Нил лежал на тонком матрасе и смотрел в потолок. В голове не было ни единой мысли, а все сознание захватила апатия, смешивающая и так плохое настроение с дерьмом.

      Все его тело ощущалось чем-то инородным, не принадлежащим ему, и только металлические обручи на ногах хоть как-то заземляли своим холодом и тяжестью. Он не шевелился, казалось что и не дышал практически, утопая в тихом безумстве, что липкой дегтярной лужей растекалось по его телу, грозясь вот-вот вылезти наружу.

      Не было никаких ощущений или чувств. Он не чувствовал ни запахов, ни вкусов, а на прикосновения реагировал так, словно между его кожей и остальным миром была прослойка из скафандра. Вроде что-то и было, но ощущалось так эфемерно, что и заострять внимания на этом не хотелось.

      Он не знал, сколько это продолжалось. Он очнулся здесь, живой, но настолько мертвый, что все казалось безжизненной картинкой дешевого кинематографа. Были люди, голоса, свербящий нос, тепло, холод, голод и жажда, но не было самого Нила. Он словно отсутствовал в этом измерении. Его больше не трогали, да и смысл? Вероятно, они уже узнали все, что им было необходимо, пока его мозг метался в наркотической горячке, находясь на границе между сознанием и беспамятством. Это ощущалось никак.

      Не было привычных злости, страха, тревоги или паранойи, которые всю его жизнь были верными спутниками. Не было ничего кроме всепоглощающей пустоты.

      Ноги больше не хотели бежать, ему больше не хотелось услышать свист ветра в ушах или встать на все четыре лапы, отдавая весь контроль тому животному, что таилось в нем.

      Три раза в день ему приносили еду, которую он игнорировал. В его распоряжении всегда было несколько больших бутылок воды, но сил чтобы встать и выпить не было. Раз в день заходила женщина пахнущая тошнотворной мятой, ставя уже переставшему хоть как-то сопротивляться Нилу очередной укол из дряни, после которой он начинал чувствовать себя еще хуже, теряя последнее реальное, что связывало его с настоящим.

      Нил слышал звуки продолжающей течь чужой жизни. Детский смех, перекрикивания взрослых, скрежет подъемного механизма, но тут, в этой комнатке с одним единственным окном практически под потолком, он не чувствовал соприкосновения с той жизнью, которая била фонтаном живительной влаги. Это было больше ему не доступно. Он потерял себя и не желал находить обратно. Хотелось орать, плакать, а может даже рассмеяться в лицо судьбе, что продолжала выворачивать его наизнанку, как кофту, которую впопыхах одели неправильно.

      Потолок, покрытый паутиной мелких трещин гипнотизировал. Он представлял сейчас из себя большее, чем сам Нил и это завораживало. Смотря, на казалось бы совершенно обычный, покрытый побелкой потолок, Нил представлял тому намного лучшую судьбу, чем была у него самого. Сейчас Нил стал непригодным товаром. Бесполезным существом, лишенным всех благ этого мира, в том числе и самого главного — жизни. Ведь разве можно было назвать жизнью то, что происходило с ним сейчас? Больше было похоже на жалкое существование бескостного существа, единственной целью которого было просто быть. Или стать чьим-то кормом, или просто раствориться в пространстве этого мира.

      Нил был ничтожен. Его затащили на самое дно, наложив запрет на все то немногое, о чем он мог украдкой мечтать. Да и мечтать больше не хотелось.

      Пока его волк был подавлен убойной дозой наркотиков, а лодыжки сковывал металл кандалов, он оставался никем. Для всех, кто его окружал, он по прежнему был Натаниэлем Веснински, у которого не было права голоса, права на свою свободу и жизнь.

      Нил перестал пытаться понять, почему с ним так поступили и продолжали поступать. Он больше не был им нужен. Все что они хотели, они узнали и эта информация явно не несла угрозы для них. Она не подтверждала то, что Нил был угрозой, но, видимо, этого было недостаточно чтобы просто отпустить его. Нил также перестал задаваться вопросом о том, где его сумка. Какая уже теперь разница? В этом больше не было смысла. Не было смысла в том, чтобы пытаться сохранить себя, чтобы продолжать бежать.

