Примечание
Тут будет парочка жестоких сцен, ничего криминального, но все же предупреждаю.
Приятного чтения❤️
Темнота и тишина. Элис показалось, что она закрыла глаза буквально на секунду. Но ни яркого света кареты скорой помощи, ни противного звучания приборов и приглушенных разговоров парамедиков больше не было. Все словно исчезло, растаяло в кромешной тьме.
Она умерла?
Это была первая связная мысль, пришедшая ей в голову. А следом ее накрыло волной вспыхнувших, словно спичка, эмоций.
Какая досада… Какая вселенская несправедливость! Потерять все, когда она была так близка к успеху и счастью…
Внутри все вскипело от неконтролируемой злости, ярости, обиды, страха. Она даже не знала, что была способна на такие чувства. О, она была просто в бешенстве! Ей хотелось разрывать глотки и разрушать все вокруг. Всем телом овладело такое напряжение, словно она была натянутой пружиной, готовой сорваться в любой момент, чтобы нести разрушение. Столько усилий, долгих ожиданий, чтобы в конце оказаться в полной темноте и тишине небытия.
Хотя, постойте… Не полная тишина.
Вдалеке слышались тихие голоса, приглушённые мягкие шаги, ещё множество разных звуков, которые она не могла определить. Это слегка успокоило Элис, и она смогла взять себя в руки. Пожалуй, с расправой можно и повременить. Она сконцентрировалась и полностью обратилась в слух. Звуки стали гораздо отчетливее, будто говорили у самого ее уха. Мужские голоса жаловались и тихо ругались:
-… проклятый конгресс с его идеями… все прилавки уже месяц пустые… не купить даже завалявшейся бутылки вина…
-… это все Форд1, чертов трезвенник, я тебе говорю… с его подачки все началось…
-… и ещё проклятые святоши… слышал, как местный пастор заливал про трезвый дух? — послышался сухой звук плевка. — Я б его…
-… ой, не заливай только, Фред. Вечно ты грозишься…
Послышался чей-то надрывный плач, то и дело переходивший в истерический смех, ему вторило бессвязное бормотание, словно речитатив пономаря. Элис не могла разобрать ни слова, сколько ни прислушивалась.
-… да заткнись ты уже… чертовы психи…
Сильный удар по деревянной двери, отчего та задребезжала, а завывания стали ещё несчастнее и громче.
-… я сказал, заткнись! А то запру в изоляторе, как буйнопомешанного…
Элис лежала, не двигаясь и вслушиваясь в каждое слово.
Господи, куда она попала?!
В голоса людей стали примешиваться другие странные звуки. Неравномерные стуки, барабанившие в разном ритме: быстрые и медленные, прерывистые и сильные. Они словно африканские барабаны, гипнотизировали ее, манили к себе.
Нет, стоп. Надо сосредоточиться и выяснить, где она.
Но это завораживающее постукивание… оно было таким приятным, и ещё странный шум, словно бежал бурный ручей. Сотни ручейков, стекавших в одну полноводную реку. Едва подумав о воде, кристально чистой и невероятно вкусной, Элис жутко захотелось пить, словно она прошагала по пустыне сотни миль. Это было все, что она желала — пить долго и без остановки. Во рту было сухо, как в самой Сахаре. Она сглотнула, но слюна была какая-то странная, чуть вяжущая и с незнакомым привкусом, который она не могла распознать. И это совершенно не помогло — горло так и осталось абсолютно сухим. И оттого эти странные ручейки, звучавшие, казалось, со всех сторон стали ещё более заманчивыми, привлекательными. Она знала, это будет самое вкусное, что ей когда-либо доводилось пить. Надо только встать и найти эти источники воды.
Элис с силой зажмурилась, прогоняя навязчивые мысли, мешавшие ей думать. Сначала надо понять…
А что она хотела понять?
Проклятое журчание и громкий стук — они словно специально сбивали ее.
Ах, да! Где же она? Это больница? Тогда почему тут непроглядная темнота…
Хотя… Не совсем темнота.
Элис широко открыла глаза и посмотрела прямо перед собой, во тьму, которая с каждым мгновением приобретала все новые оттенки и детали. Мелкие пылинки кружили в воздухе, словно снежинки или далёкие звезды в черном космосе. У каждой была своя особенная форма, и Элис залюбовалась их танцем, на мгновение даже забыв о манящих ручьях, зовущих ее к себе. Она различала трещинки на белом потолке над ней и висевшую лампу накаливания на тонком проводе.
Как странно — такие лампы она не видела уже очень давно, а уж в Нью-Йорке такую древность было днём с огнём не найти, их быстро сменило более экономное галогеновое и светодиодное освещение. В современной больнице так уж точно. В какую же дыру ее привезли…
Она все смотрела на такие разные пылинки и множество трещин, образующих своеобразный ландшафт на потолке, неровный слой белил на нем же… Темнота словно расступалась перед ней, играя всеми красками, пусть и чуть более тусклыми, чем при свете.
