Просто удивительно, сколько тайн скрывает один город. Подземный лабиринт с храмом Баала. Турмалиновые глубины под замком Касадора. Храм Шар. И место погребения соратника Балдурана — дракона Ансура.

После встречи с ним по телу ещё бегали злые и кусачие молнии. Удивительно, но обращение не особенно притупило боль от ран. Уиллу помогла снизить урон одна из способностей колдунов противостоять стихийному урону. Возможно, поэтому Астарион оставил его позади и вытащил из-под удара молнии Лив и Джахейру. Но даже так магия дракона оказалась такой силы, что досталось им всем.

— Адова сера, почему нельзя наткнуться на убежище милейшей старушки, пекущей плюшки? — влив в себя пару пузырьков лечебного зелья, страдальчески спросила Джахейра, когда дракон наконец был повержен.

— Милейшие старушки редко внушают доверие, знаешь ли. Но я не тебя имею в виду, — ответил ей Астарион.

— Благодарю за уточнение.

— Нет уж, не надо нам старушек, — вспомнив встречу с каргой, Лив содрогнулась. — И сейчас у меня больше вопросов к Императору… или лучше называть тебя Балдураном? Твои союзники плохо заканчивают, как я посмотрю…

— Оставь сарказм при себе, — велел ей иллитид, но голос его прозвучал слегка удручённо. — И раз ты теперь вампир, получше присматривай за своими друзьями. Не все их благие намерения будут таковыми для тебя.

— Справедливо. Мало кому понравится, если тот, кому ты доверял больше всего в мире, попытается тебя убить во сне, — усмехнулся Астарион. — Ой, кажется, Уилла совсем кантузило то ли молнией, то ли трагизмом случившегося, — проговорил он, указав на замершего, точно статуя нового Балдурана, Героя Фронтира. — А как по мне, то мы потратили время зря.

У Лив тоже было такое ощущение. Пожалуй, она бы предпочла не знать историю Балдурана. Она собиралась сказать, что им пора возвращаться в таверну, как Уилл набрал в грудь воздуха и громко, пафосно чётко выдал:

— Я решил! Клинок Аверно. Новое имя для обновлённого человека. Четыре принципа наконец проявились во мне. Отвага. Прозорливость. Планирование. Справедливость. Я не должен им повиноваться. Я должен воплотить их в себе.

Его заявление все встретили гробовой тишиной. Лив даже показалось, что контузило не Уилла, а всех остальных. Уилл этого будто не заметил и продолжил, прожигая пламенным взглядом пустоту перед собой:

— Я пройдусь по всем кругам преисподней. По всем бухтам Побережья. Я уничтожу всех бестий, осмелившихся положить глаз на Фаэрун.

— Ты башкой треснулся, милок? Или, не знаю, молния прямо в рога попала? — нервно хихикнув, первым опомнился Астарион. — Твоя дьяволица же лишит тебя всех сил. Забыл уже?

Уилл наградил его презрительным взглядом и ответил, гордо вскинув голову... и слегка из-за этого качнувшись назад:

— Отец научил меня управляться с луком и мечом. Как-нибудь обойдусь и без колдовских трюков.

Лив и Астарион невольно переглянулись и едва не прыснули в унисон, представив, как Уилл отбивается от полчищ бестий.

«Что-то мне кажется, что дьяволы быстрее помрут от смеха, чем от его меча и стрел».

У Джахейры вид тоже был крайне скептическим, ещё и одна бровь всё ползла и ползла вверх. Кажется, сохранить серьёзное выражение лица друидессе удавалось с трудом.

— Давайте уже уберёмся из этой ямы, — наконец фыркнула она, когда уголок рта у неё предательски дёрнулся.

