Двадцать лет назад

От лица Дамона:

Воздушная армия Лорда Тёмного Двора терзала и рвала на части мой народ. Там за окнами нашего роскошного небесного замка шла кровопролитная война. Небулус задерживал канцлера, Камилла и Ефра отвлекали генерала армии, а Финнес сторожил в подвале пойманного нами мастера-шпиона. Моя старшая сестра — Царица Майа сейчас стояла в этом огромном зале около камина. Одна. И это был мой последний шанс до неё достучаться.

Рядом с камином сидел её сын Эмил. Когда я подошёл ближе, то заметил надетую на него золотую уздечку. Глаза в пол, сидит не шелохнувшись, молча, будто восковая фигура. Пламя спокойно потрескивало в очаге. Майа грела руки. Её тяжёлое платье с самоцветами да золотыми нитями переливалось всеми тёплыми оттенками. Ожерелье стягивало шею. Серёжки покачивались как маятники.

— Сестра, нас разбивают в пух и прах! Уже больше трети нашей армии полегло. Ты будешь что-то с этим делать? — спрашивал я, приближаясь к ней.

— Мы ещё не проиграли. Генерал обещал мне победу, и я верю в его стратегию!

— Но это же безумие! Как ты можешь быть такой слепой? Его план — провалился. Тёмный Лорд побеждает.

— Ещё не вечер, Дамон! Вот увидишь: скоро он заплатит за содеянное!

— Ну пожалуйста, я прошу тебя, Майа: взгляни правде в глаза! Твои мотивы начать эту войну не имеют никакого смысла! Останови кровопролитие! Вышли эмиссаров! Начните переговоры, и…

Звонкий шлепок обжёг мою щёку. Царица одарила меня презрительным взглядом. Скалясь и шипя подобно змее, она ответила мне:

— Он отказал мне, Дамон! Мне! Царице Парящего Замка! Мы могли бы объединить Светлых и Тёмных, создать доселе небывалый союз! Привести чудей к процветанию, к гармонии! Как Инь и Ян! Столько перспектив стёрлись в одночасье! Нет, этого нельзя простить. Никак нельзя. Я сокрушу этого напыщенного павлина, брат. Сегодня!

Глаза её сияли одержимостью. Безумием. «Неужели она всегда была такой?», спрашивал я себя. «Где мне найти правильные слова, дабы обуздать гнев сестры? Такие вообще существуют?»

— Майа…

— Он мне стократ отплатит за отказ! Я повешу его голову над этим самым камином!

— Сестрица! Послушай же себя! Ты действительно готова отдать на закланье свой народ в угоду ненасытной жажды мести? Это то, чего ты хочешь?

— Да.

Сердце в пятки ушло. К горлу подступил ком, веки набухли. Мне стало трудно дышать. Трудно осмысливать всё происходящее. Пол уходил у меня из-под ног, стены кружились, смазывалась картинка.

— Не узнаю… не узнаю тебя…

— Ты и не хотел узнавать. Всегда такой маленький, слабенький и никчёмный! Хорошо, что у нас матриархат, и трон достался мне, а не тебе, Дамон. Ты бы в два счёта погубил наше царство, будь у тебя власть.

— Возможно. Мы этого никогда не узнаем, сестра.

Поначалу мне хотелось верить, что Майа права, и что вопреки этой огромной пропасти в численности, мы сможем одолеть Лорда Тёмного Двора. Но чем дольше длилась эта война, тем яснее вырисовывалась картина: мы откусили больше, чем смогли прожевать. И теперь задыхались. Захлёбывались в собственной крови. Не будет сегодня никакой победы — только жертвы. Саваны, похоронки, плач, и погребальные цветы. Под ложечкой засосало, саднило, резало. Я едва сдерживал слёзы, закусывая губу до крови.

Подойдя ближе к Царице, прижал её в свои крепкие объятья. Майа сперва ахнула от неожиданности, и попыталась вырваться, как обычно шипя, но я её не отпускал. Вытащил позолоченный кинжал из своего рукава. Прошептал, дрожащим голосом:

— Я люблю тебя, Майа.

— Отцепись…

— Прости меня.

Клинок вошёл в её плоть аккурат между крыльями. Пронзил сердце. Царица хрипло простонала, выпучила глаза. Тёплая липкая кровь обагрила мои ладони. Бережно уложил её рядом с камином.