Над ней громко прошуршали чьи-то шаги, тяжёлые и медленные. За ними протопали более уверенные и быстрые. Элис вздрогнула. До чего же тонкие здесь перекрытия. Она слышала, казалось, все здание. Стоило ей слегка сконцентрироваться, и она даже улавливала тихое, суетливое копошение множества мышей за стенами. Элис от души надеялась, что это были всего лишь ее фантазии, потому что такое количество маленьких противных грызунов за тонкой перегородкой ее крайне нервировало.
Пора было что-то делать. Такое количество звуков ее скоро просто сведёт с ума. Особенно этот оркестр стуков и шум бегущих ручьев, который все не давал ей покоя, хотя она настойчиво пыталась отмахиваться от него.
Элис повернула голову влево, потом вправо, оглядывая темное помещение со скудной обстановкой. Это была очень странная больничная палата, по меньшей мере, на пять мест. Именно столько насчитала она в ровном ряду — каких-то странных высоких коек без матрасов и постельного белья. Несколько из них даже были заняты — в темноте отчётливо виднелись невысокие холмики тел, накрытые простынями с головой. Элис внезапно почувствовала себя очень неуютно, глядя на эти неподвижно замершие накрытые тела, без единого признака дыхания.
Нет, это были не койки — столы, высокие металлические столы. И она лежала на таком же. Обнаженной кожей на спине тут же почувствовалась твердость и гладкость стали под ней.
Тело сковал страх, даже ужас. Мертвецы, лежащие под белеющими в темноте тонкими простынями, из-под которых виднелись только ещё более бледные, почти синюшные, пальцы ног с маленькими бумажными бирками на веревочках, аккуратно завязанных вокруг больших пальцев. И она была одной из них, накрытая такой же тканью, сползшей с лица, когда в первый раз пошевелилась, открывая глаза. Она находилась в самом настоящем морге. Элис превратилась в изваяние, замерев в приступе наступающей паники и не двигаясь, прислушиваясь к каждому звуку здесь и везде.
Нет, это была какая-то ошибка. Точно. Чудовищная ошибка. Вероятно, она потеряла сознание, впала в кому или летаргический сон, и врачи в спешке не разобрались и списали со счетов, отправив сюда. Да, все было именно так. И сейчас ей надо подняться и дать о себе знать. Она была даже не в холодильнике — огромное облегчение! Не надо было колотить в закрытые дверцы и орать во всю глотку. Она просто выйдет отсюда, и все встанет на свои законные места. Черт, она даже не будет подавать на больницу в суд — лишь бы только покинуть это жуткое место и отправиться к себе домой. Все равно у нее ничего не болит. Быстро промелькнувшие мысли погасили первую панику, заставляя действовать и двигаться.
Элис резко села, свесив ноги со стола, и почувствовала, как шероховатый хлопок скатился по ее груди, животу и ногам, оседая бесформенной кучкой на полу. Все получилось так легко и плавно, словно она плыла в невесомости. Никакой боли, никакого дискомфорта в груди. Она машинально потянулась к месту, где чувствовала выстрелившую в нее пулю — ничего. Абсолютно гладкая кожа. Завела руку за спину и ощупала выпиравшие лопатки, и снова чистая кожа без единого изъяна, даже шрама не осталось. Элис нахмурилась, перебирая в памяти последние воспоминания.
Она же не могла ошибиться… Выстрел был… Боль была… Или нет? Она окончательно запуталась, особенно под сбивающий постоянный шум и стук вокруг. Что это вообще было такое? У них что — неисправные трубы?
Все, хватит сидеть и гадать. Раны нет — и отлично, ей даже лучше. Пора выяснить, что здесь вообще происходит, и выбираться нахрен отсюда. Элис здесь не нравилось, и не только в маленьком морге со старой лампочкой и шаткими столами. Ее беспокоило все вокруг, само здание внушало ей какой-то затаенный страх, тревогу. Здесь происходило что-то нехорошее, неправильное. А она привыкла доверять своему чутью.
Элис с опаской качнула головой, убеждаясь, что здесь больше никого нет и осторожно ступила на пол. Под ногой раздался едва заметный хруст. Она опустила взгляд на привязанную к пальцу бумажную бирку. Сняла ее, заодно прихватив лежавшую у ног простыню и закуталась на манер римской тоги. Элис повертела в руках клочок бумаги, не решаясь перевернуть и прочитать собственное имя, написанное для опознания покойника. А затем, слегка разозлившись на себя за трусость, решительно уставилась в крупные круглые буквы.
