— Вам не идет образ Девы Марии, — выдавил из себя Нил со злостью смотря на Ваймака. Он уже добрые пол часа, если не больше, пытался забрать свою сумку, которая определенно хранилась где-то тут, но вместо того чтобы его отпустить и разойтись если не на мире, то хотя бы на хрупком перемирии, его упорно пытаются уговорить остаться.

К чему этот фарс? Он уже все сказал, что было нужно, четко и ясно выразил свою позицию, но все вокруг почему-то решили что это их долг — доказать, что они лучше знают, что нужно Нилу.

— Ты несовершеннолетний и я предлагаю тебе остаться тут до момента, пока у правоохранительных органов не начнут возникать вопросы о том, что мелкий шкет делает один на улице, — повторил Ваймак очередной раз как мантру. За последние пол часа Нил услышал это уже раз сто, не меньше.

— Мне не нужна ваша забота и опека, сколько еще раз повторять? Я вам не домашний пёсик, чтобы вы могли думать, что имеете право решать что-то за меня.

— Я так не думаю про тебя. Просто даю возможность жить спокойно, в тепле и достатке, пока ты не будешь способен самостоятельно позаботиться о себе, — Нил не удержался и закатил глаза. Он сидел здесь только потому, что очень сильно хотел забрать брошь матери, не более. Терпел весь этот бред лишь потому, что хотел сохранить хоть что-то в память о единственном близком человеке, который когда либо у него был.

— Я могу сам позаботиться о себе и нет абсолютно никакого смысла в том, чтобы делать вид что прошлых недель не было. Я дал вам все, что вы хотели, а теперь просто отдайте мне эту чертову сумку и я скроюсь в закате. Мне не нужны, как вы выразились, покой, тепло и достаток, мне нужна моя сумка и свалить отсюда куда подальше. Меня уже тошнит от этого места и от вас.

— С тобой хотел поговорить Кевин. Сделай это, а потом я отдам тебе твои вещи и ты можешь идти на все четыре стороны, — тяжело выдохнул Ваймак вставая со своего места. — Я выйду, а вы поговорите здесь.

Нил нахмурился. Ему абсолютно и точно не нравилось то, что происходило. Он не хотел разговаривать с Кевином. Он даже видеть его не хотел. Это не стая, а сброд сумасшедших и выживших из ума оборотней.

Ваймак вышел за дверь, а его место занял Кевин, смотрящий такими жалобными глазами, что Нил фыркнул. Видимо склонность к драматизму не была детским максимализмом, а чертой характера. Когда они были маленькими, Кевин всегда смотрел на него таким взглядом, когда тому было что-то нужно от Нила.

— Чего тебе? — грубо сказал Нил.

— Почему ты такой колючий? — на выдохе спросил Кевин, падая в отцовское кресло.

— Мне всегда казалось, что ты умный мальчик, Кевин.

— Нил, хватит, — звучало так, словно Нил и Кевин уже сотни тысяч раз пытались начать этот разговор, который до безумия вымотал Кевина. Как бы не так. Тяжело вздыхать и закатывать глаза в этом дурдоме разрешено только Нилу. — Ты правда больше ничего не знаешь о Морияма?

— Господи, еще один на мою голову, — Нил потер лицо руками, пытаясь сдержать засобиравшуюся в отпуск крышу. Сил его не хватит на еще одного такого. Как говорится, яблоко от яблони. — Что вы все как один заладили. Морияма это только твоя проблема, не моя. Я не подписывался на волонтерство в госпитале Матери Терезы, который вы тут пытаетесь построить.

— Не говори так. Отец правда хочет тебе помочь.

— Сказки будешь своим детям рассказывать. Мне не нужно все это, сколько раз повторять? Занимайтесь благодетельностью с кем-то другим.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, Нил. Отец спас меня от буквального рабства. Не только меня. Многих из живущих здесь.

— Кевин, если бы мне было это нужно, то я бы не стал ломаться как последняя девственница. Вам нужно принять тот факт, что вообще не всем всралась ваша эта помощь, — Нилу хотелось натурально завыть. А еще раздербанить с десяток подушек, чтобы вся комната покрылась ровным слоем гусиных перьев и синтепона. Неужели каждый в этом проклятом месте решил что их долг — что-то попытаться ему доказать?