      Теперь все его существование заключалось в маленькой комнатке с голыми, покрытыми лишь одной побелкой стенами и потолком, в твердом матрасе, подушке и синтепоновом одеяле. Иногда в мисках с едой и случайных людях, которые ему были интересны не больше чем воробью змея.

      Ни Кевина, ни Ваймака, ни Эндрю он больше так и не видел. Словно три главые причины его нынешнего состояния просто открестились от него, все еще подростка, сразу же после того, как им удалось щипцами вытащить из него нужную им информацию. Все чаще он задумывался о том, а что было бы, если в ту ночь поймали не только маму, но и его? Был бы он уже мертв? А если не мертв, то что делал бы с ним отец? Или Рико? Почему то Нилу казалось, что при таком исходе он не чувствовал бы себя настолько ущербным. Если бы его поймал отец, то тогда Нил хотя бы понимал, из-за чего это всё происходило бы с ним. Сейчас же он не понимал.

      В голове Нила не было ни одного логичного объяснения происходящему. Не было ни одного логичного объяснения тому, что люди, предлагавшие ему защиту, решили окончательно показать всю свою гнилую и смердящую сущность.

      Не было ни одной разумной и правдивой причины тому, чтобы вот так поступать с ребенком, которым по сути Нил и являлся. Только не в мире оборотней, для которых ценнее семьи были только волчата. Не важно свои или чужие, неважно было им по пять лет или же по семнадцать. Во всем остальном мире дети было важнее, но видимо на мир Нила — Натаниэля, — это правило никогда не распространялось. О таком правиле он сам вычитал из книжек, узнал из новостей и рассказов учителей в десятках пройденных им школ. И честно говоря, это правило больше подходило на сказку, чем на реальность.

      Дверь открылась и в проеме появилась женщина с запахом мяты. Вроде как ее назывли по имени, но Нил не потрудился запомнить его. Бросив на нее короткий равнодушный взгляд, Нил поднял глаза обратно к потолку уже и так зная, что последует за ее приходом. Очередной укол и еще одни сутки без ощущения своего волка. Он даже начал привыкать к этой безмолвной пустоте внутри. Начал привыкать к тому, что никак не реагировал на всех окружающих его оборотней.

      Неприятный укол от шприца в вену на лодыжке, проигнорированные слова и хлопок двери. Пока по телу разливалась удушающая слабость, Нил продолжал лежать. Все сознание было сосредоточено на маленькой точке, проткнутой инсулиновой иглой и можно было даже представить, как от этого места по всему телу вдоль вен растекалось черное бурлящее ядовитое месиво.

      Он уже почти смирился.

      В комнате не было часов и единственное, что указывало на смену времени суток — искусственный свет, пробивающийся из маленького окошка. В самой комнате не было никаких лампочек или светильников и весь условный день Нил проводил в полумраке, а оставшееся время — в полной темноте. Будто вокруг него были постоянные сумерки, граничащие по своему безумству с полярной ночью.

      Мало чем внешнее отличалось от внутреннего. Также темно, уныло, безрадостно и бесцельно.

*

— Ната… Нил, — тишину комнатушки разрушил тихий голос Кевина. Нил бы даже удивился, если бы ему не было все равно. — Я был против, чтобы отец делал это. Знаю, тебе от этого легче не будет, но все же…

— Зачем, — вопрос вышел блеклым и тихим. За дни, которые Нил провел тут, он практически не разговаривал. Будто забыл как это надо делать. — Вы все узнали. Почему тогда не убили?

      В комнате воцарилось молчание. Нил даже не смотрел в сторону Дея, предпочитая игнорировать чужое присутствие. Запах барбариса растекался по комнате, удушливо забираясь в ноздри, но это уже было не так невыносимо, как раньше. Возможно, все дело было в том, что у Нила отобрали его волка, а может его телу уже было абсолютно всё равно на всё то, что творилось у него.

