***Акт десятый: по волнам***
— Н.А.Д —
Нил не был инициативным во многих вещах, предпочитая выбирать из предложенных вариантов. Но это ни в какой степени не касалось того, что его по-настоящему увлекало. Последние дни он вынашивал в голове одну очень заманчивую идею и собирался предложить ее Эндрю, как только доберется до его студии. После того инцидента, когда Нил чуть не впал в панику, прошло уже несколько недель и все это время Эндрю не делал ничего, что вышло бы за рамки уже привычной им динамики. Нил не собирался его переубеждать, зная, что, если ему самому уже не было никакого дела до этого, Эндрю переживал гораздо больше. Они периодически в своих разговорах возвращались к тому дню и с каждым разом реакция на эти воспоминания становилась спокойнее, но все-таки это оказалось не тем, что можно было спокойно переступить и пойти дальше.
Однако сегодня Нил собирался это сделать, хотя в его понимании это все еще оставалось в рамках того, что было безопасно и проверено. В одной его руке, уже как обычно, был пакет с едой на вынос, а в другой подставка с двумя картонными стаканчиками с кофе. Появление каких-то своих традиций, если их можно было так назвать, было приятным бонусом ко всему остальному и это вызывало непонятную волну радости в груди. Нилу было тяжело сходиться с людьми в силу его достаточно закрытого характера, но Эндрю оказался в его жизни случайной переменной, постепенно переходящей в статус константы. Сет и Мэтт не переставали говорить, что «нашего Нила крадет какой-то непонятный чел», но сам Нил на это лишь смеялся, легко отмахиваясь и не собираясь в ближайшее время соединять воедино две части своей жизни. Пока что было достаточно того, что Мэтт и Сет знали о существовании Эндрю, как и Эндрю знал о существовании друзей Нила.
Уже с привычным тройным стуком, получив в ответ приглушенное «заходи», Нил, кое-как открыв дверь завалился внутрь. Привычная обстановка сразу же сделала его спокойнее на несколько пунктов.
— Привет, Эндрю, — поздоровался Нил, сгружая все из рук на кофейный столик и скидывая легкую рубашку, оставаясь в своей любимой водолазке с коротким рукавом. Ему нравилось, когда Эндрю прикасался к нему не через слой ткани, да и давление от веревок было намного ярче. Может еще одной причиной этому было и то, что Эндрю нравились его руки, но это было больше чем-то второстепенным. Каждый из них получал что-то свое и старался отдавать что-то в ответ. А от такого каждый из них получал то, что ему нравилось.
— Привет, ты видимо что-то придумал? — сходу спросил его Эндрю и Нил, улыбнувшись, кивнул. — Не поделишься?
— Я лучше тебе покажу, — сказал Нил, вытаскивая из кармана брюк телефон и открывая галерею. Подойдя к Эндрю, он повернул телефон экраном к нему. Сам Нил прекрасно знал, что там было и сейчас ему была больше интересна реакция Эндрю, чьи брови приподнялись в удивлении от увиденного. Нил не сдержал фырканья от такой реакции.
— Ты уверен? — спросил Эндрю, отрывая глаза от экрана и встречаясь взглядом с Нилом.
— Да, вполне. Если честно, мне хочется, чтобы тот случай остался просто неприятным моментом, и ты перестал на нем зацикливаться. Но, если ты не хочешь, мы не будем этого делать, — Эндрю смотрел на него неотрывно в течение нескольких долгих минут, а после кивнул.
— Хорошо, если ты не против, то я немного отойду от этого примера и сделаю по-своему. Не люблю копировать чужие работы, да и такой обвяз на практике не так удобен, как кажется.
— Я тебе доверяю в этом, ты же знаешь, — Нилу нравилось это. То, что спустя несколько долгих недель они наконец продвинутся вперед и попробуют что-то новое. Было здорово осознавать, что Нил мог прийти к Эндрю с совершенно любой идеей и они бы вместе обсудили ее. И это касалось не только их партнерства в шибари, но и повседневного общения.
Эндрю взял со стола несколько мотков хлопковой веревки и подошел к кольцу, которое было необходимо для того, чтобы реализовать идею. Нил подошел к нему и встал расслаблено, не зная с чего именно в этот раз начнет Эндрю. Тот выбрал руки и начал делать обвяз, который одновременно был похож на все предыдущие, но и одновременно был каким-то не таким. Нил не мог уловить, в чем именно была разница, но не стал зацикливаться на этом, закрывая глаза. Он так свыкся с этим чувством мнимой невесомости, которую ощущал во время связывания, что теперь для него это состояние было более привычным, чем чувство тревоги, которое если и приходило, то было совершенно незначительным в масштабах жизни Нила. Он понимал, что это что-то сродни накопительному эффекту, как когда после долгого лета в начале пасмурной осени ты не испытываешь нехватки витаминов и только ближе к зиме все то из полезного, что накопилось в организме, начинает уходить. Забавная аналогия, но именно так понимал это Нил, а проверять на практике не то, чтобы хотелось. Его полностью устраивал тот темп жизни, в котором пребывал примерно последние полгода и прекращать встречи с Эндрю не было не только смысла, но и желания.
Плавая по волнам своего сознания, Нил отдаленно чувствовал аккуратные прикосновения и натяжение кожи под веревками. Каждый раз, возвращаясь сюда, он понимал, что скучал по этому. К хорошему быстро привыкаешь и даже если их сеансы стали намного чаще, чем изначально, Нил не переставал быть благодарным за то, что ему это вообще доступно. Наверно, он стал уже по своему зависимым от этого, но он не думал, что это похоже на зависимость в привычном ее понимании. Изначально это стало своеобразным лекарством от всех его тревог, а потом это переросло во что-то личное, чему Нил пока что не мог дать конкретного определения.
Привычное ощущение того, что он погружен глубоко в воду, затапливало его сознание выгоняя все мысли прочь и оставляя лишь покой и звуки от шагов и дыхания Эндрю, который точно также как и Нил наслаждался процессом.
Когда руки были оплетены от середины бицепсов до кистей, Эндрю мягко надавил на его плечи и Нил поддался, опускаясь на колени, после чего Эндрю поднял его руки. Нил знал, что будет дальше, но это было скорее приятное предвкушение, чем что-то еще. Пока Эндрю не закончит, этот обвяз будет похож на десятки предыдущих, но Нил знал, что в конечном итоге это должно стать чем-то новым.
— Э.Д.М —
Переходя от рук к торсу Нила, Эндрю уже знал, как именно это будет выглядеть в итоге. С момента, как Нил показал ему ту фотографию, он не мог выкинуть из головы то, насколько это было смело и вместе с тем, насколько хорошо это смотрелось бы на Ниле. Верхняя часть обвяза ничем не отличалась от тех, что они делали раньше.
Из-за того, что Нил перестал во время их сессий надевать объемные рубашки, прилегание веревок к его телу было плотнее и не было складок ткани, которые мешали бы ему во время работы и это было что-то среднее, некий компромисс между тем, что они делали раньше и тем, что у них не получилось. В любом случае, Эндрю этого было более чем достаточно. Он никогда не был жаден до чего либо, тем более рядом с Нилом невозможно было быть жадным. Тот и так давал больше, чем Эндрю вообще надеялся получить. Может где-то в глубине души он и мог представлять что-то, что возможно будет в будущем, но эти мысли были настолько мимолетны, что заострять на них внимания не было смысла.
Доведя переплетения веревок до бедренных косточек и соединив два конца чуть ниже пупка с помощью узла, Эндрю аккуратно, чтобы лишний раз не прикоснуться к прикрытой тканью коже, провел две веревки между ног Нила, располагая их так, чтобы они были прижаты к внутренним сторонам бедер и переплел их с нижней поперечной веревкой на спине Нила, создавая достаточное натяжение для того, чтобы свободные брюки пошли складками. Он внимательно наблюдал за реакцией Нила, пока делал переход на боковые стороны бедер.
Вся задумка этого обвяза заключалась в том, чтобы сделать очень плотный ряд колец на бедрах, делая упор именно на то, чтобы ноги стали центральной частью композиции, а не торс или руки, как случалось обычно. Эндрю делал все аккуратно и медленно, минимизируя контакт своих рук с Нилом, потому что все еще это не было тем, что он мог позволить себе как данность. От того, что сейчас происходило, Эндрю охватывал странный мандраж. То доверие, которое проявлял к нему Нил, не могло стать обыденностью, и он относился с этим с таким трепетом, с каким только мог. Каждый раз, когда Нил возвращался, Эндрю не мог ничего сделать с тем потоком облегчения, что накатывало на него.
По мере того, как все большее количество веревки появлялось на бедрах и тазу Нила, Эндрю все отчетливее, словно заново, осознавал то, насколько Нил был красив. Эта была та красота, которую нельзя пропустить мимо и, хоть на мгновение, но ты задержишь на ней взгляд. Эндрю не мог ничего поделать с тем, что перед глазами невольно появлялся мираж того, как этот же самый обвяз мог выглядеть на голой коже и впервые в жизни такая мысль не отозвалась неприятным уколом в груди, потому что для него все то, что он делал с Нилом, было сродни искусству. То, как веревки ложились на кожу Нила, то, как нереально одухотворенно он выглядел в такие моменты — все это было собирательным образом того, что Эндрю мог и хотел называть искусством.