— А что ты потеряешь от этого? Тебе предлагают все: дом, тепло, защиту и помощь, а тебе лишь бы поскорее оказаться в очередную канаве в погоне непонятно за чем.

— Знаешь поговорку «бесплатный сыр только в мышеловке»?

— Ты смотришь на все через призму своей недалекости и предвзятости, — этот ублюдок, Кевин, оказался чертовски упертым бараном. Точно не оборотнем. Как есть — баран натуральный.

— Это все, что ты хотел от меня? — Нилу надоели эти пустые разговоры. Все, чего ему хотелось, чтобы ему наконец-то отдали его сумку и он смог свалить в закат подальше от этого дурдома.

— Почему ты не можешь понять… — Нил не стал дослушивать новый поток нытья, перебив Кевина.

— Потому что мне не нужно вас понимать. Ни Ваймака, ни тебя, ни кого бы то ни было еще. Вы мне никто и звать вас никак, — огрызнулся Нил. — Все что вы пытаетесь сделать весь последний практически месяц — навязать мне какие-то свои мысли и идеи, а я их на хую вертел. Мне так на вас всех насрать, веришь нет?

Кевин выглядел хуже побитой собаки, но Нила это ни капли не волновало. Ему все это осточертело. Встав со своего места он подошел к двери и открыл ее. Ваймак стоял облокотившись на противоположную стену.

— Мы закончили. Отдайте мне сумку и я ухожу, — сказал Нил.

— Кевин, — окликнул сына Ваймак. — Вы правда закончили?

— Он не хочет меня слушать, — Нил закатил глаза. Ну кончено. Не смог добиться чего-то сам и пошел жаловаться папочке. Как оригинально и по-взрослому.

— Я тебе не домашний щенок, чтобы слушаться, — огрызнулся Нил. — Сумку.

— Вредный ребенок, — все что ответил Ваймак и зашел обратно в свой кабинет. Нил следил за ним взглядом, надеясь, что сегодня больше не будет никаких сюрпризов. — Вот твоя сумка. Ты всегда можешь вернуться и мы не прогоним тебя.

— Уж увольте, — прошипел Нил выхватывая из чужих рук свои вещи и быстрым шагом направляясь прочь от сюда. Просто какой-то дом сумасшедших. повернутых на какой-то благодетельной хрени маразматиков. Нилу было тошно только от одного их вида.

Чета Ваймак-Деев не стала его останавливать. Хоть за это им спасибо. Сейчас дело оставалось за малым — подняться из этого подвала и выйти с территории этой стаи. Уже после Нил сориентируется, куда поехать дальше, а сейчас же первостепенно было выйти из-под хоть какого-либо влияния местной «буржуазии».

Все еще был шанс того, что они решили поиграть с ним в кошки-мышки, а Нил был вообще ни разу не наивным дурачком, чтобы расслабляться сейчас.

Быстро идя в сторону подъемника, Нил заранее предугадал чужое появление. Этот лимонный запах и в самом деле будет снится ему в кошмарах, потому что ни одно появление его владельца не прошло для Нила безболезненно. Именно этот запах сопровождал каждое его возвращение сюда.

— Не устал бегать? — кажется, они впервые разговаривали с Эндрю вот так.

— А вы все не устали совать свои носы в чужие дела? — ответил Нил вопросом на вопрос даже не смотря в чужую сторону. — Уверен, у тебя много дел, так что займись ими.

— Что, папочка умер и теперь ты почувствовал себя смелым? — от этих слов Нил напрягся, но не остановился. Лишь нахмуренные брови и пожатые губы показывали его раздражение. — До этого ты казался таким скромным. Молчал постоянно, а тут все заткнуться не можешь. Неужели мамочка не научила тебя, что головой надо думать?

Нил начинал потихоньку впадать в бешенство. Он знал, что нельзя реагировать на эти выпады, что ни к чему хорошему его ответная агрессия не приведет, но было так тяжело сдерживать себя. Было сложно не врезать кулаком по этой самодовольной морде, даже если все правила общества твердили что омег бить нельзя (правда его мама никогда его этому не учила, говоря что ради спасения можно ударить и ребенка, и Нил был с ней согласен).

