– Каким образом вы получили информацию о факте преступления? Здесь же пустынное место! При иных обстоятельствах тело оставалось бы здесь без внимания ещё несколько дней минимум! А то и недель!
Рязанов осмотрелся вокруг, как бы подчёркивая этим жестом пустынность местности.
– Ваше высокоблагородие, нам пришло письмо. Кто-то оставил его прямо в дверях участка, видимо ещё ночью или очень ранним утром. Офицер, обнаруживший письмо, решил проверить подлинность написанного. И, как видите, подлинность подтвердилась.
– Да уж, вижу... – Рязанов едва вздрогнул, съёжил лицо и отвернулся от висящего изуродованного трупа. – Константин Аркадьевич, как ваше состояние?
Константин всё ещё смотрел на труп, но вскоре тоже отвернулся и подошёл к Рязанову.
– Состояние моё несколько встревоженное, ваше высокоблагородие.
– Голова не кружится?
– Никак нет, ваше высокоблагородие. Но зрелище шокирующее, это точно.
– Да, тут не поспорить... Ну что же, нужно задокументировать детали. Пора за работу.
– Так точно, ваше высокоблагородие!
После детального осмотра места преступления и по возвращении в участок Рязанов начал делать записи. Судя по всему, когда они с Константином возвращались обратно, Порфирий Игнатьевич уже обдумывал, что будет писать, ибо после непродолжительного обсуждения задокументированных деталей он принял весьма сосредоточенный вид и, кажется, больше не сказал ни слова.
Спустя часа полтора он с составленным документом решительной походкой отправился на выход. Дежурному сказал, чтобы тот предупредил администрацию полицмейстера Градова о его скором сегодняшнем визите с докладом.
– ...Не мог такое сотворить один человек, тут ведь нужно несколько, да ещё и инструменты... И потом, а письмо? Вряд ли его доставил сам убийца, если даже вдруг предположить, будто это было одно лицо... Не-ет, это точно группа лиц, причём ещё и идейная, и как-никак организованная! В таком случае это дело вряд ли не приведёт нас к революционерам... Даже исчезновение Лившица, может быть, наконец-то раскроется, раз и пожар в поместье здесь тоже причастен!
– Хорошо, Порфирий Игнатьевич, сегодня же ознакомлюсь с документом. Но, извольте, ответ смогу дать не раньше завтрашнего дня. Тем не менее, могу смело вам сказать, что доводы ваши звучат убедительно. А пока можете быть свободны.
Рязанов откланялся и пошёл восвояси – вновь в свой участок, несмотря на раннее вечернее время.
***
Пятнадцатое ноября для Порфирия Игнатьевича с виду началось схожим с предыдущим днём образом. Хотя выражение его лица было таким же кислым от ночи беспокойного сна, как и вчера, теперь он ещё и время от времени становился излишне задумчивым. Что-то подобное вполне можно ожидать от офицера полиции, однако, видимо, на этот раз его задумчивость заимела некий оттенок туманности, отчего даже его жена поинтересовалась, всё ли у него хорошо. Рязанов ответил лишь одним словом: «Посмотрим.»
В участок он чуть было не опоздал. Добравшись до своего кабинета, в который раз начал просматривать материалы дел, однако сейчас у него были новые данные. Хотя стоит отметить, что данные эти уже вчерашние.
У него было несколько идей по тому, где можно ещё покопать – судя по новым (всё ещё вчерашним) отметкам на карте города, вот только он пока ждал решения полицмейстера Градова, судя по всему.
К его счастью, долго ждать не пришлось – через пару часов тот сам позвонил ему.
