурился. – Где здесь найти волшебника, Гэндальфа? У меня для него вести. Тебя Санфаер узнал по запаху, а посох Радагаста он не чует.

– Позволь… – начал было Леголас. 

– Не время для представлений, – спешно перебил его Митрандир, выступая из-за колонн – и почти упираясь в лапу Санфаера. – Гэндальф – это я, господин всадник. 

– Хорошо прячетесь. Год вас искал, – по-детски обиженно заявил Эйгон, вытирая грязные руки о штаны, но тут же одумался. – Радагаст сказал, что попробует договориться с орлами, чтобы это ни значило.

– Добрые вести, – кивнул Митрандир. 

– Не только, – спешно продолжил Эйгон, поморщился, услышав, как вновь над Пустошью прозвучал сигнальный рог Азога, и завертел головой. Кажется, он так и не понял, откуда идет звук. – Беорн говорит, будто из Гундабада сюда на подмогу явится несметное полчище орков. Он не видел, пчелы ему донесли, что ли… Мы их Санфаером никого не встретили, только небольшие гарнизоны десятка по три уродцев. Сожгли бы еще на подступах, а так… Спешили, боялись опоздать. Извиняйте. 

– Они идут подземными тоннелями, – догадался Митрандир. – Наверняка ударят с севера. Если бы мы могли обрушить эти переходы…

– Слишком поздно. Мы не отыщем их даже вместе с гномами. Нас заметят, и Азог насторожится, – покачал головой Леголас.

– Значит, чем больше этих тварей мы прикончим сейчас, тем лучше, – согласился Эйгон под одобрительное рычание Санфаера. – Ладно, передал – и полетел. Скажите Барду, что я не нарочно стену… Кхм.

– Нужно попробовать обезглавить орков, – спешно предложил Леголас, понимая, что теперь Дейл продержится и без его личного присутствия. Враг, завидев дракона так близко, сражению предпочитал отступление и попытки спрятаться. 

– Я не видел, откуда этот ваш Осквернитель командует армиями, – с досадой признался Эйгон. – Сафаер не различает в этой их вони ничего, они все одинаково отвратительны. В горах есть что-то, но мы не стали отвлекаться. 

– Воронья Высота, – указал Леголас на отроги Эребора.

– Азог скрылся в глубине крепости, едва увидел дракона, – спокойно объяснил Митрандир. 

– Еще бы. Мой Санфаер теперь размером с Вхагар будет, знаете ли. Я проверял, его огонь плавит камень, – с гордостью произнес Эйгон и похлопал дракона по чешуе. Тот разразился оглушительным ревом. Леголасу же показалось, что Эйгон снова слегка преувеличивает. Хорошо, что не предлагает доказать делом. – Со мной лететь не предлагаю, у вас и здесь забот по горло. Я дам знать, если замечу второе воинство. 

– Я найду Тауриэль и прослежу, чтобы Азог не сбежал, – кивнул Леголас. 

– И чтобы никто не полез внутрь крепости, – ехидно хмыкнул Эйгон, – а то еще поджарятся. 

 – Стой, – Митрандир шагнул ближе и повысил голос. – Ты и близко не подберешься к Вороньей Высоте. Орки тянули за собой стрелометы…

– Эти пучеглазые-то, которых солнце слепит? Санфаер ловкий, а несколько таких механизмов мы с ним сожгли по дороге. Вместе с какими-то крылатыми тварями… Мне ли магу рассказывать? Такие летучие мыши размером с теленка, но горят хорошо, – беззаботно пожал плечами Эйгон. Его взгляд снова сверкнул тем самым “это прекрасный план”, и Леголасу вдруг показалось, что спину обдало совсем уж леденящим холодом. – А вы можете немного развести тучи? Погоду там лучше сделать… Лучи будут отражаться от чешуи, и эти уроды насмерть забьют друг друга своими кривыми палками…

– Мне неподвластна погода, да и ни к чему сейчас тратить время и силы на подобные пустяки, – неодобрительно остановил его Митрандир.

– Ну и ладно, – нахмурил брови Эйгон, не особенно впечатлившись отповедью. – Видимо, Радагаст половчее вас будет. Он-то обещал подумать. И подмогу, так что… 

Недоуменно сжимая и разжимая ободранную до крови ладонь, он вдруг усмехнулся. Санфаер глухо, точно поощряюще зарычал, и Эйгон похлопал дракона по шее. С Вороньей Высоты вновь загудел сигнальный рог, которому вторила орочья ругань. 

– Твой дракон достаточно разумен, чтобы отправиться туда без тебя. Разве ему нужны лишние команды? Леголас рассказывал, как Сма… Санфаер сжег Больга и его орков, – не сдавался Митрандир, сильнее хмурясь. – Ты же подвергаешь опасности и себя, и владыку Лихолесья. Если кто-то из вас погибнет в чужом мире, осколок духа второго уже не сможет вернуться и со временем просто истает. 

Леголас только стиснул зубы. Митрандир был прав. Более того, он умело надавил на один из страхов Эйгона. Не суметь вернуться, разрушить и свою, и чужую жизнь. 

Эйгон на мгновение прикрыл глаза, сглотнул, еще раз взглянул на небеса – и грязной же, оцарапанной до крови рукой забрал растрепанные волосы с лица. С мыслями он собрался на удивление быстро, пусть и оставался бледнее мела. Даже нашелся с ответом Митрандиру. 

– И кем тогда назовут владыку Лихолесья? Трусом или похуже? Санфаер никуда не отправится один, покуда у него есть всадник. Да и нечего королю отсиживаться в крепости, – важно объявил Эйгон и, гордо расправив плечи, покосился в сторону. И люди, и – Леголас бы поморщился, не волнуйся о вещах посерьезнее, – эльфы вовсю прислушивались к перепалке короля и волшебника. – Там убивают моих людей и моих друзей… что бы это стукнутый Дубощит не болтал. Не стану снова ждать. Надоело. 