— Ой, опять язык проглотил, — не унимался Эндрю, идя на пол шага позади и говоря все это прямо в затылок Нилу. Лимонный запах забил весь нос, мешая дышать и заставляя беситься еще больше.

Нил мог спокойно признать, что этот оборотень собственноручно выращивает в Ниле неприязнь по отношению к себе.

Уже стоя на подъемнике, Нил старался дышать глубоко, чтобы контролировать себя и свои эмоции, пока Эндрю продолжал нести какую-то чушь. Зачем ему это было нужно? Вывести на конфликт чтобы Нил еще бог знает сколько времени пробыл здесь пленником или у того просто голова не в порядке?

— Так боишься, что бежишь из единственного места, где тебе готовы помочь.

— Уже напомогались, спасибо, — сквозь зубы процедил Нил, спускаясь с остановившейся платформы и направляясь по одной из больших дорог в сторону окраины. Эндрю все еще хвостиком шел за ним. Что этой омеге было надо?

— Нет, серьезно, что ты потеряешь? Мы смогли убить всего несколько людей твоего папаши, а остальные бегают вольными ланями по Елисейским полям в ожидании такого маленького и беспечного тебя. Каким бы благодетелем не был Ваймак, но он знает что делает.

— Я заметил.

— Он защищал своего сына, все остальные здесь защищали свои семьи.

— Утешил, — Нил все ускорял шаг, чуть ли не переходя на бег. Никогда за ним не бегали омеги, а тут один прям отцепиться не может, прилип как банный лист. И ладно бы если Эндрю было что-то от Нила нужно. Так нет. Тот просто пытался непонятно зачем уговорить его остаться тут. В чем был смысл?

— Морияма будут искать тебя, — уже не таким бесящим голосом сказал Эндрю и Нил замер как вкопанный. — Ты должен был стать таким же как и Кевин. Ручным щеночком Рико, а возможно даже их головорезом. Ты может быть не в курсе, но Морияма всегда забирают то, что принадлежит им. А ты принадлежишь им.

— Я никому не принадлежу. И не вижу чтобы Кевина отсюда пытались выманить куском свежего мяса.

— Очень самоуверенно, не находишь? Они пытались. И кнутом и пряником, но у него теперь есть семья. Настоящая семья, а не та, что была завязана на его подчинении какому-то мальчишке.

— А вам то до этого что? Если они хотят с меня что-то поиметь, то для начала пусть поймают.

— Ты переоцениваешь себя если думаешь, что поймать тебя — задача высшей сложности. Ты такой же как и все остальные, просто пытаешься показаться нормальным при всей твоей ненормальности, которую видно невооруженным взглядом.

— Высокомерный мудак.

— Но этот мудак все еще может уложить тебя на лопатки и даже не запыхаться, — Нилу правда было нечего ответить на это. — Знаешь что такое квадрат Декарта?

— Ты можешь заткнуться или ты решил заговорить меня до смерти?

— Что случится, если ты примешь приглашение Ваймака?

— Продолжу быть заложником здесь.

— А что случится, если ты все-таки уйдешь? — Эндрю продолжал задавать эти идиотские вопросы.

— Вернусь к своей обычной, привычной мне жизни.

— А что ты не получишь, если не останешься здесь?

— Что я не получу? Ну, наверное меня больше не будут держать в плену, пичкать наркотой при первом удобном случае, и перестанут задавать идиотские вопросы.

— А чего ты лишишься, если ты останешься здесь?

— Свободы.

После этого Эндрю наконец-то замолчал, а Нил продолжил идти. Пешком было значительно дольше, но не хотелось тратить силы на беготню сейчас. Он не мог понять, чего Эндрю хотел добиться задавая ему такие тупые вопросы. Он хотел чтобы Нил переосмыслил смысл бытия или резко переобулся, полюбив весь мир?

Это было бессмысленно. Это было тупо. За все то время, что Нил провел здесь, у него сложилось ощущение что все вокруг — просто непроходимые идиоты. Идиоты, которые возомнили себя посланниками Мира, готовые в лепешку разбиться, но помочь немощным.

