Чтение книг обычно придаёт разгон мыслительным процессам, добавляет новые идеи и ситуации в копилку своих собственных придуманных и не только, бывает, что наводит фокус внутреннего внимания на то, что никак к предмету книги не относится, но это «что-то» копошится, роется подобно червяку в земле, не даёт покоя разуму своей неразрешимостью, и книга либо подсказывает решение этого червивого вопроса, либо и вовсе решает его – не сама по себе, разумеется, но мысли конкретного человека в синергии с идеями книги синтезируют такой удивительный феномен.

Мы понимаем, что данные рассуждения скучны и вообще не являются каким-то откровением, но нас этот феномен поражает всё равно. Равно как и то, что в следующий день, проведённый чуть менее чем полностью за увлечённым чтением книг и рассуждениями по предмету этих книг и по другим аспектам жизни, Мак совершенно ничего нового не «синтезировал». Возможно, потому что он и не собирался ничего «синтезировать», а лишь хотел разогнать мысли до такого состояния, чтобы можно было восстановить воспоминания в большем количестве. Но что-то ему мешало; нам и самим интересно, что же это могло быть?

«Я помню всё, что касается Понтийева и его жены, его жизни – и что я сам знал, разумеется, но сверх этого больше ничего конкретного... Я будто только вышел из пьянки: воспоминания размыты, очертания расплываются, цвета тускнеют и превращаются в какую-то непонятную массу... И тошнит, но ментально. Но это длится уже третий день! Видимо, действительно надо к врачу. Минуя кабаки.»

После обеда в дверь квартиры раздались стуки, после чего в коридоре послышался лёгкий ропот множества женских голосов.

– Мак, дорогуша, мы тебе не помешаем? – появилась в дверях Антонина, из-за плеч и спины которой выглядывало множество прелестных девичьих лиц.

– Не беспокойся, Тоня, я сейчас пойду на прогулку, а то засиделся я за книгами чего-то.

– О, Мак, ты такой душка!

– Скорее уж душный.

Девушки легко рассмеялись.

– Даже жалко такого юношу провожать на улицу. Может останетесь?

– Благодарю за предложение, но мне действительно необходимо подышать свежим воздухом. Жаль вас покидать, когда вы только пришли, но, быть может, в другой раз я и составлю вам компанию, – он накинул сюртук, вышел в коридор и натянул свои поношенные, но теперь хотя бы чистые ботинки, – Au Revoir! – и закрыл за собой дверь. Спускаясь по лестнице, он дополнительно взъерошил и без того лохматые патлы, открыл дверь на улицу и вышел во двор.

«Когда уже пойдёт снег? Хоть какая-то отрада будет в этом сером городе.»

Он решил идти дворами, дабы минимизировать контакты с прохожими. Отчего-то ему не хотелось попадаться на глаза всяким городским хищникам. Да и побыть наедине с мыслями и почти немыми, но всё же «живыми» зданиями приятнее, чем в окружении обывателей с проспектов. Однако полностью исключить попадание на улицы, конечно, было нельзя, ибо он шёл к набережной. Что ещё, конечно же, бросается в глаза, так это противоречивое сочетание желания не попадаться на глаза с его общей «взъерошенностью» – не только на голове, хотя там самое заметное. В общем, тут нечего особо более обсудить, остаётся только констатировать.

«Интересно, как там поживает этот... ну как его...»

– Да что же это за напасть такая?! Когда эта раннова память вернётся, а?! – гневно прошептал Мак, проводя руками по худому лицу, искажённому гримасой негодования. Но довольно быстро его отпустило от этого эпизода самоагрессии, и он вернулся к созерцанию реки.

Туманные, почти беспредметные раздумья и простое наблюдение за жизнью города вокруг и на реке продержали его на улице до самого вечера. Он даже не особо хотел есть, но это потому, что незадолго до прихода подружек Антонины он успел пообедать. Денег на заведения у него нет, посему надо возвращаться по вечерним сумеркам в своё временное обиталище. Да и холодает всё-таки вечером, что уж тут.

Вернувшись на квартиру, он застал теперь мужской ропот. Но это был всего лишь Понтийев, споривший – либо дискутирующий – с женой.