— П-преда-тель…

Тишина окутала зал. Я постоял так пару минут, разглядывая как растекается под её телом алое пятно. Затем подошёл к своему племяннику, и опустившись на корточки, аккуратно снял с него уздечку. В глаза мальчика вернулись искры жизни и чувств. Он тут же бросился к своей матери, истошно крича:

— Мама! Нет! Нет-нет-нет-нет-нет! Вернись! Пожалуйста, мама! Пожалуйста…

Его надрывный плач сменялся громким воем. Покрасневшие следы от уздечки всё ещё украшали лицо моего племянника, а ему будто всё равно! Всё равно на те зверства, коим Майа его подвергала. Обнимал её, кричал и визжал. Душераздирающий голос Эмиля прорвал все мои внутренние барьеры, и я почувствовал, как с подбородка на пол капают горькие слёзы. Нос закупорился, к горлу подступил ком. Руки в крови! Мои руки в крови! И их никогда уже не отмыть!

Прошёл час. В зал ворвались королевская гвардия и мои друзья. Когда они увидели произошедшее, им ничего другого не осталось, кроме как преклонить передо мной колени. Этим же вечером меня короновали, я отдал приказ к отступлению. Затем послал эмиссаров к Тёмному Лорду, но те так и не вернулись.

Мне пришлось самому полететь в пасть ко льву. Тридцать часов беспрерывных переговоров, фальшивые чернила и отравленное вино: вот и всё что мне понадобилось, дабы покончить с враждой раз и навсегда.

Когда я вернулся, меня встречали овациями. Чуди веселились на пиру, пили и танцевали до посинения. Зал шатался, сыпалась известь с потолка. Я сидел на троне. Меня поздравляли.

Чуди зависят от данной царю присяги. Каждые семь лет они клянутся в верности, а потому не имеют прав на свободу, зато защищены Короной. Эта самая «защита» пришла в негодность. Мы потеряли много солдат. Много средств. Лишились поддержки союзных Дворов. Светлые вряд ли подпишут Пакт, из-за того, что я, по сути — узурпировал трон. Тёмные тоже нам не союзники, ибо я убил одного из Лордов. Надолго мир я сохранить не сумею. У нас банально не хватает на это ресурсов. Все веселятся и пьют, а в глазах застыла паника. Мы будто пируем во время чумы!

«Они итак уже настрадались за всю свою жизнь. Пора что-то менять», понял я, поднимаясь с трона. Взяв материнский меч в руку, обернулся к августейшему седалищу, размахнулся, да ударил изо всех сил. С головы свалилась моя корона и со звоном покатилась по залу. Все затихли. Трон раскололся надвое.

— Сегодня больше не будет никаких присяг и обещаний! Сегодня я объявляю начало нового времени! Нового порядка! Отныне чуди Парящего Замка вольны сами вершить свою судьбу! Как властитель «Режущего узы», меча, способного оборвать всякие путы, я отрекаюсь от Престола! Я освобождаю Народ Парящего Замка от данных клятв Короне! Ступайте с миром куда пожелает ваше сердце. Обретите счастье!

— Дамон! — ко мне с возгласами подбежали мои товарищи. Небулус, Финн, Камилла и Ефра. Они окружили меня, тараторя наперебой. Остальные мои уже бывшие подданные тревожно шептались. — Что ты творишь?

— Прошу вас. Ради меня… сделайте как я прошу. Это мой последний приказ.

— Дамон…

Остаток вечера прошёл сумбурно. Кто-то негодовал, кто-то уговаривал меня передумать, а кто-то на радостях паковал чемоданы. Часть из Народа спустились вниз, и стали жить бок о бок с людьми. Часть рассосалась под Дворам. Эмил и друзья остались со мной. Некоторых самых преданных служанок да лакеев пришлось долго уговаривать покинуть Парящий Замок. В конце концов мои товарищи тоже ушли.

Дни превратились в месяцы, а месяцы в годы. Эмил хоть и был ещё мелким, но всё понимал. Он простил меня, и более того — остался со мной, хоть я и просил его уйти с друзьями.

