Рествуд был спокойным и тихим местом, сколько Джисон себя помнил. А потом началась война, которая до них, к счастью, дойти не успела. Отец Джисона – огромный, как платяной шкаф, альфа, до войны работавший кузнецом, славился своими идеальными мечами и метательными ножами с невероятной красоты камнями на рукоятях, – погиб на фронте через год после начала трёхлетней войны. Их семья не только лишилась кормильца, но и защиты.
Его мать - совсем маленькая и хрупкая омега - даже спустя два года не смогла оправиться от утраты, из-за чего слегла с горячкой. Поэтому Джисон, как единственный в их семье работоспособный человек, всё это безутешное время пахал не покладая рук. То в поле, то в кузнице, хотя, в последней ему никаких ответственных работ не давали, так как он был омегой и «место» его было дома. Чаще всего он оставался с детьми работающих в дозоре и на поле семей, обучая их всему, что знал. Детей он любил, а ухаживать за ними любил еще больше.
Что Джисон действительно не любил, так это проблемы, особенно, если они сваливались на голову неожиданно и, как это всегда бывает, нежелательно. Именно сейчас он остался дома из-за одной такой проблемы, точнее – троих.
Сидящие перед ним еще совсем юные мальчишки не смели поднять голов, будто провинившиеся пакостники.
Из троих только один умел говорить на его языке, и то довольно кривовато. Зато из этой речи Джисон смог понять, что прибыли эти трое из соседнего Севрана, и что ни денег, ни одежды у них с собой не было.
Джисон шумно выдохнул, потирая переносицу.
- Что вы тут забыли вообще? – Хан присел на стул у небольшого обеденного стола, стараясь оставаться спокойным.
Омега, выглядевший ровесником самого Джисона, поднял голову и посмотрел ему в глаза.
- Это мой... Моя ошибка. Я хочу... Хотел бежать один, но они идти за мной. – Лицо Джисона вытянулось от того, насколько голос этого крошечного с виду омеги был низким. До этого момента паренёк только шептал.
- А ты зачем бежал? – Хан уже сотню раз успел пожалеть, что спрятал этих потеряшек от пограничников, пока собирал ягоды в лесу.
- Не хотел муж... Свадьба... - Омега смутился, нервно потирая руки.
- Выходить замуж? – Удивленно спросил Хан, вскинув брови. Паренёк кивнул.
Чувство жалости заполнило грудь Хана. Он понимал его, как никто другой. Несколько лет назад, когда отец еще был жив, он тоже бежал в соседнюю деревушку от одного альфы, на котором его собирались женить. Мерзость какая. К счастью, тот вскоре нашел истинного, и помолвку разорвали.
- И что вы собирались делать тут? Почему именно сюда?
- Тихое место, не найдёт. - Неуверенно ответил он.
Джисон нахмурил брови.
- Кто не найдёт? Жених?
- Брат. – Пробормотал омега.
Хан устало выдохнул. В нем боролись два желания: прогнать их к чертям собачьим, потому что матери недавно стало хуже, или оставить тут, потому что еще несколько пар рук никогда в доме лишними не бывают. Он снова взглянул на ссутулившуюся троицу и фыркнул, закатив глаза.
- Что делать умеете? – Спросил он, на что светловолосый омега прикусил губу и опустил голову.
Джисон точно об этом пожалеет.
***
В первый же вечер за скромным ужином эти трое «потеряшек» - так называл их Джисон – рассказали, что до побега работали при Севранском дворе, но все были настолько уставшими, что Хан решил ни о чём не расспрашивать. Этой информации вполне хватало.
В их доме было всего две комнаты – гостиная, соединенная с небольшой кухонькой, и спальня матушки. Поэтому они вчетвером теснились в гостиной, расположившись кто на стульях, кто на полу.
Уже через неделю, чуть привыкнув к дому, Джисону и матушке, они начали понемногу говорить по-вестерски и выполнять небольшие поручения по дому. Джисон каждый день с огромным любопытством узнавал что-то новое о своих гостях. Он всегда был рад новым знакомствам, особенно если это были люди из совершенно другой среды.