— Уходи, — прохрипел Нил. Хотелось остаться в одиночестве, в котором он провел все прошлые дни и проведет еще множество будущих, а навязанная компания лишь раздражала.

— Мы ничего не узнали, — всё-таки заговорил Кевин. — Ты ничего не сказал.

      И тут плотину прорвало.

      Из груди Нила начали вырваться сначала тихие смешки, которые постепенно увеличивали громкость и уже вскоре он смеялся от нахлынувшей на него истерики так сильно, что начал задыхаться. Все то разочарование, злость, отчаяние, грусть, обида и тоска слились воедино выходя наружу хриплым смехом, от которого сводило живот и жгло легкие.

      Как забавно получилось. Они лишили его всего, но так ничего и не получили. Мама была бы горда им, если бы была жива. Лишенный своего волка, накаченный до беспамятства наркотиками, он все равно ничего не рассказал, оставив всех этих ублюдков глотать пыль. Он все равно оказался победителем в этой неравной игре, в которой об него вытерли ноги.

      Он лежал на спине, содрогаясь всем телом от смеха, уже ставшего хрипами, и не мог поверить в происходящее. У них не подучилось взять его измором, не получилось надавить через наркотики и они просто оставили его вот так умирать. Если уж не телом, то душой точно. У них не было власти над ним, по этому они решили изничтожить его сущность.

      Умно. Но только с Нилом это не сработало бы.

— Нил, пойми, ты обязан рассказать все, — пытался докричаться до него Кевин, но эти слова стали просто фоновым шумом. — Если ты этого не сделаешь, отец не позволит тебе уйти.

— Пусть твой отец подавится своим хвостом. Этот ублюдок ничем не отличается от тех, что работают на Морияма или моего отца. Такой же отброс, прогнивший до основания, считающий что чужие судьбы и жизни — расходный материал.

— Не смей так говорить про моего отца!

— А что, правда глаза режет? — рыкнул Нил садясь на матрасе и подаваясь вперед, оказываясь лицом к лицу с Кевином. — Скажи же мне, бедный-бедный Кевин Дей, чем он отличается от всех остальных? Не знаешь? Ну так я тебе отвечу. Только тем, что ты думаешь, что он защищает тебя и свою стаю, но при этом ты не думаешь о том, как он это делает. А все ведь очень просто. Подумай своей головой, Кевин, и сделай выводы.

      Закончив, Нил оттолкнул Кевина от себя и завалился обратно на спину. Грудь все еще сотрясало от остатков исторического смеха, а глаза щипало.

      Надо же, он только что сломал мир маленькому наивному Кевину Дею.

*

      Лежа на боку и ковыряя ногтем шов на матрасе, Нил невидящим взглядом смотрел в стену. После ухода Кевина он думал. Думал много и все мысли были далеко не утешительными.

      Когда истерика сошла на нет и расшатанные нервы успокоились, он смог трезвым умом оценить ситуацию. Не было ничего хорошего в том, что от него им все еще была нужна информация. Информация, которую Нил не был готов отдать даже пустоте комнаты вокруг себя. Каждая мысль едким дымом окутывала сознание, заставляя виски ломить от боли, а губы поджиматься. Он просто не знал, что его ждет дальше, и это осознание удручало.

      Возможно, где-то в глубине души, Нилу хотелось чтобы кто-то пожелел его, как самого обычного ребенка. Чтобы кто-то сказал, что все будет хорошо, а он, словно самое наивное создание, поверил бы в это. Чтобы смотреть на мир сквозь толстые линзы розовых очков и даже в самом последнем подонке видеть что-то хорошее и светлое, но вот только он никогда не был просто ребенком. Его розовые очки разбились давным-давно, еще в самом раннем детстве, впившись неровными осколками в глаза и искажая мировоззрение настолько, что теперь даже в самом хорошем и чистом он видел грязь и чернь.

