Даррен открыл глаза и уставился в белую крышку капсулы. С минуту он лежал неподвижно, пытаясь сначала понять, где находится, а затем — как здесь очутился. Наконец, он с трудом поднял ватную руку и, отодвинув матовое стекло, приподнялся. Голова мгновенно отозвалась на это движение резкой болью в висках, и он, застонав, прижал пальцы к гребню.

— Доброе утро, — услышал он ледяной голос доктора Леда и обернулся.

— Док, — коротко прохрипел он, подвергнув весомым сомнениям утверждение саларианца. Судя по раскалывающейся голове, пересушенному горлу и тошноте, это утро, а с ним и весь оставшийся день, едва ли предвещали быть добрыми. Даррен поднялся, выкарабкался из капсулы и огляделся. Кажется, он был в лазарете на своём шаттле.

— А почему я не в своей гостинице?.. — спросил он, ища глазами что-нибудь, что напоминало бы питьевую воду.

— Вчера, когда ты ввалился сюда пьяный вместе с двумя полуголыми азари, я задал тебе тот же вопрос, — равнодушно отозвался доктор Леда, продолжая ковыряться пинцетом в куске какого-то мяса, плавающего в физрастворе. Узнав печень крогана, Даррен прикрыл рукой рот, ощутив подступивший к горлу приступ тошноты. Раздумывая, с какого вопроса начать, он подошёл к шкафчику с лекарствами и начал обыскивать полки в поисках воды.

— И судя по распоряжению, которое ты отдал Силу, вы намеревались лететь на Илир, чтобы полюбоваться действующими вулканами, — продолжил тем временем Леда.

— Куда?! — переспросил Даррен, от неожиданности дёрнув рукой и опрокинув стоявшие на полке колбы.

— Вот и Сил спросил то же самое, — невозмутимо продолжил саларианец. — А ты ответил, что это не его треклятое дело, и приказал топать за штурвал.

— Так мы что… на Илире?.. — упавшим голосом произнёс Даррен.

— Нет. И это вовсе не твоя заслуга.

Даррен снова простонал и, прикрыв лицо рукой, опустился на кушетку.

— У тебя здесь есть вода? Умираю от жажды, — пробормотал он обессиленно, отчаянно борясь с желанием откинуться назад и снова уснуть.

Леда со вздохом поднялся и, подойдя к столу, вынул бутылку воды. Он подошёл к кушетке и поставил бутылку на выдвижной столик.

— Спасибо, — Даррен открутил крышку и припал к горлышку. Влив в себя половину, он закрыл бутылку и отставил её в сторону. — Ну, что ещё?..

Доктор Леда неотрывно следил за ним, помигивая плёнчатыми веками, и явно собирался сообщить что-то неприятное.

— Я не знаю, что происходит, Даррен, но мне это не нравится.

— Это я уже слышал.

— Слышал, но, видимо, не проникся. Поэтому я скажу более ясно. Я молчал, когда мы целый месяц болтались посреди Космоса, и единственным интересным эпизодом за всё это время был день, когда я пролил на себя суп. Я молчал, когда мы четыре месяца гоняли с одной планеты на другую, и мне почти каждый день приходилось заштопывать тебя в самых разных местах. Я молчал, когда ты сорвался на Омегу и вернулся оттуда через три недели весь грязный, избитый, до нитки обчищенный и, как мне кажется, под каким-то психотропным веществом растительного происхождения.

— Я был на важном задании! — выставив палец, на всякий случай сурово внёс поправку Даррен. — Просто… всё пошло немного не по плану.

— Пусть так. Но это… — саларианец кивнул в его сторону, — это уже слишком! Мы торчим здесь шестой день, а ты, судя по всему, проводишь время совсем не так, как следовало бы.

— У меня отпуск, — проворчал Даррен, уронив голову, и начал натирать пальцами лоб.

— Отпуск для восстановления после тяжёлого ранения, — выразительно поправил его Леда. — И я что-то не вижу взаимосвязи между этим словосочетанием и тем, чем ты занимаешься.

— Потому что ты зануда. И саларианец. Мне что, торчать здесь с тобой и копаться во всяком… — он оглянулся с брезгливым видом на его лабораторный стол, — …дерьме? И вообще, хватит капать мне на мозги! Ты хирург или психотерапевт? Дай лучше что-нибудь от головной боли.

— Закончилось! — отрезал Леда.

— Ты уволен, — вяло ответил Даррен и завалился на кушетку.

Фыркнув и что-то проворчав себе под нос, саларианец отправился на рабочее место и снова принялся колупать печень. Даррен закрыл глаза и попытался вспомнить хоть что-то из вчерашнего. Он вышел из номера гостиницы, спустился в бар, там познакомился с симпатичной турианкой, и они поехали в клуб, где он много пил. А оттуда вышел уже с двумя какими-то азари и… дальше был провал в памяти, а затем он очнулся в лазарете.

— Док, а те две… женщины, — осторожно поинтересовался он, — они ушли, надеюсь?..

— Да. И это тоже не твоя заслуга, — неодобрительно заметил Леда.

— Слава духам, — пробормотал Даррен и провалился в мутную дрёму.

Он проснулся через несколько часов, разбитый, больной и совершенно невыспавшийся. Выпив кофе в своей каюте, Даррен проверил почту и, устроившись на кровати, начал листать планшет. Найдя папку с видеозаписями, он открыл выбранный файл и запустил просмотр.

Он солгал Хлое — записи с камер наблюдения не были уничтожены. Точнее, были, но сначала он просмотрел их и оставил несколько для себя. И это нельзя было назвать ложью в полном понимании этого слова, потому что в тот момент, когда он говорил об этом Хлое, у него и в мыслях не было поступать, как озабоченный маньяк. Но, когда он обнаружил файлы на своём планшете и принял решение удалить их, его пальцы взбунтовались и просто отказались это делать. В конце концов, это было единственным, что осталось у него на память. Не то чтобы он боялся забыть о ней — это, наверное, было невозможно без физического вмешательства в ту часть его мозга, что отвечала за воспоминания. Он скорее прилагал все усилия к тому, чтобы позабыть. Но за всё то время, что они не виделись, не продвинулся в этом процессе ни на шаг, а потому просто смирился и перестал отказывать себе в удовольствии пересматривать любимые моменты.

