— Да не нужна мне эта штука! Я чувствую себя отлично, честное слово, — вяло возражала Хлоя всё то время, пока он заправлял медицинский пистолет и вводил ей в плечо сыворотку. — Только спина болит. И шея… А тебе обязательно всё время кусаться?..

Даррен усмехнулся.

— Я хищник, я люблю кусаться.

Он вынул шприц и приклеил на её плечо пластырь, после чего Хлоя снова забралась на диван и нырнула под одеяло. Даррен нашёл её в своей постели уже переодетой в пижаму и понял, что спать сегодня она собралась вместе с ним. И, в общем-то, ничего против этого не имел. Когда она была на глазах, ему было как-то поспокойней. К тому же, у них осталась ещё парочка незавершённых дел.

— Я тоже хищник, — обняв подушку, зевнула Хлоя. — Мои предки охотились на мамонтов.

Он посмотрел на неё и тихо рассмеялся, представив эту легкомысленную дурёху на охоте.

— Что смешного?.. — поинтересовалась она и тут же соблазнительно потянулась. — Ты идёшь спать или нет?

— Да, только давай намажем тебя панацелином.

Она с готовностью выбралась из-под одеяла и, стянув футболку, улеглась на спину. Собрав волосы, Хлоя перекинула их на одну сторону, открывая спину с торчащими вверх острыми лопатками, похожими на обрубленные кем-то крылья. Даррен взял тюбик панацелина и сел рядом. Первым делом он осмотрел основание шеи, пострадавшее больше всего. В одном месте его зубы явно вошли гораздо глубже, чем ему хотелось бы, и на коже остались синюшные кровоподтёки. Выдавив на пальцы панацелин, он начал размазывать его по следам укусов и царапин.

— Извини, обычно я… имею дело с более… крепкими женщинами, — произнёс он тихо, коря себя за несдержанность.

— Ничего страшного, — беспечно отозвалась Хлоя. — Когда работаешь с шестом, то кожа грубеет и становится не такой чувствительной. Но кусаешься ты больно. В следующий раз чур я сверху.

Эта поза была его самой нелюбимой, но Даррен только хмыкнул под нос и промолчал, сосредоточившись на втирании геля в её якобы огрубевшую кожу. Сверху так сверху, лишь бы ему дали выспаться. Растирая её плечи монотонными, плавными движениями, он то и дело замечал, что глаза начинают слипаться, а голову неуклонно тянет куда-то вниз. Должно быть, все те беспокойные часы, что он недоспал здесь за пять дней, сейчас навалились на него целым скопом, требуя справедливого возмещения. И всё, о чём он мог сейчас думать, была его уютная кровать. Даррен выдавил новую порцию геля и начал размазывать его по исцарапанной спине девушки.

— А у тебя был секс с азари? — спросила она его вдруг.

— Да.

— И как?..

— Что «и как»? — Даррен развёл мандибулы в улыбке.

— Ну… это как-то… по-особенному у них происходит? — Хлоя явно смутилась, но любопытство взяло верх.

— Ты про «объятия Вечности»? Я этой штукой никогда не пользовался. Не люблю, когда кто-то пытается пролезть мне в голову. А всё остальное у них такое же, как и… — он осёкся, почувствовав, что пришла и его очередь смутиться, — …у тебя.

— Тогда я не понимаю, почему все их так любят, — задумчиво пробормотала Хлоя. — Думаешь, это из-за их феромонов? В предыдущем клубе ко мне ходила одна азари — так достала, что пришлось уволиться. Но я не чувствовала от неё никаких феромонов. Женщина как женщина.

— И чем же она тебя достала?

— О, это был просто кошмар! Она ломилась ко мне домой, присылала цветы и подарки, приходила почти в каждую мою смену заказать приватный танец в кабинке и там… в общем… — она замялась, явно не желая продолжать, и Даррен с интересом воззрился на неё, забыв про спину.

— Что там?.. — невинно уточнил он.

— Не хочу об этом говорить! Эту чёртову извращенку даже охранники не трогали, потому что формально она ко мне не прикасалась, но, знаешь… противно вспоминать. Ух, как же она меня бесила!

Даррен негромко засмеялся.

— Да ничего смешного! — взвилась тут же Хлоя. — Знаешь, почему я уволилась? Эта сука как-то выследила парня, с которым я тогда встречалась, и трахнула его, представляешь?! А потом прислала мне букет цветов, а вместо открытки их фотографию с подписью: «Этот мерзавец тебя не достоин, давай встречаться». Нет, эта идиотка и правда думала, что после такого я скажу: «Окей, давай»?!

Тут он не выдержал и рассмеялся в голос.

— Эта стерва мне жизнь поломала, между прочим… — обиженно проворчала она, и Даррен неожиданно для себя наклонился и лизнул её за ухом. Она тут же захихикала и спрятала голову в руках, мгновенно позабыв и про обиду, и про азари, и про поломанную жизнь. Он повёл мандибулами. Как же всё-таки просто было менять её настроение, зная, где находятся переключатели. Потеревшись носом о её затылок, он вернулся к прерванному занятию.

— А что там с той рыжей сучкой?

