Он даже не сразу почувствовал холод. Прошла целая секунда, прежде чем хлад канала оторвал все конечности от его тела; да и само тело стало мутным льдом, в котором всякое движение сковалось и больше не оживёт. Ещё и ничего не видно в этом утреннем подводном пространстве.

Тепло угасает. От жара не осталось и следа. А актуальное буквально несколько секунд назад какое-то бешеное стремление непонятно в каком направлении уже успело раствориться в чрезвычайно холодной водяной толще. Ему показалось, будто то «стремление» было каким-то глубоким внутренним неуловимым желанием вырваться из этого бытия. И вот, он, судя по всему, достиг своей цели, осознав её за мгновения до конца.

«Зато повеселился напоследок... Тоже неплохо. Так ведь?»

Конечно. Но тебе пока рано.

Когда сознание, казалось, уже почти сковалось льдом, что-то вспыхнуло изнутри, озаряя пространство вокруг. Лёд растаял, конечности вернулись на место, кровь вновь бежит по сосудам, а холод воды ощущается как лёгкий бриз. Мак даже не понял, что произошло, но внутри будто резко вспыхнуло пламя. Казалось, этой холодной паузы и не было – он вновь готов бежать. Но вокруг вода, да и торопиться уже не так обязательно – его всё равно не видно.

Он поплыл к самому дну, а потом просто вперёд, в сторону Невского проспекта. Увидев ответвление в канализацию, он устремился к нему. Благо, решётки нет. Проплыв ещё некоторое расстояние, он вынырнул. Канализация.

Покинув воду, он, казалось, оставил в ней и весь свет. Ничего не видно. Развалившись на холодном полу, он ощутил, как силы покидают его, и вот он уже не может даже пошевелить руками. Несмотря на охлаждение, мышцы его как будто готовились к взрыву, а связки норовили распасться и выпустить из своей крепкой хватки все кости. Такова цена за передвижение на превышенных скоростях.

Но всё-таки даже эта боль проходит. А на холодном полу лежать не стоит вообще. Посему Мак собрал чуток сил, встал и обессиленной поступью побрёл вдоль стен наощупь.

Так он двигался долго, то и дело упираясь в закрытые двери и блуждая в потёмках в поисках новых дверей. Сложно сказать, сколько времени прошло между тем, как он начал своё движение, и нахождением открытой двери. Эта дверь, в свою очередь, вывела его к лестнице наверх, где отверстия в люке пропускали лучи угасающего дневного света. Судя по всем признакам, люк был где-то на мостовой, так что вылазка из него будет слегка неуместной в его положении. Придётся искать дальше.

А одежда ведь ни разу не сухая. Ко всему прочему добавилась и дрожь по всему телу; непонятное тепло, спасшее его от судорог, незаметно растворилось. Теперь помощь Маку придётся искать в самом себе. «Выбраться... Добраться до театра... Незаметно...»

Наверху, должно быть, уже поздний вечер. Он вновь нашёл незапертую дверь, где наверху люк свет не пропускал. Однако, что поделать? Новые блуждания по подземелью он уже не выдержит. Придётся рискнуть.

Приподняв люк, он увидел лишь тусклые отсветы фонарей на мостовой. Судя по звукам, вокруг никого нет. Он как мог быстро выбрался наружу, пытаясь аккуратно положить люк на место. Лёгкий ветер заставил содрогнуться так, что он чуть не выронил металлический диск, но всё же удержал его и благополучно завершил действо. Дабы не привлекать внимания, пошёл в переулок между домами, почти напротив которого и вылез.

Переулок привёл к набережной. Благо, в тридцати метрах справа есть пешеходный мост, так что не придётся идти до широкого и освещённого моста. Должно быть, там проспект. Людей поблизости особо не видно. Да и сейчас его причёска всё же осела, поэтому узнать будет сложнее. Выжав шарф, он обвязал его вокруг волос, пытаясь защитить от потоков воздуха.

Судя по прочитанным между делом адресам домов, он всё также на набережной канала, а рядом как раз проспект Невский. Мак думал было пойти в сторону Михайловского сада, тем самым делая крюк. Но долго находиться в нынешнем состоянии на улице сулило лишь большими проблемами, чем если он просто пойдёт сейчас прямо по Итальянской в сторону Екатерининской. Его уже даже не беспокоило, поймают или нет полицейские; если поймают, то в участке всё равно должно быть теплее, чем на улице.