В своем умиротворении Нил был прекрасен и, вспоминая то, что Нил сравнивал свое состояние с тем, словно он был глубоко в пучине моря, Эндрю мог представить себе эту картину. Мог представить то, как Нила со всех сторон сковывают толщи воды, но с такой нежностью и осторожностью, будто вода его лучший друг, который защищает от бушующего шторма на поверхности. Нил оказывал странное влияние на Эндрю, пока сам пребывал в таком состоянии на грани реальности и какого-то своего мира. Еще с их самой первой встречи он излучал в эти моменты такое умиротворение, которое редко можно было найти в повседневной жизни и Эндрю упивался ими, прекрасно понимая, почему именно Нил пристрастился к шибари.
Витая в своих мыслях, Эндрю довел плетения по обеим ногам до колен. Теперь оставалось всего несколько штрихов. Встав на ноги, Эндрю подошел к веревке, с помощью которой регулировал высоту кольца, к которому были надежно привязаны руки Нила, Эндрю начал медленно поднимать его, отрывая чужие колени от пола так, чтобы часть веса приходилась на руки, а другая часть приходилась на оставшиеся на полу подъемы ступней. Чтобы не травмировать плечевые суставы, Эндрю прикрепил еще одну веревку к кольцу и притянул ее к вязи узлов между лопатками, создавая легкое натяжение. Такое распределение веса хоть и не снимало всей нагрузки с рук, но, тем не менее, минимизировало шансы получить нежеланную травму.
Проверив надежность, Эндрю отошел в сторону, садясь как обычно в нескольких метрах, согнул колени, положил на них руки и уперся подбородком. С такого ракурса Эндрю мог видеть всего Нила, в том числе и его лицо, которое, как и всегда, было опущено, частично скрываясь за отросшими медными прядями.
Видя всю картину целиком, все переплетения веревок и пятна узлов, которые выделялись на черной ткани безрукавки, а на брюках создавали извилистые складки ткани. Было так просто сидеть вот так, в тишине и наблюдать со стороны, перенимая все то спокойствие, которое сейчас излучал Нил. Иногда в такие моменты Эндрю казалось, что он тоже погружался под водную гладь, все глубже и глубже, пока преломлённые солнечные лучи окончательно не растворятся в этой глубине. Кончики пальцев невесомо покалывало от желания прикоснуться к этой картине не как творцу, а как стороннему наблюдению. Но если он сделает это, то уже не сможет остановиться, прослеживая пальцами путь веревок от самых запястий до колен, ощущая их натяжение, плотность и в тоже время мягкость.
В этот раз он почему-то с нетерпением ждал момента, когда настанет время распутывать Нила из всего того обилия узлов, что в этот раз сотворил Эндрю. Совсем недавно, но он понял, что получал эстетическое удовольствие во время всего процесса, от самого начала, когда первый оборот веревки ложился на кожу и до момента, пока перед его глазами не представала картина легких покраснений в местах, в которых веревки сдавливали кожу. Каждый раз этот узор был неповторимым, по странному сочетающимися со всеми шрамами на теле Нила. Как река, которая никогда не была одинаковой в одном и том же месте, так и Нил каждый раз менялся в своем проявлении, как физическом, так и эмоциональном, и это каждый раз гипнотизировало и заманивало. Правда, так похоже на то, как плавно тело погружалось куда-то ко дну, на котором, покрытое кораллами и песком, лежало прошлое человечества, которое все пытались разгадать, но мало кому доводилось хотя бы краем взгляда коснуться всего этого не живого и не мертвого многообразия форм, текстур и цветов.
— Н.А.Д —
Давление на бедрах смешивалось с тянущим ощущением в плечах, заставляя теряться в ощущениях. Эндрю сделал так, что Нил мог расслабиться, но из-за выбранной позы тело было словно натянутой гитарной струной. Гравитация неумолимо тянула его к полу, пока руки, прикрепленные к кольцу, тянули его наверх. Мышцы, напрягаемые не им самим, а той позой, в которой он завис, приятно тянуло, как при растяжке перед бегом, посылая в конечности колкие мурашки, от которых по телу пробегала дрожь. И, вместе с этим, из-за ощутимого давления на внутренние стороны бедер и сухожилия, по телу разливалось непонятное томление.
Все сознание Нила было сосредоточено на этих новых ощущениях, снова унося его в то состояние, в котором он пребывал во время первых сессий. И было удивительным то, что погружаться в него вновь после времени, когда он останавливался на середине между реальностью и забвением.
Сердце в груди размеренно стучало, пока дыхание было глубоким, наполняющим грудь неимоверным количеством кислорода, от которого голова начинала кружиться. И снова то же ощущение, когда его сознание в раз расплылось по всему телу и было нигде одновременно. Нил скучал по этому ощущению, хотя до этого казалось, что все было в полном порядке, но, видимо, его телу было необходимо что-то новое, что вновь бы заставило опуститься в пучину океана, теряясь среди переплетений течений и тонких солнечных лучей, пробивающихся к самому дну, но так в итоге и не достигших его.
Мышцы ног немели сильнее, чем прежде, а давление веревок и узлов чувствовалось так отчетливо, что Нил мог мысленно представить то, какие узоры останутся на его коже в этот раз. Он не говорил об этом, но рассматривая все эти узоры после сеансов, он чувствовал принадлежность своего тела себе, прикасаясь к ним сквозь легкую ткань одежды и ощущая то, как они с каждой минутой становятся все менее явными, разглаживаясь и оставляя лишь легкие покраснения, которые исчезали также быстро.
Когда рядом раздались шаги Эндрю, Нил вдохнул поглубже, готовый и предвкушающий то неописуемое чувство легкости, которое появлялось каждый раз, когда путы с него начинали медленно пропадать. Ощутив коленями плотное покрытие пола, Нил почувствовал табуны мурашек, которые разбежались от плеч до кончиков пальцев ног, оставляя после себя приятное покалывание и приятную негу, которая была также необходима, как и весь процесс связывания. По мере того, как Эндрю сначала распутал все узлы на руках, а после начал распутывать нижнюю часть плетения, Нила словно сильнее прижимало к полу и к моменту, когда на нем не осталось ни одного узла, он уже в полной мере смог осознать и принять необходимость принять горизонтальное положение, чтобы все мышцы в его теле расслабились, отпуская из себя все то напряжение.
Пол приятно холодил разгорячённую кожу, пока разум выплывал из спокойных морских вод, возвращаясь обратно в тело и принимая над ним контроль. Все мысли, до этого раскиданные и замурованные по углам сознания, начинали свое неторопливое движение, постепенно возвращаясь на свои места, жужжа как рой пчел ранним утром, когда роса еще не успела сойти с сочной травы.
Окончательно придя в себя, Нил открыл глаза обнаруживая себя лежащим на боку. А перед ним, в нескольких метрах, сидел на полу Эндрю и смотрел на него таким задумчивым и воодушевленным взглядом, что Нилу захотелось продлить это состояние еще на несколько ударов сердца. На корне языка застыл вопрос, который Нил оставил на потом, пока сам продолжал ловить то, что раньше не мог увидеть или заметить даже краем сознания, полностью погружаясь в себя.
Эта сессия стала чем-то необычным не только для него самого, но и для Эндрю, который несмотря на всю свою внимательность и осторожность, даже не заметил возвращения Нила. И в этом всем было что-то настолько таинственное и интимное, что разрушить эту атмосферу, даже если Нил был ее участником, казалось огромнейшим преступлением, на которое не было желание идти. Их партнерство само по себе было чем-то, чему Нил не мог дать точной конкретизированной характеристики, позволяя этому всему плыть по течению, принимая абстрактные формы. Каждый раз, когда его мысли начинали крутиться вокруг всего этого безумия, Нилу казалось, что он проходит тест Роршаха, пытаясь в непонятных кляксах увидеть цвета, предметы и движение.
Медленно, почти лениво поднявшись с пола, Нил подошел к Эндрю, который только в этот момент обратил на него внимание и, сев перед мужчиной в позу лотоса, он протянул ему свои руки, на которых были яркие ребристые следы от веревок, которые тем не менее, казалось блекли на фоне смуглой кожи и вновь становились ярче на пересечениях с шрамами.
Сейчас все слова казались лишними, потому что за них говорили взгляды, жесты и легкие изменения в мимике лиц. Пока Эндрю обводил пальцами узоры, оставленные вязью шибари, Нил наблюдал за ним. За тем, как чужие пальцы сначала вели по следу веревки, а потом плавно перетекали на бороздки шрамов, вырисовывая совершенно новые линии и пути. Словно картограф, исследуя новые территории, вырисовывал на листе бумаги новые тропки, протоптанные местными животными или аборигенами. И такое сравнение вовсе не показалось Нилу глупым, потому что его тело было для него самого чем-то неизведанным, а Эндрю помогал в этом исследовании, в котором они вместе открывали новые границы и пределы.