— Мэри Элис Брендон, — прочитала она вслух и усмехнулась. Блеск. Ее умудрились с кем-то перепутать. И добавила в темноту, словно доказывая свою правоту: — Я Элис Мэри Монт…
Темнота вокруг качнулась и поплыла. Элис в испуге ухватилась за ближайший стол и услышала металлический скрежет. Опустила взгляд вниз…и не увидела ни стола, ни кафельного пола под ногами — она стояла на сухой, пыльной земле, босые ноги утопали в каких-то мелких колючих кустиках. Она оглянулась. Вокруг нее уже были не тесные стены морга, а бездонная, звёздная ночь и сплошная безлюдная пустошь. В лицо дул теплый южный ветер, приятно обтекая ее обнаженное тело. Элис ничего не понимала, но продолжала оглядывать совершенно незнакомую местность, в которой оказалась. Она тихо ступала по мелким острым камешкам и высушенным жарой растениям. Ее тянуло, как магнитом, куда-то вперёд, где виднелись невысокие холмы, поросшие дикой опунцией.
Там, возле заброшенного старого колодца стояли двое. Элис подходила осторожно, но ее похоже, не замечали. Один из них был худеньким и невысоким, одетый в какие-то обноски мальчишка-подросток, не старше. Рядом стоял высокий молодой мужчина и смотрел на мальчика, пока тот что-то говорил ему. Элис видела только его профиль, но во всех его чертах было столько затаенной боли и отчаянья, что она не могла оторваться от этого лица, она должна была знать, что тяготило его, это было очень важно — она чувствовала. Она даже забыла, что минуту назад была совершенно в другом месте. Все, что имело значение — это здесь и сейчас, и двое незнакомцев, поглощённые разговором.
Элис была напряжена до предела — что-то должно было произойти. Мужчина посмотрел обречённо на мальчишку, ласково похлопав того по плечу, а затем, она даже глазом не успела моргнуть, быстро оторвал ему голову со странным скрежетом. Элис вскрикнула, зажав ладонями рот, и с ужасом смотрела на обезглавленное худое тельце и стоящего над ним убийцу, весь вид которого говорил, что ему был до глубины души отвратителен собственный поступок. Она попятилась, прочь от опасного незнакомца, только что убившего просто так, без какой-либо причины. Мужчина резко обернулся и посмотрел прямо на нее. Элис замерла, словно его взгляд пригвоздил к месту. У него были пронзительные темно-красные глаза и выразительные черты лица, смутно напомнившие ей кого-то. Но она отмахнулась от лишних мыслей, спеша скрыться от него. Он медленно шел на нее, высокий и грациозный, даже потрепанная одежда и когда-то белая, а сейчас желтоватая с мелкими каплями крови на ткани, рубашка смотрелась на нем, как королевская мантия. Он подходил все ближе, быстрый и ловкий. Элис не могла скрыться, не могла убежать, лишь медленно отступала, не отрывая взгляда от мужчины. Откуда-то она знала, что их столкновение неизбежно. Так зачем тогда сопротивляться…
Спина наткнулась на что-то твердое, покойницкий стол. Как здесь мог оказаться покойницкий стол? А опасный незнакомец был уже совсем рядом, в каких-то паре шагов. Высокий, что ей приходилось сильно задирать голову. Сжатые в кулаки руки, уверенные целеустремленные шаги и ожесточенное лицо с горящими рубинами глаз — ей еще не доводилось видеть такой устрашающей и одновременно прекрасной картины. Элис стояла, как завороженная, ожидая, когда он настигнет ее, и зажмурилась, не в силах вынести это неописуемое зрелище и то, что ее может ждать дальше.
Ветер обдувал ее лицо теплым потоком, или это было дыхание подошедшего незнакомца… Она больше не могла терпеть охватившее ее напряжение и распахнула глаза, чтобы видеть, как это случится, хотя в душе не верила, что этот странный мужчина ее убьет. Нелогично, глупо, наивно, но она действительно верила в это. Но никого рядом больше не было, она оказалась в темноте морга, все еще ощущая фантомные касания прохладного дыхания на щеках.
— Что, черт возьми, это сейчас было? — пробормотала в темную пустоту Элис.
Она не помнила, сколько приходила в себя после накрывшего ее… Она даже не знала, как обозвать это. Сон? Видение? Галлюцинация? Это было последствием ранения? Но раны не было. Она снова прошлась рукой по чистой коже спины и груди, недоумевая. Все было так реально, словно она действительно находилась там, в высушенной прерии посреди южной ночи.
Слуха снова коснулись звуки здания: шуршание за стенами, шаги наверху, голоса людей, заветный хор стуков и журчания ручьев. Элис, как магнитом, повернула голову в ту сторону, к выходу из темного пустого морга, к жизни, что царила за пределами царства мертвых. Она огляделась в поисках своей простыни, которую обронила в нахлынувшем бреду, но на полу лежали только ее обрывки, рядом с продавленным искореженным столом. Она недоверчиво посмотрела на свои руки — неужели это ее работа?
Плевать. Она просто выйдет отсюда, в чем мать родила. Все, что ей было надо — добраться до людей, до жизни и еще до заветных ручейков, что так манили ее.
Элис выдохнула, собираясь с силами, а потом инстинктивно вдохнула. Но проникший в легкие кислород не принес привычного облегчения, как будто ей вообще не нужен был воздух.
