Фэй вылетела из палаты, стремительным шагом пересекла смежный бокс и открыла дверь в коридор.

Подземный бункер, временно оборудованный под госпиталь, был довольно вместительным за счёт своей компактности и разделения на два этажа. Он состоял из двух общих спален, душевой с туалетом, ординаторской, склада, нескольких технических помещений, двух операционных и двух палат, одна из которых предназначалась для содержания пленников. Эти комнаты соединял небольшой коридор, укреплённый толстым слоем армированного бетона и обшитый сверху стальными листами. Вентиляционная система, снабжённая ядерным, биологическим и химическим фильтрами, с подачей воздуха справлялась отлично, и дышать здесь было легче, чем на поверхности. Вода поступала из подземных источников, проходя сложный цикл очистки, после чего приобретала приятно-сладковатый привкус. А тепловая и электрическая энергия вырабатывалась водородными топливными элементами средней мощности.

С чем были проблемы — так это с едой и лекарствами, поскольку все находящиеся здесь запасы реквизировали военные, а пополнять их было некому и неоткуда. Всё, что удавалось добыть ополченцам, делилось по-братски и расходовалось очень экономно. А потому лишних ртов здесь не держали, и все, кто непосредственно не участвовал в борьбе с захватчиками, о существовании этих мест не догадывались. Фэй приняли только потому, что её брат был командиром подразделения группы ополченцев, которая работала в симбиозе с военными врачами. Им привозили провиант и лекарства, а те латали и предоставляли убежище раненым. Эта хрупкая цепочка могла существовать до тех пор, пока местоположение бункера оставалось в тайне. И знал о нём только Алек. Прибывших он привозил тайными тропами под покровом темноты. И увозил тем же способом.

Оставив товарищей у базы, которая была разбита недалеко от города, Алек посадил Фэй в вездеход с пленными и привёз сюда. Ей пришлось надеть повязку на глаза при выходе, так что она понятия не имела, в какой местности и как далеко сейчас находилась. Да, в общем-то, её это и не интересовало. Главное, что она была в безопасности и вдалеке от врагов, чьи костяные морды за две недели ей порядком осточертели.

Точнее, она очень надеялась на последнее, пока не поняла, что ей вменили в обязанности ухаживать за привезёнными пленниками. И это её не на шутку разозлило.

— Алек, есть разговор на минуту! — ворвавшись в ординаторскую, она подскочила к брату, который секретничал о чём-то с доктором Шеффером.

Алек нахмурился и грозно шикнул на неё. Фэй осеклась и отошла в сторону, кусая губы и нетерпеливо посматривая в его сторону.

— …и тех запасов, что фы прифезли ф последний раз, хватит ещё на пять дней максимум, — озабоченно уставившись в планшет, продолжил прерванную реплику доктор Шеффер. — А потом мне придётся кормить и лечить их фоздухом. Или трафить нашими препаратами, на которые у них могут фозникнуть аллергические реакции.

— За пять дней вы приведёте их в порядок? — поразмыслив над его словами, поинтересовался Алек.

— Одного, фозмошно… — с присущей ему осторожностью склонил голову Шеффер. — Если фторичная инфекция не разофьётся, конечно. Со фторым ситуация слошнее. Дней семь-фосемь, и с той же огофоркой. Ф нашем деле слошно назыфать точные сроки, Каллахан.

— Понимаю, но в нашем деле, — сделав выразительное ударение на последние слова, отозвался Алек, — точных сроков вообще не бывает. Я могу загадывать заранее на пару дней вперёд. И то с учётом последних событий… — он бросил многозначительный взгляд в сторону Фэй, — всё может пойти наперекосяк в последнюю секунду. Добираться до лаборатории долго и рискованно. И ехать туда сначала за припасами, чтобы через два дня возвращаться из-за костерожих, я не собираюсь.

— И что фы предлагаете?

— Давайте так: я приеду через неделю и заберу их, в каком бы состоянии они ни были.