— Расскажешь? — спросил Эндрю, когда следы от веревок начали блекнуть, сливаясь с тоном кожи, возвращающей себе первозданный вид. Нилу не нужны были пояснения, и он кивнул, позволяя Эндрю и дальше водить пальцами по своей коже, пока сам он пытался преобразовать все свои мысли в слова. Точно, как в тесте Роршаха. Идеальное сравнение.
— Мое тело было словно напряжено и ненапряженно одновременно. Я чувствовал каждую мышцу, хотя обычно мое тело во время сессий ощущалось скорее чем-то эфемерным, чем настоящим. Каждое давление узла и натяжение рук под тяжестью моего собственного веса — все это словно наваждением накрыло меня с головой и я, спустя долгое время, снова смог полностью потеряться в этих чувствах, — вздохнув, Нил повел плечами без цели высвободить свои руки из чужих. — Я словно плыл куда-то по течению, но это течение несло меня не вдоль поверхности, а утягивало все глубже и глубже, пока я не погрузился словно в самую темную пучину и вода не начала сдавливать меня со всех сторон. Это тяжело описать как-то иначе и тяжело придать форму всему тому, что я ощущал, но это, наверно, было именно тем, что мне и было нужно. Даже то непривычно объемное давление на бедрах ощущалось по-особенному. Что-то новое и одновременно такое знакомое. Как будто я спустя долгое время вернулся в место, в котором у меня было очень много теплых воспоминаний.
Замолчав, Нил прикрыл глаза давая себе время отдышаться и, если получится, подобрать другие, более правильные слова. Эндрю, сидевший напротив него практически неподвижно, не стал ничего отвечать, видя, что в этом сейчас нет смысла, пока Нил блуждал в своей голове в поисках ответов на какие-то свои, странной формы вопросы.
***Акт одиннадцатый: слияние океанов***
— Э.Д.М —
В ночь перед следующей встречей с Нилом Эндрю сидел на полу в своей квартире. Его мучала бессонница и, чтобы хоть чем-то занять себя, он решил обработать веревки, которые уже износились после нескольких сеансов шибари с другими клиентами, а также привести в порядок и проверить недавно купленные, которые еще не использовались им в работе. Конечно, во многих специализированных магазинах продавались уже подготовленные к использованию веревки, но тем не менее Эндрю каждый раз убеждался в их пригодности самостоятельно, проделывая все с такой дотошностью, что многие покрутили бы у виска.
Держа в одной руке небольшой кусок воска и тряпочку, которой он к этому воску прижимал веревку, Эндрю монотонно протягивал метры веревок, наблюдая за тем, как они постепенно темнеют, покрываясь невидимой пленкой. Постепенно с поверхности веревки исчезали все ворсинки, вдавливаемые его пальцами обратно в жгут.
Каждый раз, когда он занимался вощением веревки, он словно медитировал, наблюдая за тем, как веревки, управляемые его руками, скользили туда-обратно. Многие мастера не любили все процессы, связанные с обработкой или профилактикой веревок, но для Эндрю это было столь же важным этапом, как и правильность реализации любого из его обвязов. Всегда было намного приятнее работать тем материалом, который ты подготовил сам, а еще для Эндрю это было способом сделать весь процесс еще безопаснее и комфортнее. Из-за того, что у него было достаточно много веревок из разных материалов и разных диаметров, каждая такая профилактика или первичная обработка превращалась в долгие часы монотонной работы, во время которой Эндрю мог позволить своим мыслям разгуляться.
Вот и сейчас, когда половина веревок уже лежала аккуратными змейками в свободной части комнаты или была натянута специальным образом, он думал о Ниле и о том, что тот в очередной раз хотел расширить свои границы, пробуя то, что не получалось до этого. Несмотря на все его заверения о том, что теперь Нил готов еще раз попробовать обвяз обнаженного торса, Эндрю чайной ложечкой выедал себя изнутри, утопая в разрозненных беспокойных мыслях и воспоминаниях об их первой и последней попытке. Этот страх не был чем-то иррациональным, как обычно мог воображать его мозг на счет совершенно неважных вещей. Нет, вовсе нет, потому что Нил был важен и было важно спокойствие Нила. В первый раз все обошлось, они смогли это преодолеть, но, если такое повторится еще раз? Сможет ли Нил справиться с этим также хорошо? Или, стоит поставить вопрос немного по-другому: сможет ли с этим справиться сам Эндрю?
По-хорошему, ему стоило обсудить это с Бетси, которая точно смогла бы успокоить всех его внутренних демонов и подтолкнуть к решению этой проблемы, но он просто не находил в себе сил на это. Дело было даже не в том, что он не мог рассказать ей о том, как облажался, а в том, что это затрагивало и тайны Нила, которые он вряд ли смог бы обойти, если бы начал рассказывать все от начала до конца. Конечно, было бы просто все завуалировать, но все же… может он просто хотел отрицать факт того, что с этим можно сделать что-то или это был простой страх. Эндрю не привык чего-то бояться. Он отвык от этого давным-давно и все его естество противостояло тому, чтобы это возвращалось.
Мало что в этом мире вызывало в нем столько эмоций. Обычно все было серым, скучным, неинтересным, потому что за все годы своей жизни с чем он только не сталкивался, а все яркие интересы остались погребены под завалами десятилетий его существования, но теперь, когда появилось что-то интересное, когда появился кто-то интересный, он противился тому, чтобы дать этому интересу полностью поглотить себя. Ему хотелось узнавать Нила все больше и больше, но вместе с тем он заходил на эту новую территорию с такой осторожностью и медлительностью, что иногда сам себе удивлялся.
Нил словно подталкивал его, пока сам Эндрю упирался ногами в землю, не желая переступать какую-то невидимую черту, после которой он уже вряд ли сможет сделать шаг назад. Он, возможно, боялся сам себя, своей жадности и любопытства, своих желаний и того, что это все касалось одного конкретного человека, который просто появился в его жизни и не просил ничего большего, чем Эндрю мог ему дать. И даже в таких вещах, которые, казалось, не должны были его касаться, например то, как Нил перенесет очередной обвяз, Эндрю почему-то имел решающее право выбора, а Нил всегда просто соглашался. И даже сейчас Нил просто спросил, готов ли Эндрю попробовать еще раз. Он не давил, не настаивал, а просто спрашивал, будто для него такой подход был чем-то очевидным.
И Эндрю, если быть уж совсем честными, боролся сам с собой. Ему хотелось еще раз прикоснуться к Нилу, создавая новые узоры на его коже, а еще ему не хотелось еще раз сделать что-то не так, потому что как бы Нил не старался его убедить в том, что вины Эндрю в том приступе паники не было, и как бы разумная часть мозга Миньярда не соглашалась с доводами, все равно было трудно скинуть с себя чувство вины. Хотя они оба понимали, что ничьей вины в этом нет. Все дело было именно в том, как мыслил Эндрю и как в нем постоянно боролись разум и предубеждения на свой счет.
Было просто быть одиночкой. Просто было поддерживать уже давно образовавшиеся крепкие связи с Рене, Аароном и Ники. Но сближаться с кем-то новым, когда тебе уже давно не пятнадцать и даже не двадцать было тяжело. Снова вспоминать как открываться кому-то, особенно если этот кто-то также открывался и для тебя.
Часы на столе показывали два ночи, все руки были запачканы воском, а желание позвонить Нилу и поговорить было сильнее, чем все душевные метания Эндрю. Нил мог не ответить, и возможно Эндрю бы даже был больше рад именно такому исходу, потому что все те мысли, которые поглощали глубокой ночью, к утру становились прозрачнее и невесомее, а сейчас он был готов вспыхнуть как спичка, сгорев от всех своих мыслей за считанные секунды.
Отложив веревку и протерев руки о штаны, Эндрю дотянулся до своего телефона, открывая чат с Нилом и видя «online» под именем. Что же, не один он предпочитал ночной образ жизни. Поколебавшись с секунду, Эндрю начал аудио вызов. Возможно, сначала стоило спросить, может ли Нил разговаривать, но зная себя Эндрю был уверен, что в таком случае он бы просто начал бы какой-то идиотский разговор, забив голову очередными абсурдными мыслями о Горизонте событий и о тайнах, которые хранили в себе черные дыры.
«Эндрю? Привет», — Нил ответил практически в туже секунду, словно ждал этого звонка
— Привет, не отвлекаю? — ну конечно, Эндрю надо было начать с самого глупого вопроса во Вселенной.
«Неа. Что-то случилось или ты решил продолжить наш спор о том, что может быть за Горизонтом событий?»
— Скорее первое, чем второе, — честно ответил Эндрю. Он пытался быть честным, а самым простым способом для него сделать это, было меньше думать над ответами. — На счет твоего желания опять попробовать обвяз на торс.