— Поддерживаю, — отозвался и Астарион. — Интересно, заметили ли эту лёгкую встряску на Змеиной скале? И как быстро Горташ отправит часть солдат на разведку? Он бы точно не оценил внезапно свалившееся на него веселье в виде разрушающегося под ним замка, аха-ха-ха. Может быть, подтолкнём ещё немного тут что-нибудь? Ах да, совсем забыл, что Карлах хотела лично удавить гада. Нельзя лишать её такого удовольствия.

Уилл грозно уставился на него.

— И за тобой, повелитель вампиров, я буду приглядывать, — убийственно серьёзно выдал Герой Фронтира… или и правда уже Герой Аверно. — Помня о твоих заслугах, я дам тебе шанс. Но если ты станешь творить зло, я приду и за тобой.

Астарион чуть не захлебнулся в хохоте, но быстро взял себя в руки и, манерно откашлявшись, ответил в притворном ужасе:

— Напугал, так напугал! Ты для начала со своей горячей подружкой разберись, Герой. А потом, после того, как с мозгом будет покончено, можешь попытаться записаться ко мне на аудиенцию, аха-ха-ха. Но приёма не обещаю. Ну ладно, хватит на сегодня разглагольствовать. Просветление полагается отпраздновать, разве нет? Я бы не отказался от глотка сладкой крови, — понизив голос, проговорил он и выразительно уставился на Лив.

— Сегодня я буду готовить ужин, — снова поразил всех Уилл. — Надеюсь, Гейл не останется за это в обиде. Но сперва мне нужно найти хорошего оленя и эль…

Услышав это, Лив даже порадовалась, что теперь может обойтись глотком астарионовой крови… Чего нельзя сказать об остальных.

***

Вечер в лагере выдался шумным. Сначала Уилл гордо объявил о своём просветлении, чем удивил тех, кто в гробнице не был. Лив, Астарион и Джахейра же не сказали ни слова и предпочли убраться от Героя Аверно подальше, чтобы не запороть торжественный настрой. Оленя Уилл не нашёл, зато подговорил Карлах и Минска раздобыть для него кабана. Чудо, но им это удалось. Гейл энтузиазма не одобрил.

— И что мы вообще празднуем? — попытался выяснить он у свидетелей просветления Уилла.

— Попадание молнии в рога и мозг средней прожарки, — с милейшей улыбкой объяснил Астарион. — Ты для разнообразия послушай звуки не только собственного голоса, дражайший волшебник, и всё поймёшь. Сдаётся мне, ночь будет длинной, аха-ха. Что ж, приятно провести время.

Повелитель вампиров шутливо поклонился и ушёл от костра, а вскоре и вовсе растворился в темноте. Не позвав с собой Лив. Гейл же вперил в дроу недовольный взгляд. Или, возможно, он так просил поддержать его в сражении за походный котелок и съедобный ужин, раз уж ради этого все вновь выбрались в поля.

Лив ободряюще улыбнулась волшебнику, но составлять ему компанию не стала. Зато Йенна была вне себя от восторга и скакала вокруг костра, спрашивая, чем может помочь.

Лив устроилась в тени открытого сарая, на небольшой лестнице, ведущей на верхний ярус. Раньше дроу бы с удовольствием присоединилась к вечерним хлопотам. Сейчас же все разговоры, смех и ругань слились в единый, немного утомляющий шум. После превращения Лив особенно нуждалась в возможности собраться с мыслями. Как и повелителю вампиров, ей нужно было познакомиться с новой собой.

«Голод можно контролировать и из уродливого монстра превратить в противненькую, но маленькую собачонку, которую везде приходится носить с собой, но лаять она будет, когда разрешишь. Но если не бросать собачонке хотя бы кости, она озвереет и рано или поздно станет злым вурдалаком, который попытается тебя сожрать». Вот что сказал Астарион, когда поймал для Лив её первую добычу — какого-то незадачливого вора. Кусать грязного воришку совсем не хотелось, но стоило Лив почуять кровь — Астарион первым вонзил в него клыки, — как в голове быстро стало пусто. На вкус бедолага оказался… как разбавленное поило. Много страданий, мало сил. Но всё же удовлетворение от еды появилось быстро — прокатилось лёгкой волной облегчения по мышцам и позвоночнику.