Санфаер, качнув головой, переступил с лапы на лапу, и темные когти оставили на каменных плитах глубокие борозды. Эйгон же выглядел так, будто дошел до самой последней ступени в своем отчаянии – и теперь собирался не меньше, чем самоубийственно сигануть с обрыва. Почти страшно было видеть, как подобные чувства отражаются на всегда невозмутимом лице владыки Трандуила. 

Сама же мысль – броситься вперед на верную смерть в надежде что-то изменить – новой не оказалась. За год Леголас и не такое слышал. Как-то после трех бутылок вина подряд Эйгон уже мрачно и потерянно рассуждал о том, что будет, упади он с большой высоты в Средиземье. Не сотворил ничего, по счастью: не то решимости не хватило, не то помешал страх остаться калекой. 

Эйгон многое рассказывал, пусть и не всегда охотно, о том, как вообще оказался в том сражении у Грачиного приюта. Юный и неопытный король, не готовый к возложенному на его плечи бремени, он раз за разом пытался поступать правильно, нуждался в мудрых советах… Только не получал ничего. За власть в Вестеросе грызлись не только сводные брат и сестра, а куда больше родичей и вельмож. Эйгон в лучшем случае был чьим-то знаменем. Та битва, в которую вступил король верхом на Санфаере, – еще одна неудачная попытка совершить что-то достойное. Пусть Леголас и слышал в рассказе Эйгона стремление отомстить, но только не желание просто успокоить совесть. 

Наверняка у Митрандира хватало своих соображений на этот счет. Мудрец еще сказал бы, что юношу пребывание в Средиземье должно было чему-то научить. Например, не бросаться в бой очертя голову или научиться понимать, кто именно его настоящий враг. Неплохой совет: довериться истари, которым известно куда больше, чем многим бессмертным эльфам. 

Эйгон целые месяцы следовал этому совету, но не добился толком ничего, пока не ушел вслед за гномами. К его чести, не сбежал тихо, а сообщил о своих намерениях. Оповестил, но дал понять, что возражений даже слышать не желает. 

Леголас не стал препятствовать тогда, не собирался он этого делать и теперь. Что-то подсказывало, что тот выбор Эйгон должен сделать сам.

И да сбережет его Эру. 

– Так ты убьешь и себя, и дракона, владыка! – Митрандир попытался призвать Эйгона к благоразумию, но где уж там. 

– Не в первый раз! – счастливо хохотнул тот. – Вперед, Санфаер!

И Эйгон Таргариен, не слушая, чем грозил ему волшебник, заставил дракона взвиться в воздух – чтобы снова наброситься на варгов и троллей. Черная кровь опять полилась с острых клыков, но и враг не дремал. Один из выживших троллей изловчился попасть камнем в исхудавшую тушу твари. Несколько заготовленных к тому моменту толстых стрел промчались мимо, на излете задевая лапу и хребет дракона. По счастью, ни один из ударов не сумел пробить чешую или крыло. Новых выстрелов не последовало, и Леголас невольно выдохнул, уже примеряясь, как побыстрее добраться до Вороньей Высоты. 

С обороной Дейла теперь вполне справится Бард. Впрочем, воинов Лихолесья Леголас тоже не собирался отзывать. 

– Безумец! – в сердцах бросил Митрандир улетавшему Эйгону и, ударив посохом о плиты, обернулся. – Право слово, даже с твоим… 

Он оборвал себя на полуслове и зашагал по ступеням вниз, спеша вернуться к сражению. 

Леголас мрачно усмехнулся, не принимая замечание мага близко к сердцу. Беспокойство давно уже поселилось под ребрами, и очередная безумная выходка Эйгона лишь немного расшевелила притихшее было чувство. Что же до резких слов… О, Леголас прекрасно понял, что именно хотел сказать Митрандир, и мог отчасти с ними согласиться. 

Даже с владыкой Трандуилом совладать было куда проще. 

*** 

“За короля!” – ревели гномы Железных гор, точно не знали, какими речами этот самых король встретил Даина. Да и кто бы поведал им, какое оскорбление Торин нанес родной крови, какие обвинения бросил в лицо кузену. Даин не глуп. Все распри следовало оставить хотя бы на время, когда несметные орочьи полчища маршировали к едва возвращенному Эребору. 

“К оружию!” – гремел на кхуздуле отряд, что шел за Торином из самых Синих гор. Даже теперь ни один из двенадцати гномов не оставил его, обезумевшего от проклятого золота. Каждый верил, что он, их горе-король, найдет в себе силы справиться с драконьим недугом. Торин не понимал, чем заслужил такую верность. Только не после такого позора и бесчестия. Перед глазами так и стояло лицо деда, который из пылающего Эребора жаждал спасти лишь Аркенстон. 

По счастью, в пылу битвы не было места сожалениям о былых поступках. Горечь и презрение к самому себе жгли сердце Торина, и все, что теперь оставалось – искупить вину перед собственным народом, перед друзьями и братьями. 

Разум его наконец прояснился. Необъяснимая тяжесть, что заставляла гнуть спину и опускать плечи, истаяла, что снег в летний день. Корона, которую носил еще его много раз прадед, так и осталась в сокровищнице. Не было на нем ни тяжелой мантии, ни перстней, только добротный доспех простого воина. 

Он собирался не красоваться в лучах рассветного солнца, а биться с темными отродьями и проливать черную кровь. Он шел на помощь своему народу и уже не рассчитывал вернуться. Торин знал, что идет на смерть. Он не надел шлема или панциря, не взял щита. 

Просто сражаться бок о бок с преданнейшими из гномов было для Торина великой честью. Он не верил, что хоть кто-то пойдет следом по его зову – и вновь ошибся. 

И все же совесть не позволила бы ему вновь надеть корону. 

Оркрист без жалости крушил наступающих орков и троллей, вспарывал глотки варгам и гоблинам. Полчища темных отродий рядели под напором гномьих молотов и топоров. Хотелось добраться до Азога Осквернителя, вот только тот не спешил вступать в битву.