И эту запись он открывал чаще остальных. Они сидели на кровати в спальне, обложившись подушками и одеялами. Хлоя прижималась спиной к его груди, уютно устроившись между его коленок, и подпиливала ему когти. А он обнимал её, воткнувшись носом ей в макушку, и отвечал на сыпавшиеся на него вопросы: про работу, про то, где он был, кого встречал и что видел. Он безбожно врал, забавляясь её реакцией, и дразнил её, тихо посмеиваясь над тем, как она пытается уложить услышанное в голове. В конце концов она раскусила его и не на шутку разозлилась, и тогда он сгрёб её в охапку, повалил на кровать и… на этом месте Даррен выключил запись. Он уже знал, что потом они займутся сексом, а просмотр этих кадров находился под строжайшим запретом. Потому что обычно он заканчивался тем же, чем закончился вчерашний день — вопиющим непотребством, оставлявшим мерзкое послевкусие после пробуждения следующим утром.

И это его убивало. Он не понимал, что происходит, и как это решить, но чувствовал, что катится куда-то не в ту сторону, набирая скорость и сметая с пути все свои нравственные устои, привычки и жизненные принципы. Алкоголь помогал только временно. Секс превратился в какую-то пресную рутину. Работа по большей мере начала казаться бессмысленной и неинтересной. Единственное, что ему ещё нравилось — участвовать в боевых операциях, где приходилось выкладываться по максимуму, балансируя на грани и думая лишь о том, как бы выжить. Но он понял, что пора завязывать и с этим, когда десять дней назад ему прострелили лёгкое и он не погиб только благодаря счастливой случайности.

Первое время она снилась ему почти каждую ночь. И не только ночь. Стоило закрыть глаза и задремать, как в голове тут же возникал её образ, или голос, или даже просто связанное с ней воспоминание или ощущение. Когда он напивался, он не видел снов. И, наверное, поэтому у него вошло в привычку вне боевых операций вмахивать в себя перед сном пару стаканов виски. Он стал безразличным ко всему. Часто ловил себя на том, что тупо пялится в одну точку, копаясь в своих мыслях и чувствах. И начал забывать то, чего раньше никогда не позволял себе забывать. Экипаж посматривал на него странно, и он видел, что его поведение беспокоит не только доктора Леда. Но ему было плевать на это. На это и на всё остальное, что не касалось Хлои. Это казалось каким-то безумием ещё и потому, что он никак не мог понять, чем она его так зацепила. Она была доброй, неглупой, смелой, немного наивной и забавной. А ещё ему нравилось её чувство юмора и упрямство. Это было не то твердолобое упрямство, которое частенько бесило в других. Она умела отстаивать свою точку зрения и на всё имела собственное мнение. И его это привлекало. Но объективно говоря — таких было много. Таких и даже лучше. Проблема была в том, что ему не хотелось лучше. И не хотелось таких же. Ему была нужна она — со всеми её бесячими недостатками и очаровательными безуминками. Он довольно долго пытался спорить с этим утверждением, бросаясь во все тяжкие с головой. Ему пришлось провести ревизию всех своих бывших и настоящих любовниц в поисках подходящей замены, но ничего не вышло. Одна раздражала его тем, что слишком много болтала, другая тем, что постоянно молчала. Третья не так пахла, четвёртая не так смеялась, пятая смеялась почти без остановки, шестая казалась слишком костлявой, а седьмая — чересчур пышной. И у всех них был один общий недостаток — они не были ею.

К тому моменту, как он понял, что с настойчивостью идиота пытается назвать Мартинами уже совсем других рыбок, от него отвернулись почти все его любовницы. Неудовлетворённость друг другом оказалась обоюдной: он не мог дать им того, чего ждали они, а они не могли дать ему то, чего требовал он. И тогда он перешёл на проституток. Это был нелёгкий шаг, потому что раньше он считал, что проститутки — удел неудачников. И, может, он понял что-то новое в жизни, а, может, и сам превратился в неудачника, но эта практика оказалась для него в некотором роде целительным бальзамом. Теперь не нужно было изощрённо притворяться в том, что он кого-то хочет, переживать из-за внезапно пропавшей эрекции, выносить до воя унылые прелюдии и терпеть чьи-то прихоти, до которых ему не было никакого дела. Теперь он мог просто выбрать женщину и сказать ей: «Держи деньги и сделай так, чтобы я кончил. А потом молча проваливай». Это было просто и честно.

И всё было бы в полном порядке, если бы не вторая половина проблемы: ревность. Он мог запрещать себе смотреть видеозаписи. Мог на время выкинуть из головы воспоминания, где они занимаются любовью. Но на их место тут же приходили невыносимо привязчивые мысли о том, что она занимается любовью с кем-то другим. И бороться с ними было гораздо сложнее, потому что к этому делу моментально подключалась воспалённая фантазия, а запретить себе воображать и домысливать уже не получалось.

И тот факт, что он начал общаться с Гамалом, ничуть в этом не помогал.

Пронырливый батарианец всё-таки отыскал его номер и позвонил ему пять месяцев назад. Даррен был уверен в том, что он хочет обсудить оплату за причинённые Роем убытки. Но Гамал выбил ему почву из-под ног, обратившись с совершенно безумной просьбой. И Даррен отказал бы ему, конечно, если бы речь не шла о Хлое. Гамал уверил его в том, что вопрос серьёзный и важный, и Хлое это действительно необходимо, а потому пришлось согласиться. Каким бы невыносимым ни был этот тип, но Даррен был уверен в том, что он искренне заботится о девушке и никогда не сделает того, что может ей навредить. Поэтому он без лишних сомнений позвонил Тай-Шеню и попросил его в качестве дружеского одолжения задержать Хлою Мартинес в изоляторе на пять дней по какой-нибудь надуманной причине. Гамал не объяснил, зачем это нужно, а на все вопросы ответил как всегда любезно и обстоятельно: «Не твоё дело, фраер». Даррен, само собой, сначала разозлился на него. А потом обратился к Гамалу с ответной просьбой, и тот не отказал. У него оказались большие выходы на поставщиков контрафактных товаров, поскольку, как и подозревал Даррен, тот и сам промышлял мелкой контрабандой. И Гамал с удовольствием сдал ему парочку конкурентов, которые помогли протянуть длинную и очень тонкую, но крепкую ниточку к Джаалу. Всё это, разумеется, происходило под грифом строжайшей секретности с обеих сторон, и, наверное, это и послужило первым шагом к некоему подобию приятельских отношений между ними.