— Инфицирофанный и ослабленный биоматериал для исследований не годится, а у Пафлофича нет необходимого…

— Док, я не буду тратить топливо на лишнюю поездку и рисковать своими людьми! — раздражённо перебил его Алек. — Я поеду туда через неделю. А если они откажутся от этих двоих, я выкину их в овраг – и дело с концом.

— Какой ещё офраг, Каллахан, что ты несёшь! — возмутился теперь уже хирург. — Такой ценный материал приходит не кашдый день. Ты хоть понимаешь, насколько фашны результаты их наработок?! Фы фсё по лесам бегаете да из пистолетикоф пострелифаете, как заиграфшиеся ф фойнушку мальчишки. А разработанный Пафлофичем антиген может спасти челофечестфо от уничтошения. Или ты со сфоим шалким отрядом собираешься разбить флот пришельцеф?

Алек смерил хирурга мрачным взглядом, а по его скулам заходили желваки. Фэй хорошо знала брата. И, даже не особо вникая в разговор, поняла, что тот только что проиграл в споре и теперь пытается придумать, как выйти из положения с достоинством. Будучи на пять лет её старше, он по характеру действительно недалеко ушёл от мальчишки. А до службы в армии и вовсе был беспутным сорванцом. Дисциплина и суровый уклад жизни сделали из него сознательного гражданина общества, а гибкий ум и лидерские замашки — ещё и толкового командира, который точно знал, где можно рискнуть, а где лучше схитрить. Но вот привычку оставлять за собой последнее слово в любом споре так и шла с ним рука об руку всю его недолгую жизнь. А потому она немало удивилась, когда Алек, продолжая недовольно сопеть, с неохотой проворчал:

— Ладно, ваша взяла, док. Через пять дней я приеду и, если ситуация не изменится, то съезжу в эту вашу чёртову лабораторию. И пусть они только попробуют облажаться с этим вашим грёбаным антигеном!

С этими словами он зашагал к Фэй, дав понять, что разговор окончен. Его собеседнику осталось лишь удалиться, фыркнув в ответ. Этот звук он умудрялся воспроизводить с заметным немецким акцентом, и, насколько успела понять Фэй, им же завершал любую дискуссию с доктором Йовицем. К слову, жаркие дискуссии эти двое разводили по каждому поводу, независимо от степени его важности и уместности. Чем немало веселили немногочисленный персонал импровизированного госпиталя.

— Ну что, как дела, малышка? — забросил ей руку на плечо Алек.

Он уже успел сменить озабоченное выражение лица на свою фирменную неунывающую улыбку. Но Фэй разглядела затаившуюся в уголках его рта хмурую складку и разом растеряла боевой пыл. Её собственные проблемы на фоне действительно важных вещей, о которых приходилось ежеминутно думать брату, показались детскими капризами. И она нашла в себе силы улыбнуться в ответ.

— Отлично. Здесь тихо, чисто и… — она умолкла, поскольку на этом список достоинств нового обиталища закончился. — Есть только одна просьба. Ты не мог бы поговорить с доктором Шеффером, чтобы меня перевели в палату к… ну, людям? Не знаю, почему он так решил, но меня определили к тем двум…

— Это не он решил, — перебил её Алек, — а я.

— Ты? — удивлённо вскинула брови Фэй. — Зачем?

Алек оглянулся на отдыхающий в глубине комнаты персонал и двинул к дверям, увлекая её за собой.

— Слушай, я знаю, ты когда-то мечтала стать доктором, чтобы копошиться в чужих кишках, — склонившись к её уху, прошептал он, выходя вместе с ней в коридор, — но это не так здорово, как может показаться. Сейчас в операционной лежат двое тяжелораненых, за ними нужен круглосуточный уход. Если ты думаешь, что подтирать задницы, менять заблёванные простыни, носить утки и вязнуть по локоть в гное, крови, соплях и дерьме — это весело и просто, то я, конечно, попрошу доктора Шеффера определить тебя в другую палату. Но ты уже через неделю волком взвоешь.