      О тех, по чьей вине все это происходило с ним, он даже не хотел думать, но мысли по какому-то своему, ведомому лишь им одним, пути постоянно заползали в сознание, закручиваясь в вихри и перерастая в крушительные смерчи. Это была игра в одни ворота, в которой Нил не мог поймать ни одного мяча, даже если те летели прямиком в него.

      Все это было бессмысленно, а целей будто бы и вовсе не осталось. Может он уже смирился с тем, что ближайшее видимое им будущее было покрыто поволокой бессознательного сознания, когда он едва ли был отличим от безжизненной куклы, забытой ребенком далеко под кроватью. А может он так и останется неподвижным телом, покрывшись толстым слоем пыли, сливаясь с общим, серо-белым цветом этой комнаты.

      Раньше было просто замереть на долгие часы, выжидая и наблюдая, а теперь эта неподвижность была обреченным существованием в днях, наполненных ничем кроме очередных уколов и игнорируемых тарелок с едой. Казалось, что он физически ощущал приближающуюся к нему смерть, которая тянула уродливые, искаженные рахитом, переломанные, но все такие же цепкие руки, следующие только одной цели — утащить еще одну душу на глубину двух метров под землей.

      Нил думал, что был готов отдаться ей без сопротивления.

      Но все же что-то, вероятно то самое детское и наивное, все еще теплилось под ребрами, проскальзывая в мыслях мечтами о теплых солнечных лучах и влажном запахе земли и травы. Настолько мимолетное и несущественное, что будь Нил более активным, то скорее всего не заметил бы даже намека на эту тянущую тоску, от которой хотелось заскулить раненым зверем.

      На отрывшуюся дверь Нил не обратил внимания. Уже давно перестал обращать, просто пропуская мимо себя все, что творилось вокруг. Лишь горький лимонный запах, которого Нил не чуял так давно, заставил его вздрогнуть. С этим не было ни единой хорошей ассоциации и теперь, после всего этого безумства, Нил вряд ли сможет посмотреть на лимоны без отвращения.

      — И долго ты собираешься этим заниматься?

      — Заниматься чем?

      — Строить из себя мученика, — Нилу захотелось рассмеяться. Опять этот разговор. Он уже даже успел позабыть, но стойкое чувство дежавю вернуло его к тому столбу и цепи. К тому времени, когда он был намного свободнее чем сейчас.

      — А сколько вы собираетесь делать из меня мученика?

      — Просто расскажи всё и тебя отпустят.

      — А ты просто можешь сходить нахуй. Показать дорогу? — рыкнул Нил дергая ногами, из-за чего цепи неприятно зазвенели.

      — Что ты хочешь в обмен на правду?

      — Мои желания вам не по зубам.

      — Хочешь поспорить?

      И тут Нил задумался. А чего бы он хотел? Какую цену эти люди могли заплатить за его правду? За его жизнь? Ведь ему не были нужны ни деньги, ни дом, ни безопасность. Все это он мог достать для себя самостоятельно, будь только у него свобода и волк. Единственное, что он не мог сделать, это убить всех тех, кто на протяжении долгих лет причинял боль его маме и ему самому. Их было слишком много и все, что мог сделать против них Нил, это бежать, лишь бы не поймали.

      Посмотрев на Эндрю, Нил нахмурился. Этот белый оборотень был странным. Очень странным. И дело было не в том, что будучи омегой он был, вероятно, самым сильным воином поселения, а в чем-то другом, что Нил не мог уловить. Он был опасен. Он мог подавить волю Нила даже не поморщившись и это пугало. Нил до сих пор помнил остроту его зубов на своей холке и тяжесть тела, прижимающего его к земле. Эндрю пугал и отталкивал, но не так как отец или его люди, которые подавляли и заставляли чувствовать себя ничтожестовм. Эндрю не пытался задавить его своей аурой, он просто... был? Был угрозой, но такой неявной и притаившейся, и Нил не знал, что делать с этим чувстом. Чужие слова, почему-то, заставляли его задуматься...