Это позволило ему как бы между прочим справляться и о том, как поживает Хлоя. И Гамал неизменно отвечал, что она поживает прекрасно, не вдаваясь в подобности. Не то чтобы Даррен совсем не знал, как обстоят её дела: он регулярно проверял выписки по зарегистрированным жителям Цитадели, по которым мог узнать, где она живёт, где работает и нет ли у неё проблем с властями. Но то, что его действительно интересовало, не было ни в выписках, ни в скупых ответах Гамала. И его это бесило и выводило из равновесия. Ему казалось чертовски несправедливым то, что она смеет жить «прекрасно», тогда как он лезет на стенку от безысходности и тоски. Он хотел знать, что она помнит его, и думает о нём, и страдает не меньше, чем он. А потом ему становилось стыдно за эти откровенно эгоистичные мысли, и Даррен снова летел к чёрту на рога, чтобы подставиться под пулю, а потом напивался и спускался с тормозов в обществе безымянных шлюх, возвращаясь к тому, с чего, собственно, и начал.

Устало вздохнув, Даррен откинул планшет в сторону, решив вернуться в гостиницу, чтобы забрать вещи. Ему резко расхотелось торчать на духами забытой колонии, которую в рекламных роликах расписывали как лучшее место для отдыха и развлечений. Обычные развлечения и хреновый отдых. Уж лучше снова махнуть на Иллиум — там хотя бы казино есть и бордели поприличнее.

Он поднялся с кровати, и в этот момент на его омни-тул поступил сигнал о новом сообщении. Увидев на экране имя «Гамал», он открыл сообщение и прочитал:

Будешь на станции, заскочи в гости. Разговор есть.

Сердце ёкнуло нехорошим предчувствием, и Даррен замер, пытаясь вычитать в этих словах какой-то тайный смысл, но на ум ничего так и не пришло. Если разговор был важным, то Гамал бы просто позвонил — они держали связь через шифрованный канал. А он был важным, если тот предпочёл встретиться тет-а-тет. Тогда зачем было ждать, когда он прилетит на Цитадель? Даррен мог не появится там и в следующие полгода — да, в общем-то, он и не планировал этого делать, потому что знал наверняка, что не выдержит и заявится к Хлое.

Теряясь в догадках, Даррен начал мерить углы каюты, пытаясь уверить себя в том, что это совершенно не обязательно должно касаться Хлои. Но что-то внутри него упрямо твердило, что ему следует позвонить и убедиться в этом. Окончательно сдавшись, он набрал номер Гамала, и тот ответил не сразу:

— Чего тебе?

— Что за разговор? — с ходу в карьер спросил Даррен, обойдясь по примеру Гамала без ненужных приветствий.

— Да так, ерунда, — небрежно отозвался батарианец. — Это даже не разговор. Просто нужно передать тебе кое-что от Хлои.

— Что передать?.. — почему-то испуганно обмер Даррен.

— Да ничего важного. Слушай, мне надо идти. Просто, если будешь вдруг в наших местах…

— Вообще-то я как раз лечу на Цитадель, — произнёс вдруг Даррен. — По делам.

— Ммм… — неопределённо промычал Гамал. — Ну, раз так, тогда и свидимся.

Он отключил связь, а Даррен остался стоять посреди каюты, ошарашенно глядя в стену. И зачем он это сказал?.. Он ведь только что собирался на Иллиум. Вздохнув, он потёр веки, а затем нервно заходил по каюте, раздувая мандибулы и не находя места от волнения. И что теперь делать?.. Он сказал, что приедет, но может перезвонить и отменить встречу, тем более, что никакой конкретной даты не было назначено. Гамал не станет допытываться — это не в его стиле. Но тогда как узнать, что хотела передать ему Хлоя? Может, ей нужна его помощь? Или она хочет встретиться?.. Может, это что-то настолько серьёзное, что она не стала рассказывать всё даже Гамалу?

Резко сорвавшись с места, Даррен помчался раздавать необходимые распоряжения к отлёту на Цитадель, за полчаса смотался в гостиницу и обратно, чтобы забрать вещи, и через сорок минут шаттл взял курс на станцию.

Путь туда занял два дня. И все эти два дня Даррен шатался по кораблю, как сомнамбула, не зная сна и отдыха, путаясь под ногами у экипажа и выводя из терпения Сила бесконечными вопросами о том, сколько осталось до прибытия. Он и сам понимал, что ведёт себя невыносимо, но ничего не мог поделать с охватившим его нервным мандражом. Ему казалось, что они могут лететь быстрее, но не делают этого исключительно из-за упрямства пилота и плохо работающих двигателей. Спать не получалось, и он проводил ночи либо на ногах, либо сидя в каюте и листая планшет. За это время он влил в себя столько кофе, сколько не пил, наверное, последние пару недель, а он пил его всегда много. И это ничуть не улучшало его и без того раздражённого состояния. Доктор Леда откровенно намекал ему на то, что в его запасах отыщется пара седативных препаратов с интересным эффектом, но Даррен только отмахивался. Он чувствовал настоятельную необходимость в том, чтобы изъедать себя сомнениями и тревогами, метаясь между желанием включить несуществующее ускорение и развернуться в противоположном направлении. Успокаиваться ему совершенно не хотелось. Ему хотелось продумать всё на свете, чтобы заранее приготовиться к любому варианту развития событий. Вот только это было невозможно, и он лишь из упрямства не оставлял своих бессмысленных попыток предугадать, что ждёт его на Цитадели. Единственное, что он понимал отчётливо — это точно не оставит камня на камне от его в клочья разорванной души.