А дышала ли она все это время?
Она не успела додумать эту мысль, потому что горло пронзила такая режущая боль, словно внутри прошлись раскаленной кочергой. Даже в самые худшие дни жесткой ангины она не испытывала подобного. Элис пыталась покашлять, чтобы прогнать неприятные ощущения, но тщетно. Обоняние раздражали неприятные запахи медленного разложения и медикаментов, а еще яркая мышиная вонь. Она точно не ошиблась — в здании мерзкие грызуны просто кишели.
Надо выбираться отсюда. И выпить что-нибудь горячее, чтобы прогнать эту жуткую боль внутри. И как назло, ручьи запели еще сильнее, дразня ее своей недоступностью. Элис обхватила шею ладонью и поспешила к выходу. Через мгновение она уже стояла у двери.
До чего же маленький морг… А ей казалось, что до выхода не меньше десяти шагов…
Элис схватилась за дверную ручку и дернула на себя, боясь, что она может быть заперта здесь. Но дверь поддалась легко, словно была сделана из картона. Более того, она просто слетела с петель и с грохотом упала на пол. Она несколько секунд непонимающе смотрела на выдернутую с корнем ручку, оставшуюся в руках.
— Гребаная дыра. Даже дверей нормальных сделать не смогли.
Обозленная непрекращающейся болью в горле и своим положением в целом, она в сердцах бросила ручку, и та, отколов от кафельного пола кусок, отскочила к стене, проделала в ней существенную вмятину и развалилась на несколько частей. Элис проследила весь ее последний путь, дернула в раздражении головой и, перешагнув обломки, ступила в коридор.
Длинный и пустой, он был темным, но она прекрасно видела все: кое-где обшарпанные стены с облупившейся белой краской, редкие лампочки под потолком, на которых собрался тонкий слой пыли, даже трещинки на полу и сор, скопившийся в них. Она неслышно шла на многократный стук и такое прекрасное журчание, чувствуя босыми ступнями каждую неровность и шероховатость пола. Пить хотелось так сильно, что она чувствовала, как во рту скапливалась вязкая слюна. Первая дверь обнаружилась в самом конце коридора, и Элис, не думая, осторожно толкнула ее, в этот раз без разрушений, лишь натужный скрип петель, едва выдержавших ее напор, донесся до ее ушей.
Снова пустое темное помещение с белеющим кафельным полом, рядами раковин и открытых душевых с какими-то допотопными латунными кранами и лейками. Она таких отродясь не видела. Элис собралась уже было уйти отсюда, но взгляд натолкнулся на какую-то фигуру сбоку. Резко обернулась и снова чуть не вскрикнула, увидев перед собой худую обнаженную девушку с растрепанными, неровно обстриженными волосами и загнанным выражением лица. Она уже открывала рот, чтобы обратиться к незнакомке, как вдруг с ужасом осознала, что смотрится в зеркало. Подскочив вплотную к раковинам и уставившись в свое отражение, на всякий случай обернувшись и убедившись, что никого здесь больше нет, Элис изо всех сил напрягала зрение, как будто это могло разогнать образ смутно похожей на нее девушки, точно так же таращившейся на нее из зеркала. Бледная, худосочная, словно тростинка — она с трудом узнавала в этой незнакомке себя. Черты лица были такими же изящными и тонкими, почти ее. Но рост как будто уменьшился, а грудь существенно потеряла в размере. Она словно вернулась в свои восемнадцать, когда была неказистой тощей девчушкой, едва поступившей в колледж.
А волосы?! Ее чудесные волосы, длинные, густые, мягкие… вместо шикарной гривы волнистых локонов на голове было нечто напоминавшее шкуру ощетинившегося дикобраза. Неровные темные пряди едва прикрывали ей уши и топорщились во все стороны. Элис напряженными пальцами дотронулась до них, не веря, что ее обкорнали так жестоко. А главное — зачем?!
Но хуже всего были глаза. Рубиново-красные, жуткие, голодные, не ее. На милом миниатюрном лице они смотрелись чужеродно. Глаза настоящего монстра. Совсем, как у того опасного незнакомца в недавней галлюцинации.
Элис смотрела на свое отражение, лицо которого подрагивало от напряжения, а верхняя губа то и дело приподнималась, словно в намеке на оскал. Она не знала, чего в ней было больше — ужаса или гнева. Она почти задыхалась от переполнявших ее эмоций, если бы только судорожно вдыхаемый воздух приносил хоть какое-то облегчение. Но была только режущая боль в горле и непрекращающийся кошмар, в который она попала. Потому что это не могло быть реальностью. Элис отказывалась принимать такую реальность, где она была больше не она.
В пустом помещении раздался громкий рык, и она с ужасом поняла, что он вышел из ее приоткрытого рта. Она все продолжала буравить взглядом зеркало, но знакомая незнакомка не желала уходить, и тогда Элис, негодующе закричав, в бешенстве разбила стекло, разлетевшееся сотней осколков по всему помещению, а за ним пробила небольшую дыру в стене.