Оркрист. Меч, что они с отрядом нашли в пещере горных троллей. До прошлого вечера казалось, что клинок навсегда остался в Лихолесье. Гэндальф, что явился той чернейшей ночью к вратам Эребора, взывал к рассудку Торина. Именно волшебник принес с собой Оркрист, наверняка желая напомнить о настоящих врагах народа Дурина, но ничего не добился. Да и кому под силу было достучаться до разума, поверженного драконьим недугом? Лишь парой часов позже Бильбо Бэггинс принес клинок к Торину, желая со всем почтением вручить его королю… Но что несчастный полурослик получил взамен? Что сам Торин увидел в жесте друга? О, еще утром казалось, что Оркрист через хоббита-предателя передали враги, желая обманом выманить гномов из Эребор. 

Глупец. Злые помыслы были здесь лишь у тебя одного.  

В последний раз покидая Одинокую гору, Торин не сомневался, что Бильбо не выжил. Не нашлось смелости спросить у отряда – вернее, услышать заранее известный ответ. Никто не мог пролететь такое расстояние прямиком на камни и уцелеть. Торин не сомневался, что несчастный убит – и убит тем, кого считал другом. Тем, кто мог бы назвать королем. Тем, за кого ручался перед народом Эсгарота. 

Как мертв и тот, кто сумел увести из Эребора Смауга. Обезумевший эльф верхом на обезумевшем же драконе. Слишком долго не было вестей от Трандуила, слишком похоронные рожи корчили его остроухие подданные. Вот кого Торин просто не сумел спасти. А может, на самом деле и не желал уберечь? Может, слишком сильна была ненависть к тому, кто в час нужды отказал гномам в помощи? 

Предатель здесь был лишь один. Глупый, жалкий гном, чей взор затуманила жадность, а в сердце осталась только любовь к золоту. 

Может, Трандуил и вел себя странно, но в своих стремлениях оставался искренним. Может, история о Вестеросе и семье Таргариен оказалась лишь безумным бредом, но сути это не меняло. Именно Трандуил освободил Эребор от Смауга. Остроухий ценой собственной жизни увел дракона прочь. Вряд ли у паршиво вооруженных тринадцати гномов и полурослика был шанс против твари, ставшей за десятилетия куда больше, чем помнил Торин. 

Лесные эльфы пришли по своей воле – и теперь вместе с гномами сражались против орков. Даже люди… Но что им оставалось? Переселенцы из Эсгарота могли укрыться лишь в развалинах Дейла. 

И все потому что он, Торин, отказал Барду. Потому что он не пожелал открыть ворота Эребора хотя бы для самых слабых. Так кто был виновен в том, что орки сегодня проливали и человеческую кровь? Скольких женщин и детей убили Азоговы отродья? Спаслась ли семья самого Барда, совсем еще юные дочери и сын, которые довольно любезно приняли гномий отряд? 

Поздно было что-то исправлять. Ничто не вернет мертвых. Торину оставалось только сражаться – так долго, насколько вообще хватит сил. Даже посмотреть в глаза Даину было тяжело, но и молчать после недавних оскорблений не позволяла совесть. 

Рассчитывать на добрые слова не приходилось. 

Вот только жизнь снова обманула все его ожидания. Даин был искренне рад его видеть. 

– Долго шел! – задорно рявкнул он, снес молотом половину черепа стоявшему на пути орку, а потом радостно обнял Торина за плечи. – Говорил я остроухим, что мой брат никакому драконьем недугу не по зубам.

– Я усомнился в тебе. Убил… Убил друга своими руками, – мрачно напомнил Торин. Фили и Двалин дали ему несколько мгновений в пылу битвы. Достаточно, чтобы перекинуться парой слов с Даином – и решить, что дальше. 

– Не ты. Дрянь эта. И жив твой полурослик, сам видел. Волшебник увел его, – хмыкнул Даин, разжимая объятия, и ткнул молотом в сторону Дейла. Защитникам города явно приходилось туго, но попасть туда сейчас не было никакой возможности. – Меня злят остроухие. Эльфийская принцесса выкурила из нашего дома Смауга, и ты это позволил! Погоди, после битвы…

Он отвлекся, чтобы крепким ударом проломить грудину очередно ревущей твари. 

Торину же понадобилось еще несколько мгновений, чтобы понять слова Даина – и поверить. 

Жив. 

Бильбо жив.

Даин не стал бы врать. А уж Гэндальф… Нет, тот сбережет полурослика. Лучших новостей и представить было нельзя. 

– После, – с легким сердцем согласился Торин. Он-то знал, что не будет никакого “после”. 

Только бы добраться до Азога, до Вороньей Высоты… Но сначала – прорваться через орков с троллями. Да, эльфы сражались бок о бок с гномами. Да, появление Торина с отрядом заметно воодушевило народы – но недостаточно. Тварей было слишком много, да и вперед рвались они куда большим неистовством, чем Торину довелось испытать еще при Азанулбизаре. Проклятые полчища, повинуясь яростным приказам своего ненавистного повелителя, отрезали Дейл от защитников Эребора, сумели построиться – и наступали теперь слишком уверенно. 

И все же Азог рассчитывал, что у его врагов остались силы лишь обороняться – но никак не дать достойный отпор.

Гномы воспряли. Оживились даже немногочисленные эльфы – многие их сородичи, должно быть, пошли за своим принцем к Дейлу.

Владыкой. Теперь уже владыкой. 

Торин успел мысленно поправить себя, рассечь напополам рванувшего на него орка, чудом не искупавшись в кишках, – и понял, что звуки битвы неуловимо изменились. 

Сражение затихало неясной волной, а в боевой клич вплелось варжье тяфканье. Чьи-то испуганные и тревожные вопли на черном наречии смешались с предупреждающими гномьими крикам. Далекий рокот летел над Пустошью. Он сталкивался с протяжным гулом сигнального рога с Вороньей Высоты. 

– Дракон! – кричал кто-то из эльфов на всеобщем. 

– Чего? – взревел Даин, озираясь. – Это же Смауг! Дракон! Стрелометы! 

В первое мгновение, разобрав точку на небосводе, Торин пожалел, что отказал Барду. А потом… 

Что ж. Даин узнал дракона. Торин же разглядел всадника. 