— Ох, ещё одна заноза в моей заднице, — простонала Хлоя. — Аиша. Маленькая, но злобная, как ведьма. Она работала в клубе Роя до меня. Я увела у неё пару постоянщиков, и она без конца мне гадости делала. Так, по мелочи: то вещи из гримёрки выкинет, то начнёт сплетни распускать, то что-нибудь прольёт на меня или подставит перед начальством. А в последний раз намазала мой пилон какой-то едкой дрянью, и меня прямо с него увезли в больницу. Я тогда почти месяц ожоги со всего тела сводила. Рой, когда узнал, даже не стал меня увольнять. Не знаю, что он ей сказал, но с тех пор эта стерва стала шёлковой. И всё равно я рада, что её грохнули. Я знаю, скверно так говорить, но она мне столько крови попортила! Я же не виновата, что танцую лучше.

— Конечно, не виновата, — согласился Даррен, искренне посочувствовав девушке.

Честно признаться, он и понятия не имел, что жизнь обычной танцовщицы может быть настолько сложной. Конкуренция, сумасшедшие поклонники, тяжкий труд и предательские козни на фоне всеобщего равнодушия и безнаказанности — похоже, там царили звериные порядки, а выживал, как водится, сильнейший. Может, она и правда была хищником, просто он этого не замечал…

Закончив с последними синяками, Даррен поднялся, чтобы убрать тюбик и выключить свет, а затем вернулся, скинул ботинки и лёг на живот с краю. Погрузившаяся в темноту комната наполнилась блаженной тишиной, и он почувствовал, что готов провалиться в сон хоть в следующую секунду. Отодвинувшаяся к стеночке Хлоя незаметно оказалась под самым боком, и последним, что запомнил Даррен, было то, что она заползла под его руку, прижавшись к нему спиной.

Он проснулся почти через пять часов, впервые за долгое время — полностью выспавшимся и полным сил. Хлоя лежала на его левой руке, а правая почему-то оказалась на её груди под футболкой. Во сне он перекинул через неё ногу и, видимо, тесно прижал её к себе, ощущая рядом мягкое, тёплое тело. Она дышала так тихо и неглубоко, что на короткий миг Даррен испугался, не умерла ли она. Сквозь волосы, разметавшиеся по её лицу, просвечивалась бледная кожа, а черты его были такими умиротворёнными и непривычно безжизненными, что он немедленно обозвал себя дураком и всё же положил руку ей на живот, чтобы проверить дыхание. Левая рука затекла и ощущалась неприятно тяжёлой. Он осторожно вытянул её из-под спящей девушки и начал разминать, восстанавливая кровообращение. Когда колоть в руке почти перестало, он приподнялся и облокотился на подушку, рассматривая лежащую снизу Хлою. Вытянув руку из-под футболки, он убрал с её лица волосы и погладил согнутым пальцем по кончику носа. Она тут же недовольно сморщила его и поскребла коготками. Даррен усмехнулся и наклонился, чтобы лизнуть её в губы, но вовремя опомнился и вместо этого снова положил руку на её живот.

С женщинами следовало быть осторожными. Они были хороши для секса или упражнений в виртуозном флирте, но дальше порога пускать их не стоило. Он насмотрелся на влюблённых идиотов ещё за время службы в СБЦ, и хорошо представлял, во что превращалась жизнь мужчины, когда туда врывалась женщина. Ссоры, ревность, новые родственники, семейные праздники, бесконечные споры из-за поднятого или опущенного стульчака, взаимные упрёки, разочарование и потухшие взгляды. Всё это заканчивалось печально, и хорошо, если вообще заканчивалось. Многие тащили свою лямку и дальше, предпочитая затыкать расползающиеся трещины новыми детьми, выпивкой или любовницами. Он никогда не понимал, почему окружавшие его — вроде не самые глупые — мужчины наступали в это дерьмо по собственной воле, но подспудно чувствовал, что это может однажды случиться и с ним. И потому оттягивал этот момент как можно дальше, чётко следуя ряду установленных правил. Одним из них было: не спать в одной постели ни после секса, ни до него. Не важно, где он находился, с кем и когда — он всегда умудрялся отыскать более-менее благовидный предлог, чтобы вернуться в свой уголок и выспаться в одиночестве. Из этого следовало второе правило: не приводить женщин в свой уголок. Позволив Хлое остаться на диване, он нарушил сразу оба этих правила, а на очереди уже стояло и третье.

Глядя на неё сейчас, он ощущал в груди тепло и какой-то непонятный трепет, вызывавший в нём желание прикасаться к ней, смотреть на неё, заставлять её стонать от удовольствия или смеяться, знать, о чём она думает и как к нему относится, держать её рядом и защищать от всего на свете. Такое случалось с ним всего два раза за жизнь, но это ощущение он не мог спутать ни с чем другим. Должно быть, где-то сразу за ним начиналась влюблённость, поэтому он никогда не задерживался, чтобы проверить это, а просто бежал без оглядки на другой конец Галактики, спасая себя в работе, немыслимых развлечениях, алкоголе и обществе красивых женщин. Это, конечно, произошло не сразу, но он справился с наваждением и позабыл обеих тех женщин, а с одной из них после даже переспал. Но сейчас бежать было некуда. Он запер себя в ловушке, захлопнул дверцу и отдал ключ Одноглазому Рою.

