На бегу сняв шляпу, Мак ускорился и прямо-таки влетел в открытый дверной проём подъезда. В отличие от предыдущей «погони», сейчас за ним действительно гонятся, причём он отчётливо ощущает эту поступь за своей спиной. Остаётся надеяться, что Константин Аркадьевич не привык долго и быстро бегать. А ещё, что сапоги его не такие удобные для бега, как туфли Мака. Но это всего лишь надежды...
В реальности же Константин уже вполне успел вбежать в подъезд, когда Мак ещё не добрался до чердака, хотя был уже совсем близко.
– Стой! – раздался рёв полицейского.
Мак на мгновение вздрогнул, но это мгновение не успело остановить его ногу от того, чтобы выбить замок в двери на чердак. А раз первый удар нанесён, то уже какая разница? Замок не выбит, но это не проблема – ноги ведь целы. Он принялся бить ногой в дверь, удар за ударом. Но замок всё не уступает... Хотя видно, что воля его уже начинает ломаться, но всё-таки крепкий орешек! А шаги преследователя всё ближе и ближе!
– Остановись, кому говорю! Это приказ!
Сердце стучит всё быстрее и быстрее. Кажется, он уже слышит, как люди из квартир начинают выходить. «Да открывайся, чтоб тебя, зараза!»
– Я тебя сейчас арестую, если не прекратишь!
Он услышал это уже в нескольких шагах от себя. Но вдруг время будто замедлилось: Мак посмотрел на Константина, а тот почти не двигался; точнее, он двигался, но до невозможности медленно. Какие-либо звуки пропали, даже оглушительные удары крови в висках больше не слышны. Судя по положению всего, у Мака осталась только одна попытка удара ногой, и если она увенчается успехом, то полицай хотя бы не успеет его схватить за шиворот. Ну а если нет...
Он сосредоточил всё внимание на ноге. До этого он просто делал удары: они были быстрыми, но не эффективными, если брать каждый по-отдельности. Но теперь...
Нога чуть не застряла в дереве; замок, похоже, вылетел со всеми потрохами. Мак рванул в открывшуюся дверь, даже не заметив, как все звуки вернулись в его уши. Но Константин был уже слишком близко...
– Стоять!..
Удар – Мак резко захлопнул дверь, так что полицай встретил её лицом. Тот аж отлетел и упал. «Отдохни пока». Благо, дверь на крышу почему-то была не заперта, и Мак продолжил свой рывок уже на высоте.
Он не стал надолго задерживаться на крышах: пробежав несколько домов, он нашёл также незакрытую дверь на чердак какого-то дома, залез внутрь, а уже изнутри подпёр дверь каким-то тяжёлым ящиком, предварительно повернув внутренний замок двери – чтобы создать видимость закрытости. Благо, снег всё идет, поэтому следы его скоро скроются. И так он затаился в нервном ожидании, что сейчас за ним придёт может уже даже не один, но целая стая полицейских.
Однако уже опустились сумерки, а никто даже близко не прошёл за всё это время. Когда совсем стемнело, он решил всё-таки двигаться дальше. К сожалению, дверь на площадку оказалась закрытой: придётся спускаться с крыши по внешней лестнице. Благо, уже темно – быть может, его не заметят, тем более лестница ведёт во двор, а не на улицу. Оказавшись на земле, он вдруг осознал, что на голове ничего нет – видать, оставил шляпу ещё там, на злополучном чердаке, если вообще не на полу перед той треклятой дверью. Но и ладно.
Вышел на Гороховую улицу, да и пошёл в сторону пересечения её с Садовой улицей. В общем, по адресу. Возможно, Понтийев уже там.
***
Мак повернул во двор. Заметил, что в конце арки, на углу, кто-то стоит. В цилиндре.
– О, живой всё-таки! Проблемы? – сказал Понтийев.
– Ага. Давай не здесь.
– Конечно. Пошли, он уже заждался.
– Кто?
– Хозяин квартиры, кто.
Они поднялись на последний этаж – на четвёртый. Квартира номер двадцать два. Дверь открыл тот же человек, что выходил с Понтийевым из кабака. Он был молод, но лицо уже имел уставшее, с тёмными пятнами вокруг глаз и впалыми щеками.
– Иннокентий, – глуховатым голосом сказал хозяин, протягивая руку.
– Мак.
– Знаю. Приятно познакомиться лично.
Все трое пошли на кухню. В квартире было тепло и светло. Всё, что сейчас нужно Маку для того, чтобы ощутить уют.