Не желая больше видеть себя в остатках зеркала, она отвернулась, гипнотизируя свою руку, на которой остались мелкие каменные крошки, но не появилось ни единой царапины, да и боли она никакой не почувствовала. Значит, она действительно умерла? Другого объяснения творящемуся форменному кошмару она просто не видела.
Элис услышала быстрые шаги, сопровождавшиеся знакомым стуком и журчанием, еще до того, как открылась дверь, и в душевую кто-то вошел. Она пока не видела, стоя спиной ко входу и все еще смотря на свою руку, сжатую в кулак. Громкий, почти оглушительный, стук заглушал все, но она смогла расслышать слова.
— Какого черта? Это ты здесь расшумелась? — удивленный мужской голос заставил ее замереть в инстинктивной готовности. — Брендон? Неужели ошиблись, и ты выжила? — шаги подошли чуть ближе, Элис почти чувствовала горячее дыхание на своей коже. — Ладно, мышка Мэри, так даже и лучше. И нам никто не помешает.
Она услышала тонкое металлическое позвякивание и легкое шуршание одежды, сопровождаемое участившимся дыханием. Мгновенно развернувшись, она увидела высокого крупного мужчину в белой одежде санитара, возившегося с пряжкой ремня, на котором болталась связка ключей. Они постукивали друг о друга и издавали мелодичный перезвон, пока мужчина пытался расстегнуть штаны.
Это что же, он собрался взять ее силой прямо здесь?! Да что это за место такое?!
Элис в отвращении, страхе и гневе наблюдала за его действиями, чуть склонив голову, и уже хотела было закричать и убежать. Она даже вдохнула поглубже, чтобы ее крик услышали все. Вместе с воздухом в нее проник самый аппетитный аромат, что она когда-либо знала. Все в ней затрепетало, ожило, когда рецепторов коснулся дивный, ни с чем несравнимый запах. Так пахло по утрам в доме, когда отец готовил ее любимый завтрак: сладкими блинчиками, соленым беконом, жареными помидорами и сладким чаем. Она могла вдыхать этот вкуснейший воздух вечно, но горло снова пронзила еще более сильная боль, требовавшая немедленно усмирить ее.
— Знаешь, Мэри, в прошлый раз у нас вышло все не очень гладко, признаю, но сейчас… — санитар, наконец, разобрался с ремнем и, уже расстегивая штаны, сделал шаг вперед и посмотрел на нее. — Иисусе! Какого…
Он в страхе попятился, путаясь в расстегнутых штанах и пытаясь их придержать, но Элис уже не было до этого никакого дела. Ярость и злость на то, что какой-то урод хотел ее изнасиловать, накатывали волнами. Страх и отчаянье, что она оказалась в странном месте и в странном теле, не давали ей покоя. Но больше всего ее терзала жуткая жажда, а громкий быстрый стук внушал надежду на ее утоление. Теперь Элис поняла, что все это время слышала его сердце, все сердца, что стучали в этом здании. А чудесный журчащий ручеек бился прямо под тонкой кожей на его шее.
Она оказалась стоящей вплотную к мужчине, когда он почти добрался до двери. Он был высок, на три головы выше нее, поэтому Элис пришлось подпрыгнуть и обвить ногами его торс, а руками взять шею в прочный захват. Она прижалась своим обнаженным телом к его горячему и большому, словно к любовнику. Но в ней горело не возбуждение, а сильнейший голод.
Он не успел даже вскрикнуть, когда Элис впилась в его шею, добираясь до заветного источника журчания, и услышала свое довольное урчание, когда в саднящее горло горячим потоком полилась густая кровь, смывавшая за собой все неприятные ощущения. Она все пила и пила, зарываясь зубами все глубже, потроша его артерии. Кровь стекала по ее подбородку и шее, обильно капала на пол. А Элис никак не могла остановиться, хотя где-то внутри часть нее билась в паническом ужасе от происходящего.
Санитар осел на пол, но она продолжала впиваться в шею, оседлав его, лежащего на спине, на холодном кафеле, уже сыром от крови. Элис оторвалась от него, только когда нечего было больше пить. Не осталось ни одной капли крови. Она сидела на мертвом теле, а вокруг петляли тонкие красные ручейки, исчезая в небольших зарешеченных сливах, оставляя после себя яркие дорожки следов. Она завороженно наблюдала за ними, испытывая сильное желание вылизать все до последней капли.
И она с большой долей вероятности могла так и сделать, но в коридоре снова послышались шаги, заставившие ее вскочить и присесть в готовности. Дверь резко распахнулась, впуская еще одного мужчину, высокого и худого, одетого в длинный белый халат. Его бледная кожа выглядела еще более болезненной вкупе с белесыми волосами, зачесанными назад, а глаза были спрятаны за затемненными стеклами круглых очков.