Проклятый безумец действительно усмирил дракона. 

– Нет! Это не враг!  – заревел Торин, отмечая краем взгляда, как пламя проливается на орков и троллей. На счастье, гномы Железных гор явились, готовые и не к такому.

– Да ты сбрендил! – рыкнул Даин, вновь пробиваясь к нему. – Это что, Трандуил? Вы оба – сумасшедшие. 

– Именно, – хотелось хохотать в голос.

Эйгон Таргариен, похоже, нисколько и никому не соврал. Даже удивительно, если учесть, сколько всего он наболтал только по пути от Эсгарота до Одинокой горы.

Будь времени больше, Торин бы сказал, что Смауга нужно было бояться, пока он был Смаугом. Он бы добавил, что теперь это не дракон, а все равно что смирная лошадь под остроухим. 

Но времени не было. 

К Вороньей Высоте нужно было прорываться сейчас, пока Азог снова не сбежал и не забился обратно в свои грязные пещеры еще на сотню лет. 

***

Ни у кого из союзников в тот день не случилось и намека на военный совет. Эйгон Таргариен сам решил реять над побоищем на Санфаере, разрывая и сжигая отродья тьмы, уворачиваясь от стрел, а еще высматривая за холмами новых врагов или друзей. Гэндальф помогал людям и эльфам освобождать Дейл от немногочисленных оставшихся орков. Те настолько боялись дракона, что забились в потайные углы и даже не отважились покинуть городские развалины. Леголас рассудил, что в словах Митрандира об Азоге было зерно истины, а потому последовал зову сердца и поспешил к Вороньей Высоте. Вряд ли Бледный орк осмелится высунуться, пока дракон рядом. Скорее уж будет прятаться до последнего, но выгадает момент – и  попытается всадить Санфаеру стрелу или копье в сердце. В том, что в глубине сторожевой башни уже дожидаются орочьи машины, сомневаться не приходилось. 

А там, близ Эребора, в Пустоши, гномы тоже мало совещались. Разве что Даин еще раз успел назвать Торина и его отряд сумасшедшими, услышав их планы. 

И это он еще всей правды не знал. 

С другой стороны, многие уже успели убедиться, что сегодня ни в чем нельзя было быть уверенным. Гномы и эльфы на время оставили извечную неприязнь, объединившись против настоящего врага. Никакой натиск и ярость не помогли Азогу справиться с защитниками Эребора и Дейла. Бильбо Бэггинс выжил, даже свалившись с огромной высоты. Трандуил оказался ровно тем, кем представлялся: Эйгоном Таргариеном, драконьим всадником. Отряд Торина точно верил, что стукнутый эльф встретил свою смерть где-то многими милями дальше, свернул шею или сгинул в пасти какой-нибудь твари, – а ты погляди, как обернулось. 

Все происходило совершенно иначе, и даже Гэндальф, пожалуй, не предполагал такого развития событий.  

Дракон, который выглядел в точности как Смауг, разве что был несоизмеримо больше – к примеру, тот же Торин прекрасно помнил размеры той твари, – безо всякой усталости метался над полем битвы. Жаркое пламя проливалось на покрытые снегом склоны и растапливало лед. Густой пар обращался туманом, который слабый ветер оказался не в силах разогнать. Воронью Высоту и горный хребет окутывали теперь облака, больше похожие на куски рваной тряпицы. Орочье войско, получив достойный отпор, рассыпалось по равнине и теперь двигалось совсем уж беспорядочно. Азог так и не вступил в битву сам, предпочитая прятаться за полуразрушенными стенами Вороньей Высоты. Вот только и оттуда все реже доносился грохот труб, а в пылу сражения сигнальных знамен из-за тумана было уже и не разобрать толком.

Может, какой ученый муж сотни лет спустя и сказал бы, как удивительно получилось. 

Разве не был выживший дракон первейшей опасностью для каждого от Лихолесья до Одинокой горы? Разве не ведали воины, что Смауг Ужаснейший, вырвавшись из гномьей сокровищницы, пролетел над Эсгаротом – и просто исчез за горизонтом? Разве не известно было и гномам, и людям, что последняя уцелевшая Черная стрела не взвилась в ту ночь в небеса, и ныне лишь ожидала своего часа? Разве не порождение Врага, чей огонь плавил даже могучие Кольца Власти, заставляло орочьи армии скалить зубы и лишь облизываться, но так и не пытаться проникнуть за врата Эребора? 

Наверняка те же гномы из отряда Торина успели подумать, что на этом драконе тоже лежало какое-то проклятие. Смауг, Санифер или как его там называл сбрендивший Трандуил, все-таки вернулся к Одинокой горе, – и вновь его заметили далеко не сразу. 

Не то чтобы дракона совсем не ждали, скорее наоборот. 

Тогда, в Синих горах, когда Торин Дубощит объявил, что собирается вернуть народу дом, когда предложил верным гномам присоединиться, слишком многие отказались из-за дракона. Все эти долгие мили каждый из отряда держал в памяти, что где-то под сводами оставленного королевства обретается тварь, которую не одолеть простым оружием. Взломщик присоединился к гномам именно из-за своей ловкости – проникнуть в сокровищницу нужно было тайно. 

Бард Лучник еще будучи лодочником громче многих говорил об опасности Смауга, а потом прямо просил у гномов помощи, с глазу на глаз едва ли не требуя отковать новые стрелы. Люди вернулись к руинам Дейла не столько от того, что бургомистр Эсгарота обезумел, а его горбун-прислужник пропал. Переселенцы верили, что среди каменных развалин шанс выжить будет куда выше, чем в деревянных домишках на Долгом озере. В сердцах у некоторых даже жила надежда, что и гномы откроют ворота, если опасность вернется. Люди рассчитывали, что им воздастся за помощь, оказанную Торину Дубощиту и его отряду. Однако врата Эребора так и не открылись, да и разве спасли хоть кого-то своды Одинокой горы десятки лет назад? 