– Порфирий Игнатьевич, я ознакомился с вашим документом, и могу сказать, что он вполне подкрепляет ваши устные доводы, что вы любезно мне вчера предоставили. Посему, посовещавшись с его высокопревосходительством обер-полицмейстером Лейбницем, я даю вам следующие приказы: продолжайте вести ваши дела, а также возьмите на себя дело Лившица о поджоге поместья графа Анненского, раз уж мы все пришли к выводу, что дела связаны. Более того, я вам также поручаю найти персону под именем Мак Ротриер – вчера он весьма нескромно убежал от своей семьи, когда все были на балу во дворце Строгановых. Я послал вам депешу, в ней есть вся необходимая информация. Приступайте к поискам господина Ротриера незамедлительно – на этом настоял сам господин Феликс Кормакович Ротриер. И ещё: не удивляйтесь, что вы будете не одни участвовать в поиске – просто так уж выходит, что, помимо прочего, эта задача теперь тоже входит в ваш круг интересов.
– Благодарю вас, Николай Георгиевич, вы мне очень помогли своим решением.
– Да, и ещё, Порфирий Игнатьевич. По окончании вашего расследования можете рассчитывать на повышение до коллежского советника, а, быть может, даже до статского советника.
– Вновь благодарю вас, ваше превосходительство. Однако, позвольте задать вопрос?
– Слушаю.
– Я тесно работаю со своим подчинённым, что сейчас находится в чине околоточного надзирателя. Могу ли я рассчитывать – в случае успеха, конечно – что вы ему тоже обеспечите повышение?
– Можете не сомневаться. Однако насчёт степени повышения пока не могу дать точных прогнозов – это, сами понимаете, зависит не только от меня. Но я думаю, что у него есть некоторые шансы занять ваше нынешнее место. Вы довольны такой перспективой?
– Более чем! Ещё раз благодарю вас, Николай Георгиевич!
– Жду от вас результатов, господин Рязанов. Можете возвращаться к делам, более не смею вас отвлекать.
– Так точно, ваше превосходительство!
Рязанов положил трубку. Глаза его расширились, он почесал в затылке, после чего звучно выдохнул и сказал: «Ну дела...»
Спустя четверть часа пришла депеша. Как можно быстрее пробежав по ней глазами, он вызвал Константина к себе.
– Господин Бальмонт, собирайтесь – мы идём расследовать новые аспекты нашего общего большого дела. Буду ждать вас у дежурного.
Константин кивнул и поспешил в свой кабинет одеться. А Рязанов, уже одетый, пошёл вниз. И чтобы не стоять без дела, он направился в отделение с камерами.
– Здравствуй, Гектор!
– Здравствуйте, Порфирий Игнатьевич.
– Как самочувствие? Не скучно?
– Бывало и получше. А вы как поживаете?
– Интересно поживаем. Сейчас вот с Константином пойдём пытаться поймать беглого Мака Ротриера. Глядишь, скоро у тебя появится компания.
Гектор лишь озадаченно взглянул на Рязанова, после чего последний просто улыбнулся и, попрощавшись, пошёл обратно к дежурному. Старший Бальмонт как раз в этот момент спустился.
Они вышли на улицу, Рязанов поймал экипаж и они направились в сторону Невского проспекта.
– Итак, Константин Аркадьевич, нам нужно проверить два места: адвокатскую контору и кабак, – Рязанов начал вводить коллегу в курс дела, едва они уселись.
– Позвольте узнать, в чём состоят упомянутые вами «новые аспекты» дела?
– Вчера с бала во дворце Строгановых сбежал Мак Ротриер. А информацию об этих двух местах для проверки нам предоставили наши коллеги из другого участка, который как раз занялся делом его, так сказать, побега. Не то, чтобы они этим закончили заниматься, просто нам тоже необходимо вести поиски этого буйного господина. Так-с... Значит, я пойду побеседую с адвокатом, а вам поручу проверить кабак.
– Так точно, ваше высокоблагородие.
Спустя некоторое время они доехали до дворца. Высадившись, они пошли похожим путём, которым ещё вчера пробегал Мак. Но на Гороховой улице уже разделились: Рязанов в контору, Бальмонт по Гороховой пошёл дальше.
Спустя около десяти минут Константин уже зашёл в кабак.
– Доброго дня вам, господин Борзунов.
– Здравия желаю, господин полицейский. Чем можем помочь?