Элис рассмотрела все это буквально за секунду и предупреждающе рыкнула, готовая нападать или защищаться. Она не хотела его выпивать, он не пах едой. От него несло холодом и сигаретным дымом, а внутри не билось сердце, не бежали живительные ручейки крови. Он был мертв так же, как и она сама. Элис осознала это, когда перестало биться сердце санитара, оставив ее в почти оглушительной тишине душевой. Она по-прежнему улавливала знакомый хор стуков где-то вдалеке, но здесь, вокруг нее, была всеобъемлющая мертвая тишина.
— Спокойно, Мэри, я не причиню вреда, — он снял халат и протянул его ей. — Я рассчитывал, что ты не очнешься еще несколько часов. Ошибся — моя вина, — оглядел устроенный ею бардак и вздохнул. — Что ж, он заслужил после всего того, что сделал с тобой.
— Кто ты?
Элис закуталась в белый халат, тут же испачкавшийся в крови, и с подозрением оглядела незнакомца. Несколько коротких вспышек, промелькнувшие перед ее глазами, заставили ее поморщиться, но она хотя бы все еще оставалась на прежнем месте, здесь и сейчас. И еще поняла, что он не врал и действительно не собирался нападать на нее.
— Доктор Эбенезер Бэнкс, — неуверенно произнесла она имя, которое успела ухватить в одном из мелькнувших эпизодов.
— Просто Эйб. Так ты меня называла, — улыбнулся он. — Что-то еще помнишь? — Элис покачала головой, заранее зная, что ее реальным воспоминаниям не поверят — снова увидела в быстрой вспышке. — Прискорбно, но ожидаемо. В самом конце ты едва могла вспомнить прошедший день. И все же я надеялся, что обращение исцелит твою память.
— Что со мной произошло? — ей не нравилось абсолютно все, что говорил этот Эйб. Она его знать не знала, но, судя по его словам, здесь с ней делали что-то плохое.
— Не здесь.
Он включил душ, быстро смывший остатки крови, взвалил на плечо мертвое тело, словно пушинку и вышел в коридор. Элис пошла за ним, с опаской прислушиваясь ко всему вокруг. Эйб вернул ее в морг, аккуратно прислонив к косяку дверь, которую она не так давно вынесла. Он бросил тело на стол, тот самый, на котором очнулась она, и накрыл тонкой простыней. Наконец, повернулся к ней и снял очки, сверкнув такими же красными глазами. Элис дернула головой, надеявшаяся, что у него все-таки окажутся человеческие глаза. Эйб усмехнулся и успокаивающе поднял руки.
— Все в порядке. Ты теперь такая же, как и я, Мэри. Я сделал тебя такой.
— Зачем? — вопрос получился агрессивным, выпаленным ею со злостью и обидой.
— Не злись, ты все равно была не жилец. Это был вопрос пары дней, от силы недели. Если бы тебя не убил электрошок и не доконали бы ублюдки-санитары, то уж наверняка бы растерзал чертов кочевник. Он слонялся вокруг уже пару недель, все вынюхивал под твоим окном. От такого не уйти и не скрыться. Мне было бы очень грустно, если бы такого удивительного создания, как ты, не стало.
Элис слышала знакомые слова, но они никак не хотели укладываться у нее в голове. Это была какая-то совершенно дикая бредовая фантазия, из которой она не могла выбраться. У нее на языке крутились сотни вопросов. Электрошок и санитары? Растерзал кочевник? И все она хотела задать одновременно. Она прикрыла глаза, и под веками замелькали обрывки ответов на еще не произнесенные ею вопросы, которые она готовилась только задать. Она не знала, что из этого правда, что ее галлюцинация или просто разыгравшееся воображение. Она вообще плохо понимала свое состояние, до сих пор частью себя пребывая в панике от того, что несколько минут назад убила человека, выпила его кровь, которая до сих пор, засохшая, была на ней.
— Где я? Что это за место? — наугад выпалила она один из вопросов.
— Психиатрическая лечебница Билокси.
— Билокси? — Элис почти сорвалась на крик. — Миссисипи? Какого черта я делаю в Миссисипи?
— Ты прожила здесь всю свою жизнь, Мэри. А год назад отец отправил тебя на принудительное лечение.
— Я не Мэри! — выпалила в злости Элис и, оттолкнув доктора так, что он отлетел к дальней стене, сшибив по пути стол с покойником, выметнулась из морга.