Сам не заметил, как понемногу закоснел. Захирел вместе с Парящим Замком. Превратился в старика в облике красивой куклы. Родные стены стали чужими. Родные крылья — оковами. Ходил из угла в угол подобно призраку. Не знал куда деть себя. Подумывал уже наложить на себя руки, и тут…

На пороге моей библиотеки появилась смертная девушка. Она убедила меня расстаться с прошлым. Начать жить заново. Её ум и энергия заполнили пустующее сердце до краёв сладостной надеждой! Поначалу я воспринимал её как дорогую наставницу, потом как друга, и вот теперь… Теперь я уже полностью и бесповоротно принадлежу ей. Убираюсь в её квартире, хожу по магазинам, живу как человек. «Кто бы мог подумать? Мне так повезло с ней».

***

От лица Софьи:

Глеб вспоминал того двухметрового шкафа, которым притворялся Егор. Спрашивал, куда тот пропал.

— Хуй знает. Может улетел в Америку, — солгала я.

— В Америку… Я бы тоже хотел, однажды куда-нибудь просто взять и улететь. В Бредянске делать нехуй. Занятости никакой.

— И почему я не удивлена? Все мои знакомые говорят то же самое. Все хотят куда свалить подальше, но сука-правда их всегда нагонит.

— Какая правда?

— Не знаешь, чем себя занять — твоя проблема. Будь ты хоть на кудыкиной-горе или в Москве, пока не избавишься от иллюзий в башке, ничего тебе не поможет.

— Ебать ты философ, Соф. Не. Я знаю, чего мне не хватает. Денег!

— «Бабки-бабки! Сука бабки», — передразнивала я Козловского.

— Ахах!

Наступил апрель. Небеса заполонили возвращающиеся перелётные птицы. Скворцы, дрозды, жаворонки, туева куча пернатых верещали о потеплении. На деревьях появлялись первые молодые листья.

Я забыла дома свою сменку. Без неё на кухню не пускают. «Бляха, Марья Ивановна будет ругать! Может у коллег есть запасные?». Все разводили руками. Делать нечего, поэтому я написала Демьяну, и попросила его занести.

— Да. Да, мешок такой на шнурке не висит случаем у входной двери?

— «Нашёл. Куда его принести?»

— Ко мне на работу, куда же ещё? Стахановская двадцать пять. Найдёшь?

— «Найду, не переживай».

— Всё, давай. Целую.

У него в телефоне и карты есть, и GPS с приложением маршрута. Справится. Главное — встретить его, и созваниваться время от времени.

Вышла в переулок покурить. Глеб не сводил с меня хитрого взгляда.

— Где ты уже успела парня-то себе подцепить?

«Блять, ну вот что начинается-то? Обязательно всем лезть ко мне в трусы? Так, стоп, а что же я ему скажу? Соврать? А если он и Демьяна спросит? Тот же лгать не может, и что тогда? Не могу же я признаться, что у меня в доме живут двое чудей прямиком из Парящего Замка? Или могу? Интересно, как Глеб отреагирует, если я всё ему выложу? Покрутит у виска, и все дела».

— Это произошло в мой отпуск в декабре. Я зашла в библиотеку, и…

— Что ты забыла в библиотеке?

— А тебя ебёт? И вообще — это моё личное дело. Отъебись!

— Нормально же общались, чего ты так взбесилась сразу?

— Прости, Глеб. Просто… самой не верится.

Горький дым заклубился, выходя из моего рта. Голуби присели стайкой на крыше «Пятёрочки». В лицо пахнуло резким помойным амбре из мусорки. Одна из кассирш что-то вынесла и выбросила в бак.

Когда пришёл Демьян, его лицо оставалось крайне спокойным. Я торопливо поблагодарила его, и предложила немного посидеть у нас. Побежала в раздевалку, переобулась, возвращаюсь, и вижу, как мой парень сидит за столиком у окна, разглядывает меню. На часах пол десятого. Он пока что единственный посетитель.

— Что-нибудь понравилось? — спросила я его, с блокнотом наизготовку.

— Даже не знаю… Может что-нибудь порекомендуешь?

— У нас хорошие блинчики, и кофе. Остальное… так себе.

— Тогда это и возьму.

— С чем блинчики будешь?

— А с чем есть?

— С сыром и ветчиной, с джемом, с мёдом, в шоколадном сиропе, с фаршем, со сметаной и луком, с бананами и сгущёнкой.

— Ого, какой богатый выбор. Вы, люди, умеете пировать.

— Твоя правда.