«А, да. Мне бы хотелось попробовать еще раз. Я говорил об этом со своим психотерапевтом, и он посоветовал мне попробовать контролировать процесс наравне с тобой, а не сразу позволять сознанию отключаться. Кажется, это может сработать»
— Ты бы смог в слух проговаривать свои ощущения? Может мне достаточно легко читать людей, но когда ты погружаешься в себя во время сессий, я вижу только внешние проявления тебя, а в том положении, в котором ты оказываешься, это довольно-таки проблематично. И еще, если честно, мне бы хотелось лучше понять, что именно ты чувствуешь. Мне все еще тяжело принять то, что моей вины в том не было, даже если разумом я это понял с самого начала, — Эндрю казалось, что все его слова — это просто случайные наборы звуков, которые нельзя было связать во что-то цельное и понятное. Но Нил, знающий о его переживаниях, ответил практически сразу, не переспрашивая и не уточняя.
«Конечно, Эндрю, я смогу это сделать. Скорее всего это опять будет бессвязный набор бредовых ассоциаций, но я это сделаю. Не один ты должен заботиться о комфорте. Думаю, мне стоит взять часть ответственности на себя, ведь с момента, как ты предложил партнерство, я думал о том, что и я сам должен стараться для того, чтобы и тебе было комфортно в процессе. Игра в одни ворота никогда не была чем-то интересным для меня», — эти слова Нила заставили Эндрю вздрогнуть и резко втянуть воздух. Казалось, это было такой простой истиной, что в любом партнерстве оба должны были заботиться об общем комфорте, но почему-то до этого момента Эндрю даже не приходило это в голову. Он, который всегда вставал стеной между своей семьей и любыми проблемами; он, который всегда выбирал не себя, даже и предположить такого исхода не смог, смотря на все однобоко. Но вот в чем была истина — они оба должны были создавать комфорт и безопасность.
— Если так, думаю мы можем попробовать. Добрых снов, Нил, — ответил Эндрю, не имея больше ни физических, ни эмоциональных сил продолжать этот разговор. Всего несколькими предложениями Нил умудрился довести его мысли до хаоса, в котором почему-то виделся порядок. Вселенная стремится к хаосу, верно? Именно так же все и работало?
«Добрых снов, Эндрю», — и после того, как звонок завершился, Эндрю действительно убрал устроенный им же самим беспорядок, принял легкий душ и лег спать. И даже если мысли все еще метались туда-сюда в черепной коробке, решение, предложенное Нилом, сделало все намного проще.
Завтра днем его ждет встреча с Нилом и, скорее всего, еще один подобный разговор, потому что как бы много они не говорили об этом, всегда находилось что-то еще. Но Эндрю, тем не менее, был рад тому, что нашел в себе силы даже вот так, довольно быстро, обсудить все с Нилом, который, как оказалось, тоже много думал об этом. Конечно, это могло бы быть очевидным для кого-то другого, но Эндрю не привык к тому, что об его комфорте кто-то заботится. Этих людей в его жизни было так мало, и он к ним привык давным-давно, хотя никогда не принимал это как должное.
Новый человек в его жизни заставлял испытывать новые эмоции и Эндрю учился заново впускать кого-то в свою жизнь, пока его атаковали воспоминания многолетней давности, когда он учился быть с Аароном братьями, когда привыкал к яркой энергии Ники и впускал в свою жизнь Рене. Новое было непонятным и от части зловещим, но опять же, Эндрю уже давно разучился чего-то бояться, а заново учиться этому не входило в его планы.
— Н.А.Д —
В этот раз Нил решил, что должен сам позаботиться об их с Эндрю комфорте и поэтому сейчас у него на плече висел тяжелый рюкзак, в который он умудрился запихнуть небольшую колонку, несколько ароматических свечей (Эндрю как-то вскользь упоминал, что ему нравится такое). Еду в этот раз покупать он не стал, но кофе все равно взял, помня, что они оба не спали до глубокой ночи, а встали рано.
Нил знал, что сегодня все будет не так, как они с Эндрю привыкли делать, но все же он был в предвкушении. Когда обвяз на обнаженный торс в прошлый раз потерпел сокрушительный крах, он не знал, как скоро вновь решится заговорить об этом с Эндрю и одобрят ли эту авантюру вновь, но после их ночного разговора уверенности в том, что все получится, было много. Оставалось только следовать их примерному плану и не забывать, что для них обоих это все — новые границы, которые переступать надо с максимальной осторожностью.
Эндрю уже ждал его, но не как обычно, стоя у своего стола, а развалившись на полу по середине студии и смотря в потолок, пока с его телефона тихо звучал какой-то подкаст. Появление Нила не сильно его побеспокоило и, видимо, Миньярд слишком сильно погрузился в подкаст, а появление Джостена не стало для него чем-то необычным.
Улыбнувшись своим мыслям, Нил сгрузил подстаканник с двумя стаканами кофе на столик, а после достал из рюкзака свечи с ароматом цитрусовых и колонку, к которой после подключил свой телефон и открыл заранее подготовленный плейлист. Эндрю, который все также лежал на полу, следил за его перемещениями, но ничего не говорил, позволяя творить Нилу то, что хотелось.
Иногда казалось, что в этой студии Нил появлялся чаще, чем на работе в офисе, хотя, возможно, это было правдой, по большей части. Теперь, когда его жизнь не была полностью сосредоточена на работе, он словно получил больше свободного времени, хотя недельная норма на заказы осталась неизменной.
Закончив расставлять свечи, Нил подошел к Эндрю и присел на корточки около его головы, заглядывая в болотного цвета глаза, которые смотрели на него с каким-то любопытством, будто Эндрю заново изучал его или вообще увидел впервые. Спешить им было некуда, потому что Эндрю, уже по привычке, занял этот день только для их сессии, и Нил позволил себе просто смотреть на безмолвно лежащего Эндрю и думать о чем-то своем.
Несмотря на все заверения от психотерапевта и на то, что Нил, в общем и целом, обдумал все те моменты, из-за которых в прошлый раз все прошло не так, как хотелось бы, легкое волнение кололось в кончиках пальцев. Оно было ненавязчивым и Нил мог бы просто его проигнорировать, но Эндрю просил озвучивать все свои чувства и эмоции, так что скрывать и подавлять ничего не было ни желания, ни смысла.
Сейчас они словно играли в какую-то игру, правила которой Нилу были не известны, но к которой он добровольно присоединился. Подкаст из телефона Эндрю продолжал звучать где-то на периферии и краем уха Нил слышал что-то про снабжение космических кораблей толстой обшивкой, чтобы защитить астронавтов от радиации, но это было чем-то, что мозг Нила просто воспринимал как обычный фоновый шум, как разговоры десятков прохожих на улице.
Эндрю практически не моргал и на то, что он вообще не уснул с открытыми глазами, указывали лишь слегка дрожащие зрачки, словно он метался взглядом по лицу Нила. Что он там видел помимо шрамов — сложно было догадаться, но это не было чем-то особенно важным. Сам Нил рассматривал еле заметные зеленоватые крапинки на радужке; россыпь бледных веснушек на скулах, носу и лбу; обветренные губы с ровным изгибом; небольшую горбинку на носу. По отдельности все это казалось странным, но стоило лишь посмотреть на картину целиком, как все детали вставали на свои места, дополняя друг друга. Лицо Эндрю было с острыми углами, правильными пропорциями. Темные ресницы, так странно сочетающиеся с пшеничным блондом, обрамляли глаза, словно слегка подкрашенные тушью, а широкие брови были слегка нахмурены. Эта морщинка между бровей была чем-то постоянным, что всегда можно было заметить на лице Эндрю, даже когда тот был расслаблен. Словно эта морщинка вросла в его портрет, становясь чем-то неотъемлемым от самого Эндрю.
— Почему ванильное мороженое белое, если ваниль коричневая?
— Что? — Нил сначала не понял, что Эндрю задал ему вопрос, а потом не понял, к чему именно был этот вопрос и как он был вообще связан со всем тем, что происходило в студии.
— Ванильное мороженое.
— Потому что туда добавляют не натуральную ваниль, которая, так-то, тоже белая, а синтезированный ванилин. Раньше ванилин делали из бобровой струи, но сейчас это запрещено и используют нефтехимическое сырье.
— Ты — разрушитель детства, — пробубнил в ответ Эндрю вставая. Он на ходу подобрал с пола телефон и подошел к своему столу, беря несколько связок веревок и возвращаясь обратно.
— Но ты сам задал вопрос, — возмутился Нил, оставаясь сидеть на корточках. Он смотрел на Эндрю снизу вверх, все еще не понимая, что происходит. Либо Эндрю было до безумия скучно, либо причина была в другом. Учитывая, что Эндрю не скучал даже на сеансах с обычными клиентами, дело было точно в чем-то другом.
— Ага, задал, но не значит, что на него надо было отвечать. Подумать только, струя бобра с запахом ванили. Природа отвратительна и восхитительна, — продолжал бурчать Эндрю, а Нил не смог сдержать смеха, заваливаясь назад и падая на попу. Эндрю лишь осуждающе посмотрел на него, но ничего так и не ответил.
— Если ты готов, то мы можем начинать, — сказал Нил, решив закончить этот бессмысленный разговор про ваниль и бобров. К нему он вернется, но позже, а пока он стянул с себя легкую атласную рубашку. Привычную водолазку он пока снимать не спешил, но знал, что был готов это сделать сразу же, как Эндрю решит приступить к работе.