Но всё-таки и полностью выдавать себя Мак тоже не собирался. Посему он как мог сопротивлялся дрожи, давая мимолётную слабину только если встречал ветряные потоки. Благо, все те немногочисленные прохожие, которых он встретил по пути, были без погон, да и особого внимания на него не обратили. Фонарей было мало, поэтому шарф на голове, видимо, не особо бросался в глаза издалека.

Перешёл Садовую; до Екатерининской остаётся всего ничего. Наконец, долгожданный поворот. Для начала он осторожно выглянул из-за угла: чуть поодаль от поворота видно несколько прохожих, не более. Он продолжил путь. Огни Невского проспекта уже становятся всё чётче. Но что поделать, всё-таки театр на проспекте стоит.

Вот и здание; окна второго этажа довольно высокие. Театр. Опять осторожно выглянув из-за угла на проспект и не заметив пока ни одного полицая поблизости, Мак быстро пошёл по улице в поисках входа. Благо, тот был рядом.

«Час уже поздний. Но попытаться стоит».

Он как можно громче пробарабанил в дверь несколько ударов. Сделав так ещё пару раз, он уже почти потерял надежду. Но вдруг услышал шаги... После звуков отворяющихся замков из двери выглянула девушка с усталым видом и холодно сказала:

– Сударь, ну мы ведь уже закрыты. Приходите завтра.

– Постойте, мне нужно поговорить...

– О чём?

– Можно, пожалуйста, позвать Дариуша?..

– А кто спрашивает?

– Мак... Ротриер...

– Хм... Ну так и быть. Подождите здесь.

– А-а м-можно мне внутри подождать? Х-холодно очень...

– Ладно, заходите.

Он зашёл в небольшой уже слабоосвещённый вестибюль. Тем не менее, помещение уже отдавало уютом, не теряя при этом в своём шике, так что Маку захотелось пойти дальше, но остановило обстоятельство его прихода – всё-таки незваный гость, как-никак. «Если выгонят, то пойду сразу к полицаям. В ином случае могу просто-напросто замёрзнуть.»

– Неужели сам Мак Ротриер решил пожаловать в наши эстетские хоромы? – перед ним предстал высокий длинноволосый стройный мужчина в обтягивающих штанах и свободной белой блузе. Освещение стало ярче с его приходом, но ненадолго. Но и этого хватило.

– Видать, я отвлёк тебя от репетиции? – сказал Мак.

– Ну что ты! Если я слышу «Мак Ротриер», то всё моё внимание переключается лишь на того, кто это говорит! Меня невозможно отвлечь от чего-либо, если это связанно с тобой, mon ami. Только не вздумай произносить своё имя во время спектаклей, ранна тебя побери!

– Ничего не обещаю... Но вообще-то я пришёл по делу.

– Ах да... Что же тебя привело, наконец-таки?

– Мне бы пожить где-нибудь некоторое время... Есть варианты? С оплатой пока не то, чтобы всё хорошо, но пару дней оплатить смогу.

– Мак, позволь мне тебя остановить... Неужели ты забыл, что это всё так не работает? – Дариуш вдруг сделал серьёзное лицо, положил руки Маку на плечи и посмотрел прямо в глаза, слегка наклонив голову. Драматическая пауза, чтоб её.

– Ну, тогда...

– Мак-Мак-Мак! Ты понимаешь, о чём я говорю? Мне не нужно от тебя никаких денег, mon cher ami! Ты, видно, забыл, но мой дом – твой дом. Кстати... Почему у тебя одежда такая мокрая?

– Я это... Пришлось поплавать немного в канале...

– Что?!

– Так вышло...

– Ты в своём уме вообще?! А ну быстро в горячую ванну, ты же весь продрог! Аполлинария, готовь этому господину самую горячую ванну из всех, что ты готовила! – Дариуш не щадил голосовых связок.

– Что ж ты так орёшь-то... – сказала девушка, что ранее открыла дверь Маку, и пошла наверх.