Светловолосого мальчика со странными коричневыми пятнышкам на щеках и носу звали Феликс, он был всего на день младше Хана, несмотря на то, что выглядел на пару лет моложе в силу своего невысокого роста, хрупкого тела и детского лица. Джисон как-то спросил у него, откуда у него эти пятнышки на лице, на что тот лишь смущенно рассказал, что его мама была с Юга, а там у всех есть такие пятна, которые называют веснушками.
Джисон немного слышал о Югории – королевстве, в котором никогда не бывает холодно. Солнце там светило месяцев одиннадцать без перебоя. Было завидно, потому что у них на востоке были частые дожди и снежные, хоть и относительно теплые, зимы.
Феликс оказался невероятно шумным и крикливым пакостником, но иногда вёл себя, как кисейная барышня – в комнате убирался через силу, посуду мыл со слезами на глазах, отказывался от некоторой еды, которая выглядела не так, как ему хотелось бы. Хан как-то поинтересовался у него, чем же он тогда занимался во дворце, на что получил странный и расплывчатый ответ «то тем, то сем».
Самым младшеньким из троицы был Джейк – ему не было и семнадцати. Светловолосый кудрявый мальчишка с огромными чёрными глазами довольно быстро учился языку и с лёгкостью выполнял работу по дому, стараясь не пропустить ни одной пылинки, а также носил дрова для печи большими охапками и набирал вёдра воды до краёв, носясь с ними от колодца до дома. Хан несколько раз ругался на него, спину ведь потянет, но тот лишь улыбчиво выкрикивал «Хён, не трудно, уже делал такое!» и чуть ли не вприпрыжку шагал к дому.
Самой большой загадкой за это время остался задумчивый и тихий Чонин – высокий худенький омега с лисьими глазами, который смотрел на всех с опаской и даже во время совместных обедов не издавал ни звука.
Феликс закатывал на это глаза и говорил, что он был такой всегда. Хану оставалось только пожимать плечами и не тревожить тихоню, который делал самые красивые вышивки на полотенца и вязал узорчатые половики из старой ткани. Джисон за его искусные поделки заработал целый золотник, на который они смогут прожить ещё пару дней.
В общем, мальчишки оказались очень полезными. Даже матушка в ожившем от большого количества народу доме с каждым днём стала всё чаще вставать с постели и улыбаться нежно, как было только при отце.
Неожиданно для всех, за несколько дней до Осенин, Чонин простудился, так как днём ранее решил повышивать на свежем воздухе и провозился на лавочке у дома до позднего вечера. Осенний ветер, хоть еще не был холодным, но коварным, подкрался к легко одетому мальчику незаметно.
Хан ворчливо собирал сумку, чтобы сходить в ближайшую лавку за главным в их краях лекарством от всех хворей – мёдом. К началу осени его уже почти не продавали, но он точно знал, что у дядюшки Квона из третьего дома оставалось пару баночек дорогого липового медка, который тот в летний период предлагал всем, кого видел на улице.
Солнце в этот день светило ярко, заставляя уголки губ невольно подниматься. Дети играли в салочки, перекрикивая друг друга и смеясь, мужчины-альфы, достраивавшие дом семьи Юн, рассказывали непристойные истории, женщины-омеги трещали без умолку, сидя на лавочке. Хан любил такие дни, потому что все были искренне рады солнцу и делились своей радостью с другими.
Лавка Квон Хансока находилась на площади, неподалёку от трактира. Найти её было легко по красовавшимся на старом заборчике ярким, уже немного подсохшим, подсолнухам. Джисон толкнул тяжелую дверь от себя, вдыхая привычный запах луговых трав и свежесрубленного дерева – так пахла чета Квон.
- Джисон! Солнечного утра! Давно ты к нам не заходил. Как матушка? – Статная молодая женщина с копной чёрных, как вороново крыло, волос, прикрытых узорчатым платком, улыбнулась Джисону, кивая головой.