К удивлению Лив, выпивать воришку досуха Астарион не стал. И оставил мирно сидеть в подворотне. Авось и доживёт до утра. Правда, Лив его судьба не очень волновала.

— Сытая жизнь и правда полезна для организма. Неужели у всех бедняков привкус отчаяния в крови? — скривился Астарион. — Позже обязательно попробуем на зуб какого-нибудь аристократа. Узнаем вкус пришибленной порочности.

Лив вспомнила, как ранее Астарион гадал, каковы на вкус их спутники, и сама невольно задумалась. Хотя вряд ли кто-то окажется вкуснее Астариона…

— Ты быстро схватываешь, радость моя, — довольно проговорил он, обняв её одной рукой за плечи. — Хороша во всём, как и всегда.

— Это не так, — нахмурилась Лив, из-за этих слов её кольнуло неприятное и тревожное чувство, но она не смогла вспомнить, почему её это встревожило.

— Ах ты моя скромняжка! Что ж, пожалуй, управлять наутилоидом и правда не твоё. В остальном, ты всегда справлялась мастерски. И вдохновляла меня.

«Какой ласковый. А ведь в этом нет нужды — лить мне в уши столько мёда, мне всё равно не уйти от него теперь. Зачем так меня обхаживать? Я даже не могу вспомнить, что я хотела сделать после того, как освобожусь от личинки. Но это уже и не важно, пожалуй… И всё же… крайне неприятное ощущение».

Пока что Астарион и правда ни разу ничего ей не приказал. И Лив хотелось бы узнать, да какого момента он не собирается её контролировать. Чутьё подсказывало, что в зависимости от ситуации и настроения Астариона, такая проверка могла обернуться прогулкой по тонкому льду… Пока Лив не знала, что думать о его привязанности. Казалось, что он готов выслушать её и исполнить любое её желание. Поскакать по крышам и подурачиться на берегу — её идеи, которые он с лёгкостью поддержал. Ещё он предлагал ей роскошь и драгоценности, но Лив отказалась. Ценность представляет лишь то, что добыл с большими усилиями. И для неё самой наибольшей ценностью является сам Астарион… Сам для себя он тоже, вне всяких сомнений, величайшая ценность. И никогда и никому не даст об этом забыть.

Лив помнила о своих сомнениях на его счёт. И то, как красочно Астарион расписывал свою новую мечту с замком или даже городом вампирских отродий, Лив очень беспокоило. В первую очередь потому, что у неё, возможно, появится целый гарем конкурентов. С Астариона бы сталось устроить сражения за его внимание. Сейчас он, кажется, души в Лив не чает, но ветер может и быстро перемениться. Тогда ей и правда придётся сражаться… А значит, ей стоит обзавестись какими-нибудь полезными вещицами прямо сейчас. Хороших артефактов и оружия много не бывает.

— Чую запах сомнений. О, он мой любимый, — бодро и до отвращения звонко проговорила рядом Мизора. Вот же принесла нелёгкая.

— Если ты вдруг ослепла или оглохла, то твой пёсик — там, — указав на спорящих у костра Гейла и Уилла, сказала Лив.

— Пёсик от меня никуда не сбежит, — посмеялась Мизора. — Как и ты от своего нового хозяина. Как душераздирающе. Любовь толкает смертных на такие невероятные вещи! Не устаю наблюдать.

— Что тебе надо?

— Мне? Ничего. Просто наслаждаюсь видами. Кстати, тебе повезло. Уилл совершенно ни на что не способен, — с удовольствием проговорила Мизора. — И одежду носит простую, потому что со сложной сам не справится. И готовить не умеет. Но с выпивкой всё становится лучше. Особенно когда ты в таверне.