Эльфийский принц, что привел в Пустошь армию Лихолесья, молчал, но тоже много думал о драконе и драконьем же всаднике. Ни словом, ни жестом не подтвердил он догадки гномов, будто владыка Трандуил, унесенный Смаугом, мертв или потерян, скорее наоборот.

Спешил сразиться со своими врагами и Азог Осквернитель, что так и не стал дожидаться воинства Гундабада, на которое так рассчитывал. Гномы и эльфы объединились, это оказалось очевидным, стоило только взглянуть, как выстроились войска. Горевший яростью Азог теперь намеревался обескровить противника, может, дать им смутную надежду на победу – и отобрать ее. Гнев в его сердце вселяло еще и то, что не явился в назначенный час Больг, сын Азога и могучий воин: тот, кто с другими лазутчиками должен был прикончить гномов еще в Эсгароте. Не мог он уже прибыть в Пустошь, чтобы вместе с отцом обрушить на эти земли огонь войны, не ведая ни пощады, ни жалости. 

О судьбе Больга Азогу давно доложили: дракон изжарил и пожрал небольшой отряд в ту же ночь, когда покинул Одинокую гору. После таких вестей было яснее ясного, что Смауг не станет сражаться на стороне орков. Никто не отправил к дракону посланников, потому что не знал, куда именно улетела взбешенная тварь. Тому же, кто из-за появления Белого совета бежал из Дол-Гулдура на восток, ныне было не до посулов и сладких речей. 

И все же ничто не мешало Смаугу вернуться. 

Скрывавшийся за стенами Одинокой горы Торин о смерти Больга и не мог знать. В отличие от Даина: эту самую историю эльфийский принц поведал своим союзникам в утро перед битвой. Но вот того, что задержало, пусть и не уничтожило второе орочье воинство, ни Азог, ни Леголас, ни даже Гэндальф Серый не ведали. Вести эти запоздали к началу сражений, а потом все окончательно смешалось. Орочий гонец не добрался до своего вождя, а Беорна, ставшего свидетелем тем событиям, слишком быстро захватил азарт битвы. Эльф и волшебник о Гундабадской подмоге вообще узнали лишь от Эйгона.

Как бы то ни было, каждая из сторон не хуже других знала, что Смауг может объявиться в любой момент и в корне изменить расстановку сил. Знала – но уже перестала ждать. Зря, конечно же. Непредусмотрительно и неразумно. Взбешенному чудовищу хватило бы мощи, чтобы стереть с лица земли любые силы, вступившие в тот день в битву. 

Однако Смауг Ужасный и впрямь оказался Санфаером из Вестероса. Несчастный дракон, запертый в сокровищнице Эребора, начал терять рассудок. Еще немного, и благородный зверь, чья связь с всадником истощалась, и сам превратился бы в лишенную разума кровожадную тварь. 

Если бы только Эйгон Таргариен не отправился вслед за гномами. 

Если бы он не вскарабкался на шею взбешенному дракону. 

Если бы не мотался несколько дней в небесах Средиземья, пытаясь унять голод и злобу, что мучали его друга. 

Если бы не сумел направить дракона обратно, по пути спалив сонмища летучих кровопийц и зацепить немало пеших темных тварей. 

Если бы не встретил Беорна и Радагаста, что не поскупились на помощь и добрый совет. 

Может, Эйгон и опоздал. Может, и не спалил орочьи армии, когда битва еще не началась. 

Но в самый важный момент Эйгон Таргариен действительно оказался там, где нужен был больше всего. 

***

В Пустоши и близ Дейла даже по меркам сражений с орками теперь царила полнейшая неразбериха. Вступивший в битву на стороне гномов, людей и эльфов дракон заставил часть врагов позорно сбежать и забиться в щели поглубже, но не уйти окончательно. Оставшиеся тролли и немногие орки силились достать Смауга – Санфаера – булыжниками или стрелами. Сам дракон злился, все чаще снижаясь – и все хуже уворачивался от ударов. Азог наверняка рассчитывал измотать врага, и у него получалось. Хитрый и действенный маневр, раз уж кого-то столь же сильного у темных отродий в запасе не было: ни других драконов, ни балрогов в Средиземье не видели уже очень давно. Ослабленный после бесчисленных полных голода и одиночества дней во тьме сокровищницы, Санфаер уставал. 

Торина, правда, удивляло, почему на помощь Азогу не пришли летучие мыши-кровопийцы, о которых успел обмолвиться Даин и Эйгон-Трандуил в своем полубредовом потоке сознания еще во время похода. 

Треп этого не вполне эльфийского владыки теперь приобретал совершенно новый смысл. Вспомнить каждое слово не получалось, потому что тогда две трети речей Торин считал полнейшим вздором. Зря. Оказалось, что остроухий делился ценнейшими сведениями о том, чего ждать в местных землях. 

Зато кое-что из когда-то сказанного почти светилось в разуме. 

Эйгон Таргариен не соврал, признаваясь, что был паршивым королем. О, теперь Торин понимал лучше прежнего, почему юного короля Вестероса недопускали к сражениям. 

Стратегом и воином Эйгон Таргариен оказался еще худшим, чем правителем. Как король он хотя бы пытался вести себя деликатно и миролюбиво. В битве же… Пожалуй, его действия еще имели бы смысл, сражайся против армии Дол-Гулдура тринадцать гномов, один полурослик и один безумный эльф верхом на драконе. Врагов-то получилось бы несоизмеримо больше – только и делай, что жги да не подставляйся, а свои пусть поближе друг к другу держатся. Теперь же, когда четыре армии сошлись в битве, пламя крылатого чудовища равно угрожало и своим, и чужим. К тому же, любой полководец, едва взглянув на происходящее, бросил бы всю мощь дракона на Воронью Высоту, откуда командовали тварями, попытался бы сжечь Азога…

Но только не Эйгон. Сначала Эйгон пытался быть везде разом, даже несколько раз спешился не пойми зачем – и терял время, возвращаясь к дракону на загривок. Потом рванулся заливать огнем отроги Эребора. Теперь же, когда гномы подбирались к Вороньей Высоте, Санфаер следовал воле всадника: то кружил вокруг сторожевой башни на приличном расстоянии, то приближался – и ревел, выдыхая пламя. 