Даррен страдальчески вздохнул и снова лёг, пристроив левую руку под голову. Задумчиво водя пальцами по бархатистой коже её живота, он не заметил, как спустился ниже и оказался у неё в штанах. Огладив округлое бедро, он притиснулся к ней ближе и понял, что снова хочет её. Решив, что будить её ради этого слишком эгоистично, Даррен закрыл глаза и попытался уснуть, но ничего не вышло. Близость её тела распаляла даже сквозь одежду, и, нехотя отодвинувшись, он отвернулся на другой бок. Ему удалось начать думать о Джаале, и мерзкая рожа этого батарианца моментально сбила все следы его возбуждения. Однако через несколько минут он почувствовал, как рука Хлои легла на его талию, а через мгновение сама она врезалась лбом в его спинной воротник.

— Аааа!

Она жалобно захныкала, и Даррен повернулся к ней. Сонно моргая, она потирала пальцами лоб, но, увидев его, улыбнулась и сладко потянулась.

— Привет.

— Привет, — он приподнялся и потрогал её лоб. — Со мной опасно спать.

— Наверное, — она снова улыбнулась, но уже с лукавой хитринкой во взгляде, — но я смелая.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а затем Хлоя с озабоченным видом огляделась и помахала на лицо ладошкой.

— Что-то здесь жарко, не находишь?..

С этими словами она стянула с себя штаны, а потом и футболку, оставшись в одних трусиках, но настолько маленьких и незаметных, что он назвал бы их скорее двумя полосками ткани. Даррен повёл мандибулами, оглядывая её тело, и начал медленно расстёгивать заклёпки на рубашке.

— У тебя есть какой-нибудь крем для тела или масло? — спросил он застывшую в ожидании Хлою. — Не хочу опять тебя исцарапать.

— Сейчас принесу, — она соскочила с кровати и вернулась через полминуты с банкой, в которой плескалась бледно-розовая густая жидкость. Нырнув в постель, она разделась полностью и легла на живот, следя за тем, как он снимает штаны и садится у стенки, чтобы открыть бутылку.

— А мне не нужно снова колоть то лекарство? — поинтересовалась она.

— Нет, его действие длится десять часов. Иди сюда, — он плеснул в ладонь масла и подтянул к себе поднявшуюся девушку. Она оседлала его бедро, стиснув его между своих ног, и Даррен обнял её сзади за поясницу, размазывая жирное масло по её груди и плечам.

У неё была небольшая круглая грудь с маленькими розовыми сосками, которые от прикосновения его пальцев забавно сжимались и превращались в два тугих шарика. Этим его всегда забавляли азари, и потому он предпочитал брать их сзади. Глядя на то, как перед его лицом колыхаются эти потешные, словно налитые соком опухоли, его неизменно пробирал смех, и на этом, как правило, всё заканчивалось. Хуже всего, что они и сами просили их трогать, и это было приятно, но вовсе не в сексуальном смысле. Он начинал играться с ними и валять дурака, женщина возбуждалась, а он, напротив, чувствовал неуместное веселье, терял всё желание, и приходилось начинать всё сначала.

Но грудь Хлои ему нравилась. Она была гораздо меньше, чем у большинства азари, напоминая два небольших выступающих холмика, которые так и хотелось накрыть ладонями. Этим она гораздо больше походила на турианку, чем азари. Её тело вообще очень напоминало ему тела турианских женщин, и он не раз мысленно накладывал на него в нужных местах пластины и хрящевые выросты, приходя к убеждению, что как раз такие формы под природной бронёй они и должны были иметь. Тонкая талия, острые плечи, покатые бёдра, упругий зад, гибкая спина и длинные, изящные ноги. Ему нравилось прощупывать её до костей скелета, ощущая их хрупкость и одновременно крепость оплетающих его мышц. Больше же всего ему нравилась её кожа. Она была гораздо тоньше и мягче, чем у турианок и даже азари. Раньше он считал кожу человека несовершенной и потому безобразной. Но раньше он её просто не трогал вот так, гладя в самых разных местах, царапая её и кусая, пробуя на язык и вминая в неё пальцы. Эластичная, чувствительная, бархатистая на ощупь, она и правда была намного крепче, чем казалась со стороны. И это очередное противоречивое сочетание в людях заставляло задуматься о том, для чего же их вообще создавала природа. Глядя на елозившую по его бедру Хлою, он ответил бы: чтобы сводить неосторожных идиотов с ума.

Она уже была готова принять его и показывала это всем своим видом, то начиная тереться о его ногу промежностью, то приподнимаясь, чтобы прильнуть к нему губами, покусывая и облизывая его мандибулу, шею и воротник. Одновременно с этим её рука поглаживала раздувшиеся хрящевые складки в его паху, из-за которых уже начинал нетерпеливо проталкиваться член. Её пальчики просочились в щель и начали ласкать ребристое основание, пока сокращающиеся мышцы не выдавили набухшую плоть наружу. Его живот начал вздыматься, а движения рук стали порывистыми и жадными. Закончив натирать спину, Даррен спустился к её ягодицам и сжал их вместе, а затем смял в ладонях и начал массировать, втирая ароматное масло в кожу. Двигая задом вдоль его бедра, ставшим под ней скользким и горячим, Хлоя уже давно получала удовольствие в одиночку, прикрыв глаза и с беззастенчивым упоением занимаясь любовью с его ногой. Он наслаждался этим эротичным зрелищем ровно до тех пор, пока она не взяла новый ритм и с таким остервенением дёрнула руку с зажатым в ней членом, что Даррен подскочил от боли. Прошипев проклятье, он прикрыл пах руками, заставив её расцепить пальцы.