— Э.Д.М —
Уверенный в том, что он собирался делать, но от части не совладавший со своими эмоциями Эндрю взял веревки меньшего диаметра, чем в прошлый раз, рассчитывая на то, что так ощущения не будут настолько яркими для Нила, который выглядел достаточно собрано и решительно для того, чтобы все гудящие в голове Эндрю мысли хотя бы немного успокоились.
Пока он делал последние приготовления, Нил снял с себя безрукавку и удобно устроился на полу скрестив руки. Он выглядел достаточно расслабленным, видимо уже успев проработать тот неприятный эпизод. Что ж, Эндрю может и относился к некоторым вещам довольно категорично, все-таки не собирался идти против явного «да» от Нила, помня условия, которые сам ему и поставил несколькими часами ранее.
Конечно, хотелось, чтобы они дошли до того уровня, когда подобные обвязы станут такими же привычными и успокаивающими для Нила, но они оба понимали, что для этого стоит работать. Не сколько с самими обвязами, а сколько с эмоциональной составляющей. Чтобы Эндрю больше не зацикливался на неудачном опыте, а Нил в свою очередь опять полностью отдал контроль.
Опустившись перед Нилом на колени, удерживая весь вес на пятках, Эндрю перекинул сложенную вдвое веревку через шею, выравнивая оба конца. Пальцы непроизвольно касались горячей кожи Нила, пока он делал первый узел на уровне солнечного сплетения, после обводя один конец вокруг торса, чуть ниже грудных мышц.
В этот раз приходилось очень тонко контролировать натяжение веревок, чтобы они одновременно и ощущались, но в тоже время не создавалось чрезмерное давление. Из-за этого приходилось постоянно слегка оттягивать веревку, усиливая количество физического контакта, но при этом это не было чем-то чрезмерным и ощущалось достаточно комфортно, чтобы Эндрю мог не забивать голову лишними мыслями.
Чтобы работать с плетением за спиной Нила, приходилось наклоняться вперед. Эндрю не соприкасался с Нилом своим туловищем, но при этом такая близость с другим человеком ощущалась достаточно остро, чтобы Эндрю мог проигнорировать это. Нил под его руками был по прежнему расслабленным, а легкие цитрусовые нотки, которые окружили их благодаря принесенным Нилом свечами давали какое-то дополнительное успокоение.
— Нил, расскажешь, что ты чувствуешь? — спросил тихо Эндрю, делая красивый ромб на уровне пупка. Этот обвяз был одним из самых простых с точки зрения техники и не был таким плотным по количеству узлов и оборотов веревки вокруг туловища и это должно было быть чем-то, что помогло бы найти баланс между беспокойствами Эндрю и желанием Нила вновь попробовать это.
— Это ощущается как большое тяжелое одеяло, которым меня медленно накрывают. Одновременно похоже на то, что было в прошлый раз, но вместе с этим веревки больше не ощущаются чем-то инородным и не раздражают. Мне нравится, как это ощущается, — голос Нила был ниже чем обычно и тихим настолько, что если бы Эндрю стоял в другой части помещения, то вряд ли смог бы разобрать хоть что-то. Но, с точки зрения Миньярда, это было хорошим знаком. Голос Нила не дрожал, а дыхание было тихим и глубоким.
Сделав последний узел над самой резинкой брюк Нила, Эндрю зафиксировал оставшиеся концы так, чтобы они не мешались и взял еще один моток веревок. Могло бы показаться, что на этом стоит закончить, но Эндрю помнил, что Нил просил связать еще и руки, чтобы чувство скованности было ощутимее, к тому же обнаженные руки уже стали безопасной территорией, на которой и Нил и Эндрю чувствовали себя комфортно и теперь Эндрю мог позволить себе мимолетно оглаживать кончиками пальцев шрамы, которые под огрубевшей от постоянной работы с веревками кожей рук казались невероятно нежными. Хотя в принципе кожа Нила была мягкой и приятной, к ней хотелось прикасаться, исследуя все отметины. Каждый раз Эндрю удавалось найти какую-то новую царапину или замысловатый изгиб шрама, на которые до этого не обращал внимания.
— Знаешь, — вырвал его из мыслей голос Нила. — Это все сейчас кажется абсолютно не таким, как было в прошлый раз. Не знаю, почему я тогда так остро отреагировал, но сейчас я держусь из последний сил чтобы не отпустить себя. Это накатывает волнами, как желание уснуть после трудного рабочего дня и сопротивляться этому практически нереально, — по тому, как растягивал некоторые гласные Нил и по тому, как медленно говорил, можно было судить что это желание намного больше, чем он показывал. Эндрю хотелось бы, чтобы Нил смог войти в то состояние умиротворения, которое между ними двумя называлось погружением под воду, но страх того, что именно это спровоцировало прошлый приступ паники, не позволял Эндрю согласиться на это сиюминутно.
— Сможешь продержаться еще шесть минут? — спросил Эндрю, уже дойдя переплетениями веревок до локтей, продолжая делать не сильно замысловатый узор. — Если к моменту, как я закончу с руками, ты по-прежнему будешь ощущать себя спокойно, то, мне кажется, тогда можно будет считать, что ты справился.
— Хорошо, — ответил Нил. Его руки под пальцами Эндрю ощущались чем-то мягким и практически бесформенным. Завершая обвяз, Эндрю буквально держал в одной ладони руки Нила, пока второй, хотя уже не так ловко, делал последние узлы на запястьях. Плавно опустил руки Нила ему на колени, Эндрю чуть отодвинулся назад, садясь поудобнее и уже привычно опираясь руками у себя за спиной.
Выбранные в этот раз молочного цвета веревки смотрелись достаточно контрастно со слегка загорелой кожей Нила, хотя руки были определённо смуглее, чем туловище, его кожа не казалось такой бледной, как у самого Эндрю. Молочный оттенок веревок странным образом совпадал с оттенком грубых, заживавших явно вне больницы шрамов и так картина получалась еще более завораживающей, чем можно было представить. Веревки переходили в шрамы, оплетая их и создавая какую-то единую картину. Разные текстуры бросались в глаза, но это было больше похоже на сочетание акварели и масляных красок на одном холсте. С первого взгляда они казались чем-то несочетаемым, но, соединившись в странных переплетениях на торсе, животе, боках и руках Нила, они превратились в то произведение искусства, которым могли бы любоваться сотни людей и каждый нашел бы в этом что-то свое, невидимое остальным.
Так и Эндрю, наблюдая за размеренно вздымаемом от дыхания грудью, тем, каким умиротворённым и расслабленным стал Нил, видя что-то свое, что нельзя было описать ни одним известным ему эпитетом. Хаос абстракции, который был упорядочен в своих границах, живя по своим законам и правилам, как если из мира физических величин перейти на квантовый уровень, на котором не работали всем известные теоремы, в котором не было ни одной константы. К тому, что видел Эндрю, нельзя было подобрать достойного определения или сравнения, вот насколько уникальным сейчас был Нил в глазах Эндрю. И эта уникальность была не в том, что 80% его тела было покрыто шрамами, и не в том, как они успели сблизиться за столь короткий срок. Уникальность Нила была в том, как он держал себя, каким одновременно мог быть спокойным и взбаламученным.
Все это соединялось в одном единственном человеке, от которого иногда было очень сложно отвести взгляд, потому что все в нем притягивало к себе внимание. Он был каким-то непонятным наваждением, миражом среди пустыни и почему-то Эндрю хотелось повестись на этот обман. Доказать всем, что это не просто гипотеза, а что-то, что могло стать неоспоримым фактом. Тем, как однажды ученые смогли просчитать то, как выглядит черная дыра, а через пару лет получить самые настоящие снимки, подтвердившие их теорию. Хотелось, чтобы это наваждение стало материальным, стало константой в тесном мирке Эндрю, который внезапно начал расширяться, уподобляясь вселенной после большого взрыва.
— Н.А.Д —
Несмотря на то, что они договорились, что Нил будет озвучивать свои эмоции, это не то чтобы пригодилось в моменте, когда они перешли к действиям. В отличие от прошлого раза, даже спустя десять минут, веревки не начинали своим давлением обжигать кожу. Наоборот, Нила утягивало в это состояние невесомости, а толщи воды смыкались вокруг него, заключая в безопасную ловушку, в которой все мысли вытеснялись из головы, оставляя только возможность рассуждать о собственном самосознании. Он чувствовал слишком многое и это опять ставило его в тупик, когда хотелось рассказать Эндрю о том, что он ощущал, но просто не был на это способен. Несмотря на все его богатое познание в языках с разных концов мира, несмотря на всю начитанность и образованность просто не было подходящих слов для того, чтобы описать все то, что он ощущал единовременно.