Орочий рог прогремел еще трижды, но ни гномы, ни эльфы не знал, что именно это значило. Слишком заманчиво было верить, будто Азог смирился с неминуемым поражением. Даже если он и давал приказ к отступлению, Торин не мог позволить врагам уйти так просто и зализывать раны где-то там, в горах, вновь накапливать силы. 

Чутье подсказывало, что все – обман. Азог не откажет себе в удовольствии избавиться от последних из рода Дурина. Вот только… Трусливый выродок держался подальше от дракона. 

Отряд проверял башню – вернее то, что от нее осталось стараниями Эйгона.  Рев Санфаера стал тише: похоже, его что-то отвлекло. Зато почти получалось различить хриплое дыхание орков поблизости. 

Гномов ждали. 

Где-то далеко наверху что-то загремело, затрещали доски. Послышалась хрипящая ругань на черном наречии, а о камни глухо звякнуло лезвие: отзвук дошел и сюда, к самому основанию башни. Несколько мгновений – и на Торина и его воинов накинулись орки. Все они были равно мерзкими, но ни ростом, ни шириной плеч и близко не стояли со своим предводителем. Двалина, что расспрашивал Фили, Кили и Бофура об отродьях, напавших на гномов в Эсгароте, это насторожило. И на пути из Лихолесья, и там, в Озерном городе, лазутчиков вел здоровенный, больше Азога, орк с перекошенным лицом.

То, что эта тварь так и не показалась ни на поле битвы, ни здесь, в башне, заставляло действовать осторожнее. 

Торин, прорывавшийся выше, краем глаза отметил, как Фили с трудом увернулся от пары особенно уродливых орков. Кажется, один почти задел его – ржавый клинок скользнул по плечу. Мгновение – и Фили отсек нападавшему руку и оттолкнул взвизгнувшее тело на второго орка. 

– Азог! – взревел Торин, напоминая о себе. 

Не хватало еще, чтобы выродок и правда сбежал, оставив этих полудохлых уродцев отвлекать внимание.

На пути встретился остроухий: тот, кто вел войско, пока Трандуил мотался над Железными горами на полубезумном драконе. Леголас едва отпустил тетиву, мгновение назад целясь куда-то вниз через смотровое окно. Торин разобрал короткий всхрип и почти неразличимую фразу на эльфийском, что донеслась сюда из-за стены. 

– Эй, этот был мой! – раздался возмущенный крик Кили. 

– Белый орк послал за войском Гундабада. Владыка сжег часть, но многие успели укрыться в тоннелях, – суховато заявил Леголас, глядя на Торина. 

Проломленный потолок, подрезанные эльфийские волосы и потрепанный вид остроухого намекал, что и здесь разгорелось нешуточное сражение. 

– Где он? – просто спросил Торин. 

– Сбежал. Ревел, что мы лишили его лучшего командующего, – правильно понял его Леголас. Коснувшись глубокого пореза на щеке, он чуть удивленно уставился на собственные пальцы. – Думаю, сам хочет вести новое войско. 

– Некому будет командовать этими отродьями, – прохладно ответил Торин, вспоминая, как нелегко пришлось гномам там, в Пустоши. Нет, новые полки их не сметут, но сколько принесут жертв? – Дай знак.. своему отцу. 

– Он уже там, но скоро вернется к отрогам. Радагаст обещал помощь, а дракон этим нашим союзникам не по душе, – кивнул Леголас. 

Торин только нахмурился. Какую помощь мог привести этот странный волшебник, представить не получалось. 

– Орлы, – объяснил Леголас, переступая груду мусора: разломанное в щепки дерево и никуда не годный уже механизм, смутно напоминавший взводный рычаг стреломета.  

– Торин! – проревел Двалин. – Он уходит! 

Старый друг мог иметь в виду только Азога. Торин рванулся прочь, рассчитывая нагнать врага – и в который раз за день ошибся. 

Спешить не стоило. Бледный орк вышел на лед застывшего водопада, но, едва услышав тяжелые гномьи шаги, развернулся и явно больше не собирался никуда бежать. Наоборот, всем своим видом он вызывал Торина на поединок. Плясавшая на перекошенной роже усмешка мгновенно сменилась даже не презрением, а чистой ненавистью. 

Наверняка злится, что не сумел выполнить приказ своего хозяина и убить гномов на пути к Эребору. 

Торин же только шире развел руки, шагая навстречу: мол, вот он я, нападай. Слухи, что Бедный орк поклялся извести весь род Дурина, давно бродили по Средиземью. Не было никакой нужды напоминать себе, скольких отправил к Махалу Азог, сколько родичей и друзей Торина пало от руки этого выродка. 

Там, в Пустоши, воинство врага уже проиграло. С такими потерями, да еще с драконом и орлами в союзниках поражение Азога – дело решенное. Войско Гундабада, конечно, даст бой – но лишь отсрочит неизбежное без серьезного численного перевеса и доспехов, рассчитанных на драконье пламя. 

Кажется, о чем-то похожем подумал и Азог. 

Его уродливую рожу вдруг перекосило еще сильнее. С громким ревом в каких-то два прыжка Азог оказался на расстоянии выпада, размахнулся цепью с камнем – и тот громыхнул в полушаге от Торина. От удара искры посыпались из булыжника, что когда-то был частью крепостной стены, но уже долгие годы лежал, омываемый волнами водопада. Торин же увернулся, взмахнув Оркристом. Меч остановился, так и не коснувшись орочьих ног: Азог успел парировать удар, выставив покалеченную руку с закрепленным на ней лезвием. 

Торин только и подумал, что в прошлый раз рубить стоило по самое плечо, а не по локоть. Или сразу отсечь голову, чтобы наверняка. Жаль, случая не представилось. 

В этот раз Торин не собирался допускать прошлых ошибок. Даже ценой собственной жизни он намеревался прикончить Азога. 

Над головой снова просвистела цепь – и первый раз камень разбил лед застывшего горного водопада. 