Прибыв на Цитадель, Даррен первым делом позвонил Гамалу и договорился о встрече. Тот ответил, что не ожидал его так скоро и сможет освободиться только через пару дней. Даррен со скрипом проглотил эту вынужденную задержку. Ему пришлось слоняться по станции в поисках занятий, и он, должно быть, раз пятнадцать проехал мимо окон дома, где жила Хлоя. Он знал, что она переехала в другую квартиру два месяца назад, вот только понятия не имел, какие из десятков окон на фасаде огромного небоскрёба были её. Так что он просто смотрел на них, пытаясь угадать, какая обстановка внутри и где сейчас стоит аквариум с рыбками. Опасаясь случайно встретить её на улице, он выбирал время, когда по его расчётам она должна быть на работе. А на второй день, после долгих сомнений и уговоров самого себя, заехал и в клуб, где она танцевала. Вот только идея эта оказалась не очень хорошая, потому что, сев за столик, он мгновенно увидел её среди танцовщиц на сцене за баром. Он не мог разглядеть лица, но каждый изгиб её до боли знакомого тела откликнулся в нём отчаянно ноющими уколами, заставившими его прилипнуть к стулу и уставиться на сцену. Он невольно вспомнил увиденный им танец в её квартире и, сравнив их, понял, что сейчас она не выкладывалась даже на половину. В её движениях не чувствовалось той бешеной энергии, страсти и самоотдачи. В них вообще не было никаких чувств. Она крутилась и выполняла фигуры, словно механическая кукла, отрабатывая ровно на столько, чтобы её танец можно было счесть не хуже и не лучше прочих. И тем не менее это выглядело завораживающе красиво.

Ему пришлось уйти, как только она спустилась с шеста на перерыв, когда танцовщицы проходились по залу, завлекая разгорячённых зрелищем мужчин в приватные кабинки. Он сел в машину и дежурил у входа три часа, пока Хлоя не вышла из клуба и не зашагала к остановке аэроэкспресса. На ней было длинное вязаное пальто и та дурацкая шапка с фотографии, на которой он увидел её в самый первый раз. И всю дорогу до остановки у дома девушки он занимался тем, что вспоминал тот злополучный день, когда его угораздило с ней повстречаться. Дождавшись, когда она выйдет на своей остановке, Даррен проехал за ней до самого подъезда и, убедившись, что она благополучно добралась до дверей, уехал. Вечер и половину ночи он провёл в любимом баре, напиваясь и огрызаясь на липнущих к нему девиц облегчённого поведения. Ему не хотелось сидеть в одиночестве, но и чужое общество казалось нестерпимо гнетущим.

Сейчас ему бы не помешал какой-нибудь молчаливый и ненавязчивый приятель вроде Гамала, вот только за всю свою чрезвычайно насыщенную жизнь он так и не умудрился обзавестись таковым. У него остались друзья с училища и СБЦ, но всех их раскидало по Галактике, и теперь они лишь изредка переписывались, раз в пару лет исхитряясь встречаться по случаю. Почти все они были давно женаты, многие обзавелись потомством, и общих интересов у них не осталось. Наверное, только поэтому им и было любопытно послушать о жизни друг друга раз в несколько лет. Но он даже не представлял кого-то из них в баре посреди ночи, сидящим за выпивкой напротив и молчащим о чём-то своём. И он внезапно испытал жгучую зависть к Хлое и Гамалу, к их необъяснимой и непонятной для окружающих привязанности друг к другу. Несмотря на то, что они без конца ругались и ссорились, почему-то не возникало никаких сомнений в том, что каждый из них без лишних вопросов шагнёт в пропасть за вторым.

Впрочем, у Даррена тоже были такие люди в окружении. И он им за это немало платил.

Не сумев отбиться от вгрызающегося в сердце одиночества в переполненном посетителями баре, Даррен прикончил выпивку и отправился домой. Он смог уснуть, только вколов себе снотворное, поскольку четвёртую ночь подряд мучился от бессонницы и чувствовал, что начинает сдавать. Проспав мертвецки-тяжёлым сном без сновидений до обеда, Даррен принял бодрящий душ, пообедал, прогулялся по парку в Президиуме и прокатился по станции на новеньком аэрокаре, подмечая незнакомые места и заведения, которые почти каждый день появлялись на распухающем теле Цитадели.

К Гамалу он подъехал раньше уговоренного, и тот заставил прождать себя целый час, сославшись на непредвиденные обстоятельства. Последние полчаса Даррен ждал его обозлённый и до крайности взбудораженный предстоящим разговором, то и дело поглядывая в угол экрана омни-тула. Батарианец ввалился в аэрокар с какими-то пакетами в руках и с дымящей сигарой во рту.

— Здорово! — гаркнул он и вынул сигару изо рта. — Как делишки, фраер?

— Лучше всех, — хмуро ответил Даррен и открыл окна. — О чём ты хотел поговорить?

— Да ни о чём, — небрежно бросил батарианец и, покопавшись в пакете, вынул из него какой-то свёрток. — Ты забыл свои шмотки в стиральной машине.

Даррен посмотрел на свёрток, не веря собственным ушам, а затем сердито дёрнул мандибулами.

— Шутишь, что ли?.. Я что, летел сюда… — он запнулся, поняв, что едва не сболтнул лишнего, и без слов вырвал свёрток из рук беспечно улыбающегося Гамала. Мельком заглянув внутрь, он увидел комплект своего термобелья и со злостью зашвырнул его на заднее сиденье.

— Я же говорил — ерунда, — пожал плечами батарианец. — Слушай, подбрось до Хлои, я обещал ей заехать и что-то долго провозился с покупками.

Прищёлкнув языком с досады, Даррен молча завёл двигатель и, впившись когтями в кожаный руль, вывел аэрокар на широкую трассу. Охватившее его разочарование оказалось настолько сильным, что он мгновенно пожалел о том, что сорвался на станцию, как последний дурак, ради призрачной надежды на то, что его здесь действительно кто-то ждёт. Ему тотчас же захотелось выпить, и он вынул из бардачка фляжку с чаттийским бренди. Гамал покосился на него с усмешкой, но ничего не сказал. И правильно сделал, потому что Даррен сейчас был готов взорваться даже от простого вопроса: «который час?». Сделав три больших глотка, Даррен закрутил крышку и бросил фляжку на место. Подъехав к дому, он припарковал машину у обочины, не заглушая мотора, и нетерпеливо застучал пальцами по рулю.