– Дружище, как же тебя так угораздило?

– Давай я тебе после ванной всё расскажу.

– Не вопрос!

После горячей ванны жизнь Мака, можно сказать, наладилась. Ему дали сухую одежду по размеру, накормили вкуснейшими лакомствами и напоили шикарнейшим вином. Возможно, оно не было таким же дорогим, как и у Ротриеров, но сама обстановка намного лучше располагала к более богатому восприятию напитка. Казалось, это был лучший вечер за долгое время – за всю жизнь, можно сказать, учитывая, что Мак мало какие детали помнил из бывших до двадцать девятого октября событий.

– А что по спектаклям?

– Классику играем, Шекспир почти каждый день. Но! Ты появился почти вовремя: в пятницу у нас премьера нашей собственной постановки. Придёшь? – ухмыляясь, спросил Дариуш.

– Отчего не прийти! Я ведь всё равно у вас за кулисами живу теперь, я так понимаю.

– А вот кто тебя знает? Заартачишься, упрёшься, проспишь... Как тогда, пять лет назад?

– А ты не устанешь напоминать, да? Ну не рассчитал с выпивкой, чего пристал!

– Ну так и не первый раз ты тогда пил, артист! Мог бы и научиться!

– Ха! Зато теперь можешь всем жаловаться, какой я пьяница!

– Могу! И буду! – гордо сказал Дариуш, – За тебя!

– За вас, дорогие театралы! Не знаю, что бы я без вас сейчас делал...

– Я знаю, но говорить не буду, иначе весь настрой испортится!

– И то верно...

***

Девятнадцатое ноября. Мак проснулся ближе к обеду. Он специально не пил перед сном, дабы не проспать весь день. Всё-таки у друзей премьера сегодня, надо быть в состоянии трезво воспринимать происходящее.

Он целый день ходил по театру, иногда останавливаясь в какой-нибудь бесхозной комнате, дабы почитать что-нибудь отвлечённое. Все были заняты, поговорить пока было не с кем. Но это и не обидно, в конце концов, он ведь здесь не от мира сего. За прошедшие два дня у него хотя и возникало мимолётное желание влиться в театральную труппу, но это скорее навеяно было атмосферой этого места.

Наконец, пришло время запуска людей. Вечер. Но Мак ведь особенный зритель: он зашёл со стороны сцены. Все места свободны, перед ним открытый горизонт. Усевшись на пару рядов дальше от центрального, он вновь погрузился в лёгкие непринуждённые раздумья. Спустя минут пять люди уже начали потихоньку заходить и усаживаться по местам. Все были в хороших костюмах. Мак, по сути, не обращал на них внимания – просто в отрешённом режиме констатировал их появление, и тут же забывал.

Кто-то прошёл мимо. Кто-то знакомый... Боковое зрение уловило это, но теперь со спины непонятно, кто это. Он уселся на два ряда ближе к сцене, чем Мак.

Знакомый? Странно. Слишком опрятен он для того, чтобы быть типичным знакомым Мака. Но ведь что-то же привлекло внимание...

У этого человека широкие покатые плечи и вполне себе не тонкая шея. Костюм опрятный, хотя по одному вороту судить занятие сомнительное, но тем не менее. Однако это не Феликс: у дяди волосы длиннее, чуть ли не уши закрывают, тем более они ещё и волнистые, когда у этого господина и длина короче, и видимо сами волосы другого типа. Но мало ли, надо убедиться окончательно; тем более, это может быть кто-то из их круга, так что чем раньше это станет понятно, тем быстрее можно удалиться из зала, сославшись на уважительную причину.

Мак постарался бесшумно пересесть на пару мест влево, дабы можно было хотя бы частично рассмотреть лицо, при этом оставаясь вне зоны видимости. Как только он уселся, «знакомец», казалось, захотел обернуться, но на полпути передумал. Тем не менее, Мак успел заметить у того пышные усы и даже мельком половину лица.

«Нет, это точно не Феликс. Слишком молод. Хотя тоже полноват, пускай и не так, как дядька... Но и ладно. Хм... «Вспышек» тоже нет, значит, не кто-то из прошлого. Но где же я тебя тогда видел? И ведь лицо знакомое...»