– Видите ли, мне от коллег поступил приказ проверить, бывал ли здесь некто Мак Ротриер? Знаете такого?
– Да вроде слыхал это имя... Да-а, как-то захаживал он ко мне, правда, не упомню, когда именно... может, в этом месяце это было, может в прошлом...
– Хорошо. А вот вчера у вас случайно не было господина в поношенном сюртуке и с длинными взъерошенными волосами?
– Хм, может и был... А, так это тоже он был? Ну... молодёжь! Даже не поздоровался! Видать, зашёл, когда меня на месте не было, и ему мой помощник разлил напитки.
– Вот как, оказывается... А могу ли я поговорить с вашим помощником, Валентин Игоревич?
– Конечно, господин...?
– Бальмонт, Константин Аркадьевич.
– Сейчас приведу его.
Борзунов удалился, а вернулся со своим худым и сутулым помощником. Однако узнать от него ничего, кроме того, что Мак заказал себе бокал тёмного пива, Константин так и не смог. Попрощавшись с ними, он пошёл на улицу.
Но только он открыл двери, как увидал перед собой того самого человека, которого и искал. Хотя на нём была шляпа, лицо его не сильно изменилось с их последней встречи.
– Мак Ротриер?
***
Константин очнулся от запаха нашатыря. Он лежал на лестничной площадке, вокруг него было двое городовых, врач и несколько жильцов дома.
– М-да уж... Погоня прошла неудачно. Вот подонок!..
Из носа текла кровь, на лбу красовалась краснеющая шишка. Он попытался встать, но первую попытку настигла неудача. Видимо, голова его ещё кружится. Однако вскоре ему стало получше, ибо уже со второй попытки он смог нормально сесть. Городовые предложили Константину довести его до больницы, но он решил вернуться в свой участок.
Они помогли ему спуститься вниз и довели его до улицы, где он поймал экипаж и поехал докладывать Рязанову о своих «успехах».
– Вот мерзавец! Это же нападение на полицейского! Да ещё и при исполнении им своих прямых должностных обязанностей! – когда Константин зашёл к нему в кабинет и вкратце описал случившееся, Рязанов аж вскочил со стула. Порфирий Игнатьевич подошёл к Бальмонту и, положив ему руки на плечи, усадил его на стул, принявшись рассматривать полученные им травмы. – Сильно болит? Врач тебя хорошо осмотрел?
– Слегка побаливает, но ничего страшного. А что по врачу... Мне по-хорошему не помешало бы в больницу наведаться, однако я счёл нужным сначала поставить в известность о случившемся вас лично.
На секунду Рязанов посмотрел Константину в глаза с немым укором, но тут же переменил выражение лица на обычное деловое.
– Хорошо. Хотя мне и следовало бы наказать кому-нибудь сопроводить тебя до больницы, пожалуй, я сам с тобой поеду – мне так будет спокойнее.
Он подошёл к вешалке, взял шинель с шапкой, оделся, и они пошли на выход.
***
После посещения больницы Рязанов отправил Константина домой, а сам, конечно же, вернулся в участок – продолжать дела, ясное дело.
Следующий день, шестнадцатое ноября, по уже чуть ли не традиции начался похожим образом с предыдущим днём. Однако ближе к обеду – опять же, по традиции последних дней – вновь что-то начало происходить.
Рязанов по обыкновению был в своём кабинете. Раздался стук в дверь. Зашёл Константин, весь взволнованный.
– Порфирий Игнатьевич, он проснулся!
– Кто проснулся? – непонимающе спросил Рязанов.
– Так корчмарь Хобутов, кто же ещё!
– Неужто свершилось?.. Одевайтесь, Константин Аркадьевич! Мы едем в госпиталь! – вскочил со стула Рязанов. Он начал в спешке одеваться, когда Константин уже чуть ли не бегом направился в свой кабинет.