— Не хочешь спросить, как поживает Хлоя? — прервал вдруг тишину не торопящийся выходить Гамал.

— Нет, — резко ответил Даррен. — Проваливай давай. У меня дела.

— Странно, я ведь не называл тебе адреса… — задумчиво произнёс тот, проигнорировав нелюбезную реплику в свой адрес. — Уже побывал здесь?

— Не твоё дело.

— Помнишь, я как-то сказал тебе, что, если ты снова полезешь к Хлое, я оторву тебе лапы? — спокойно напомнил батарианец.

— Хочешь попробовать? — огрызнулся Дарен, метнув на того полный зловещего предвкушения взгляд.

— Вообще-то я хотел сказать, что передумал, — возразил с самым серьёзным видом Гамал. — Мне кажется, вам, ребята, нужно как следует поебаться. Не хочешь зайти, кстати?.. Я только скину пакеты и уйду.

Прищурившись, Даррен впился подозрительным взглядом в Гамала, пытаясь по его лицу определить, в чём заключается соль этой странной шутки.

— Чего ты так вытаращился? — недовольно проворчал тот и, так и не дождавшись ответа, со вздохом добавил: — Ладно, слушай… Давай начистоту.

Он скинул с колен пакеты и, достав сигару, подкурил, явно готовясь к долгому разговору. Даррен заглушил двигатель, медленно повернулся к нему и в ожидании сложил руки на груди.

— Я вообще-то эти грёбаные шмотки у себя уже полгода держу, — мотнул головой в сторону заднего сиденья батарианец. — Сначала я про них всё время забывал, а потом началась вся эта хрень… и я подумал, что если всё совсем плохо станет, то попробую использовать их как повод, чтобы заманить тебя сюда.

— Про какую хрень ты говоришь? — тряхнул головой ничего не понимающий Даррен.

— Про полную хрень! — недовольно ответил батарианец. — Я не знаю, что ты сделал с Хлоей, но у неё все катушки в голове слетели. Она и раньше была занозой в жопе, но последние полгода были худшими в моей жизни, а я много дерьма повидал, приятель.

— Ты говорил, что у неё всё прекрасно, — напомнил Даррен.

— У неё-то всё прекрасно, блять! Я про себя говорю! — вспылил Гамал. — Все шесть месяцев что ни день — новая блажь. И я заебался с ней нянчиться! Каждый раз уезжаю за товаром и голову ломаю, из какой заварухи её придётся вытаскивать, когда вернусь домой. Сначала она бухала две недели. Но это нормально, она всегда так делает после того, как её бросают.

— Я не бросал её, — справедливо заметил Даррен. — У нас были не те отношения.

— Да, она мне втирала то же самое, — кивнул батарианец. — А потом высасывала полбутылки в одно рыло и начинала объяснять мне, почему все мужики — мудаки, которым нужен только секс.

— Но… она ведь сама сказала!.. Я ей говорил!.. Мы с ней… — Даррен прикусил язык, вскипев внутри от возмущения, но при том противясь необходимости вдаваться в интимные подробности своей жизни.

— Слышь, разбирайтесь сами, кто кого бросил и какие там у вас были отношения, — протестующе вскинул ладони Гамал. — Я говорю, что вижу. Ты уехал, а она начала бухать так, как будто её бросили. Против такой формулировки будут возражения?

Даррен с шумом выдул воздух из ноздрей и угрюмо промолчал.

— Короче, через две недели в неё уже не лезло ничего, крепче воды. Она отошла и устроилась на работу. И начала творить какой-то мрак. Перекрасилась в ядрёно-синий цвет и соорудила на башке какую-то мочалку. Но да похер, пусть хоть налысо бреется. Но потом она внезапно заявила, что теперь она — дитя земли и света и три дня жрала одни листья и медитировала. Потом ей приспичило стать лесбиянкой, и она притащила из клуба какую-то азари. И, видимо, ей сильно не зашло это дело, потому что на следующий день я нашёл её в насквозь прокуренном дурью притоне в квартале Безарта.

— Безарта? Как она там оказалась?

Это был довольно опасный район, и там проживал в основном всякий подозрительный сброд, вроде кварианцев, батарианцев и кроганов. Поговаривали, что его контролирует группа отколовшихся от «Синих светил» наёмников, которые, пользуясь старыми связями, проворачивали грязные делишки по части контрабанды, торговли наркотиками и оружием.

— Я вот тоже хотел бы это знать. Только она не признаётся. Я её практически снял с какого-то полуголого дрелла, и оба были под кайфом.

— Что?! — потрясённо воскликнул Даррен и подпрыгнул в кресле, едва не приложившись гребнем о потолок.

— О, это далеко не худшая часть истории, — с недоброй иронией произнёс Гамал. — Она заявила, что теперь она наёмница «Синих Светил» и показала татуировку на спине. Мне пришлось вытаскивать её оттуда силой, продираясь через её новых дружков, и один из них меня едва не подстрелил. Когда она отошла от дури, то, конечно, пошла в отказ. Заявила, что всё это случилось из-за того, что она случайно облизала шею того чешуйчатого говнюка, и её нехило торкнуло. Но я уже в тот момент понял, что у неё едет крыша. Как, скажи мне, можно случайно облизать чью-то шею, мать твою?! — взревел он и провёл по раздосадованному лицу ладонью. — Она до сих пор эту блядскую татуировку свести не может. Хер его пойми, что у них там за краска такая ядрёная.

Он помолчал и потянулся за новой сигарой, а Даррен вынул из бардачка фляжку.

— Помнишь, я позвонил тебе и попросил упечь её в изолятор? — подкурив, продолжил немного успокоившийся Гамал. — Мне нужно было уезжать на следующий день, и я просто боялся оставлять её без присмотра. Чёрт их знает, этих ублюдков из «Светил»…

— Почему ты мне этого не рассказал? — спросил Даррен, влив себя несколько больших глотков.

— На кой хер? Чтобы ты примчался, снова взбаламутил воду и умчался, оставив меня разгребать это говно? Знаешь, до твоего появления всё было относительно нормально. Она, конечно, без конца на каких-нибудь уродов нарывалась, но успокаивалась через неделю-другую. И такой жести уж точно никогда не было!