— Я уверена, что Гейл спасёт желудки отряда. Долго ты собираешься тут торчать?

— Я знаю, я всех заставляю нервничать, — захихикала дьяволица. — Обожаю это в себе. Торжество нужно портить в нужный момент. Не раньше и не позже.

— Сдаётся мне, что Уилл не будет тебе рад. А ещё он собирается спуститься в преисподнею. Уже после того, как лишится сил, которые ты ему одолжила.

— Как восхитительно! И что же он собирается там делать?

— Охотиться на бестий. Отныне он Клинок Аверно. И владеет мечом и луком. Трепещите, в общем.

Мизора звонко и истерично расхохоталась, расправив крылья. И смеялась она долго. Возможно, дьяволам тоже не нужно дышать…

— Как восхитительно! — выдохнула она и утёрла слёзы. — Что ж, если ему неймётся убивать демонов, то пожалуйста. Врагов Зариэль? Почему нет. Дьяволов, угрожающих Побережью Мечей? Не возражаю. Но если он решит напасть на соратников Зариэль, мне придётся натянуть поводок. Или и вовсе превратить дурачка в лемура.

— Но он ведь расторг с тобой контракт.

Мизора обидно рассмеялась, но уже куда тише. Что ж, Лив и так подозревала, что легко от неё Уилл отделаться не сможет.

— Что ж, может быть, я навещу его попозже. И даже проведу его вниз. Из дьявольского альтруизма. Охотно верю, что он осмелится по глупости охотиться на меня. Мне почти стыдно, что я настолько незабываема, — печально вздохнула она и расплылась в сладчайшей улыбке. — Но вернёмся к тебе, — сложив ладони перед собой, продолжила Мизора. — Занятная ты букашечка. Уже поняла, в какую бочку дёгтя упала? Перед ним столько возможностей. Столько опасностей. Прежде чем он и правда станет почти неуязвимым для смертных. Захочешь ли ты до конца оставаться на его стороне?

— Захочу или нет, дьявола не касается. Если тебе нечем заняться, то иди дразнить Уилла.

— Знаешь, букашечка, я своему пёсику многое позволяю. Иногда даже лаять на меня. Но грозит ли тебе такое со своим хозяином? О, не подумай неправильно. Я не предлагаю тебе ничего. Я просто предчувствую драму, — шумно втянув носом воздух, проговорила Мизора и сладко вздохнула. — Может быть, со всполохами. С привкусом горечи и железа во рту. С обжигающим холодом ладоней на бёдрах. И конечно же с болью, —наклонившись к дроу, закончила Мизора и улыбнулась Лив в лицо.

Через миг на визг сбежался весь лагерь. Дьяволицы и след простыл, а Лив сплюнула дымящуюся и обжигающую рот кровь на землю.

— Что это был за крик? — взволнованно спросил Гейл.

— Я чую парфюм Мизоры! — прорычал Уилл.

— Ты в порядке? — Шедоухарт всмотрелась в её лицо. — У тебя губы обожжены.

Лив скривилась и снова сплюнула. Запомнить. Никогда больше не кусать дьяволов.

— Мизора посмела напасть на тебя? — Карлах воинственно заозиралась.

Хохот Астариона всех заставил вздрогнуть и задрать головы. И Лив тоже.

«Он что, всё это время был на крыше? И слышал, о чём говорила Мизора?» — опешила Лив.

— Браво! Ох, радость моя, ты и правда ходячий сюрприз.

Астарион спрыгнул вниз, остальные перед ним расступились, словно в очередной раз не захотели с ним связываться. Вампир же ухватил Лив за подбородок и осмотрел её лицо.

— Ты меня опередила в дегустации дьявола, радость моя, — усмехнулся он. — Вкусно хоть было?

— Слишком горячо, — вывернувшись, ответила Лив. — И как много ты слышал?

