Майкл готов был танцевать. Определить Шеллстроп в монахини, кажется, было одной из лучших идей за последнее время им придуманных. Тот факт, что все идеи, в том числе те, которые Майкл сам считал гениальными, стабильно проваливались, Майкл усиленно игнорировал. Прямо как мысль о смерти. Ох, только не снова, пожалуйста.

 – Джанет, что делает Джейсон?

 – Считает, сколько соломок поместится ему в рот, прежде чем он начнёт задыхаться.

Майкл вздохнул. Кажется, стоило опять провести мини-лекцию для Джейсона на тему «ты уже умер; каким образом ты умудряешься подвергать себя опасности и здесь?», в этот раз, прибавив к этой версии лекции пункт «по чесноку, тебе можно даже не дышать, это просто привычка». Кажется, это то, что нужно. Глупые выходки Джейсона частенько поднимают ему настроение, в то время как выходки Элеонор заталкивают его настроение обратно в пучину дерьма (какое счастье, что уж мысленно-то материться можно, а то это правило порядком бесило; радовало, что людей оно тоже бесило, особенно Элеонор, которая, кажется, была готова вставлять нецензурщину через слово, и это всё равно каким-то образом казалось Майклу очаровательным).

Предвкушая веселье, Майкл отправился смотреть и, возможно, даже сделать ставку.

Элеонор с переменным успехом пыталась оказаться в одиночестве.

 – Хэй, Джанет, – позвала Элеонор шёпотом, – подгони чего-нибудь выпить.

Через секунду Джанет уже протягивала Элеонор стакан воды. Элеонор скривилась.

 – «Выпить», Джанет, значит, что я прошу алкоголь. Пару шотов водки, например.

Джанет, как всегда идеально услужливая и приветливая, продолжала протягивать стакан воды.

 – Элеонор, тебе не положено употреблять алкоголь. Ты же посвятила себя религии при жизни, а это предполагает некоторый аскетизм, учитывая, что полжизни ты провела затворницей в храме.

Шеллстроп застонала. Она ненавидела свою тёзку. Утешало одно: судя по звуковому ряду, предоставленному Джанет, в плохом месте Элеонор бы понравилось ещё меньше.

 – Ну, хоть без обета молчания обошлось. – Этого ещё не хватало. Вспомнить только парочку буддистов. – Почему в раю так много религии? Какой в этом теперь смысл?

Майкл бы с готовностью ответил на это что-то вроде «Чтобы мучить людей всякими религиозными рамками и после смерти, конечно», но в это время Майкл усиленно пытался не хохотать, глядя на Джейсона, которого только что обнаружил его «соулмейт», и теперь Мендоза, застигнутый врасплох, давился сорока с лишним соломками, которые ему удалось уместить во рту, задыхался, пытался откашляться и при этом оказаться от своего соулмейта как можно дальше. Майкл был бы рад заснять это, если бы не боязнь того, что ушлая Викки может использовать это как дополнительный материал для шантажа. Ох, несмотря на то, что эта попытка была уже далеко не первой (это ещё мягко сказано), и с каждой новой попыткой пенсия для Майкла становилась всё ближе, а страх быть раскрытым – ощутимее, он не мог отрицать тот факт, что периодически происходящее было донельзя забавным. Это немного окупало все Майкловские страдания.

 – Элеонор! Пора на мессу!

Положим, Майкла здесь и не было, а вот другие монахи только что в очередной раз рассекретили убежище Элеонор. П… печально.

Элеонор стояла в толпе других монахов, – и откуда их так много? Вроде, они не совершали религиозного коллективного самоубийства в храме, – одетая в жуткий балахон с капюшоном, и продумывала пути к отступлению. Конкретно сейчас они должны были несколько часов синхронно читать какую-то проповедь на древнем языке, которую, предполагалось, каждый уважающий себя монах в жутком балахоне должен знать наизусть, и если только кто-то очень явно выбивался из хора, то нужно было начинать всё сначала. Разумеется, из-за Элеонор мессы неприлично затягивались.

 – Амено гараде бурбака ха, – бубнила Шеллстроп, дабы создать видимость участия и одновременно пытаясь сделать так, чтобы никто в пределах слышимости не сообразил, что она снова несёт ахинею.

 – Ты опять!?

Ну, твою ж рать!

«Может, в плохом месте всё-таки не так и плохо? Во всяком случае, это место – отстой, и религия эта – отстой! – Элеонор застыла, поражённая внезапной мыслью. – Погодите-ка…»

Майкл совершенно неподобающе забежал за угол очередного кафе, переделанного уже в четыреста третий раз, как тут откуда-то выскочивший демон в монашеском балахоне (Бррр!) своим отчаянным криком заставил его подскочить:

 – Шеллстроп опять!

 – Боже…! Тьфу ты! Ну, ты понял! Нельзя ж так подкрадываться! – Майкл понял, что держится за левую сторону груди. Будь прокляты человеческие привычки и эти мясные мешки. Столько с ними проблем.

 – Ну, что она опять? Побормочешь еще три часа на паре мёртвых языков – ничего тебе не сделается!

 – Да нет! Она опять догадалась!

 – Что, опять!?

 – Теперь это уже вот вообще не прикольно. Может, всё-таки по старинке?

Майкл заскрипел зубами. Ну, уж нет. Он столько лелеял эту идею. Она шикарна! Только Элеонор какая-то неправильная и продолжает всё портить.

За какие грехи ему именно Элеонор Шеллстроп!? Да-да, она отлично вписалась в схему «люди мучают друг друга, а мы просто наблюдаем», и всё-таки…

Демон обвёл грустным взглядом своё детище.

 – Опять всё переделывать.