Она преодолела весь длинный коридор за какую-то долю секунды и поднялась на второй этаж. Докторский халат развевался у нее за спиной, оставляя на всеобщее обозрение ее наготу, но ей было плевать. Там она уже видела солнечный свет, лившийся из окон, слышала голоса, сердца, кровь. Она обязательно выяснит, что с ней тут сделали, прижмет всех к стенке и задаст свои вопросы…
Элис пришлось ухватиться за перила, когда слишком яркая галлюцинация накрыла ее с головой. Она добежала до общего зала, в котором слонялись или сидели без дела странные люди с отупевшими лицами и безумными глазами, а между ними ходили санитары, покрикивая и зорко следя за всем. А потом начался самый настоящий кровавый ад. Она на ходу запрыгнула на первого человека и мгновенно разорвала ему глотку, пустив фонтан крови. К тому моменту, когда раздался первый крик, Элис успела выпить его и метнуться к следующему, и еще одному, и еще. Кого-то она просто разорвала на куски, слизывая с пальцев брызнувшую на нее кровь. Психи метались в панике и наталкивались друг на друга, а санитары и медсестры ломанулись к дверям, но Элис в два прыжка перегородила им путь и несколькими движениями обезглавила их, а потом пила их кровь, льющуюся из разверстых вен и артерий, как из питьевого фонтанчика. Она не могла остановиться, кровь манила ее к себе, пела ей волшебные песни и заставляла пить ее снова и снова. Когда Элис закончила, выпустив из рук последнее бездыханное тело какой-то полоумной женщины, смеявшейся без остановки, пока она пила из нее, кругом все окрасилось в кроваво-красный цвет. Она сама была с ног до головы залита кровью, ее ступни ступали по уже остывающим лужам, когда-то белый халат потяжелел от нее. Она дрожала от отвращения и наслаждения, ей было неимоверно хорошо и до омерзения противно.
А потом все прекратилось.
Элис сдавила перила, и те треснули под ее пальцами. Она в панике оглядела себя. Никакой крови, кроме засохших подтеков на лице и халате. Она все еще стояла на лестнице, держа в руке обломок перил, а впереди все так же слышались голоса живых людей. В носу все еще стоял ошеломляющий запах льющейся рекой крови, и Элис стиснула зубы, изо всех сил сжимая свои колени и согнувшись пополам, чтобы не кинуться и не исполнить только что увиденное.
Эйб уже был тут и, подхватив за локоть, дернул в ближайшую пустующую палату и запер дверь. Элис не сопротивлялась, отчасти благодарная, что он увел ее оттуда и не дал совершить ужасные вещи, которые до сих пор мелькали перед ее глазами. Он достал из кармана пачку сигарет, засунул сразу две себе в рот, зажег их и глубоко затянулся. Комнату наполнил удушливый запах дешевого табака, слегка приглушая сотни манящих ароматов за ее пределами.
— Так лучше? Тебе надо успокоиться, Мэри. Не дыши и не говори. Сконцентрируйся на моем голосе, — быстро говорил он, периодически делая долгие затяжки и выпуская клубы мутного дыма, стоя прямо перед ней. — Ты новорожденный вампир. И находиться среди людей тебе нельзя. Ты просто не сможешь сопротивляться жажде. И оставаться здесь тебе тоже нельзя. Я сказал всем, что у тебя наблюдались признаки испанки, так что пару дней к твоему предполагаемому трупу никто не подойдет, вскрытия делать не будут, а я смогу сжечь того санитара, выдав его за тебя. Как только солнце зайдет, уходи подальше отсюда, из города, а лучше из штата. Куда-нибудь на север, там сейчас гораздо спокойнее.
— Испанка? — свистящим паническим шепотом спросила Элис, даже не став спрашивать про вампиров. Она совсем недавно выпила всю кровь у живого человека и собиралась сделать это с еще десятком людей. Все было более, чем понятно, и так, без лишних слов. — Она же была черт знает, как давно…
— Не так уж и давно, — хмыкнул Эйб. — Последняя вспышка была полгода назад.
— Полгода… — Элис попыталась собрать разбегавшиеся мысли в кучу и задала еще один вопрос: — Какой сейчас год?
— 1920, март, — Эйб посмотрел на нее с сочувствием и протянул сигарету.
— Вампиры разве курят? — с немного истеричным смешком спросила она, поднося к губам уже зажженную сигарету. Она в жизни никогда не курила, считая это отвратительной привычкой и мерзкой отравой, но сейчас ей было все равно. Хуже уже не будет. Никогда.
— Ну нас это уже не убьет, — со смешком ответил он, когда Элис скривилась от первой затяжки. — Да, на редкость противно, но помогает отвлекаться от человеческих запахов.
Элис снова затянулась, ощущая липкий дым в своих легких и неприятный привкус горькой земли во рту, но сигаретный смрад действительно слегка приглушил вкуснейшие ароматы людей и их крови. Она подошла к окну и отодвинула плотную штору, пропуская немного солнечного света, запоздало соображая, что он вообще-то мог ее спалить дотла, как это она видела в некоторых фильмах. Но ничего подобного не случилось. Теплые лучи скользнули по ее холодному телу и там, где они проходили, ее кожа начинала сверкать и переливаться мириадами маленьких драгоценных камней, словно она была покрыта бриллиантовой пылью. Элис завороженно поднесла ладонь к лицу и пошевелила пальцами, наблюдая, как искрятся крошечные блестки-звездочки.
— Я как долбанный Эдвард Каллен, — проговорила она, делая еще одну затяжку.