– А чего не спим? – зашёл в гостиную Мак, на ходу снимая сюртук.

– О, деревенский призрак вернулся. Что ж ты не сказал, что не выжил в том пожаре?

– Ты это о чём?

– Да вот в газете написали-таки про этот пожар, в поместье Анненского который был. И там написано, что выживших не найдено. Изумительно, не правда ли?

– Похоже, пришла пора страшилок на ночь, а? Дайка взгляну на эту писанину...

Он пробежался глазами по статье, слегка подумал и сказал:

– Ну, видать у деревенских помешательство какое произошло. А я хоть и призрак теперь, – повернулся он к Понтийеву, – но оплеуху могу тебе дать вполне не призрачную!

– Давай-давай, посмотрим, насколько сильны подзатыльники у призраков! – рассмеялся Понтийев.

Мак старался сдержать улыбку, которая всё же захватила его лицо, но под напором хохота беллетриста не смог сдержать и свой. Антонина тоже легко посмеивалась. Мы не вполне понимаем причину такой реакции, но это хотя бы забавно.

– Ладно, так даже лучше. Не знаю почему, но у меня навязчивое желание оставаться незамеченным.

– И при этом твоя причёска отвечает всем стандартам скрытности, – заметила Антонина.

– Ну, это моя натура. Что уж тут поделать?

– Причесаться? – заметил Понтийев.

– Это не мой путь, – прищурившись заключил Мак.

***

Следующий день прошёл примерно как и описанный нами предыдущий, за исключением того, что к Антонине подружки не пришли – они и не договаривались на следующий день встречаться, и она пошла гулять вместе с Маком. Никогда до этого он так долго не общался с Антониной, но собеседником она оказалась довольно интересным, что несколько диссонировало с её слегка простодушным нравом и поведением. Но нельзя ведь судить книгу по обложке, так? Хотя бы не полностью.

Вернулись, конечно, пораньше, чем Мак вернулся вчера, ибо солнце ещё только намекало на закат, но решительных действий не предпринимало. Дома, как и предполагалось, уже был Понтийев.

– Нагулялись?

– Нагулялись, нагулялись. С Маком очень приятно поболтать о том о сём, – Антонина бросилась в объятия мужа.

– Да уж, это у него не отнимешь – говорун ещё тот.

– Это если собеседники интересные, – буркнул Мак пока снимал ботинки.

– Сегодня внеочередной номер газеты вышел, кстати. Странно, неправда ли? Редкое событие.

– В последнее время вообще что-то интересное происходит – и будоражащее: то пожар в поместье с помешательством крестьян и, видимо, чудом выжившим Маком, то взрыв в корчме, то вот опять же статья, делающая Мака призраком. До жути любопытно, что там написано, – взволнованно пролепетала Антонина.

– Ну давайте посмотрим, чего томиться в ожидании? – заключил Понтийев.

Они зашли в гостиную. Хозяин уселся с газетой в кресле, Антонина расположилась на диване с чашечкой чая, внезапное появление которой даже слегка удивило Мака. Сам он встал у окна созерцать постепенно темнеющий двор. Понтийев звучным голосом приступил к чтению.

«В редакцию нашей газеты поступило весьма срочное обновление по информации, касающейся дела поджога поместья досточтимого графа Александра Алексеевича Анненского. (...)» Дальнейший текст мы уже приводили, так что повторяться не будем.

По окончанию, супруги изумлённо уставились на Мака, который за время озвучивания статьи успел уже сесть на пол спиной к стене, держа голову руками в волосах, а локти уперев в колени. Глаза его были широко открыты.

– Что же это за ранновщина происходит?..

– Мак, позволь вопрос: ты отправлял...

– Я ничего не отправлял в редакцию! Тем более с помощью арбалета! Я после обеда пошёл на набережную! А это вообще в другой стороне от редакции!

«Хм, я вспомнил, где находится редакция. Странно...»

– Знаешь, Гоша, по-моему, он говорит правду, – осторожно заметила Антонина.

– Да-а... Судя по его гримасе, его это всё поразило не меньше, чем нас. А скорее всего, даже больше.

– А я думал, это я дом спалил...