      Нахмурившись, Нил пристально посмотрел на Эндрю, спокойно стоявшего рядом с дверью. Тот стоял так явно расслабленно, скрестив руки на груди и согнув одну ногу в колене. Он чувствовал себя здесь главным, совершенно не опасаясь Нила, который мог бы попытаться напасть, если бы знал, что от этого будет хоть какая-то польза. Нил не понимал его. Это пугало. Он хотел понять, хотел быть уверенным, что сможет предугадать чужие действия. Но он не мог.

      — Разве такие благодетели как вы пойдут на убийство?

      — Ты сам знаешь, что ради семьи оборотни готовы сделать намного более ужасные вещи. Посмотри на старика, который чуть ли не с ума сходит из-за желания защитить свою принцесску.

      — А мне казалось ты самый преданный сторонник вожака.

      — Ничего ты не знаешь, — Нил вздрогнул от резкого рыка, вырвавшегося из горла Эндрю. Странная реакция на совершенно обыденные слова, но не то чтобы Нилу были интересны причины такой резкой смены настроения. Ему было все равно на семейные драмы. Сейчас он уцепился за возможность раз и навсегда покончить с прошлым.

      Как это сделают, Нила особо не волновало. Сделают, и он расскажет всю правду, а если нет… то он унесет все с собой в могилу.

      — Убейте Натана Веснински и его людей. А после мы с вами поговорим, — ответил Нил и перевернулся на живот. У него больше не было сил вдыхать этот лимонный запах и он понадеялся перекрыть его своим собственным, впитавшимся в матрас запахом горькой полыни.

      — Так не пойдет. От куда нам знать, что ты не выкинешь что-то еще, отказавшись исполнять свою часть сделки?

      — А чем вы можете гарантировать выполнение своей части, если я расскажу вам все сразу? Вы можете просто прибить меня, как надоедливую муху. Для этого же вы пичкаете меня наркотиками и держите на цепи? Чтобы даже ребенок мог беспрепятственно рассечь мне горло.

      Эндрю на это ничего не ответил. Да и было бы что ему противопоставить этой логике. Нил может быть в некоторых обыденных вещах и был наивным дурачком, однако во всем, что касалось выживания, он был мастером. Годы проведенные в бегах научили его быть внимательным, а паранойя стала лучшей подругой.

      Больше никто ничего так и не сказал. Нил лежал уткнувшись носом в матрас, а Эндрю стоял где-то в стороне совершенно бесшумно. Нил чувствовал его взгляд на себе и от него создавалось ощущение, словно под кожу загоняли сотни мелких игл, вставляя их до упора без возможности вытащить. Пока этот оборотень находился рядом, Нил не мог расслабиться. Он всей своей сущностью ощущал угрозу и опасность от Эндрю. Нервы были напряжены до предела, как и все тело, а желание обратиться в волка скребло острыми лезвиями по ребрам изнутри. Если бы не препараты, Нил бы уже давно перекинулся, защищая себя от угрозы, которую нес в себе этот оборотень, однако положение вещей всё еще оставалось неизменным. У Нила отобрали его оборотня, а Эндрю не спешил уходить.

*

      Что-то подозревать Нил начал тогда, когда к нему не пришли чтобы поставить очередной укол. Нил не знал, из-за чего это было и больше он склонялся все-таки к тому, что окончательно потерялся во времени и пространстве. Однако, все сомнения начали развиваться, когда в кончиках пальцев появилось знакомое показывание. С каждым часом, даже с каждой минутой, Нил все сильнее ощущал свою связь с волком, который пробуждался словно от бесконечно длинной зимней спячки.

      Волк ворочался недовольной субстанцией под ребрами, сбрасывая с себя скованность и сонливость, разминая одеревеневшие суставы, стряхивая с шкуры толстый слой пыли и Нилу хотелось скулить от того, насколько приятно было снова чувствовать себя полноценным. Снова начиная ощущать связь с неотрывной частью себя, он словно смог вынырнуть из воды и наполнить легкие кислородом, от количества которого начинала кружится голова. Это было безумство, которое охватывало каждую клеточку тела.