Даррен опустил голову и прижал к переносице пальцы, пытаясь осмыслить услышанное.

— Того дрелла я больше не видел, — продолжил тем временем Гамал. — И через неделю у неё появилась новая фишка. Хочешь посмеяться?..

Он произнёс это таким тоном, что Даррен предпочёл промолчать, уверенный в том, что не услышит ничего смешного.

— Она начиталась сектантской лабуды, которую ей всучил в торговом центре какой-то ханар, а через два дня заявила, что приняла религию «Вдохновителей» и пошла проповедовать вместе с этой жирной желехой на улицу.

Даррен фыркнул от смеха.

— Да, меня это сначала тоже позабавило, — кивнул батарианец. — А потом выяснилось, что эти медузы дали ей новое «духовное» имя, и она начала говорить о себе в третьем лице. А мне сутками мозги полоскала, потому что я, видите ли, слишком грубый, вспыльчивый и зацикленный на себе. А как я могу быть не грубым и не вспыльчивым, если она несёт полную ересь?! Ты бы её только слышал! Она реально помешалась на этих медузах. «Они такие рассудительные, скромные и целомудренные, у них такой красивый внутренний мир, Гамал! Ты просто его никогда не видел». Я ляпнул на свою голову, что видел их внутренний мир, когда вспорол пузо одной оборзевшей медузе, которая вздумала наебать меня с товаром, и нашёл там обычные кишки. И она, блять, неделю со мной не разговаривала! Короче, всё закончилось тем, что она собралась лететь в паломничество по священным протеанским развалинам с этой шайкой сектантов. Но, слава богам, её выперли с шаттла.

— За что? — отрешённо пробормотал Даррен.

— Она потащила с собой Пуша.

— Кого?

— Ох, мать твою… — вымученно вздохнул батарианец. — Ту тварь, которую я притащил ей с Иллиума.

— Хомяка?.. — задумавшись, с трудом припомнил Даррен.

— Ага, блять, — нехотя выдавил тот и без особого энтузиазма повторил: — хомяка… Короче, всё, что я тебе рассказал, произошло в первый месяц. А впереди было ещё пять! Я всего даже не упомню, наверное. После ханаров она начала носиться с идеей усыновить маленького крогана. Потом вступила в общество защиты животных и начала расклеивать листовки с призывами пожертвовать на спасение жёлторотых барбаров с какой-то занюханной колонии. Её замели в участок за вандализм, и мне пришлось заплатить за неё штраф, потому что она все свои деньги спустила в этот грёбаный фонд! Потом она собралась выйти замуж за турианца, потом пошла на курсы пилотирования грузовых шаттлов, но её отчислили после…

— Что?! — прервал его на несколько секунд потерявший дар речи Даррен. — Замуж?! За какого ещё турианца?..

— Да она уже порвала с этим контуженным, — махнул рукой батарианец. — Кажется… Не знаю, я его только на фотографии видел. Она с ним на каком-то сайте познакомилась. Он с Таэтруса, и они так и не договорились по поводу переезда. Я не стал вникать. К этому моменту я сидел на транквилизаторах, и мне уже на всё было похуй.

Омни-тул Гамала сигнализировал о поступлении нового вызова, и тот, взглянув на экран, страдальчески вздохнул.

— Я скоро буду, — приняв вызов, раздражённо произнёс он, и Даррен краем глаза увидел на голограмме лицо Хлои.

— Половина пятого, Гамал! — напомнила она, торопливо крася губы у зеркала. — Пушику пора гулять. Я и так опаздываю на работу.

— Да выгуляю я твоего сраного Пушика, блять! Ещё пять минут.

— Ты же знаешь, он начинает нервничать…

— Ничего страшного! Потерпит.

— Не надо так злиться, — недовольно нахмурилась Хлоя. — Это ты его притащил.

— Я притащил — я могу и утащить! — прорычал тот.

— Ой, всё! — вспылила девушка и оборвала связь.

— Как же меня всё это заебало… — выдохнул батарианец, обессиленно привалившись головой к креслу, и Даррен вдруг понял, что начинает сочувствовать бедолаге. — Слушай, ей сегодня надо подменить кого-то на работе, так что я обещал выгулять эту тварь. И с этим лучше долго не задерживать.

— Разве хомяков не держат в клетке? — спросил Даррен, начиная подозревать, что с этим животным явно что-то неладно.

— Понятия не имею, — вглядываясь в часы, отрешённо буркнул Гамал, запутав его ещё сильнее. — Короче, давай забьём стрелку на другое время. Я главного тебе так и не сказал. Ты же пробудешь на станции какое-то время?

Даррен растерянно моргнул, не зная, что ответить. С одной стороны, у него не было никаких планов на ближайший месяц отпуска. С другой стороны, исповедь Гамала ввергла его в пучину тихого ужаса. Он, конечно, тоже немного загонялся в последние полгода, но это не шло ни в какое сравнение даже с половиной из услышанного. И что там осталось за кадром — ему было даже страшно подумать.

— Да, я бы на твоём месте тоже свалил куда подальше, — правильно расценив его молчание, с пониманием произнёс батарианец. — Но ты же у нас ответственный парень. И это в некотором роде твоя вина, потому что ты брал нормальную девку, а вернул испорченную. По-хорошему тебе её и чинить.

Даррен открыл было рот, чтобы поинтересоваться, как этот процесс вообще должен выглядеть в представлении батарианца, но в этот момент дверь подъезда открылась, и он замер, уставившись потрясённым взглядом на выкатившееся из неё чудовище, которое вела на поводке Хлоя. В холке этот зверь был ей где-то по бёдра, а голова практически достигала груди. Весь покрытый грязно-белой длинной шерстью, напоминающей витые нити, он походил на огромный мохнатый комок с колыхающейся метёлкой хвоста позади. Его упрятанная за намордником вислоухая морда казалась немного сплющенной спереди. Под густой чёлкой проглядывали два огромных, поблёскивающих красным глаза навыкате и покрытый коричневыми коростами нос. Чудовище тяжело дышало, вывалив из огромной пасти мясистый фиолетовый язык, так что Даррену без труда удалось разглядеть все три ряда длинных острых зубов с зазубренными клыками. Короткие кривые лапы с невообразимо здоровыми когтями загребали по стальному настилу, издавая душераздирающие звуки — чудище рвалось на свободу. Даррен невольно положил руку на кобуру. Сипло рыча и отфыркиваясь, питомец Хлои ринулся к дороге. Его хозяйка, взлетев пушинкой, полетела следом за ним.