— Тебе ли не знать, что дьяволов слушать не стоит? — прокусив себе палец и протянув руку Лив, ответил Астарион.

— Кто бы говорил, — буркнула Лив, но с жадностью облизала прокушенный палец и размазала языком кровь по губам.

Через миг Астарион подхватил её, поднял со ступенек лестницы и поцеловал. Губы обожгло от боли, Лив дёрнулась, попыталась вывернуться. Но боль прошла прежде, чем ей удалось это сделать. Сердце стучало, как бешеное. 

— Ну и чего ты испугалась, м? — прошелестел он и поставил её на ноги.

Лив нервно облизала губы, искоса глянула на него. И не нашла в себе сил ответить что-либо. Его ласка становится навязчивой, а хватка всё более крепкой. А сама она будто бы теряет по части себя от каждого его прикосновения. Что-то важное растворяется в тумане. А ему на замену приходит что-то тёмное… Вроде и не чуждое, но и не то, что Лив хотела в себе культивировать…

— Ты… ты сбиваешь меня… нужно сосредоточиться на главном, — невпопад проговорила она, больше всего сейчас желая сбежать и побыть в одиночестве.

— Хах, это от чего же? — кажется, опешил он.

— От того, что ещё предстоит сделать, чтобы победить мозг. Завтра… пойдём за орфическим молотом. А потом разберёмся с Горташем.

— Но как же это может быть важнее меня? — заискивающе спросил Астарион.

«Твои капризы могут и подождать», — угрюмо подумала Лив.

Но вслух она сказала другое:

— Я пойду спать. Одна.

— Что ж, тогда приятно тебе подремать, радость моя, — всё ещё с недоумением изогнув одну бровь, пожелал он.

Лив кивнула и поспешила сбежать. Наиболее важные дела — вперёд. После чего она будет надеяться, что от неё прежней всё же хоть что-то да останется…

Улёгшись на свой лежак, от которого она немного отвыкла за время в таверне, Лив прокрутила в памяти события последних дней, которые пронеслись в вихре.

Они подорвали Литейную Стальной стражи, но все гондийцы погибли, к несказанной радости Вульбрена из Клана Железной Руки. Залили кровью храм Шар и спасли родителей Шедоухарт. И Лив стоило больших усилий уговорить её не идти на поводу у богини мрака, ведь именно этого выбора она и ждёт.

Позже, смотря на измученную пару — эльфа и человеческую женщину, — в чьих объятьях Шедоухарт рыдала как маленькая девчонка, Лив пыталась понять, почему её так трогает и печалит эта сцена.

— Шар уверена, мы настолько страшимся боли, что готовы избавиться от всех прочих чувств, лишь бы спастись от неё, — заметила тогда Джахейра, ухмыляясь. — Признаюсь, я эгоистично наслаждаюсь тем, как Шедоухарт выставляет богиню полной дурой. Как знать, шанс избавиться от проклятья ещё может подвернуться.

Лив кольнули её слова. Не из-за Шедоухарт. А из-за Астариона. Не попался ли он в ловушку, точь-в-точь, как могла попасться Шедоухарт, в своём неистовом желании не только освободиться, но обезопасить себя от всякой боли?

Шум пирушки отодвинулся. Кажется, Гейл всё же спас ужин и велел не раздирать ночь криками. И эля он позволил налить строго по кружке — завтра важная миссия, и в дьявольском логове нужно быть трезвым. И зачем он так беспокоится? В чертоги Рафаила Лив всё равно возьмёт с собой Карлах, Лаэзель и Астариона, а не его, Уилла или Хальсина.

Рядом на соседнем лежаке сидела Джахейра и невозмутимо жевала сухари. Забавно, но под тихий хруст думалось лучше.