Однако по прибытии они не сразу смогли добиться аудиенции с потерпевшим: тот прибывал всё ещё в весьма плачевном состоянии, поэтому полицейским пришлось подождать, пока необходимые процедуры будут завершены и Хобутов сможет с ними поговорить. По крайней мере, так им сказал персонал госпиталя.
Наконец, полицейские оказались в палате. Хобутов, весьма бледный, исхудавший, с редкими взъерошенными седыми волосами смотрел на них взглядом не то отсутствующим, не то заочно утомлённым.
– Аристарх Никитич, милейший, как же вам досталось, ей богу. Но это замечательно, что вы идёте на поправку! Мы, признаюсь, уже и отчаялись ждать момента вашего пробуждения. Ах да, прошу меня простить: коллежский асессор Рязанов Порфирий Игнатьевич. А это мой помощник, околоточный надзиратель Бальмонт Константин Аркадьевич. Вы уж не серчайте, но мы будем вам крайне признательны, коли вы согласитесь поделиться с нами хоть какой-нибудь информацией о произошедшей трагедии у вас в корчме.
Голос Рязанова был в меру мягок, и говорил он вполне уверенно, как будто даже слегка сдерживая темп речи, ибо сам, видать, был взволнован. Так как пострадавший не выражал какого-то явного недовольства их присутствию, Рязанов тихонько опустился на стул подле койки корчмаря. Константин тут же последовал примеру начальника.
Окинув взглядом полицейских, Хобутов слегка кивнул и, наконец, открыл рот.
– Насчёт того, что я иду на поправку, это вы, конечно, оптимистично, ваше высокоблагородие... А по теме... То был обычный вечер, в корчме было три человека: сапожник Кукушкин, рабочий Бровин и Гаврила... Потом пришёл четвёртый... Жуткий тип... – он остановился, и было видно, что он едва заметно дрожит, а взор его устремлён в никуда.
Рязанов осторожно положил ладонь на руку Хобутова, пытаясь привести того обратно в нынешнее.
– Аристарх Никитич, не переживайте, вы сейчас в безопасности.
– Да... О чём бишь я? Ах да, четвёртый тип... Высокий, широкоплечий, бледнокожий... Мне вообще почудилось, что у него она серая даже... Да, ещё же волосы у него какие-то странные, в тени на шапку какую похожи, а на свету как увидел – не шапка то, нет... Будто рога, да всё вверх растущие... Ну прям ранна какой-то...
Хобутов вновь остановился. Рязанов, уже успевший убрать руку, было собрался вернуть её на прежнее место, но Хобутов вновь подал признаки вовлечённости в рассказ.
– Что-то про выпивку... – прошептал он.
– Прошу прощения? – переспросил Константин, записывавший показания потерпевшего.
– Я говорю, когда этот ранна сказал что-то про выпивку, тост что ли, вот после этого настала тьма. Я в этот момент как раз полез убирать с пола разбившийся стакан... Господа полицейские, можно мне воды?
– Конечно-конечно, Аристарх Никитич, что за вопрос! Константин Аркадьевич, пошлите за стаканом воды.
Константин встал и вышел в коридор, и буквально через минуту жажда Хобутова была утолена.
– А говорил ли он что-либо перед этим «тостом»?
– Да, что-то было... Он, очевидно, попросил выпивки – какой тост без этого... На моё удивление заплатил ровно столько, сколько я запросил, хотя одет был в какие-то обноски... Да, он сказал пароль, ну я и подумал, что они с Гаврилой друг друга знают, Гаврила как раз ждал встречи с кем-то... – Хобутов вновь остановился.
– Что же было дальше? Вы, очевидно, послали его к Гавриле? – сказал Рязанов.
– Да, да... Он пошёл к его столу... Но Гаврила, похоже, испугался этого рогача. Я стакан начал протирать, а этот ранна как начнёт громко говорить этот свой тост, так я и сам на нервах стакан-то выронил. А дальше...
– Да, догадываюсь... Что же, это очень важная информация, Аристарх Никитич, премного благодарны вам. Единственное, могу ли я у вас ещё кое-что уточнить?