— Извини, — виновато выпалила она и посмотрела на его пах. — Я его обидела?

— Не смертельно, — недовольно проворчал он, чувствуя, как эрекция начинает неуклонно спадать.

Он протянул руки, чтобы утешиться теплом её тела, но Хлоя вдруг сползла с него и устроилась между его ног, губами ткнувшись в головку члена. Слова застряли у него в горле, и Даррен сглотнул, ощутив мощный прилив возбуждения. Мгновенно налившийся член качнулся в сторону, и она поймала его губами. Плотно обхватив головку, она протолкнула её языком в рот, а затем начала медленно насаживаться на ствол, пока он не упёрся в твёрдое нёбо. Так же медленно поднявшись наверх, она сжала губы и язык в кольцо и ускорила движения вверх и вниз, нежно водя по основанию ствола пальцами. Даррен вцепился когтями в одеяло, выдувая из ноздрей раскалённый воздух и почти физически страдая от распирающего его изнутри удовольствия.

То, что губы и язык женщины могли делать с самым чувствительным органом любого мужчины, не шло ни в какое сравнение даже с самым потрясающим сексом. В общем-то, именно по этой причине он и решился на первый сексуальный опыт с азари. В турианской культуре такой способ удовлетворения отсутствовал в принципе, поскольку ни один мужчина в здравом уме не стал бы засовывать своё главное сокровище в полные острых зубов челюсти. И после первого в его жизни минета он долгое время всерьёз считал, что эволюция дала азари губы исключительно ради этого. Строго говоря, так считали многие, из-за чего счастливых обладателей этой части тела, вроде людей, азари и дреллов, чаще других можно было встретить в рядах работников борделей или на нелегальных рынках рабов. За представителями этой расы закрепился весьма нелестный стереотип о том, что они развратны и неразборчивы, хотя правда была в том, что трахать всех остальных было не так увлекательно. Турианки были жёсткими во всех смыслах этого слова, саларианки — на сто процентов фригидными, до кварианки не доберёшься из-за всех её фильтров и скафандров, живых батарианок видели только живые батарианцы, а женщин всех прочих рас и женщинами-то язык назвать не поворачивался. А, раз узнав о значении слова «минет» на практике, ни один мужчина уже не мог добровольно отказаться от этого удовольствия.

Потому что это было не просто удовольствие. Конечно, язык и губы в сочетании с горячим, влажным ртом давали гораздо больше, чем предназначенное для секса женское лоно. Но и сам вид женщины, склонившейся между твоих ног и доставляющей тебе наслаждение ртом, был настолько возбуждающим и волнительным, что турианцы, должно быть, стали самой лёгкой и главной жертвой этой медовой ловушки. Уж слишком велик был сей соблазн для мужчин его расы, имеющих определённые склонности к доминированию и нездоровому честолюбию.

Лёгкое дуновение этого ветерка ощущал и он, когда смотрел, как язык Хлои проходится по его члену туда и обратно, оставляя за собой мокрую дорожку, а её припухшие, влажные губы покрывают его сверху поцелуями, соревнуясь с нежными пальчиками в том, кто из них доставит большее удовольствие. Он мог бы кончить, просто наблюдая за этим, а непосредственное участие сокращало этот процесс как минимум втрое. И Хлоя, понимая это, нарочно медлила и делала паузы, то и дело сбивая набранный ритм. Измученный и раздразнённый до предела, Даррен уже хотел было остановить её, когда она поднялась сама и поползла к нему на четвереньках. Перекинув через него ноги, она оседлала его и, направив в себя член, начала осторожно насаживаться сверху. Но примерно на середине закусила губу от боли и остановилась. Её мышцы окаменели, сжав его как в тисках, и это причинило ещё больше неудобства им обоим.

— Иди ко мне, — он притянул её к себе на грудь, и Хлоя легла, уткнувшись носом в его шею.

Даррен начал поглаживать её по спине, пальцами второй руки перебирая волосы на макушке. Он дождался, когда она отвлечётся и расслабится, чтобы обхватить её за талию и войти в неё одним сильным движением бёдер. Она шикнула от внезапной боли, и её внутренности тут же сковало от напряжения. Член сдавило так, что Даррен перестал его чувствовать, и ему снова пришлось успокаивать её, водя пальцами по спине. Через минуту Хлоя заёрзала, усаживаясь удобнее, и глубоко вздохнула. Вместе с ней вздохнул и он — неприятное ощущение сменилось уютной теплотой и мягкостью, позволившей, наконец, насладиться процессом. Хлоя, по крайней мере, уж точно могла себе это позволить на правах хозяйки положения. Начав с осторожного покачивания бёдрами, она довольно быстро распалилась и вышла на более быстрый темп.