Зная предпочтения чудей, я ничуть не удивилась, когда Демьян заказал блинчики со сгущёнкой, и кофе мокко с двойным шоколадным сиропом. Передала записку на кухню, да стала ждать, пока приготовят. Хотела было ещё парой слов обмолвиться с Демьяном, но вдруг наплыли ещё посетители, и меня загрузили работой.

— А он смазливый, — заметил Глеб.

— Что, хочешь к нему подкатить? — подъебнула я.

— Да ну тебя.

Потом пришла Марья Ивановна и поставила меня на кассу. Демьян подошёл расплатиться. Я попросила его по дороге домой зайти в магазин и купить хлеба. Как раз вспомнила, что он у нас кончается.

***

Жили потихоньку. На выходных сходили в кино. Егор всё хотел глянуть мультик «Элементарно». Потом зашли в кефас и поужинали куриными ножками во фритюре. Бедный Демьян переел, и всю ночь мучился от изжоги.

Я тоже так и не смогла заснуть. Мульт напомнил мне, что я практически ничего не знаю о культуре чудей. Об их традициях, праздниках, ритуалах. Это ведь важно, не правда ли? Мой парень из другого народа, и скорее всего его прошлое когда-нибудь может наступить ему на хвост. Я должна была подготовиться к такому раскладу событий.

— Слушай, Демьян, — шептала я тихо-тихо, чтобы не разбудить Егора. — Расскажи мне о чудях побольше?

— Зачем ты хочешь знать?

— Просто хочу и всё…

— Ммм, — понимающе промычал тот. — Ладно, но только не здесь. Не хочу будить Егора. Пошли прогуляемся? Погода сегодня тёплая.

Мы тихонечко собрались, вышли из квартиры на цыпочках, и спустились на лифте. Странно, когда никого по пути не встречаешь. Все спят. Шаги отскакивают эхом от стен. Я не сразу заметила, что Демьян взял с собой что-то в пакете. «Мусор? Не похоже».

— Давно хотел это сделать, но всё как-то случая не подворачивалось.

— Что?

— Посидеть на крыше. Тебя ведь не пугает высота?

— Постой! А если нас увидят?

— Не увидят. Я наброшу ореол.

— Как удобно.

Демьян аккуратно взяв меня на руки, полетел вверх. Я крепко вцепилась ему в плечи, да уткнулась лицом в грудь. Живот скрутило при одной только мысли о высоте, которую мы преодолели за каких-то пять секунд.

— Не смотри вниз. Смотри лучше на меня.

Крошка-луна выглянула изо туч. Её тусклые серебристые лучи осветили лицо Демьяна. Он был неподражаем: спокойный, тёплый, и до одури комфортный. Хотелось остаться в его руках навсегда. Ветер хлынул, принося на себе ночные нотки весны. Мы расстелили старый плед, который я всё собиралась выбросить, и сели на него. Кругом голубиный помёт, жопу всё равно морозило, однако я бы ни на что этот момент не променяла. Демьян обнимал меня, свесив ноги вниз. Спросил как-то хрипло:

— Что ты хочешь знать?

— Всё. Какими были твои родители? Есть ли что-то из мира чудей, по чему ты скучаешь? Во что ты веришь? Есть ли какие-нибудь, ну типа, праздники, традиции, всё вот это вот, что ты до сих пор соблюдаешь? Какова история Парящего Замка? И… ну… чего мне ожидать? Возможно есть что-то чего я не знаю, какой-то долг по умолчанию?

— Ничего такого нет, — мягко улыбнувшись, заверял он. — Если бы было, я бы тебе об этом сказал. Что же, на счёт остального… уф, это будет долгая ночка.

— До сих пор болит?

— В следующий раз надо обязательно аптечку с собой взять.

— Это точно, — соглашаясь, я широко зевнула. Демьян продолжил:

— Так вот. Мои родители стали жертвами интриг моей старшей сестры. Они правили Парящим Замком на протяжении многих веков, и старались сохранять нейтралитет по отношению как ко Дворам, так и к людям. Отец часто возился со мной, обучал всяким премудростям, а вот мать игнорировала.

— Почему?