– К сожалению, на больший срок пустить пока не могу. Георгий должен был передать.
– Да, я в курсе. Пока и этого хватит. А у вас есть что-нибудь перекусить?
– Конечно. Не беспокойся. Накормлю, напою, спать уложу. И давай на «ты».
– Без проблем.
Иннокентий кивнул и пошёл в комнату, готовить койко-место. Мак с Понтийевым остались на кухне.
– А ты, Георгий, имеешь что-нибудь на примете ещё?
– Да, вспомнил я тут одних ребят, наши общие знакомые. На Невском пятьдесят шесть.
– Мне это ни о чём не говорит.
– А может хватит уже играть в забываку?
– Я не играл, дурень. Я серьёзно не помнил тебя. А сейчас не помню этих «наших общих знакомых».
– Ладно, хрен с тобой. Театралы это, «Lacrimosa Diaboli Fetus». Ну?
– ...не помню.
– Ну ты тугодум, конечно. Ладно, не важно. В общем, они вряд ли тебе откажут в помощи – всё-таки, вы неплохо общались. Они всё звали тебя на открытие их собственного театра.
– Хорошо. Скажи, к кому мне там обратиться, может быть при непосредственном общении я их вспомню. Надеюсь, что вспомню.
– Главный у них Дариуш, к нему и обращайся. Ранна, поверить не могу, что ты их забыл...
– Я всех забыл, Гоша! Но вспоминаю, тем не менее. Вот Гектора вспомнил сегодня, например.
– Что?! Ты забыл Гектора?!
– Ты, блин, глухой что ли?! Я же сказал, что всех забыл!
– Но Мак – Гектор! Гектор! И только сегодня?!
– Заметь, я его ещё не встречал.
– И как же ты его вспомнил тогда?
– За мной его брат гнался.
Понтийев посмотрел на Мака весьма и весьма удивлённо.
– Я хотел ключи занести кабатчику, но в тот момент, когда почти зашёл внутрь, вышел Костян. А я что? Я побежал. И он за мной. В итоге я ему лицо разбил дверью и убежал крышами.
У Понтийева аж рот открылся.
– Ну ты даёшь, бегун. Дверью кабака разбил лицо полицейскому...
– Да не кабака. Я забежал в дом, добрался до чердака, но там дверь заперта была. Еле как выбил замок, но он уже очень близко был – ну я ему и врезал дверью по лицу, чтоб замедлить. Но после такого удара вряд ли без последствий обошлось...
Иннокентий уже молча вернулся.
– Похвально.
– Так ведь это ещё и родной брат его хорошего друга! – воскликнул Понтийев.
– Да уж. Опасный ты человек, Ротриер.
Лицо Иннокентия, казалось, не двигалось вообще – за исключением области рта. Интонация голоса изменялась примерно с такой же интенсивностью. Все замолчали. После небольшой паузы Понтийев продолжил разговор.
– Ну так, что получается... Дальше-то что будешь делать?
– Ничего. Я не знаю, что дальше делать. Совершенно нет соображений на этот счёт.
– Как насчёт работу найти?
– Хорошее предложение... Но дальше что?
– А что-то ещё нужно?
– Раньше ничего не нужно было. А теперь... Не знаю, что нужно. Хотя... Память восстановить было бы неплохо.
– Чтобы что?
– Да не знаю я, чего ты пристал! – резко сказал Мак. Понтийев даже слегка вздрогнул.
– Товарищи, давайте не будем повышать голоса, – в своей неизменной манере сказал Иннокентий.
– Прошу прощения. А ты, Георгий, лучше отнеси вот это кабатчику, – Мак достал из кармана ключи.
– Как скажешь. Ну-с! Я тогда пошёл, а то Антонина уже заждалась поди.
Иннокентий кивнул. Мак так и сидел, молча уставившись в пол. Понтийев вздохнул и пошёл на выход. Мак резко встал и догнал товарища.
– Прости. Денёк нервный выдался, а я тебя так и не отблагодарил за твою помощь. Ещё и накричал...
– Брось! Не бери в голову, я всё понимаю. Но если тебе так будет легче – так и быть, я тебя прощаю, – разулыбался Понтийев. Они обнялись, после чего беллетрист ушёл.
Во время трапезы Иннокентий вкинул между делом:
– Читал твои стихи. Безвкусная чепуха, на мой взгляд.
– Ну наконец-то! Хоть кто-то сказал.
– Тебе свои же стихи не нравятся?