Слишком быстрый, по личному мнению Даррена, жаль только, что никто его мнения спрашивать и не собирался. Впрочем, он довольно скоро убедился в том, что у этого ракурса были и свои преимущества. Вцепившись пальцами в его воротник, Хлоя иступлённо елозила по его паху, вращая бёдрами и одновременно двигаясь вдоль члена от самого основания до середины. При этом тело её так соблазнительно выгибалось и извивалось, что он невольно приковался взглядом к талии, а руки сами легли на её бёдра. Чувствуя работу её мышц внутри, теперь он мог чувствовать их и снаружи, и осознание этого сильно возбуждало. Ему до ужаса захотелось перевернуть её прямо сейчас и подмять под себя, но, видя её разрумяненное лицо и приоткрытые от удовольствия губы, он сдержался. Опасаясь поцарапать её и этим ненароком сбить весь настрой, Даррен не находил выхода для рвущегося из груди желания и только раздувал мандибулы, раздражённо прищёлкивая языком. Она резко сменила темп, теперь уже агрессивно вжимая его в кровать и стену, отчего полуразрушенный остов начал опасно скрипеть и шататься. Однако мысли о диване отошли на задний план, когда Хлоя начала стонать и всхлипывать, неистово цепляясь за него пальцами и стискивая его бёдрами, втираясь в его насквозь промокший пах, задыхаясь от удовольствия и при этом скача на нём в безумном ритме, который становился всё быстрее и требовательнее. Во всём её виде, движениях тела и издаваемых ею звуках таилось столько неприкрытой страсти и какой-то первобытной экзальтации, что его незамедлительно накрыло второй волной возбуждения. Ей не нужна была способность азари к ментальной связи с партнёром — испытываемое ею удовольствие сочилось из её влажной, пышущей жаром кожи, и Даррен ощущал его физически по накатывающемуся приливами экстазу.

— Да… аа… ах! О, боже… ахх… — она вдруг впилась коготками в его пластины на груди и замерла на несколько секунд, сладко постанывая и до дрожи напрягая мышцы. А затем медленно осела на него и без сил завалилась на его грудь.

Даррен нетерпеливо рыкнул и перекатился вместе с нею на живот, уложив Хлою на лопатки. Ему не хватило всего-то пары секунд до оргазма, а на возмущённые протесты девушки он просто накрыл её губы своими и, слегка прикусив, облизнул языком. Она незамедлительно обняла его за шею, переплетя пальцы в гребне, и обняла ногами его талию. Даррен начал двигаться, выбирая удобный для себя темп, а она занялась его ртом, пытаясь приоткрыть его губами и добраться до языка. Должно быть, она любила целоваться. С такими губами — неудивительно. О поцелуях он тоже узнал от азари. Точнее, о том, что обмениваться с партнёром слюной при поцелуе совершенно не обязательно. Он до сих пор не мог понять, в чём тогда вообще заключался смысл этой процедуры, но каждая азари неизменно делала хотя бы одну попытку пролезть ему в рот. Обычно он просто отстранялся. Но с Хлоей всё было иначе. Ему хотелось почувствовать её вкус и запах в каждом месте, на которое падал взгляд. А сейчас он падал на её лицо. Заведя руку под её ягодицы, он притиснул их к своим бёдрам и ускорил темп. А пальцами второй руки закопался в её волосы и слегка оттянул их назад, заставляя её подставить губы к его рту. Зажав их между ротовыми пластинами, он очертил контуры её губ сухим кончиком языка, а затем провёл по ним шершавой серединой. Они были чуть более плотными и гладкими, чем кожа вокруг, но Даррену понравилось прикусывать их, ощущая соблазнительную мягкость и эластичность. Она выдыхала ртом горячий воздух в такт его проникновениям, и её дыхание таяло в его хриплых рыках. Кровать ходила ходуном, вторя им жалобными стонами и скрежетом ножек о пол. Чувствуя приближение разрядки, он добрался до шеи Хлои и слегка прикусил её. Его окутал запах жёлтых водорослей, а вкус солоноватой кожи смешался со сладкой слюной, превратившись в самый лакомый деликатес. Даррен заурчал от удовольствия и принялся вылизывать её шею. Обхватив её ягодицы обеими руками, он припечатал их к своему паху и начал вбиваться в неё резкими, глубокими движениями, пока тело не свело в упоительных судорогах. Содрогаясь в ознобе экстаза, он заставил себя выпустить её шею и до скрипа стиснул челюсти, кончая в неё.

Второй оргазм оказался не таким сильным, как первый, но гораздо более продолжительным. Скатившись с девушки, Даррен откинулся на спину и, воткнувшись остриём гребня в одеяло, уставился в потолок. Он закрыл глаза, пытаясь отдышаться, и начал размышлять о том, какой из двух был всё-таки лучше. Но так и не смог прийти к однозначному выбору. С наслаждением потянувшись, он расправил натруженные мышцы и заложил руки за голову. К нему тут же подползла довольно улыбающаяся Хлоя и улеглась на его грудь.

— Ты похож на большую кошку, — произнесла она, поглаживая его пальчиком по носу. — У тебя даже глаза, как у кошки, янтарные. Я таких никогда не видела.

— Обычный цвет, — пожал он плечами. — У многих турианцев такие.

— А у людей таких нет, — упрямо заявила Хлоя, и её пальцы спустились к его мандибулам. Заведя их ко внутренней стороне, она начала легонько царапать жёсткие пластины своими коготками. Даррен блаженно прищурился, а из его горла непроизвольно вырвалось урчащее клокотание.

— Ты даже мурлычешь, как кошка, — просияла она от восторга и уставилась на него полным нежности взглядом. — А тебе уже говорили, что ты красивый?