— Понимаешь ли, в моём царстве долго сохранялся матриархат. Не то, чтобы прям всё время. Были прецеденты, когда наследницы погибали, или их попросту не было. Однако по традициям престол передавался от матери к дочери, и моя готовила Майю. Мне кажется, что у неё попросту не хватало времени. Точнее, мне хочется так думать. Материнскую ласку мне заменили книги и учёба. Я нашёл отдушину в тихих посиделках за каким-нибудь романчиком.

— Что же произошло с твоими родителями?

— Майа их убрала. Настроила совет против «устаревшей политики невмешательства» и… захватила престол. Ей, видимо, надоело ждать, пока мать соблаговолит уступить место.

— Они живы?

— Возможно. Их сослали в Татслхар, это где-то в Швейцарии, если не ошибаюсь.

— Почему ты не связался с ними?

— Я… я не мог. Майи больше нет. Царство распалось. Такие вести… трудно заставить себя донести. Не думаю, что я готов.

— Ну… когда решишься, знай: я буду рядом и всегда тебя поддержу, — поглаживая его по спине, уверяла я. Он нежно коснулся губами моей щеки, и ответил:

— Спасибо, Соф. Ты, кстати, напомнила мне об одной милой традиции моего народа.

— Какой?

— Иногда чуди дарят своим пассиям цветы оттенка их глаз. Вот наступит лето, я попробую найти какой-нибудь похожий на твои.

— Звучит интригующе. Ну а остальное? Не хотелось бы тебе привнести в нашу жизнь что-нибудь ещё из Волшебного мира?

— Нет. Меня вполне устраивает человечья жизнь. В Бога я не особо верю, но если веришь ты, то я готов это уважать.

— Не, я тоже агностик. Раньше была атеисткой, но после вас с Егором, уже больше ни в чём не уверена. Может Бог есть, а может его нет. А может быть он и вовсе не такой, каким его придумали люди. Мы этого никогда не узнаем. А может и узнаем. Не знаю.

— Хах! Ты такая смешная, — подметил Демьян.

— Уж какая есть.

— И стала меньше материться.

— Это всё ты виноват. Нет бы понахвататься от меня всяких словечек, но нет же. Это я подстраиваюсь под тебя.

— Хочу поцеловать твои губы…

— Ну так целуй, зачем спрашивать?

Я ждала нежного прикосновения и слияния с моим возлюбленным, но вместо этого Демьян продолжал шептать мне ухо, дразня и смущая:

— Я хочу однажды отвезти тебя на берег моря, и встретить рассвет. Я хочу построить нам дом, где бы мы жили с тобой, и ни о чём бы ни заболотились. Я хочу когда-нибудь написать песню и посвятить её твоему имени. Софья… Моя милая Софья…

Казалось бы, ночью на крыше должно быть холодно, а мне стало так жарко! Его обжигающие уста сомкнулись на моём ухе, а рука поглаживала внутреннюю сторону бедра.

— Ух, Демьян! Мы не можем заниматься этим на крыше. Простудимся ещё… — преодолевая своё смущение, заметила я.

— Тогда пойдём в гостиницу? Я заколдую кого угодно, и что угодно.

— Необязательно тратиться на номер. В этой же общаге можно найти сдающиеся квартиры на ночь.

— А я хочу в гостиницу. Хочу увидеть, чем отличается бедность от роскоши у людей.

— Ну… в таком случае… Ладно. Думаю, можно один раз побаловать себя.

Плед оставили на крыше. Зашли в аптеку за контрацептивами. Вызвали такси до центра города. Всю дорогу меня не отпускали мысли и предвкушения от предстоящей ночи. Пока ехали, я тихо поинтересовалась:

— Тебе точно уже легче? Живот не болит?

— Не болит, — мягко подтвердил он, сжимая мою ладонь в своей руке.

На телефон пришло оповещение, что оплата прошла, а ниже чек на бронь номера. Нам оставалось только подойти на ресепшен, показать чек, и получить ключ-карту. Человек в форме проводил нас до номера.

— Доброй ночи, — пожелал он перед тем, как мы закрыли дверь.

Демьян аж присвистнул, разглядывая чистый отполированный кафель в ванной. Всё было таким… светлым. И пахло свежестью. Большая двуспальная кровать, люстра, широкий телевизор, пластиковое окно, тёмный ковролин, ванна с перегородкой, дозатор с жидким мылом, полотенца.

— Даже как-то неудобно спать на таких белых простынях, — заметил он.

— Мы честно заплатили за этот номер. Так что… Иди и возьми меня.