Обычно, в повседневной жизни, эмоции были упорядоченными, а все ощущения приходили одно за другим, не создавая в мыслях разноцветной каши, в которой одновременно смешивались успокоение, наслаждение, самопринятие и многое другое. Просто был факт того, что в переплетениях этих цветов, которые так походили на смешение весны и осени, не было зимы, и это говорило о том, что он двигается в правильном направлении. Вспоминая первый раз, когда они с Эндрю решились на такое, он понимал, что предпосылки катастрофы можно было заметить еще в самом начале. Он был слишком взволнован, слишком активен. Все в том дне было слишком и даже нахождение в безопасности рядом с человеком, которому не было страшно довериться, не создало подходящих условий.
Шрамы тела и души все еще были той темой, которую Нилу было тяжело затрагивать. Он не рассказывал Эндрю о причинах их появления и лишь в чертах обрисовал ту удручающую картину, из которой все это произрастало. Так или иначе, смотря на сложившуюся ситуацию со стороны, Нил понимал, что показать шрамы на теле легче, чем выворачивать душу, окунаясь в не такое уж и далекое прошлое, из которого он так упорно выкарабкивался, впиваясь в грунт ногтями и буквально хватаясь за любой возможный шанс.
Пока руки Эндрю невесомо касались его изрезанной кожи, пока веревки под действием этих самых мозолистых крепких рук сковывали его, он не думал больше о том, что его тело могло быть чем-то ужасным для Эндрю. Было достаточно времени, в течение которого Нил наблюдал за эмоциями Миньярда, чтобы убедиться в том, что тот не видел в нем ничего постыдного, отвратительного или ужасающего. Наоборот, все в Эндрю говорило о том, что каждый раз, когда он своими собственными руками создавал из веревок и шрамов на руках Нила новые узоры, в его глазах это выглядело искусством. Чем-то, что могло поглотить все внимание и не отпускать до момента, когда не появится необходимость прекратить это все из-за соображений безопасности в первую очередь самого Нила. И это подкупало. После стольких лет ненависти к себе и своему телу, после всех тех попыток скрыть то, что безжалостно и безустанно оставляла на нем жизнь, видеть такое отношение было приятно.
Нил бы ни за что не назвал себя нарциссом, требующим восхищения собой и коленопреклонения, но это простое осознание, что в его теле и в нем самом не видят объекта жестокого отношения, было чем-то, в чем он возможно нуждался так давно.
И сейчас он тоже мог наблюдать за лицом Эндрю, который смотрел на него больше, чем следил за своими руками, которые уже приученные к таким механическим движениям сами вырисовывали незамысловатые узоры из веревок, которые по цвету были так похожи на оттенки его шрамов. Специально ли это сделал Эндрю или выбор такого цвета был чистого рода случайностью — Нилу было неизвестно, — но такое сочетание оказалось на удивление красивым даже для самого Нила, которые искренне ненавидел все эти шрамы, потому что каждый из них хранил в себе воспоминания о своем появлении.
По мере того, как давление на его кожу усиливалось, он все глубже, сам того не желая, погружался в себя. Нил старался не терять связи с реальностью, зная, как сейчас это было важно для Эндрю, но когда тот перешел на его руки, у Нила просто не было сил удерживать ускользающее сознание. Понимание Эндрю было также чем-то, с чем ранее не встречался Нил. Да, были Сет и Мэтт, которые любили его как младшего брата. Были Элисон и Ден, которые всегда заботились о его благосостоянии, но никто из них никогда не был настолько чуток к нему, никому из них не удавалось настолько тонко чувствовать состояние Нила, хотя они конечно же пытались. Почему-то Эндрю стал выбиваться из привычной картины мира, которую с таким трудом обрисовал у себя в голове Нил, что это сбивало с толку. Что-то настолько хорошее, что просто появилось в жизни Нила было настораживающим и первые несколько месяцев он с ужасом ожидал чего-то плохого, потому что все каноны мироздания твердили о том, что после белой полосы обязательно наступит черная, и с этим нельзя было ничего сделать.
Но почему-то ничего не происходило. Их партнерство, по большей части, двигалось по нарастающей и лишь один раз произошло довольно сильное колебание, которое выбило из установленного темпа. Однако, наверное, благодаря их разговорам, это не стало чем-то критическим, что обратило бы коррозией все то, что они уже успели отстроить. Наоборот, все обросло дополнительным укрепляющим слоем, сделавшим все в этом намного стабильнее и увереннее. Страх потери этого все еще был, но с каждым разом он становился все меньше и, по мере того как они продолжали пробовать новое, он отодвигался на задворки сознания.
Даже сейчас, сидя полностью скованным, с закрытыми глазами и чувствуя каким-то шестым чувством взгляд Эндрю на себе, Нил не видел причин тому, что все это могло развалиться. Они сегодня смогли преодолеть тот барьер, который держал их на месте и это определенно было прогрессом для них обоих, для их партнерства. В целом это было прогрессом, потому что несмотря на все страхи и опасения они смогли попробовать еще раз коснуться того, обо что обожглись. И, если так подумать, это определенно было лучшим, на что Нил когда-либо мог рассчитывать. Жизнь обрастала новыми красками, становилась дороже и значимее, а все шрамы, казалось, начали затягиваться. Конечно, его тело всегда, до самой его смерти, будет хранить напоминания о той жестокости, через которую он прошел, но душе становилось легче, и она уже не так ныла и болела, словно Эндрю выливал на нее какой-то исцеляющий элексир, сам того не подозревая.
Выздоровление, любые взаимоотношения, да и все в жизни никогда не было линейным и всегда могло случиться что-то непредвиденное. То, чего ты не ожидал и не мог ожидать, но когда мысли Нила касались Эндрю, ему почему-то верилось в то, что несмотря ни на что они смогут найти выход из любой ситуации. Может это было чересчур наивно, может Нилу просто хотелось так думать, но ничего не говорило об обратной динамике и это, в какой-то степени, успокаивало. Не было желания сбежать, а приступы сильной тревоги стали настолько редкими гостями в его жизни, что теперь он наверно мог называть себя здоровым? Да, ему не стоило прекращать всего этого и, возможно стоило прислушаться к советам психотерапевта и совместить шибари с легкими лекарствами, которые добавили бы стабильности, но пока он упивался всем этим и не хотел думать о чем-то настолько глобальном, чем переход на новый уровень лечения. Его разумная часть сознания говорила о том, что это было необходимостью, но она так быстро затыкалась эйфорией, что казалась чем-то тихим и еле заметным.
— Э.Д.М —
Быть наблюдателем всегда было чем-то простым. Эндрю нравилось следить за другими людьми. Прислушиваться к ним, присматриваться. Наблюдать за невербальными жестами или выискивать нервные тики, которые иногда могли сказать о человеке намного большее, чем слова или страничка в инстаграмме. Но наблюдение за Нилом было чем-то новым. Особенно, когда он был скован и обездвижен и не было возможности улавливать все то, что Эндрю обычно замечал в остальных людях.
Размяв пальцы, Эндрю поднялся с пола, покидая свою точку обозрения и подходя к Нилу, который ни разу не шелохнулся. Это было хорошо. Это значило, что прошлые кошмары не вернулись и Нил смог отпустить себя, расслабляя разум и откидывая все беспокойства.
Начиная распутывать плетения с рук, Эндрю уже по привычке проводил пальцами от следов веревок, путешествуя по ним как путник по неизведанным тропинкам. Каждый раз, прикасаясь к разгоряченной коже, Эндрю не понимал ход своих мыслей, теряясь в них и проваливаясь, как Алиса в кроличью нору в погоне за чем-то неизведанным. Весь Нил, от кончиков волос до пальцев ног был одной сплошной загадкой для Эндрю и, даже несмотря на то, что тот медленными шажками открывался, он по-прежнему был чем-то, что увлекало, что интриговало и заставляло желать большего. Это было не свойственно для Эндрю — хотеть чего-то большего, хотеть кого-то, но это было его настоящим уже в течении почти как полгода, а он все еще не знал, что с этим делать. Десятки часов размышлений не особо-помогали, а идти и делиться этим с той же Бетси… почему-то не хотелось.
Наблюдать за тем, как в тело Нила опять возвращалась подвижность никогда не наскучивало. Это было похоже на то, как природа оживала после длительной зимы, как из-под снега появлялись первые подснежники, развеивая по округе свой нежный, едва ли заметный аромат. Так и Нил был с виду таким хрупким, едва ли больше самого Эндрю, но в нем ощущался этот стержень, благодаря которому тот смог зайти настолько далеко.
Переходя к торсу, Эндрю вновь старался контролировать свои руки, чтобы больше нужного не прикасаться к обнаженной коже. Эндрю мог бы спросить разрешения у Нила, но не был уверен в том, что сам готов к этому. Стать с кем-то настолько близким? Позволить отпустить себя хоть на мгновение, чтобы прикоснуться к столь манящему теплу чужого тела, исследуя заалевшие, рельефные следы от веревок и обходя стороной белесые шрамы, которые создавали со следами от шибари невероятные узоры.