      Нил смог вновь почувствовать себя живым.

      Он откинул на задний план все мысли о причинах и следствиях, просто наслаждаясь этим единением со своей душой, с тем, что было ему так дорого. Он чувствовал как ногти и клыки непроизвольно переходили в полу форму, удлиняясь и приобретая звериные черты, но не спешил брать это под контроль, наслаждаясь тем, что теперь он не чувствовал себя бесполезным куском мяса. Он снова ощущал себя оборотнем, тем, кому природой было дано восхвалять луну полуночным воем и пробираться сквозь густой валежник в глубинах лесов.

      Он пока не пытался сделать оборот, чувствуя сильную слабость и эмоциональное истощение из-за такого огромного количества эмоций и чувств, но сам факт того, что теперь он мог обратиться делал его самым счастливым в этом мире.

      Все равно на отца и его людей, все равно на Морияма, все равно на удерживающую его здесь стаю. Все равно абсолютно на все. Сейчас все, что имело значение, было спрятано в самом Ниле, вертясь и перекатываясь с боку на бок, снова учась пользоваться своими лапами, хвостом, ушами и клыками.

      Это было сродни щенячьему восторгу во время охоты за неуловимой бабочкой, когда вокруг такой огромный мир, в котором кажется что открыты все двери и куда не пойди, ты найдешь что-то интересное. Все тело Нила переполняла энергия, которую хотелось выпустить наружу, но все, на что был способен истощенный из-за голода и бесконечных тревог Нил — это лежать уткнувшись взглядом в потолок и глубоко дышать, пока по телу словно пробегали электрические разряды.

      Все тело пылало от жара, а спутанные и отросшие волосы прилипли ко лбу. Нил почему-то был уверен, что если кто-то сейчас зайдет к нему, то он без промедления бросится на него. Бросится на врага в попытка выгрызть себе всю свободу целиком.

      Нилу почему-то вспомнился его первый оборот, когда все тело пылало жаром, а кости и суставы выворачивало. Сейчас было похоже, но в тоже время по-другому. Это было приятно, словно после долгого сна тянешься растягивая мышцы и суставы. Тело пробивала крупная дрожь, а дыхание стало глубже и тяжелее. Нил был уверен, что ни один наркотик, никакая другая эмоция или алкоголь не принесут столько удовольствия, как возможность вновь ощутить своего волка. Снова ощутить себя полноценным.

      Он не знал, сколько времени он провел в этом состоянии, на грани безумного блаженства, но когда все эмоции устаканились, он чувствовал себя так, словно проспал несколько суток к ряду.

      Тело ощущалось легким, в голове не было лишних мыслей и всего, чего хотелось, это обернуться в волка, даже если выбраться от сюда он все еще не мог.

      Сев на матрас, Нил посмотрел на кандалы на своих щиколотках. Единственное, что удерживало его от того, чтобы попытаться вырваться через дверь во время очередного визита. Когда он обернутся, волчьи лапы будут уже человеческих ног и осточертевший метал останется свободно валяться на полу.

      Прикрыв глаза, Нил снова не смог сдержать довольного вдоха от того, что теперь его волк был с ним. Оборот прошел также спокойно, тихо и быстро, как и всегда. Приятная тяжесть в мышцах, обострившийся слух и нюх, невероятная острота зрения — все это было так знакомо, и как же сильно Нил скучал по этому ощущению.

      Потянувшись всем телом и размяв лапы, Нил встряхнул шерстью и подошел к двери. Снаружи не была никаких лишних шумов, но едкий лимонный запах ощущался отчетливо. Нилу стоило подозревать, что его будут караулить, учитывая что они по каким-то своим причинам решили больше не сдерживать его волка. Или у них просто закончились препараты, которые были далеко не дешевым удовольствием.