— Другие ведь справляются, — пробормотала Фэй. Перед её глазами снова промелькнула неприглядная картинка, увиденная перед бегством из палаты с костемордыми. Но решить, что хуже — ухаживать за людьми или уродливыми ящерицами — навскидку определить было сложно. Обе альтернативы казались одинаково неприятными. В пользу людей говорил тот факт, что помогать им Фэй искренне хотела. А в пользу ящериц — тот факт, что их страдания не отзывались в её сердце болезненными уколами.

— Да, но ты ведь ни черта не смыслишь в медицине, — пожав плечами, Алек направился к палате.

— Меня научили менять капельницу, — плетясь следом, вяло возразила она. — И мочевой катетер.

— Весомые достижения. Но я пока не стал бы доверять тебе своих ребят, — оглянулся на неё с насмешливой ухмылкой Алек. — Потренируйся на ящерицах. Их хотя бы не жалко.

Железный аргумент – крыть Фэй было нечем. Доктор Шеффер казался ещё более придирчивым, чем доктор Йовиц — хотя это и сложно было представить. Без содрогания они оба могли подпустить её разве что к раненой мыши. Жаль только, что таких пациентов здесь не держали.

— К тому же у меня к тебе будет особое задание, — он остановился у двери и повернулся к ней. — Тот чип, который я попросил засунуть тебе в ухо, транслирует их речь в нашу. И теперь ты можешь понимать, что они говорят. Эта штука автоматически обновляется, как я понял. Эти ребята не слишком разговорчивые, но, может, случайно что-нибудь ляпнут при тебе интересное. Ты только виду не показывай, а слушай и запоминай. Я вернусь, и ты всё мне расскажешь, ладно?

Фэй кисло улыбнулась, разгадав незатейливую попытку брата придать её роли некоторой значимости. Впрочем, вопрос, по всей видимости, был уже решён.

— Ладно, как скажешь.

— Вот и умница! — широко улыбнулся Алек. — Иди, работай. Мне ещё надо обсудить пару моментов, а потом поеду на базу. Я зайду попрощаться.

Сделав глубокий вдох, как перед прыжком в ледяную воду, Фэй открыла дверь и зашла в палату стационара. Двое из находящихся здесь людей — одна женщина и мужчина — спали. Третий молодой паренёк глазел в потолок, но перевёл глаза на Фэй, едва она вошла в комнату. Его задранная к потолку нога была загипсована, а лицо казалось серым от измождения. Но он всё же изобразил на лице приветливую улыбку и помахал ей рукой. Фэй улыбнулась в ответ, стараясь не выдать охватившего её смятения.

Да, наверное, и к лучшему, что её мечте копошиться в чужих кишках не суждено было сбыться. По правде говоря, она и мечтала-то вовсе не об этом, а скорее о том статусе и достатке, которые предполагало почётное звание хирурга. Но грёзы о богатстве и славе как-то быстро рассеялись, стоило ей окунуться в тихую жизнь сельского жителя рядом с трудягой-отцом и бесшабашным братом, который ураганом ворвался в их спокойную жизнь три года назад. Теперь же, насмотревшись на ужасы войны, Фэй отчётливо понимала, что роль спасителя чужих жизней требовала гораздо большего, чем она могла бы предложить. И тем, кто боролся со смертью за каждый вдох и выдох, приходилось заглядывать в её холодные глаза гораздо чаще остальных. К такому её жизнь не готовила.

Пройдя палату, Фэй вошла в следующую дверь, миновала небольшой закуток, заставленный стульями, коробками и каким-то оборудованием, и, раскрыв шторы, заглянула в палату. Надя копошилась над одноглазым костемордым. Фэй шагнула в комнату и кашлянула, привлекая к себе её внимание.

— Ну что, отдышалась? — усмехнулась женщина.