Вот только Нил не был немощным и не был наивным. Его шея все еще помнила плотность ошейника, а тело ощущало ломоту от невозможности почувствовать свою вторую сущность.

А запах лимонов становился все горче, забивая нос и оседая на нёбе.

— Ты бы мог жить обычную жизнь подростка, поступить в университет.

— Что еще придумаешь? — Нил не понимал, серьезно ли сейчас тот говорил. Поступить в университет, объявив себя чуть ли не на весь мир и нарушить обещания, данные матери? Предать ее память? Предать ту, которая единственная во всем мире никогда не желала ему зла, делая все в его благо. Только она лечила все его травмы, только она прятала его у себя за спиной.

Только она была готова отдать за него жизнь и сделала это.

— Месяц.

— Что «месяц»? Предлагаешь на месяц стать таким же отбитым как и вы все?

— Предлагаю тебе остаться здесь всего на месяц.

— Дать тебе медальку за самое худшее предложение тысячелетия?

— Ты на месяц остаешься здесь, а в ответ ты можешь попросить, что захочешь.

— Парад невиданной щедрости. Я так сильно похож на идиота?

— Если честно, то да, — Нил на это лишь фыркнул. Впереди уже виднелось начало пахотных земель, а домов в округе становилось все меньше. Еще немного и он сможет избавиться от этой назойливой компании. — Ты уперся как баран в новые ворота и ведешь себя как незрелый щенок, выдумавший что одному будет жить проще, чем в стае.

— Я никогда не жил в стае. Последние десять лет у меня была только мама, — и Нил не врал. У Натана не было стаи как таковой. Да, были его подчиненные, но это не было стаей. В стае принято защищать друг друга, это как семья, в которой тебя всегда примут и защитят, а тот ад никак не был похож на что-то доброе, светлое и хорошее.

— Два волка уже стая, ты не знал? — Нил остановился. В словах Эндрю была капля логики, он мог это признать. Но его стаю, его маму убили, и теперь Нил стал волком-одиночкой, без прописки в какой либо стае и без надежного тыла за спиной. Может детские наивные мечты и хотели бы, чтобы стая была. Такая сильная, крепкая и надежная, но тому Нилу, который был здесь и сейчас, это было не нужно. Он сам за себя способен постоять и ему не нужны няньки, которые при первой же возможности воткнут нож в спину. — Мы с Аароном до пятнадцати лет были маленькой стаей. И поверь, Ваймаку пришлось приложить очень много сил, чтобы мы остались.

— Очень рад за вас, — саркастично ответил Нил. — Но это был ваш выбор. А мой выбор такой, что я ухожу. Чего ты пытаешься добиться этим разговором?

— Хоть каких-то проблесков здравомыслия, — будто бы обреченно ответил Эндрю. — Ты не сможешь всю жизнь быть бродяжкой, а тут у тебя есть шанс на то, чтобы стать хоть кем-то.

— В тебе умирает пиарщик. Еще никто не просил меня остаться с таким количеством аргументов, — они уже шли вдоль засеянных полей. Воздух был свежим, где-то в глубине посадок рыскали мелкие грызуны. Погода была безветренной, а солнце приятно согревало кожу. Нил дышал полной грудью пытаясь вспомнить каково это — быть свободным.

Нил чувствовал на себе чужой изучающий взгляд. Словно Эндрю не успел изучить его вдоль и поперек за все то время, что они держали Нила в пленниках. Он не понимал его. Не понимал никого из всех кто жил здесь. Не мог и не хотел понимать. Вся его жизнь была прожита в другом, отличном от их измерении, в котором не было места не то чтобы семье, а даже мечтам о нечто приближенном к тому, что было принято называть семьей.

Точно также у него не было стаи и ему был не понятен стимул этих оборотней, которые не зная его хотели сделать частью своей общины. Будто бы от этого Нил воспылает к ним ярким чувством благодарности или неземной любовью.

Нил чувствовал, что они были все ближе к границе. Это ощущалось внутренним чутьем. Волосы на затылке вставали дымом от приближающейся свободы и он неосознанно ускорял свой шаг, сдерживаясь из последних сил, чтобы не рвануть вперед.

— Если ты уйдешь, то тебя убьют.

— Я был готов к смерти с самого своего рождения, — сквозь зубы выдавил Нил.