***

Сегодня все было иначе, не как в их последнюю встречу близ Мглистых гор. Азог даже не пытался играть или болтать с противником. Гнев – куда более сильный, когда-то при Азанулбизаре, – пылал в орочьих глазах. Каждый удар Азога мог смять череп в лепешку даже громадному троллю или гному, а каждый выпад – пропороть лезвием насквозь хоть бы и через добротные доспехи. Этот выродок не остановился ни на мгновение, не дал передышки ни себе, ни Торину. Сражение невольно ушло в сторону: слишком много льда проломил своими ударами Азог. Тонуть в почти густой от холода воде, не разделавшись с врагом, Торин не планировал, вот и прыгал теперь по булыжникам что горный козел. Ему удалось достать Азога, и не раз: по рассеченному бледному торсу бежала черная кровь. Вот только такое – капля в море. Тот словно и не чувствовал боли, да и раны были не смертельны. 

Горячка боя явно захлестнула Азога с головой. 

Лишь единожды он что-то прорычал на всеобщем, но Торин разобрал только грубое “заплатишь”. 

Где-то далеко, скрытые за пеленой тумана, все громче выли варги. В сторожевой башне гномы добивали последних орков: полные довольства фразы на кхуздуле сложно перепутать с чем-то еще. Единожды вдалеке за спиной Азога Торин разобрал светлую эльфийскую макушку. Леголас явно не собирался вмешиваться в сражение с Азогом, по крайней мере сейчас. 

Мысль, что эльф собирался подать сигнал Эйгону и его дракону с вершины сторожевой башни, Торину так и не пришла в голову. 

Там, не далеко и не близко, Двалин остановил руку Кили: тот собирался выпустить стрелу в Азога. Фили едва удержался, чтобы не рвануться к Торину, прийти на помощь: одумался в последнюю минуту. Понял, как для того важно справиться с Азогом в одиночку. Что-то услышала рыжая эльфийка, Тауриэль, наблюдавшая за битвой из бойницы башни, и Двалин мотнул головой, разобрав ее слова. Буквально встряхнув застывшего на месте Фили за плечи, он ткнул рукой туда, где еще недавно исчез Леголас. 

– Идите, все трое. Я прослежу, чтобы никто ему не помешал, – рявкнул Двалин в ухо Кили и перекинул секиру из руки в руку. 

Расплата за невнимательность оказалась мгновенной. Новый удар Азога едва не пришелся по лицу. Еще немного, и глаз бы высадил. Увернуться получилось только в последнее мгновение, лишившись одной из кос и заработав глубокий порез через щеку до самой бороды. 

Нога соскользнула с выступающего из-под воды камня, и Торин не удержал равновесия, завалившись набок. Азога, который уже успел размахнуться, понесло следом. Торин извернулся, не позволяя врагу одним-единственным шагом приблизиться достаточно, чтобы удар сломал ребра. Тотчас поднятый Оркрист впился орку в голень. Азог взревел, дернулся – и выпустил цепь, целой рукой выдирая меч из собственно ноги. Оркрист он тут же швырнул в сторону: видимо, не лгали те, кто говорил, будто эльфийское оружие обжигает отродья тьмы до самых костей. 

– Нет, – с болью в голосе повторил Двалин где-то там, и Торин поверил, что никто из племянников не спешит навстречу гибели. 

Оставаться без меча не входило в его планы. Времени добраться до Оркриста было немного. Пара вдохов, и Азог снова начнет крушить все вокруг. Шаг. Другой. Прыжок… 

– Гномье отродье, – отрывисто рыкнул Азог, приближаясь. – Вороны уже клевали бы ваши трупы, если бы не дракон. Но и до него дойдет.

Свист цепи. 

Торин успел обернуться, и новый удар пришелся точно под ребра. Дыхание перехватило, а самого его отбросило в сторону. 

– Но я заберу твою голову, – громыхнул Азог, замахнувшись рукой с лезвием. Торин перекатился в сторону, и удар лишь вскользь зацепил плечо. Азогу же пришлось усилием вынимать застрявший меж камней клинок. – Потом тех, что сбежали к эльфам… 

Торин пытался подняться на ноги, чувствуя, как его ведет. Один удачный удар, подпустить тварь ближе – и вспороть горло. Может, начисто снести голову. Выпад в сердце наверняка заблокирует…

Только бы суметь встать. 

– Торин! – напуганно закричал кто-то из сторожевой башни. Что-то коротко булькнуло, а Азог странно дернул головой и повел плечами, в последнее мгновение отводя оружие. Он недовольно зарычал и тотчас настороженно обернулся, опасаясь нового противника. 

Торин мало что понял. Его сейчас занимали вещи куда более простые. Еще несколько вдохов, чтобы собраться с силами и сделать шаг навстречу. Почему-то даже поднять голову получалось с трудом. Голос же показался смутно знакомым. 

Двалин не вмешивался, как и обещал. Двалина вообще нигде уже не было видно. Эльфы не совались, даже намека на их певучие голоса не звучало. Гэндальф остался там, где он нужнее, между Дейлом и Эребором. У Барда свои дела. А высокий голос… 

Бильбо? 

Как проклятый полурослик сюда попал? 

– Кто ты? Знакомый запах, – насмешливо произнес Азог, но не мог он увидеть там ничего, кроме рыжеватой макушки. 

– Бейся со мной, отродье, – прохрипел Торин.

– Ты. Потом он. И остальные, – согласился Азог, еще раз взглянув вверх – и вдруг застыл. 

Не звени у Торина в голове, не плыви все перед глазами, не бейся сердце через раз, до хруста отдаваясь в ребра, он и сам наверняка услышал бы, а не увидел причину чужого удивления. 

Как и пообещал остроухий, Санфаер возвращался. Он летел с такой скоростью, будто больше всего на свете боялся опоздать. 

– ...упертый гном! Кто еще убиться решил!.. – доносилось через мерный шорох и свист, с которыми драконьи крылья рассекали воздух. 