Это было так же прекрасно, как и представлял себе Эндрю. Он уже привык к следам веревок на руках или голенях, но эти же следы на торсе казались чем-то более значимым. Возможно все дело было в том, каким значимым шагом было это для них с Нилом, или может дело было в чем-то другом… Эндрю было тяжело это понять. Он не привык подпускать кого-то настолько близко, не любил запускать кого-то себе под кожу, давая им власть над собой и своими чувствами. Это пугало, но Эндрю все равно велся на это, следуя на звуки флейты Крысолова и не видя ничего перед собой, помимо мнимых нотных станов, что окружали и опутывали его, ловя в свои сети. Эндрю все это понимал, видел, но не предпринимал ничего, чтобы вырваться или прекратить это.
Теперь конец сеанса не был тем, что Эндрю хотелось бы отсрочить. Наоборот, теперь конец сеанса означал новые разговоры, новые тайны, новые истории. Не только те, что рассказывал Нил, но и те, которыми делился сам Эндрю, не испытывая никакой горечи или тяжести на сердце от того, что открывался кому-то. Нил, как бы это парадоксально не звучало, побуждал в Эндрю желание делиться всем этим. Словно какое-то приятное наваждение, которому он беспрекословно следовал. Он казался Эндрю таким похожим на него самого. Такой же скрытный, параноидальный, не доверяющий чужакам. Но на этом они и смогли сойтись, подбираясь друг к другу маленькими шажками.
Методично сматывая веревки, Эндрю краем глаза наблюдал за Нилом, который уже привычно оставался в своем, все еще не до конца понятном Эндрю, состоянии. Эти минуты затишья перед возвращением Нила в реальность были тягучими словно мед. Самый пик нетерпения Эндрю, когда в голове было столько вопросов, которые не было возможности задать. Он всегда ждал, когда Нил первым начнет разговор и это стало уже какой-то традицией, которая появилась вне зависимости от их желаний. Раньше Эндрю не переносил непроизвольности или незапланированности, но Нил сносил все его убеждения так уверенно и не замечая этого, пока другие люди вокруг все также не могли подобраться к нему ближе. У него был свой Горизонт событий, который отпугивал всех вокруг, а Нил просто пересек его, даже не поморщившись.
— Эндрю? — голос Нила был уже привычно хрипловатый и ленивый, а Эндрю повернулся на этот голос, словно это было единственным, что он когда-либо искал в этом мире и наконец-то нашел. — Думаю, я бы повторил это. Мне понравилось.
— Этот раз очень сильно отличался от прошлого, — сказал очевидную вещь Эндрю, просто не зная, что еще ему делать. В голове была полная каша, которую стоило бы разгребать не просто лопатами, а экскаваторами и целыми бригадами рабочих.
— Ага, — все что ответил Нил, садясь у стены и откидываясь на нее. Вздохнув, Эндрю сел рядом с ним. Не всегда у них получалось подобрать нужные слова и сейчас видимо настал тот самый момент, когда им обоим было необходимо помолчать, приводя мысли в порядок.
Такие моменты, когда все вокруг погружалось в молчание, были чем-то особенным рядом с Нилом. Не было ни капли дискомфорта или гнетущих мыслей, только расслабление, которое окутывало Эндрю всего целиком, патокой растекаясь по конечностям.
Слушая тихое дыхание Нила рядом с собой, чувствуя его присутствие рядом с собой, Эндрю думал о том, что возможно ему следовало что-то предпринять, потому что он словно загонял себя в тупик своим пацифизмом. Идти на поводу своих желаний и чувств было не тем, что обычно делал Эндрю, но сейчас ему хотелось сделать это вопреки всему. Би говорила, что Эндрю уже довольно давно никак не продвигался в своем исцелении, застряв на комфортной для себя точке. Он много раз выходил из шкафа, множество раз ломал скорлупу, выбираясь из своей зоны комфорта, но последние десять лет он жил в своей стабильности, которой достиг с большим трудом, не желая разрушать ее ни при каких условиях. Но Нил не был условием. Он, если следовать всем умозаключениям Эндрю, был решением.
***Акт двенадцатый: все реки впадают в океан***
— Н.А.Д. —
В тот раз они с Эндрю так и не поговорили насчет ощущений и мыслей Нила. С одной стороны это не было чем-то критическим, но с другой сам Нил понимал то, насколько это было важным для Эндрю. Важным не потому, что тому хотелось удовлетворить свое любопытство, а потому что Эндрю всегда в первую очередь ориентировался на комфорт Нила, а не на свой, ставя в приоритет связываемого, чтобы тому было полностью и абсолютно комфортно. Может в отношении Нила это желание и было выше, чем со всеми остальными клиентами Эндрю, это ничего, по сути, не меняло.
Нил безусловно уважал то, что в их партнерстве было важным рассказывать о своих эмоциях, пришедших во время и после сеанса, но все же в тот раз он не был готов к тому, чтобы после достаточно сильного эмоционального всплеска пришедшего после того, как Эндрю его развязал, выпускать наружу всех своих демонов. Чувствовать давление веревок на голую кожу было приятно и умиротворяюще, однако как бы Нил не доверял Эндрю, его шрамы все еще оставались чем-то, о чем никогда не было приятно говорить. Как бы Эндрю не восхищался его внешним видом, как бы он не впивался глазами в переплетения веревок и белесых росчерков на коже, Нил не мог тогда переступить через себя и рассказать хоть что-то.
Тогда, когда он лежал на теплом полу и возвращался из пучины океана в реальный мир, он вспоминал то, как получал каждый из своих шрамов и всю ту боль и эмоции, которые сопровождали ранение. Ленивый мозг не гиперболизировал давно потухшие в эмоциях воспоминания, но легче от этого не становилось, а рассказывать что-то и не упоминать об этих мыслях казалось Нилу неправильным. Он знал, что у Эндрю была своя история, тот сам как-то признался в этом мимолетно во время их разговора, но Нил не был готов к тому, чтобы дать Эндрю больше именно этой правды.
Лежа на своей кровати и лениво поглаживая, Сэр, Нил думал о том, смог бы он сейчас набрать Эндрю и рассказать все. Конечно, он не стал бы выливать всю свою подноготную на Миньярда, но хотя бы ту, что касалась того сеанса и того, как по-другому тогда начал ощущать свои шрамы Нил. Если в первый раз, когда они попробовали сделать обвяз на голый торс, шрамы Нила начало жечь, то во второй раз ничего подобного даже близко не было. Не было зуда или фантомной боли, вылезшей из прошлого; кожу не стягивало, а состояние было таким-же, как и во время других сессий, когда Нил просто отдавал контроль над своим телом ни о чем не думая.
Проведя пальцами по-своему изрезанному предплечью Нил вспоминал, как Эндрю прикасался к нему. Прикасался к шрамам, а на лице не было и тени брезгливости или жалости. Да, у Эндрю тоже были свои шрамы, но то, насколько разной была их природа поражало до глубины души. Нил не знал точных причин тому, почему Эндрю решил, что это — единственный выход, но ни за что не собирался осуждать его. Их жизни были по-своему тяжелыми и то, как они оба в итоге пришли к относительно здоровому восприятию мира было удивительным. Два совершенно разных человека с разными мотивами, принципами и целями смогли сойтись в желании получить хоть каплю уважения к своим границам. Они слушали и слышали друг друга, даже если не до конца могли понять мотивов тем или иным действиям. Такое ощущение, что они встретились по какому-то велению судьбы, а после благодаря ему же так сильно сблизились. Нилу, который привык быть сам по себе, было странно понимать, что в его уже давно устоявшийся мирок из кошки, четырех друзей и психотерапевта, начал вливаться еще один человек. Мирок Нила тяжело поддавался переменам, а Эндрю вносил все эти изменения настолько мягко и деликатно, что не оставалось ничего кроме как принимать это. Да и самому Нилу нравилось проводить время с Миньярдом вне зависимости от того, чем именно они занимались. Это всегда был какой-то необъяснимый внутренний комфорт.
Изначально Нил думал, что это все из-за того, что Эндрю ассоциировался с шибари, благодаря которым Нил мог отпустить свою тревожность и просто слиться с темным веществом, но после многих часов, проведенных в кабинете психотерапевта, он понял, что это абсолютно не так. Он анализировал бесконечно долго свои эмоции, которые были во время сессий и вне их, и, в итоге, пришел к выводу что они ни капли не похожи.
Сессии вызывали прилив спокойствия и умиротворения, когда все мысли вылетали из головы. Во время прогулок и разговоров с Эндрю этого всего не было. Конечно, он чувствовал себя в безопасности, но вместе с этим голова продолжала быть полна мыслей, время от времени даже переживаний. Различный диапазон мыслей и эмоций, которые были следствием времяпрепровождения с одним человеком. И это было еще одной странностью. Потому что с теми же Мэттом и Сетом он не спешил встретиться в плохие дни, когда его затапливала тревожность, а к Эндрю он шел чуть ли не окрыленный и даже не потому, что очередное связывание выкинуло бы все мысли из головы. Нет. Само присутствие Эндрю словно ставило мозг на режим проветривания, срывая тревожные мысли со своих мест и не позволяя им въедаться в сознание.