- Тёплого ветра, госпожа Квон! Матушка потихоньку идёт на поправку. – Хан уважительно поклонился женщине, придерживая холщовую сумку на плече. Квон Хваса была близкой подругой его семьи, но из-за болезни мамы они не могли видеться часто.
- Ох, я рада. Скучаю по прежней пчёлке Джису, жду не дождусь, когда снова начнет жужжать то тут, то там. – Женщина хихикнула, невесомо поглаживая Джисона по голове.
- Я тоже, госпожа. Я тоже. – Он грустно улыбнулся, разглядывая стоявшие на столе баночки и скрепленные в венки засушенные травы.
- Тебе нужно что-то конкретное? – Госпожа Квон подошла к столу и вопросительно взглянула на Джисона.
- Да, мой друг приболел. У вас не осталось липового мёда?
Дверь неожиданно отворилась, что привлекло внимание Джисона и госпожи Квон. На пороге стоял незнакомый мужчина в кипенно-белой рубашке с развязанными кожаными веревками на груди, чёрных брюках и дорогих кожаных ботинках. Джисон перевел взгляд с дорогой одежды на лицо незнакомца и лишился дара речи.
Это был самый красивый человек, которого он когда-либо видел. Тонкий острый нос, кошачий разрез глаз и чувственные полные губы. Он был похож на скульптуру у столичного дворца, о которых Хан слышал от приезжих торговцев-камнерезов. Незнакомец перевел взгляд сначала на госпожу Квон, а потом на Джисона, и взглянул ему в глаза, не моргая. Казалось, мир в эту секунду остановился и Джисон даже перестал дышать.
Хваса затихла на мгновение, разглядывая это творение лунной богини, но смогла быстро взять себя в руки.
- Тёплого осеннего ветра, господин. Чем я могу вам помочь?
- Доброго утра, госпожа. – Произнес он нежным, что разилось с его серьёзным внешним видом, голосом и перевел взгляд на женщину. Джисон наконец смог вдохнуть воздух, из-за отсутствия которого у него начала кружиться голова.
Мужчина пах знакомым Хану растением — слегка сладким, но не лишенным твёрдой ноты, и немного корицей. Голова снова чуть закружилась.
Статуя вдруг двинулась с места, обходя Джисона, и остановилась у стола с товарами, внимательно рассматривая всё находившееся на нём.
Хан, наконец вспомнив, кто он и зачем пришел, тоже подошел к столу, встав в двух шагах от незнакомца. Из прохода за столом вышел сам господин Квон, услышавший, что в лавку кто-то пришел. Он улыбчиво поздоровался со всеми, сразу вцепившись в нового покупателя. В это время госпожа Квон достала из сундука знакомую Хану баночку и поставила её на стол, развязывая узелок и снимая с банки льняную тряпичку. Она подвинула банку Джисону, чтобы он проверил товар. Он взял мёд и вдохнул запах.
- Отличный мёд. – Хан кивнул, сразу доставая из сумки мешочек с монетами.
- Конечно, у нас другого не бывает! – Улыбнулась Хваса. – Последняя банка в этом году, больше нет! Тебе очень повезло!
- Что это? – Неожиданно со стороны послышался нежный голос.
Госпожа Квон удивленно вздёрнула бровями, поворачиваясь к незнакомцу:
- Липовый мёд, самый лучший в Вестерии. В столице его уже не осталось, да и у нас, вот, последняя баночка. – Она добродушно улыбнулась, склоняя голову вбок.
- Сколько он стоит? – Мгновенно спросил незнакомец. Джисон удивленно повернулся на мужчину.
- Шестьдесят серебряников. – Вклинился господин Квон.
- Почему так дорого?! Раньше он стоил тридцать! - Хан раскрыл рот от удивления.
- Последняя баночка, вот цену и подняли. Нам зимой троих ребятишек кормить. – Спокойно ответил Хансок, непринужденно пожав плечами.
- Я куплю. – Бесстрастно ответил незнакомец. Джисон задохнулся от возмущения.
Липовый мёд поставит больного Чонина на ноги за два-три дня. Без него будет он хворать дольше недели. Хан не мог этого допустить, тем более, золотник он заработал за чониновы вышивки.