Хобутов посмотрел на Рязанова глазами уставшими, но всё же слегка кивнул.
– Прекрасно. Итак... Можете немного просветить нас по поводу пароля? Какой он был, для чего нужен?
– Для общения между своими нужен был... Уж не знаю какие такие «свои» у Гаврилы...
– То есть, вы не знаете, чем он занимался?
– Занимался? Погиб?
– Вы единственный выжили, Аристарх Никитич.
– Вот как... Ну и поделом ему! Не знаю, чем он занимался, мне говорил, что ростовщик... Хотя и с рабочим людом общение водил, благо в корчме у меня много их бывает...
Порфирий Игнатьевич и Константин Аркадьевич переглянулись, но промолчали по этому поводу.
– А какой пароль был помните? – спросил Рязанов.
– Да навроде: «в сей час каждый желает просветления и прощения» ... Что-то такое...
– Отлично. И напоследок: можете ещё что-нибудь вспомнить про этого ранну? Может, он вам имя своё назвал? Или лицо его вы где-то уже видели?
– Хм, нет, имени он не назвал... Кажется, сказал, что прибыл из-за Урала... А лицо нет, не знакомое... Но улыбался постоянно, да широко так, чуть не скалился... – Хобутов вновь помрачнел под конец.
– Аристарх Никитич, огромное вам спасибо за то, что уделили нам своё время. Будем молиться за ваше здоровье, дабы вы побыстрее шли на поправку. А преступника мы обязательно поймаем. Отдыхайте.
Рязанов легонько похлопал Хобутова по плечу, после чего пошёл вместе с Константином на выход.
До выхода из госпиталя они не проронили друг другу ни слова, а разговор начался лишь после начала прогулки уже на улице, под медленно падающим снегом.
– Что-то не сходится... Что-то явно не сходится... – мрачно протянул Рязанов.
– То есть, судя по его словам, этот зловещий здоровяк со странной причёской был товарищем Гаврилы, так как знал пароль, которым пользовался Гаврила для встреч со своими товарищами? В свою очередь, как известно из публичного письма якобы Мака Ротриера, Гаврила был причастен к поджогу поместья графа Анненского... Получается, поджигатели поместья начали убивать самих себя? Но почему? Неужто из-за публичного письма?
– Вот именно. Всё это какое-то недоразумение, зловещее недоразумение. Я сомневаюсь, что поджигатели убивать стали друг друга, ведь письмо было опубликовано позже первого убийства. Значит, всё-таки этот здоровяк не был товарищем Гаврилы, соответственно, не является поджигателем...
– Тогда кто он? И является ли он тем же, кто убил Саткиила?
– Он знал их пароль... Он знал, где будет Гаврила на следующий день после поджога поместья... Если предположить, что кроме них самих этой информации больше никто не знал из посторонних, то остаётся только один человек...
Константин непонимающе взглянул на своего начальника.
– Разве кто-то ещё остался?
Рязанов остановился и уставился на белое небо. Константин тоже остановился, ожидая ответа на свой вопрос.
– Мак Ротриер. Либо же тот, кто скрывается под его именем.
– Но он не может быть Маком! Он по описанию просто не подходит, ну никоим образом! Мак ниже меня ростом, а Хобутов сказал, что это здоровяк был – значит, где-то под метра два! И опять же, здоровяк он на то и здоровяк, что плечи у него широкие, а Мак – он ведь тонкий!
– Вот и получается, что мы имеем дело с неким лицом, явно скрывающимся за личностью Мака Ротриера, возможно, без ведома его самого. Во всяком случае, мы этого не узнаем наверняка, если не побеседуем с ним. А он, подлец такой, ускользнул от нас.
– Кстати, Хобутов сказал ещё, что тот здоровяк постоянно улыбался. А вот реальный Мак, насколько я помню, никогда этим не злоупотреблял. Редко когда его улыбка оставалась на лице дольше пары секунд.
– Откуда такие познания о мимике этого подонка?
– Так они с Гектором друзья с детства. Они подружились, когда родители ещё были живы.