Смауг-Сафаер и его всадник вообще вели себя на удивление шумно. Ругань на всеобщем в исполнении владыки Трандуила в тот день уже мало кого удивляла. Торин же совсем недавно имел сомнительное удовольствие познакомиться с манерой общения Эйгона Таргариена поближе. 

Пожалуй, чего-то подобного он ждал. 

– Ты! – выдохнул Азог с той же ненавистью, с которой встречал самого Торина. 

А Санфаер все приближался, заметно снижаясь. Эйгон, проклятый безумец, явно целился в Азога. Дракон гневно рыкнул, даже выпустил пламя… 

Вот только в этом маневре не было никакого смысла. Здоровенная тварь на удивление неловко взмахнула крыльями, снося вершину башни. Пламя закончилось слишком рано, и лишь слабые волны жара коснулись врага. Должно быть, и у драконов есть свой предел. Азог же не медлил, воспользовавшись каждым мгновением. Он сделал несколько шагов в сторону, с силой раскрутил цепь с камнем – и отпустил. 

Та ловко обмоталась вокруг лап дракона.

Эйгон даже приказа отдать не успел. Санфаер почти испуганно дернулся, теряя направление. Выставленные вперед острые когти прошли мимо увернувшегося в последний момент Азога, дракон же с размаху влетел в застывший водопад. И без того вскрытый тут и там лед с оглушительным треском сломался, и Санфаер скрылся под водой почти целиком. Отчаянный, полный нестерпимой боли драконий визг разнесся над отрогами Эребора. 

Даже у Торина, слышавшего всякое, сердце пропустило удар. 

Здесь оказалось недостаточно глубоко для чудовища таких размеров. Не иначе как здоровенная туша напоролась на камни: вода подо льдом окрасилась алым. Тварь била крыльями, извивалась… И на ее загривке больше никого не было. 

Азог довольно расправил плечи. 

Одним-единственным ударом орки сумели убить дракона. И где-то там, под разбитым льдом, в толще воды, остался Эйгон. 

Тот, что занял место короля Лихолесья. 

Тот, чью гибель Торин принял еще несколько дней назад, а теперь… А теперь наблюдал снова. Нет, этот пройдоха мог выжить – если допустить, что тварь не придавила его весом, не захлестнула и не ударила, лишив сознания, пока билась от боли… Но Эйгон не спешил всплывать, а в потемневших водах отсюда никого не получалось разобрать. 

Ни намека на движение, ни полутени от проклятого тонущего эльфа. 

Азог ухмылялся, наблюдая за мучениями дракона. Он упивался чужой смертью настолько, что потерял из виду Торина. Должно быть, решил, что из-за дракона расстояние между ними стало больше, чем прежде… 

Торин стоял неподвижно лишь какие-то мгновения. 

Драконий крик не отзвенел, не затих мерзкий орочий хохот откуда-то с развалин башни. Азог все-таки уловил движение краем глаза, неповоротливо развернулся, со всей силы замахнувшись клинком – но лезвие обрушилось в полушаге от того места, где только что был его противник. Торин увернулся, с готовностью вскидывая меч – и отрубленная голова удивленного Азога упала на камни. 

Далекий хохот орков сменился руганью и – тотчас – сдавленным хрипом. 

– Дядя! – раздался обеспокоенный крик Фили. 

Туша Азога завалилась набок – и, скользнув по камням, упала в воду. Застывшие глаза выродка так и глядели куда-то в небеса, но Торину до того не было никакого дела. 

Дракон наконец-то затих. Огромные крылья дернулись в последний раз и расслабленно погрузились в воду. Золотая чешуя темнела, а ребра чудовища больше не двигались. Не слышно было более и хрипа, а из глотки не то что не проливался огонь, даже легкого тепла не шло. 

Смауг – нет, Санфаер, прекраснейший из драконов Вестероса, – пал в битве за Эребор, прихватив в посмертие и собственного всадника.

Вздорного и жадного эльфа. Мальчишку-короля, который уже умирал однажды, только не в ледяной воде, а в жарком пламени. 

– Осторожней, нужно проверить.. – послышался приглушенный голос Кили.

– Где владыка?.. – эльфийские интонации сложно было спутать с чем-то даже сейчас. Вот только… Нет, не показалось. Говорила женщина, и Торин снова заметил ту рыжую эльфийку, на которую племянник бросал странные взгляды.

Эйгона нигде не было видно, ни по эту сторону, ни на другом берегу. Тело дракона опускалось все глубже, и над водой теперь торчал разве что хребет и гребни. 

Надежда, что эльф выберется сам, таяла с каждым мгновением. 

– Двалин, пригляди, – отрывисто бросил Торин, зная, что друг услышит, и скинул тяжелую кирасу. 

– Дядя, что ты?.. – непонимающе начал Кили, но договорить не успел. 

Не раздумывая и мгновения дольше, Торин нырнул под воду. 

Никто не способен так долго не дышать. Никто не заслуживает так бесславно сгинуть. Дракона уже не спасти, и Торину мерзко было осознавать, что Ужас Эребора сумели прикончить орки. Вряд ли и Гэндальф тут сумел хоть чем-то помочь: сердце дракона совершенно точно не билось. Но всадник… Не мог Торин дать этому эльфийскому ублюдку так бездарно убиться. 

Холод пробирал до самых костей. Крови дракона пролилось столько, что вода потемнела и казалась совсем уж непроглядной. Торина вело разве что чутье – но и оно медленно сдавало. Для здоровенного дракона, может, и не глубоко, а вот для гнома…

Торин вглядывался в красноватое марево и успокаивал себя, что верх и низ он точно не перепутает. Вот только ничего, даже тени, напоминающей очертаниями человека или эльфа, на глубине не получалось разобрать.

Двигаться было все сложнее. Усталость и сломанные ребра давали о себе знать. 

И тогда Торин невольно вспомнил дурную шутку из Озерного города. 

Мол, ныряют гномы хорошо, только плавают плохо. Не зря же их Махал сотворил из камня. 

Похоже, хотя бы одном он сегодня не ошибся. 

Совесть больше не позволит ему надеть корону.