- Вы не можете, господин, я попросил его первый. – Джисон изо всех сил старался сохранить спокойствие в голосе, хоть и был возмущен.
- Тогда я возьму его за один золотник. – Не успокаивался незнакомец.
- Да как вы смеете! – Терпение Джисона лопнуло и он сжал руки в кулаки от злости.
Мужчина посмотрел ему в глаза, не моргая. На его лице не дёрнул ни один мускул.
- Отдам за один золотник и двадцать серебряников. – Усмехнулся господин Квон.
- Что?! – Вскрикнул Джисон, сжимая шлёвку от сумки до побелевших костяшек.
- Беру. – Спокойно ответил незнакомец, отвязывая кожаный мешочек с монетами с пояса брюк. Хан зло посмотрел на Хансока, на что тот только пожал плечами.
На мгновение в лавке повисла тишина.
- Эм... - Незнакомец засунул руку в свой мешочек и высунул её из дырки в самом низу. Он удивленно пялился на дырку, не понимая, что произошло.
- Кажется, у вас нет денег, господин. – Бесстрастно ответил торговец. – Нет денег – нет мёда. – Он хмыкнул и подвинул открытую баночку к Джисону.
- Семьдесят серебряников и не монетой больше. – Твёрдо сказал Хан, на что Квон лишь закатил глаза и махнул рукой.
- Семьдесят так семьдесят, с тобой невозможно торговаться, мелкий.
Хан улыбнулся во все зубы и протянул мужчине горсть монет.
- Благодарю, господин Квон, будьте здоровы. – Он низко поклонился, закрывая баночку тканью и завязывая на горлышке бантик.
- И тебе не болеть. – Немного разочарованно ответил ему Квон, пересчитывая деньги на столе. - Кто ж у тебя захворал, раз липовка понадобилась? – Вдруг спросил торговец.
Госпожа Квон кивнула, с интересом подходя ближе к Джисону и оставляя второго посетителя без внимания.
- Новый друг, недавно приехал. Он ещё не привык к нашим резким изменениям в погоде, вот и простудился. – Джисон положил баночку в сумку, закидывая ту обратно на плечо, и взглянул на все ещё стоящего у стола незнакомца, который задумчиво рассматривал пустой мешочек. Странный он.
- Что за друг? Не видел тут новых лиц. – Хан про себя выругался. Квон, в силу своего характера торговца, всегда был любопытным. Ему пока все не расскажешь, не успокоится.
- Я встретил их несколько дней назад, когда собирал ягоды неподалёку. Они не любят гулять по городу. Не хотят столкнуться с неприятностями, так как плоховато ещё знают язык. Зато очень полезны в хозяйстве. Матушка с их приходом расцвела.
- Они? – Голос незнакомца заставил Джисона подпрыгнуть от испуга.
- Да, трое мальчишек-омежек, совсем ещё молоденькие. А вам-то что с этого? Шли бы вора искать. Денег-то, наверное, много украли. – Хан скрестил руки на груди, недовольно повернувшись к мужчине. Его резко прошиб озноб из-за накрывшего волной разозленного коричного запаха.
- Контролируйте запах, господин. – Квон закашлялся, отворачиваясь от них.
Хан закатил глаза и, достав из сумки денежный мешочек, кинул мужчине серебряник, который тот с лёгкостью поймал, удивленно смотря на парня.
- Держите, может, на стакан эля в трактире хватит. Горе запить. – Бросил он и направился к выходу, но потом резко развернулся, обращаясь к чете Квон.
- Мой друг, который заболел, делает великолепные вышивки на тканях. Так что, если вам вдруг нужно будет украсить одежду к Осенинам, обращайтесь. И другим расскажите. Не пропадать же таланту зазря.
Глаза Хвасы заискрились интересом и она восхищенно закивала головой.
- Солнечного дня. – Хан поклонился, прощаясь, и вышел из лавки.
Он очень надеялся, что тихий, почти неслышный рык, который заставил еговолосы на шее встать дыбом, был плодом его воображения.