— Угу, — промычал он. — А что?..

— Ничего, балбес, это комплимент.

— Ммм… тогда спасибо.

Она выжидающе умолкла, закусив губу и приподняв брови.

— Что?.. — спросил Даррен, заметив огонёк нетерпения в её глазах.

— А я кажусь тебе красивой?

— Что за глупые вопросы, — фыркнул он. — У нас же был секс.

— А как это связано? — недовольно насупилась Хлоя.

— Ты правда думаешь, что я стал бы заниматься сексом с уродливой женщиной?

— Да ничего я не думаю! Просто хоть раз в жизни мог бы сказать мне что-то приятное! — вспылила она и, отстранившись, врезала ему кулаком по рёбрам. — Чурбан!

— Ау! — удар получился на удивление ощутимым, и Даррен согнулся от резкой боли, но всё же успел перехватить улепётывающую от него девчонку и притянуть к себе. Он повалил её на спину и лёг сверху, любуясь её заострившимися от злости чертами лица и надувшимися от обиды губами. Теперь эти губы вызывали у него только одну — и весьма заманчивую — картинку в голове, из-за чего один лишь их вид рождал тянущую истому в паху. Собрав её запястья над головой, он провёл пальцами по её губам и резко отдёрнул их, когда она попыталась вцепиться в них зубами. Кусаться она тоже умела — это он уже знал наверняка.

— Ладно, — нехотя сдался он. — Ты тоже красивая. Довольна?

— Нет! — с чувством оскорблённого достоинства возразила она. — Это уже не считается.

Даррен вздохнул. Женщины… И почему они не могли после секса просто отодвинуться к стеночке и заняться своими делами?.. Или изнасилование мозга партнёра входило в их обязательную программу?

— Хорошо, а что считается?

— Скажи мне что-нибудь приятное — и без подсказок!

Он задумался, на секунду соблазнившись мыслью просто скинуть её с кровати и отправить обижаться в свою комнату. Но тогда, наверное, ему придётся коротать оставшееся время в одиночестве, а это не очень разумно, учитывая, что срок окончания его пребывания здесь оставался открытым.

— Кхм… Ты красиво танцуешь, — произнёс он, наконец, неловко кашлянув, чтобы прочистить горло. — И… у тебя очень гибкое тело. А ещё мне нравится твоя маленькая, круглая попка. И волосы. У тебя потрясающие волосы… — он осёкся, почувствовав, что чересчур разошёлся, судя по восторженно-горящему взгляду Хлои. — Теперь ты довольна?

— Да, — улыбнулась она и обняла его ногу бёдрами. — Ты такой милый…

— Мне кажется, тебе пора в душ, — он попытался высвободить ногу, почувствовав на ней что-то противно-склизкое. — Серьёзно, хватит размазывать это по кровати. Мне здесь ещё спать.

Хлоя, смеясь, начала цепляться за него ещё усерднее, явно забавляясь его раздражением. Они начали бороться, и для пережившего немало потрясений дивана это стало последним испытанием. С треском лопнув по швам, он криво разъехался в стороны, и Даррен скатился с прогнувшихся матрасов в образовавшуюся посередине яму. Барахтающаяся где-то в куче скомканных одеял Хлоя залилась счастливым смехом и хохотала всё то время, пока он пытался вылезти сам, а затем и вытащить наружу её.

Вторая — и, наверное, окончательная — потеря дивана расстроила Даррена гораздо меньше первой. В конце концов, если бросить всё то, что лежало на нём сверху, на пол, то разницы не будет никакой. К тому же, в этом были и свои плюсы: Хлоя таки отстала от него и отправилась в душ. Сначала он хотел дождаться, когда она выйдет, но потом подумал, что в этом уже нет никакого смысла, и залез к ней в кабинку. Хлоя тут же вызвалась потереть ему спинку, но по большей части тёрлась об него сама. И, хотя он успел два раза возбудиться, на секс в кабинке со скользким полом и стенками сил у него не оказалось. К тому же, выяснилось, что от его геля для душа на коже Хлои моментально появляется сильное раздражение, и ему пришлось домываться в одиночестве, пока она зализывала раны в спальне. Выйдя, он тщательно обмазал её панацелином, не забыв проверить и дыру от пули на ноге, и они вместе отправились завтракать. Хлоя без конца трещала, рассказывая ему какую-то чепуху и изредка задавая вопросы, а он делал вид, что слушает, и отвечал невпопад, размышляя о своём.

Теперь, когда его мысли не занимало одно-единственное желание, он начал смотреть на всю эту ситуацию иначе. Сделанного, конечно, не воротишь, но ему этого и не хотелось. Глядя, как она носится по кухне, собирая себе завтрак, он внимательно рассматривал её, пытаясь понять, почему она до сих пор вызывает в нём целый шквал эмоций — от тёплой нежности и взрывного раздражения до липкой, сковывающей сердце тоски. Он совершенно точно знал, что это не любовь, потому что… смешно было даже думать, что он мог влюбиться в эту сумасбродную вертихвостку. Но отрицать тот факт, что она каким-то образом сумела пустить корни в его душе, тоже было глупо. Наверное, замкнутое пространство и вынужденное одиночество создавали иллюзию того, что они могут стать друг другу ближе.

А могут ли, действительно?..