«Так вот в чём подвох вознесения? Астарион лишился чувств? Глубоких, по крайней мере… То-то меня не оставляет странное ощущение, что колкости и дикие шутки сыпятся из него… не так естественно, как это было раньше. Это я ещё помню, — задумалась Лив. — Тогда, может снова Джахейра права? И высшие вампиры ничего не чувствуют? Только голод до крови у них сменяется непомерной жаждой власти. Если так, то Врата Балдура в большой опасности».

С момента обращения Лив не смогла по-настоящему поговорить с Астарионом по душам. Натыкалась то на шутки, то на безграничное самолюбование, то на раздражающие комплименты об её совершенстве. Астарион будто запер себя в комнате с зеркалами, в которых наконец-то проявилось его золочёное изображение. Нужно было вытащить его оттуда. Любой ценой, не подразумевающей разрушение всего вокруг и её смерть, конечно же. Только Лив понятия не имела, как ей начать разговор.

Как ни в чём не бывало? Но она только что сбежала от него спать… А сейчас даже не подозревает, в каких тенях он растворился. В палатке его не было.

— Или личинка доедает твой мозг, или ты сломалась на какой-то очень непростой задачке, — подавшись вперёд и сощурившись, заметила Джахейра. — Плюшкой угостить не могу, но может мой старческий совет мог бы тебе сгодиться, а? Что у тебя на уме, малыш?

«Ма… малыш? Вот это одобрение!»

— Ну… если быть честной, то спасение города и всего мира от старшего мозга и… одного повелителя вампиров от возможной облавы Арфистов и всех светлых паладинов Берега мечей. В случае если он, ну…

— Могу понять твою тревогу. И прямо скажу, что и у меня есть опасения на его счёт. Но он был изуродован рабством и мраком, который никогда не выбирал сам. И даже сейчас то, что он выбрал, не тьма. И ты это знаешь.

«Не тьма… За всеми этими напыщенными и дурными, хвастливыми разговорами о том, как он жаждет власти и силы, стояло прежде всего желание почувствовать себя защищённым. А потом уже получить компенсацию за боль. Он ничего не знает о жизни, только о выживании. И захотел занять место того, кто имел много больше него».

— Вампирам трудно быть хорошими… даже я… — Лив запнулась. — Я чувствую, как из самых дальних уголков души выползают мысли и желания, которые я отодвигала, прятала…

«Сила воли — это единственный щит от невзгод и ударов судьбы».

 — Ах… — Лив поморщилась, как от боли, а в голове у неё затрещало.

Личинка? Нет… воспоминание. Слова, сказанные чьим-то уверенным голосом. Лив не помнит ни голос, ни его обладателя, но даже так… ей вдруг стало очень тепло на душе.

«Астарион вынес двести лет пыток и не свихнулся. Не сломался окончательно. Я не верю, что он мог измениться в одночасье. Всё забыть, всё отбросить… Что же с ним происходит? Снова пытается казаться… больше? Даже с силой? Неужели настолько запутался в своих страхах и слабостях? О прошлом он ничего слышать не хочет. Говорит, что избавился от него. Хочет убедить всех в том, что и жалкое вампирское отродье — он прежний, хрупкий и измученный Астарион — исчезло. Погибло. Почему он стыдится себя?»

— Никто не сможет подобрать слова лучше, чем ты, малыш. И никого он не захочет услышать. Возможно, и ты не пробьёшься к нему с первого раза, если вмажешь правдой ему в лоб, — сказала Джахейра, и Лив невольно прыснула. — Но у тебя ведь уже есть свой набор маленьких хитростей, — растопырив пальцы и смешно пошевелив ими, продолжила друидесса. — Твоему терпению и так можно обзавидоваться. Остаётся быть ещё немного хитрее. Если не хочешь потом спешно запаковывать своего голубчика в гроб на колёсиках и смываться от толпы паладинов. 

Лив улыбнулась. И почувствовала, что по лицу у неё текут слёзы. Джахейра напомнила ей о матери, которую Лив больше в упор не может вспомнить…