      Причины были не важны. Важно было лишь то, что эта дверь не выдержит натиска его волка, а с тем, что находится по другую от нее сторону он разобраться сможет. Теперь, когда он по-настоящему смог прочувствовать вкус свободы, он больше ни за что не отдаст ее кому бы то ни было.

      Неспешно попятившись назад, Нил напряг все свое тело и сделал резкий скачок вперед, врезаясь в тонкую дверь плечом. Дешевый материал проломился с первого раза, но недостаточно, чтобы Нил мог протиснуться сквозь небольшое отверстие. Потребовалось еще несколько попыток, после которых плечо заныло тягучей болью, но по сравнению со всем остальным это было такой мелочью. Просочились сквозь отверстие, Нил огляделся, тут же встречаясь взглядом с золотыми, словно горящими в полумраке глазами.

      Конечно же он был здесь.

      Зарычав, Нил прижал уши к голове и прижался к земле, готовый броситься в бой, если почувствует в этом необходимость. Эндрю стоял расслабленно, словно вовсе не чувствуя в Ниле опасность, смотрел внимательно и неотрывно. Во все прошлые их встречи именно Эндрю нападал первым, но сейчас словно что-то поменялось. Будто Эндрю подменили. В его запахе не было такой привычной и едкой горечи. Наоборот, запах хоть и был насыщенным, но при этом легким и слегка пряным.

      Не зная места, где он оказался, Нил пытался определить, в какой стороне находится выход. На потоки воздуха можно было едва ли расчитывать, и по этому Нил аккуратно осматривался, все еще держа большую часть концентрации на движениях белого оборотня, за спиной которого уходил вдаль длинный коридор. Было бы хорошо, если бы Нил мог посмотреть и на то, что находилось за его спиной, но тогда была вероятность снова оказаться прижатым к земле. Снова оказаться в кандалах.

      Двинувшись вдоль стены вперед, по направлению к Эндрю, Нил постепенно разворачивал корпус, чтобы поменять их местами. Однако Эндрю все еще не двигался, слегка поворачивая голову и следя за Нилом. Такое поведение казалось аномальным, неправильным. Все внутри Нила кричало о том, что нужно бежать. Плюнуть на всё и бежать, ища возможность улизнуть из этих цепких лап и острых клыков.

      Поворачиваться спиной было всё еще опасно и Нил начал пятиться назад, все больше отдаляясь от угрозы. Эндрю все так же не шевелился, и когда Нил уже было подумал, что ему просто дают уйти, белый оборотень сорвался с места, в несколько прыжков нагоняя Нила и опять прижимая к полу.

      Зарычав, Нил начал извиваться всем телом и в этот раз, то ли благодаря удаче, то ли благодаря умениям, ему удалось вывернуться и опрокинуть Эндрю на спину, упираясь передними лапами в чужую грудину и рыча прямо в чужую морду.

      Вопреки всем канонам и правилам этого мира Эндрю не стал вырываться. Он спокойно лежал на спине, придавленный к полу, открывая пузо и даже не пытаясь защитить шею, пока Нил был готов впиться в него при первой же возможности. Эндрю не проявлял и капли агрессии, а его нападение теперь было больше на попытку остановить или просто задержать. Нил понимал, что если Эндрю решит вступить с ним в борьбу, то шансов на победу у белого оборотня будет в разы больше. Он все еще был сильнее, мощнее и массивнее Нила в несколько раз, а практика показала что и в скорости он мало чем уступал истощенному Нилу. Сейчас все играло не на руку Джостену и он это понимал.

      Оттолкнувшись от Эндрю, Нил предупреждающее зарычал и побежал дальше, уже наперед зная, что его снова попытаются остановить.

      Так и произошло.

      Но в этот раз Эндрю не стал его заваливать или сбивать с ног. Он лишь слегка цапнул Нила за хвост и обогнал, словно указывая следовать за ним.

      Нил пошел за ним.

     Но лишь из-за того, что и выход располагался в той же стороне, куда вел его Эндрю, потому что снова сражаться сил не было.

Как и смысла.