Даррен на секунду представил это безумие во плоти: он снимает ей квартиру где-нибудь в зелёном секторе, потому что его женщина уж точно никогда не будет работать стриптизёршей, и приезжает к ней пару раз в месяц в перерывах между работой. А всё остальное время они перезваниваются, и он врёт ей о том, что любит, а сам в это время лежит в постели с другой, заранее придумывая, какой подарок привезёт ей в качестве жертвенного подношения от собственной совести. И мучается от осознания того, что она тоже едва ли проводит все ночи в одиночестве, скучая по нему. Он содрогнулся и тряхнул головой. Нет, это не сработает.

Хлоя села за стол рядом и повернулась к нему, продолжая что-то щебетать:

— …и тут я падаю с шеста прямо на стол, представляешь?.. Ты бы видел его физиономию, — она засмеялась и откусила сэндвич. — Я сделала вид, что так и было задумано, но он хохотал до самого конца танца, а потом оставил мне пять сотен чаевых. Вот я и думаю после этого: если он так любит смеяться, что оставляет за это пять сотен чаевых, то на черта он ходит в стрипклуб, а не в цирк, а?.. Странные эти мужики, честное слово. Почему ты не ешь? Невкусно? Честно говоря, выглядит, как птичье дерьмо. А можно попробовать?

И, не утруждая себя ожиданием ответа, она сунула палец в его тарелку и, подцепив пальцем паштет из куабисса, отправила его в рот.

— Фу! — она скривилась и вытерла остатки паштета о салфетку. — На вкус как мыло.

— Вообще-то это и есть птичье дерьмо, — невозмутимо произнёс Даррен. — Точнее, фильтрованная выжимка из экскрементов коккурабы. Деликатес, между прочим. И очень питательный.

Хлоя изменилась в лице, а затем накрыла рот руками, сдерживая рвотный позыв. Она резко соскочила со стула и понеслась к раковине.

— Я пошутил, расслабься, — рассмеялся Даррен. — Это мясной паштет.

Она неуверенно остановилась и, подарив ему полный гнева взгляд, вернулась за стол. Прополоскав кофе рот, она сердито посмотрела на него и, взяв один прессованный жёлтый шарик из миски, швырнула им в его сторону. Шарик попал ему в нос и булькнулся в чашку с кофе. Даррен прищурил глаза и медленно отставил чашку в сторону. Довольная своей местью Хлоя сразу же перестала улыбаться и, почувствовав неладное, насторожилась. Они соскочили со стульев почти одновременно, но Даррен оказался ловчее. Прижав к себе спину девушки, он обхватил её за плечи, блокировав руки, и подтянул к столу.

— Нет, нет, убери от меня это! — завопила брыкающаяся Хлоя, увидев, что он набрал пальцем паштет и поднёс его к её лицу. Она отчаянно замотала головой, и ему пришлось прижать её подбородком к груди, чтобы провести над её левой бровью вертикальную полосу.

— Не хотел травмировать твои чувства, но это на самом деле дерьмо, — Даррен зачерпнул следующую порцию.

— Фу, нет, какая мерзость! Скажи, что это неправда! — она попыталась лягнуть его по коленке, но вместо этого попала пяткой по стулу. — Ай, чёрт! Я же целовалась с тобой!

Она попыталась запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него, и Даррен воспользовался этим, чтобы провести вторую полоску с правой стороны её лица.

— Ладно, это неправда, — смеясь, признался он и вывел ей под глазом два полукруга. — Просто хотел посмотреть на твоё лицо.

— Что ты там рисуешь?.. — выдохнувшись, она перестала сопротивляться и замерла в ожидании, когда он её отпустит, чтобы, несомненно, сделать какую-нибудь гадость в ответ. — Хватит мазать меня этой отравой!

Его палец застыл, дочерчивая два симметричных полукружия на второй скуле, и Даррен только в этот момент с ужасом понял, что рисует на ней свои родовые отметины.

— Ничего, — сконфуженно пробормотал он и, схватив салфетку, начал поспешно стирать с неё следы паштета.

Уничтожив все улики, он выпустил Хлою, и та тут же ринулась к столу за миской с хлопьями, но Даррен предвидел это и перехватил её на полпути.

Он уволок её в спальню, откуда выпустил только через час — присмиревшую и растрёпанную, уже забывшую и про паштет, и про так и не свершившееся возмездие. Завтрак пришлось начинать сначала, но в этот раз Даррен не был расположен к шуткам и предпочитал отмалчиваться. Не только потому, что чувствовал себя выжатым до основания, но у него никак не выходил из головы тот внезапный фортель с рисунком.

Решив, что он увяз в этих странных отношениях достаточно для того, чтобы начать пытаться из них вылезти, Даррен с час просидел в ванной, думая, как объяснить его затруднение Хлое. Что-то подсказывало ему, что просто поблагодарить за восхитительный секс и потребовать больше не беспокоить его своим присутствием было бы слишком грубо. Но об этом ведь они и договаривались с самого начала. Проблема была в том, что ему нечего было предъявить ей. Она действительно ничего у него не просила и даже не намекала на что-то большее, хотя он и сам уже готов был предложить ей это. И Даррен никак не мог понять, что злит его сильнее: её молчание или его слабость.