— Ну, что за вредная стерва! — увидев их, с досадой вздохнул Гамал и закрыл окно. — Всё-таки повела его сама. Сказал же — подожди всего пять минут. Закрой окно, пока он меня не унюхал!

— Что за… кто это? — снова обретя дар речи, пробормотал Даррен и поспешно нажал на кнопку со своей стороны.

— Это самая большая ошибка в моей жизни, — раздельно и с искренним убеждением в голосе проговорил батарианец: — После женитьбы по пьяни в восемнадцать лет.

— Я не эксперт, — выдавил из себя Даррен. — Но это не похоже на хомяка!

— Да что ты, блять?! — взорвался батарианец. — В жизни бы не догадался!

— Как ты мог спутать хомяка с этим… с этой… у этой твари есть название?

— Да хер его знает, — пожал плечами батарианец. — Я пытался найти по фотографии в экстранете, но ничего не вышло. Я называю его просто «Тварь». И он откликается. Найти бы ту мразь, что мне его подсунула, но его давно и след простыл. Когда я его покупал, он у меня в ладони помещался, можешь себе представить?! Откуда мне было знать, что он так вымахает?

В этот момент чудище, по-видимому, что-то почуяло, потому что его висячие уши встали торчком, а нос беспокойно задвигался в сторону аэрокара. Зверюга застыл на месте, а потом вдруг отчаянно замотылял хвостом и, издав громогласный рёв, ринулся к машине. Даррен выхватил пистолет и вжался в спинку кресла. Гамал только глаза закатил.

— Услышал меня, падла… — обречённо простонал он, перейдя на шёпот. — Он почти слепой. Зато слух и нюх — как у полгода не жравшего ворки.

С ходу взлетев на прогнувшийся под его весом капот, питомец Хлои воткнулся носом в тонированное стекло и, высунув язык, начал пускать слюни. По лобовому стеклу потекли склизкие мутно-жёлтые ручьи. Подпрыгнув от нетерпения, Пуш качнул машину, и та жалобно скрипнула. Под капотом затрещало.

— Нет, Пуш, фу! Плохой мальчик! — зашипела на него Хлоя и со всех сил потянула питомца за поводок. — Слезай сейчас же, пока тебя не увидели. Это очень дорогая машина. Да слезь ты, чёртова скотина!

Пуш даже не замечал её усилий. Уставившись незрячими глазами на стекло напротив батарианца, он продолжал игриво подпрыгивать передними лапами, с каждым новым прыжком вминая капот внутрь. Не сумев стащить его, Хлоя схватила монстра за заднюю лапу и, упершись ногой в бампер, дёрнула на себя. Пуш с жутким скрежетом съехал вниз, вспоров когтями капот и оставив на стальном полотне восемь рваных швов. Даррен сглотнул.

— Лучше бы пристрелить это, — неуверенно произнёс он, — пока оно не отложило яйца.

— Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, — с оживлением повернулся к нему Гамал, не обращая никакого внимания на происходящую снаружи возню. — Видишь ли, я долго думал, что делать со всей этой задницей…

— Да что тут думать! Берёшь пистолет, снимаешь предохранитель и стреляешь. Точно в голову, и не меньше восьми зарядов.

— Здесь есть свои трудности, — замялся батарианец. — Но я сейчас не об этом. Хлоя в последние две недели немного остепенилась, но только потому что ей приходится решать вопрос с оформлением документов на эту тварь. Ей пока разрешили выпускать его на улицу на поводке, чтобы размяться, потому что ему тесновато в своей комнате.

— У него своя комната?

— Да, блять, представь себе! Она ради этого и переехала в квартиру побольше. У этой царской жопы там лоток с отдельным выводом к канализации, куча причиндалов для игр и лежак на полкомнаты. Но ему, видите ли, бегать негде!

Словно в подтверждение этих слов зверюга вдруг настороженно приподняла мохнатые уши с кисточками и, пробежав по капоту, ринулась к проходящей мимо азари, содрав по дороге боковое зеркало. Не ожидавшая такого подвоха Хлоя врезалась животом в бампер и, сморщившись от боли, от души выругалась. Успев ухватиться за антенну, она вырвала её с корнем и с криком полетела носом вниз, свалившись прямо под дверцей водителя. Даррен дёрнул мандибулами, мысленно проникнувшись её болью, и посмотрел через затемнённое стекло вниз. Выпустив из рук шлейку, Хлоя поднялась и осторожно потрогала пальцами щёку с содранной до крови кожей. Она нагнулась, подняла боковое зеркало, посмотрела на себя в отражении и с досадой вздохнула. А затем повернулась к аэрокару и безуспешно попыталась приделать «ухо» обратно. Вдалеке раздался пронзительный женский вопль — судя по всему, азари понравилась Пушу гораздо больше, чем он ей. Хлоя торопливо закинула зеркало под машину и поспешила выручать несчастную.

— С машиной нехорошо получилось, — признал Гамал, оглядев смятый и разодранный в клочья капот. — Ты уж не обессудь. Я сейчас на мели, но когда подниму деньжат...

— Не стоит, я сам разберусь, — сухо оборвал его Даррен. — Так почему, говоришь, его нельзя пристрелить?..

— Его вроде как взяло под особую опеку общество защиты редких животных. У Хлои там остались какие-то подвязки с того времени, когда она с ними тёрлась. Муниципальный комитет по охране порядка пытался увезти его в зоопарк, но Хлоя не отдала. Эта дурочка к нему привязалась, понимаешь? Она, конечно, поначалу тоже в шоке была, потому что эта тварь росла как на дрожжах. Но она его с маленького растила, ночами не спала, по больницам таскала... Я теперь не могу просто взять его и пристрелить. Она меня никогда не простит. Так что давай это сделаешь ты.

Даррен недоверчиво прищурился.

— Думаешь, меня она простит?

— Нет. Но тебя она и так уже достаточно ненавидит...