Далее все молчали, видимо, переваривая полученную информацию. Но Понтийев решил нарушить эту тишину:

– Так, давайте-ка все пойдём поспим, а наутро уже будем обсуждать на свежие головы. Утро вечера мудренее, так?

– Да, Гоша прав. Мак, иди лучше поспи.

Мак молча встал и пошёл в соседнюю комнату. Он ещё немного поглядел в уже тёмное окно, после чего на грани еле сдерживаемого истерического смеха сказал:

– Да что же это такое происходит?!

***

Утро третьего ноября в квартире Понтийевых прошло примерно как обычно – в шумных разговорах, вот только Мак в них не участвовал. После пробуждения он несколько минут тупо смотрел в потолок, не понимая вообще, где находится и что было до этого всего, но по обыкновению утра память о прошедшем дне всё же настигла его. Хотя потрясения уже не были столь драматичными, как вечером.

– ... А ты чего такой молчаливый сегодня? – задорно поинтересовался Георгий.

– А ты сам подумай.

– Да ладно! Мы же знаем – ну, то есть, мы уверены – что ты не отправлял этого письма, и вообще непричастен ко всей этой заварухе. Зато – мы тут с Тоней обсудили уже немного – какой интересный сюжетный ход получается. Разрешишь написать про это какой-нибудь рассказ? Да какой рассказ – целую повесть можно.

– Не знаю. Посмотрим.

– Да, видимо, тебе нужно ещё время на возвращение в человеческое состояние. Может, подышим свежим воздухом?

– Я за!

– Ну, давайте. Свежий воздух это... неплохо, – заключил Мак.

Все трое пошли, опять-таки, на набережную. Но на этот раз шли улицами – Понтийев хотел пощеголять новым нарядом, что приобрёл вчера. При обычных обстоятельствах Мак бы резонно что-нибудь ему возразил и на наряд, и на щегольство уличное, но не сейчас.

– Мак, любезный наш друг, а сколько ты ещё планируешь останавливаться у Гоши на квартире? – добродушно спросила Антонина.

– Тоня, ну что за некорректные вопросы?

– Ой, прости меня пожалуйста, но я не хотела никого обидеть. Я всего лишь хочу узнать, понадобится мне переустраивать хозяйство, или нет?

– Ничего страшного, вопрос вполне корректный. Думаю... не больше двух-трёх дней. Максимум неделя. За это время найду работу и жильё.

– А снимать ты это жильё на что будешь?

– На натуру. Ну сам подумай! На деньги. Заработаю хоть немного, а дальше буду как-нибудь перебиваться.

– Лучше тогда оставайся у нас, хотя бы на месяц. Ты нам не помешаешь, – молвила Антонина.

– Очень любезно с вашей стороны, но... Ладно, я подумаю.

– Ну ты и кокетка! – рассмеялся Понтийев. Мак просто улыбнулся и уставился себе под ноги.

Как и подобает оживлённым улицам, мимо сновали прохожие и экипажи. Несмотря на, казалось бы, меняющиеся обстоятельства, причёска Мака не желала под них приспосабливаться. Так он и шёл: сутулый, с лохматой головой, в великоватом сюртуке, под которым была поношенная когда-то белая блуза, с чёрным галстуком, вновь грязные ботинки, штаны, и руки в карманах сюртука; даже ворот не поднял.

Они о чём-то дискутировали, и Мак даже что-то отвечал. Но тут же забывал и предмет разговора, и свой собственный ответ. Мимо проезжали экипажи, сновали прохожие.

Кажется, одна карета остановилась где-то позади.

– Мак!

Кто-то окликнул его со спины.

– Подождите! Мак!

Троица остановилась, и все повернулись к окликавшему. К ним шёл – видать, вышедший из остановившейся кареты – довольно толстый мужчина средних лет, ростом ниже среднего, в довольно дорогой шубе, с цилиндром на голове и небольшими аккуратными усами.

– Фух… Здравствуй, Мак! И вам доброго дня, молодые люди.

На улице стало очень ярко – будто солнце стало ближе в несколько раз. Но всё тут же прошло. Если до этого явления голос толстяка казался смутно знакомым, то теперь Мак знал кто перед ним стоит.

– Дядя Феликс?