Достало.

— Но это не значит, что ты хочешь умереть, — Нил замер, оглядываясь и смотря прямо в чужие прищуренные глаза. Да, он не хотел умирать, но за столько лет он успел смириться с тем, что это неизбежно. Эти мысли не были из разряда «все мы рано или поздно умрем», потому что Нил знал, что умрет рано. Еще до двадцати он будет в лучшем случае лежать на глубине двух метров, а в худшем — расфасованный по «запчастям» в сотнях мусорок какого-нибудь городка на окраине бедного штата, в котором шерифам абсолютно все равно на то, что происходит с гражданами. Он смирился с этим, но стал ли из-за этого смирения меньше любить свою жизнь, которую ему выгрызла острыми клыками мама? Абсолютно точно нет.

— Мои желания это не то, о чем тебе стоит волноваться, — грубо бросил Нил и пошел дальше.

Конец был уже близок.

— А если я смогу тебе доказать, что твои желания важны? — Нил снова остановился. Да что же это такое? Почему он просто не мог игнорировать Эндрю? Почему чужие слова так сильно отзывались в его прогнившей насквозь душе?

Нил развернулся всем телом. Эндрю стоял в паре шагов от него, спокойный, уверенный и величественный. Но в том, как держал себя белый оборотень, не ощущалось чувства превосходства над Нилом. Несмотря на все те разы, когда Эндрю прижимал Нила к земле, сейчас он не ставил себя выше, будто пытаясь доказать что-то.

— Если я смогу доказать тебе, что мы не несем тебе угрозы и никогда не несли; смогу доказать что ты можешь жить как обычный подросток, также как и я, или Кевин, или Аарон. Нас в этой стае много таких, ненужных никому, — Нилу захотелось рассмеяться ему в лицо, но он не смог. Сердце сжималось от боли горестных воспоминаний о теплом, мокром и нежном языке матери, выливающем его макушку, когда он был совсем еще крохотным волчонком. Он помнил о тепле ее шерсти и мягкости ласковых, но таких крепких рук. Помнил как она прикусывала его за холку успокаивая и умоляя не двигаться, когда вокруг них рыскали ищейки отца, а они сами забились в вонючий мусорный бак. Он помнил и ему хотелось прочувствовать это еще раз. Несмотря на всю абсурдность, ему почему-то хотелось поверить Эндрю. Тот не перестал быть угрозой, не перестал быть тем, по чьей вине Нил оказался здесь, но тогда почему… почему что-то внутри отзывалось на эти слова, сжимая сердце так сильно, что хотелось выть?

— И что ты потребуешь взамен?

— Потребую, чтобы ты остался. Волки никогда не были одиночными созданиями и каждому нужна своя стая. Я предлагаю тебе сделать выбор в пользу этой.

Нил задумался.

Не останавливайся. Не оборачивайся. Не привязывайся.

Он уже остановился и обернулся. Осталось только привязаться чтобы сжечь в адском пламени все заветы его матери.

Мама бы поняла его. Она бы возненавидела его. Она бы посмотрела своим строгим взглядом. Она бы увидела в глазах Нила эту боль. Она бы смогла принять это сумасшедший выбор.

Нил знал, что Мэри сделала бы все ради него. Она бы обязательно порычала, но тоже увидела бы в этом каплю разумности. Стая всегда будет сильнее одного побитого жизнью волчонка, который потерял хоть какие-то ориентиры в жизни. Эта стая была первой, которая почему-то выбирала его, несмотря ни на что. И как бы Нилу не хотелось это отрицать, что-то внутри словно уговаривало остаться. Он не знал почему, но это ощущалось так сильно, что игнорировать было практически невозможно.

Он остался круглым сиротой, но ему предлагали создать что-то непонятное. Что-то, что раньше отдавалось вязкой горечью на языке, а теперь стало кислее лимона, придавленного к корню языка.

В том, что он собирался сделать не было ни капли сладости. Были лишь горечь потери, кислота страха и ядовитость безумства. Это было глупо. Он был идиотом.

Но смотря в карте глаза напротив, он не смог заставить себя развернуться. Что-то уверенно нашептывало что он делает правильный выбор.

Но он сам не видел в этом ни толики правды.