– Нравятся. Вот только лесть не люблю, а видимо из-за фамилии её выливается немерено.
***
Мак покинул убежище незадолго до того, как сам Иннокентий пошёл на работу, сегодня специально слегка запаздывая. Так Мак сольётся с потоком утренних деловых людей, тем более что ещё не рассвело. Дойдя дворами до Апраксина переулка, он пошёл в сторону Фонтанки.
Он уже был близок к набережной, когда заметил, как впереди из проезда меж домами вышло несколько полицаев.
«Да вашу ж.…»
Но зачем паниковать раньше времени? Может, они пойдут в одном с ним направлении? Мак надеялся именно на это. На широкой набережной ведь есть где развернуться.
Они всё стоят и разговаривают, а дистанция до них сокращается. Мак уже замедляется как может. «Может, не заметят?» Он ускорился, пошёл на обход.
Они развернулись в его сторону. Он краем глаза уловил взгляд одного из полицаев; уловил, как взгляд того сменился с лёгкого удивления на взгляд полный озарений.
– Это он!
Мак был слишком близко. Он буквально наблюдал, как их руки медленно возникают перед ним, заграждая путь. А кроме своих мыслей больше ничего слышно не было. «И как назло рядом нет дверей...»
Спустя мгновения он заметил, что вновь время донельзя замедлилось, пространство сгустилось. Он осмотрелся по сторонам: путь вперёд перегорожен, со всей левой стороны наступает патруль, ещё и частично со спины. Но правая сторона пока открыта.
Он резко развернулся и рванул направо, в противоположном предыдущему направлении. Городовые не успели сориентироваться, хотя и один из них попытался схватить Мака хотя бы за правый рукав, но тот увернулся и побежал вперёд что есть сил. Позади, помимо нагоняющего топота сапог, слышались свистки и окрики – но не для Мака, а для прохожих – чтобы кто-нибудь остановил беглеца, или хотя бы воспрепятствовал. Нашлось, конечно, несколько работяг, что преградили путь Маку, но он то прокатился под их ногами, то выкрутился так, что их загребущие ручищи не смогли уловить его мимолётную натуру. Однако самое интересное ждало его впереди.
Он услышал стук копыт по мостовой. Звук исходил откуда-то сбоку и спереди. Значит, по улице на перехват скачут всадники в погонах. Он был близок к перекрёстку с Садовой. По поперечной улице пока не сильное движение, поэтому уверенность в том, что всадники всё же в погонах, только крепла; тем более, топот копыт был частым.
Странно, что как только он выбежал на перекрёсток, он увидел всадников где-то вдалеке справа. По тому, как близко они слышались до этого, Мак был уверен, что если не врежется в лошадь, то максимум пробежит прямо у неё перед носом.
Но раз так, то хотя бы эта «фора» придала ещё больший стимул для ускорения. «Добежать до канала раньше лошадей... А дальше что?! Во дворы уже нет смысла соваться, если хоть одна дверь будет заперта – мне конец...»
Сомневаемся, что кто-то может бежать так же быстро, как это делает сейчас Мак, будучи обут в туфли. Хотя...
Он уже пробежал мимо углового здания, как услышал копыта позади. А до канала ещё два таких же здания в длину! От Мака уже бы пошёл пар, будь он механизмом. Какие хорошие туфли... «Если на набережной будет патруль, то это конец».
За ним несётся уже не просто два или даже три патруля, один из которых конный, но скорее какофония свистков, топота и окриков. Прохожие уже просто в страхе разбегаются в стороны; даже если кто-нибудь особо предприимчивый попытался бы схватить Мака, то, уверены, был бы сметён этим хотя и худым, но в данный момент чрезвычайно быстрым молодым человеком. Да, это бы его остановило, но останавливающий вряд ли бы отделался простыми ушибами.
До канала осталось несколько десятков метров, а лошади, кажется, уже дышат в спину. Впереди начинают кучковаться городовые. «Да как так-то?!»
Сзади неукротимая поступь множества ног, а главное – копыт. Впереди уже собралось четыре-пять городовых. По бокам спасения нет, одни дома. Если он резко повернёт и побежит вдоль канала, то не факт, что не встретится с другой группой полицаев. Тем более, на такой скорости он просто проскользит вбок и угодит прямо в лапы группы впереди. Ухо содрогнулось от прикосновения выдоха лошади.
До передних городовых несколько метров. Мак прыгнул вперёд, оттолкнулся от плеча одного из них одной ногой, второй ногой оттолкнулся от перил, что были позади них, и прыгнул в воду.