— Что?.. За что ей меня ненавидеть?!

— Ну, ты её вроде как бросил.

— Да не бросал я её! — вскипел Даррен. — У нас были…

— …не те отношения, я помню, — закончил за него Гамал. — Но, видишь ли, у баб мозги в другую сторону повёрнуты. Ты удочки свернул до того, как она успела в тебе разочароваться, и у неё произошёл сбой в программе. Она, наверное, и сама толком ни хера не понимает, но считает, что во всём виноват ты. Ну, и ещё я сказал ей, что это была твоя идея её тогда в изолятор упрятать. Так что в некотором роде у неё есть основания.

Даррен вздохнул и прикрыл рукой глаза. Час от часу не легче…

— И зачем ты это сделал? — отняв руку, с раздражением спросил он.

— В тот момент мне показалось, что это охуенная идея, — без тени раскаяния заявил Гамал. — Она взбеленилась не на шутку, приятель, и всё время вопила этим своим противным писклявым голосочком. К тому же ты был очень далеко и не собирался возвращаться в ближайшее время. Выбор был очевиден.

Даррен открыл рот, чтобы возразить, но захлопнул его, решив, что взывать к совести этого наглого проходимца, да ещё и за прошлые грехи, вдвойне бессмысленное занятие.

— В общем, у меня есть пара вариантов, как решить проблему, — деловито продолжил Гамал. — Самое простое: ты сделаешь так, чтобы Тварь сдохла, этим разобьёшь девчонке сердце и умотаешь на другой конец Галактики, где она не сможет тебя найти, чтобы выцарапать тебе глаза. А когда она проревётся, я привезу ей блядского котёнка, и все будут счастливы!

Насчёт последнего утверждения у Даррена возникли некоторые сомнения. Он покачал головой:

— Этот вариант не подходит.

— Почему нет?

Даррен оглянулся и посмотрел через стекло на Хлою с Пушем. Они играли на внезапно опустевшей спортивной площадке с мячиками. Хлоя смеялась, что-то рассказывая своему питомцу, а тот с восторгом бегал вокруг, неуклюже спотыкаясь о мячи. Даррен по-прежнему считал, что эту уродливую образину следовало запечатать в герметичный сосуд и запулить куда-нибудь в неведомые дали Космоса. Но, видя улыбку девушки, понимал, что теперь и сам не смог бы нажать на курок. Он летел сюда вовсе не для того, чтобы снова разбить ей сердце и умотать на другой конец Галактики.

— Потому что не нравится он мне, вот почему!

— Твою мать… Ладно, есть план «Б».

— Выкладывай, — без особого воодушевления отозвался Даррен.

— Я уже говорил: вам надо закрыться на недельку в комнате и хорошенько вытрахаться, — уверенно заявил тот. — Так чтобы затошнило друг от друга. Я проверял с одной тёлкой — работает. Правда, я тогда ещё и коньяка выжрал пол-ящика, так что не уверен, что меня тошнило именно от тёлки…

— Гамал… — спрятав лицо в руках, остановил его со страдальческим стоном Даррен. — Что ты несёшь?.. На свете нет ни одной проблемы, которую можно решить таким идиотским способом! После такого проблемы обычно появляются, а не уходят!

— И это ты мне будешь рассказывать?.. — снисходительно фыркнул батарианец.

— Заткнись.

Омни-тул батарианца снова завибрировал, и он отжал кнопку связи:

— Слушаю.

— Гамал, ты куда пропал? — раздался встревоженный голос Хлои. — У тебя всё хорошо?!

— Да, всё нормально. Меня немного задержали. Чего ты хотела?

— Хотела сказать тебе, что ты полное мудло! — тут же сменила тон девушка. — Можешь не торопиться, я уже выгуляла Пуша и опоздала из-за тебя на работу. Спасибо за помощь!

— Я же сказал, меня…

— Гори в Аду, мудло!

Она отключила связь, и Гамал грязно выругался. Хлоя прошествовала к подъезду, сделав изрядный крюк вокруг аэрокара, и вместе с Пушем исчезла в дверях.

— Окей, тогда план «В», — проводив их глазами, произнёс Гамал. — Самый сложный и муторный. Но он точно сработает. Ты должен охмурить Хлою, а потом трахнуть другую тёлку, желательно при свидетелях. Хлоя опять забухает, наверное, но мы это уже не раз проходили, с этим я справлюсь. Что скажешь?

— Нет.

— Да ёпт! А здесь-то что не так?!

— Всё не так! У тебя есть план, в котором мне не придётся кого-то убивать, трахать или выставлять себя законченной мразью?

Гамал ненадолго задумался.

— Ну, был ещё план «Ж», но я надеялся, что до него не дойдёт. Нам понадобится много скотча, керосин, мёртвый турианец и аэрокар. Ты приедешь…

— Так, хватит, мне уже не нравится! — выставив руку, прервал его Даррен. — У меня другое предложение: давай я просто поговорю с ней.

— О чём?

— Не знаю. Но, мне кажется, это будет правильным.

Дверь подъезда открылась, и снаружи снова появилась Хлоя. Поглядывая на часы, она помчалась к остановке аэроэкспресса.

— Звучит как на редкость хуёвый план, — с неодобрением заметил батарианец, но Даррен предпочёл пропустить его замечание мимо ушей.

— Я заеду к ней, когда она вернётся с работы.

— На твоём месте я бы надел перед этим пару комплектов тяжёлой брони, приятель. Эта тварь уже знает команду «Чужой» и «Фас». К ней приходит дрессировщица. Азари, кстати. Ох и горячая штучка… Ты бы видел её бидоны!

— Всё, проваливай, — вздохнув, Даррен открыл дверь с пассажирской стороны.

— Я серьёзно, ты для начала напиши ей что-нибудь, чтобы почву пробить, — выползая из машины, посоветовал батарианец. — Потому что, когда я упоминаю при ней твоё имя, у неё отрастают натуральные клыки и она начинает шипеть на меня, как ворка. Ладно, пойду кормить чудовище, пока оно к соседям через пол не прогрызлось.

Он забрал с сиденья пакеты и направился к подъезду. А Даррен, проведя в тяжёлых раздумьях полчаса, отправился в клуб к Хлое.