Тяжело вздохнув, Нил подхватил Сэр подмышки и поднял над собой. Кошка что-то мяукнула, облизнув свой нос, а Нил не смог сдержать улыбки, опуская ее себе на грудь и начиная активно почесывать по переносице, макушке и за ушками. Сэр, разомлев, начала урчать, мягко переминая передними лапками его футболку и слегка задевая кожу. Это не было больно или неприятно. Нилу нравилось, когда Сэр начинала вести себя так ласково, потому что обычно она была не очень тактильной, предпочитая просто проводить время.
— И вот что мне делать, Сэр? — спросил Нил, просто чтобы озвучить этот вопрос. Он не знал, к кому идти за советом, потому что вряд ли кто-то мог помочь ему с этим. Психотерапевт точно уж не был экспертом в любви, а его друзья поднимут такой уровень шума, что тогда будет в пору просто сбегать куда-нибудь в дебри Амазонии, чтобы не получать сотни советов, которые точно не подошли бы в его ситуации. — Понимаю, что он не станет задавать лишних вопросов или давить, но все равно у меня какое-то внутреннее противоборство. Это странно, на самом деле.
И, конечно же, никакого ответа помимо мягкого мурчания он не получил. Прикрыв глаза, Нил начал прокручивать все свои мысли по десятому кругу. Он запутался и не знал куда двигаться дальше. В том, чтобы поговорить с Эндрю, не было ничего страшного. Они много разговаривали и очень часто эти разговоры затрагивали их самые глубинные мысли, которыми Нил вряд ли смог поделиться с кем-то еще.
— Может мне стоит написать ему? — взяв телефон, Нил открыл переписку с Эндрю. Последний раз они списывались несколько дней назад, и, честно говоря, Нил соскучился по их общению. Это молчание, которое появилось после последней сессии, было понимаемым и логичным. Даже в тот день они так больше не заговорили, просидев несколько часов в полном молчании. Нил был благодарен Эндрю за то, что тот не стал задавать никаких вопросов и по итогу они вместе блуждали в своих мыслях, просто присутствуя рядом друг с другом.
— Эндрю? — спросил Нил, услышав в трубке сонный голос. — Я разбудил тебя?
— М, — промычал Эндрю. — Что-то случилось?
— Хотел поговорить, — выдохнул Нил, зарываясь пальцами в шерсть Сэр на ее загривке. — Есть некоторые вещи, которые напрямую связаны с моим самоощущением, когда ты делал обвяз на голую кожу, но я не уверен, смогу ли я спокойно говорить об этом.
— Ты же знаешь, что ты не обязан говорить об этом, если не хочешь? — мягко ответил Эндрю.
— Знаю, но мне хочется тебе рассказать, потому что для тебя это тоже важно, — руки Нила слегка подрагивали. Прикрыв глаза, он откинул голову на подушку, пока мысли в его голове роились разворошенным роем шершней. — Мне, конечно, было проще опустить тут часть, из-за которой я не могу полноценно рассказать о всем остальном, но без нее… это будет совсем не то, что мне хотелось бы тебе рассказать.
— Ты уверен, что это телефонный разговор? — голос у Эндрю все еще был каким-то заторможенным и Нил на мгновение даже пожалел, что решил набрать Миньярда во втором часу ночи. — Я могу сейчас подъехать, и мы спокойно поговорим, но ты должен помнить, что это не будет тебя ни к чему обязывать и то, что ты готов рассказать мне, будет только твоим выбором.
— Конечно, Эндрю, я об этом не забываю, — Нил знал, что если бы он отложил это до утра, то потом он бы еще долго собирался с силами. Ночная эмоциональная импульсивность иногда была чем-то хорошим, а то, что Эндрю решил сорваться к нему прямо сейчас… Нил не знал, почему Эндрю так трепетно относился к этому всему и, если Нил затрагивал подобные темы, он никогда не откладывал их на потом, стремясь сразу же со всем разобраться. — Прости, что выдернул тебя.
— Еще одно извинение, Джостен, и мне придется провести тебе лекцию о том, что просить помощи у близких людей — это нормально. Забыл, что я тебе тоже звонил поздно ночью?
— Не забыл, но я тогда не спал, как ты сейчас.
— Поверь, если бы я не хотел, я бы этого не делал.
— Знаю, Эндрю. Жду тебя.
— До скорого.
Услышав прощальные гудки, Нил уронил руку, которой все время держал телефон у уха. Тревога и волнение были его привычными спутниками жизни, но теперь все это приобретало новые очертания и затрагивало новые сферы его жизни. Переживать из-за социального взаимодействия в том ключе, в котором это было с Эндрю, было чем-то новым. Раньше он просто не любил общаться с людьми и тревога, по большей части, появлялась из-за бестактного поведения людей по отношению к его шрамам и прошлому, но с Эндрю… с ним Нил переживал не о том, как его воспримут, а о том, как донести все то, что роилось в душе. Беспокоило то, как рассказать все то, что хотелось и при этом не захлебнуться в собственных эмоциях. Эта тревога обезоруживала, заставляла искать обходные пути, чтобы прорваться сквозь этот нефтяной сгусток и дать Эндрю в ответ то, что тот заслуживал за все свои признания и искренность. Нил не знал, откуда это в нем взялось, но с каждым новым днем, в котором рядом с ним был Эндрю, ему хотелось становиться все более искренним.
Это пугало. Безумно пугало то, что он шел против всего того, что усваивал десятилетиями и что попало в него еще с молоком матери. Даже годы психотерапии не были так продуктивны, как полгода общения с Эндрю. Да, по отношению к другим людям Нил не стал добросердечнее, но даже в отношениях с Сетом, Мэттом, Ден и Элисон Нил стал более открытым. Теперь вместо привычно лежащего на языке «я в порядке» он признавался друзьям в плохом самочувствии или делился проблемами с работы. А Эндрю был катализатором для этого, сам того не зная подталкивая Нила к тому, к чему его упорно вел психотерапевт и к тому, о чем едва ли не умоляли его друзья. Всего один человек смог улучшить жизнь Нила на столько, что это просто поражало сознание и шокировало.
— Э.Д.М. —
Ночной звонок от Нила стал неожиданным для Эндрю. Его сонный мозг слишком долго включался, но, когда Эндрю понял, из-за чего именно звонил Нил, сон как рукой сняло. Эндрю бы соврал, если бы сказал, что не ждал момента, когда Нил сам решит начать этот разговор. Сам Миньярд, разрываемый от своих собственных эмоций и так не кстати проснувшегося любопытства, ни за что не стал бы давить на Нила в поисках ответа на свои вопросы.
Голос Нила в трубке был слабым и еле дрожащим, а сам Эндрю был бессилен перед таким Нилом. Он в принципе был перед ним бессилен, но в обычные, хорошие дни, Нил был таким сильным, что Эндрю словно каждый раз забывал о том, что пряталось за этой яркой оберткой. Нил был тем, кто перевернул и продолжал переворачивать мировоззрение Эндрю. Все их разговоры, касания, все это было тем, чего Эндрю было всегда мало и, как бы он не старался контролировать свою жадность, по отношению к Нилу это было тяжело делать. Безусловно Эндрю продолжал и будет продолжать беречь и уважать все границы Нила, и это никогда не станет чем-то, к чему Эндрю сможет привыкнуть.
Выскакивая из подъезда, даже не сменив домашнюю одежду на уличную, Эндрю надеялся, что дорога пролетит быстро и незаметно. Он уже как-то подвозил Нила до дома, так что память услужливо подкидывала самые короткие пути из точки А в точку В. А еще Эндрю был благодарен, что была ночь, во время которой город хоть и продолжал жить, но не было многокилометровых пробок.
Выезжая с парковки, Миньярд силой воли заставлял себя соблюдать скоростной режим, понимая, что Нил не обрадуется его лихачеству, а лишние штрафы не будут приятны для его кошелька. Гул двигателя и приоткрытое окно не избавляли от мыслей, как это происходило обычно, когда во время бессонных ночей он выбирался на машине в город. Наоборот, они скручивались в тугой ком, который был способен распутать только Нил, которому потребовалось несколько дней на то, чтобы набраться сил и поделиться с Эндрю своими эмоциями и мыслями.
На самом деле, эти два дня были просто настолько маленьким сроком, что Эндрю даже не мог представить, каким образом Нилу удалось за столь короткий срок приручить своих демонов и принять это решение. Эндрю потребовалось бы на это намного больше времени и моральных сил, но опять же, так это было для него, и он не мог знать, сколько сил ушло на это у Нила. Несмотря на все уже открытые секреты и тайны, он все еще оставался загадкой для Эндрю.
А еще он оставался тем, кого Эндрю хотелось защищать и оберегать. Совсем недавно он был абсолютно чужим и незнакомым человеком, но сейчас Эндрю с нетерпением ждал каждой их встречи и сессии. Как губка впитывал все его слова, улавливал мимолетные улыбки и жесты рук. Наслаждался теплом его кожи, когда Нил позволял это, слушал глубокий хрипловатый голос и просто наслаждался временем, проведенным вместе с ним. Одно сплошное наваждение, похожее на безумство, которое не хотелось прекращать ни сейчас, ни когда-либо еще.