Помнится, как-то однажды они с Шарлоттой под бутылочку чудесного новозеландского Совиньон Блан посмотрели все фильмы про таких же блестящих вампиров. Чарли тогда долго вздыхала по доктору Карлайлу, и Элис вполне разделяла ее чувства. Он был мужчиной мечты — что уж скрывать. Она тогда пожелала себе встретить такого же. И как раз через месяц появился Джаспер Хант. Она тоскливо вздохнула, понимая, что никогда его не увидит вживую, не заговорит с ним и ничего у них уже не получится. От этих мыслей так больно кольнуло внутри, и она сделала сразу три затяжки, докуривая до самого фильтра и чувствуя мерзкий дым, оседавший болотной жижей у нее во рту.
— Эдварда Каллена не знаю, — ворвался в ее мысли голос Эйба. Он тоже подошел к окну, позволяя солнцу посверкать и на его коже. — Но слышал про Карлайла Каллена.
— Карлайла? — Элис чуть не проглотила остаток сигареты от удивления.
— Не нашего поля ягода, — и на ее непонимающий взгляд пояснил: — Не питается людьми. Но говорят, что он достойный человек, несмотря на свои предпочтения.
— И где он, этот Карлайл Каллен?
— Пару лет назад, когда испанка шла полным ходом, он был в Чикаго, я слышал. Лечил людей, когда многие из нас пользовались случаем и практически открыто питались. Эпидемии и войны — рай для вампиров, — Элис задумчиво смотрела в окно, наблюдая, как двое санитаров идут по тропинке к зданию. Эйб предусмотрительно задернул шторы, вновь погружая палату в полумрак. — Ты вполне можешь найти его, если хочешь. Не самый плохой вариант. Возможно, он сможет тебе помочь. Кто знает.
— И как я его найду? Чикаго огромный город, если он вообще еще там.
— Что у меня в руке, Мэри? — улыбнувшись, спросил Эйб, засунув руку во внутренний карман пиджака.
Элис не собиралась отвечать на этот дурацкий вопрос. Что еще за фокусы! Но внезапно перед глазами промелькнула короткая вспышка и она, не думая, выпалила:
— Мои документы и еще мелкая монетка. Четвертак.
Эйб, довольный ее ответом, протянул ей небольшую книжечку, оказавшуюся ее паспортом на имя Мэри Элис Брендон, восемнадцати лет от роду, и потертую монету.
— Ты сможешь. Это твой уникальный дар. Я заметил его еще при твоей жизни. Ты уникальна, Мэри.
— Но я не Мэри, — упрямо гнула свое она, смотря на свою фотографию в паспорте, узнавая и не узнавая на ней себя. — Я Элис.
— Пусть так. Неплохая идея начать новую жизнь с новым именем, Элис.
Когда солнце зашло, Эйб проводил ее к черному входу и, пожелав ей удачи, всучил целую пачку своих сигарет.
— А ты, Эйб? Не пойдешь со мной? — Элис было бы гораздо спокойнее с кем-то знакомым. Она была одна в незнакомом для нее мире, о котором она не знала ничего. Возможно, он вообще был ненастоящим. Ей бы не помешал тот, кто будет напоминать, что она все еще реальна.
— Я пока осел здесь. Неплохое место для вампира. Лет пять еще смогу оставаться, — он подмигнул ей. — Может, еще и встретимся. Как думаешь?
— Встретимся, — улыбнулась первой несмелой улыбкой она, когда перед глазами проскочили пока еще неясные образы Эйба в другой одежде и в другом месте.
— Береги себя, Элис.
Она кивнула и пошла, а потом побежала прочь из психиатрической больницы, из Билокси, из Миссисипи. Она бежала в мужской одежде, подобранной в прачечной, с пачкой сигарет в кармане и маленьким потертым четвертаком в кулаке — на удачу, сказал ей Эйб. Она направлялась на Север, проговаривая про себя все напутствия Эйба.
Не выходить днем. Быть аккуратнее с огнем. Избегать больших скоплений людей, вообще лучше избегать людей, чтобы не сорваться. Охотиться только в темноте и на одиночек. Избавляться от мертвых тел. Не оставлять следов. Никому из людей не рассказывать о себе. Не задерживаться долго на одном месте. Быть внимательной и осторожной.
Элис запомнила их все. И продолжала повторять, пока пересекала границы штатов, переплывала реки и перепрыгивала ущелья. Она бежала вдали от людских поселений и активно прокладывающихся автодорог. Она направлялась в Чикаго.
Примечание
- Имеется в виду Генри Форд, знаменитый промышленник и владелец бренда автомобилей Форд. Он был одним из промышленников, лоббировавшим ту самую знаменитую 18ю поправку в конституции, наиболее известную как Сухой закон. Сам Форд был убежденным трезвенником и требовал того же от своих рабочих. Кстати, еще одним бизнесменом, продвигавшем Сухой закон, был Рокфеллер, который как раз делал деньги на нефти и его больше интересовало пересадить автомобилистов с технического спирта, которым тогда заправляли машины, на бензин.