В конце концов, он в очередной раз решил довериться естественному течению жизни, и оно, конечно же, опять привело его к ней в постель. Они до вечера валялись в кровати и смотрели какие-то фильмы, изредка прерываясь на то, чтобы поболтать, поесть, заняться любовью, сходить в ванную или просто подурачиться. И в глубине души он прекрасно понимал, что падает в какую-то пропасть, вылезти из которой будет очень непросто, но остановиться не мог. А, может, и не хотел… Стремясь найти внутренний компромисс, он выделил для себя ещё одну ночь беспробудного разврата и непозволительных вольностей, и начал понемногу готовиться к следующему утру, когда ему всё же придётся поговорить с Хлоей и объяснить, почему их связь следует немедленно прекратить.

Но у жизни, как водится, на всё свои планы, и в этот раз ей было угодно разыграть другие карты.

Даррен услышал посторонний шум в коридоре, когда вышел на кухню за водой. Омни-тул он не снимал и проверял его каждые двадцать минут. И потому был уверен, что мимо его агентов никто подозрительный пройти не мог. Но звук открытия входной двери в коридоре сложно было спутать с чем-то другим. Уверенные шаги прошли, должно быть, не дальше дверей зала и там затихли. Вынув пистолет, Даррен вспомнил, что беспечно бросил в гостиной свой бронекостюм, устав таскать его за собой по комнатам, и осторожно открыл кухонную дверь. Прокравшись до конца стены, он замер и прислушался. Это не могли быть люди Роя — те, как шакалы, ходили постоянной стаей. Но это вполне могла быть какая-нибудь шваль, купленная им на распродаже по уценке и пущенная наугад, чтобы разведать обстановку. И то, что этот кто-то затаился в коридоре, не производя ни звука, говорило в пользу этой версии.

Даррен резко выскочил из-за угла, выставив перед собой пистолет, и взял на прицел незваного гостя. Им оказался здоровенный батарианец с чёрной накладкой, прикрывающей верхний левый глаз, и дробовиком в руках. Тот в это время как раз обшаривал взглядом гостиную, и появление противника с другой стороны застало его врасплох. Заметив боковым зрением движение сбоку, он развернулся и выставил свой дробовик, но стрелять почему-то не стал. Это сохранило ему жизнь — по крайней мере, на ближайшие несколько минут. Дробовик у него был неплохой, но у Даррена была хорошая реакция и естественная броня. А вот выстрела из его пистолета «HMW» 380-й серии и улучшенной модификации батарианец бы точно не пережил.

Несколько секунд они оценивали друг друга подозрительно сщуренными глазами, а затем Даррен выразительно и с отчётливой угрозой в голосе произнёс:

— Пушку на пол, руки за голову.

Батарианец раздумывал над этим невыгодным предложением ещё пять секунд — чересчур долго для своего весьма незавидного положения. А затем презрительно сплюнул на пол и швырнул дробовик к ногам.

— Руки, — напомнил ему Даррен, и батарианец нехотя завёл ладони за голову.

Дверь в спальню находилась прямо напротив двери в зал. И единственное, о чём сейчас просил духов Даррен, было то, чтобы они удерживали девушку в комнате ещё хотя бы пять минут. Если батарианец кинется на неё, он успеет перерезать ей горло за мгновение, и пистолет тут не поможет. Он сделал осторожный шаг по направлению к батарианцу, но как назло именно в этот момент открылась дверь спальни, и на пороге показалась Хлоя. Должно быть, она услышала их, потому что вместо пижамы на ней была футболка и брюки, а в её руках Даррен заметил маникюрные ножницы. С порога наткнувшись взглядом на стоявшего в коридоре бугая, она удивлённо замерла, но, едва Даррен открыл рот, чтобы позвать её, вдруг радостно взвизгнула и кинулась к батарианцу:

— Гамал! Где ты был?!

Даррен застыл с открытым ртом, беспомощно наблюдая за тем, как батарианец подхватил повисшую на его шее девушку, не спуская при этом настороженного взгляда с пистолета.

— Ты его знаешь?.. — зачем-то растерянно спросил Даррен, хотя ответ был и так очевиден.

— И кто этот хмырь? — в свою очередь подал суровый голос Гамал. — Только, блять, не говори, что твой новый парень!

— Что?.. — Хлоя оторвалась от его шеи и обернулась. — Даррен, опусти пистолет! Это мой друг!

Она спрыгнула с груди батарианца и кинулась вырывать оружие.

— Я сам разберусь! Иди на кухню! — Даррен раздражённо оттолкнул её себе за спину, пытаясь не потерять из прицела батарианца, который, нагло сложив руки на груди, уже с демонстративно насмешливым видом наблюдал за их вознёй издалека. — Я не разрешал опускать руки! Хлоя, я сказал: иди на кухню!

— Сначала ты уберёшь эту штуку! — она вцепилась в его руку, как бешеная кошка, и начала яростно выдирать пистолет. — Не смей целиться в моих друзей!

— Твою мать! — выругался он, почувствовав, как её зубы впились в его ладонь, и на секунду отвернулся, чтобы перехватить её за талию.

Следующим, что он увидел, был промелькнувший мимо приклад дробовика и ухмыляющаяся морда батарианца. Сильный удар по виску и отдавшаяся в черепе резкая боль вызвали сноп искр перед глазами. Он услышал крик Хлои, а затем всё стихло, и Даррен провалился в темноту.