Со стороны ближней кушетки раздался сдавленный хрип, и Фэй метнула взгляд на лежавшего там ящера. Тот зыркал на неё своими змеиными глазищами с ядовито-жёлтой радужкой, а его опущенные мандибулы угрожающе подрагивали. Неприязненно поёжившись, Фэй повернулась к Наде.

— Мне надо было обсудить кое-что с братом, — произнесла она в ответ на явно издевательскую реплику.

— Ладно, иди сюда, — кивнула ей Надя, подзывая ближе. — Я как раз перевязку делаю.

Фэй подошла к кушетке и надела протянутые ей перчатки. Костемордый лежал неподвижно и, судя по закрытому глазу и мерному дыханию, спал. А короткие и пухлые, но на удивление ловкие пальчики Нади порхали над его лбом, словно мотыльки, смазывая, протирая, спрыскивая и промакивая. Стараясь запоминать движения и комментарии медсестры, Фэй довольно скоро вникла в суть процесса и заканчивать обработку принялась уже сама.

— Когда убедимся, что воспаления нет и процесс заживления пошёл, то зальём это дело панацелином. И тогда уже возни меньше будет, — наблюдая за её несмелыми движениями, утешительно произнесла Надя. — А пока…

Она не договорила, подняв глаза к шторам. Фэй обернулась. У выхода стояла высокая и сухая как жердь брюнетка в сестринской униформе:

— Шеффер зовёт, в операционную.

— Да чтоб его… — процедила сквозь зубы Надя. — У меня вообще-то перерыв.

— А у меня перевязка, а у Коры зондирование, а Феликс дрыхнет после смены, — закатила глаза брюнетка. — Давай уже шуруй в операционную, Герр Доктор огнем плюётся!

— Да как же он меня достал! Ладно, сейчас подойду.

Девушка ушаркала восвояси. А Надя поднялась и направилась к стеллажу. Набрав оттуда салфеток и каких-то баночек, она разложила принесённое на столике и поманила Фэй пальцем.

— Значит, так, — произнесла она, раскладывая материал. — Закончишь со лбом — займись глазом и швом на затылке. Потом нужно будет сделать перевязку. Протираешь края и кожу вокруг вот этим раствором, потом смачиваешь салфетку в этой штуке и промакиваешь сверху. Потом промываешь вот этим и этим, на два раза. Сверху панацелиновую салфетку и пластырь. Запомнила?..

Разложив баночки в нужном порядке, Надя подняла глаза и впилась в Фэй испытующим взглядом.

— Да… вроде, — кивнула та, мысленно повторяя про себя порядок действий и нервными движениями поправляя банки так, чтобы их этикетки совпадали по линиям.

— Если что, зови Фиби – ту, что сейчас приходила. Как закончишь — помой полы здесь и в соседней палате. Там за шторой в кладовке есть тряпки и ведро. Раствор стоит там же, в бутыли. Разведёшь один к десяти. Потом пройдись спреем, синяя банка на полке слева от ведра. Этим надо опрыскать мебель и стены. Потом проверь капельницы, по идее к тому времени уже надо будет менять. Если захотят воды — можешь дать, под кушетками стоят ирригаторы, чтобы не цапнули. Да, и собери все инструменты и отнеси их в стерилизатор на склад. Туда же отходы — это в утилизатор. Попросишь кого-нибудь из ординаторской, тебе покажут, как пользоваться. Потом сходи к Фиби, пусть покажет тебе, как делать дренаж. Как освободишься — нужно будет навести порядок в нижнем левом накопителе: снять упаковки, промаркировать и наклеить этикетки. Для примера возьмёшь готовые с полок. Заодно и ревизию проведёшь, а то бардак с учётом. А там уже и Йовиц нагрянет… Всё, удачи.

Надя ободряюще хлопнула её по спине и направилась к выходу. А ошарашенная свалившейся на неё горой поручений Фэй с отчаянием выдохнула, так и не решившись спросить, между какими пунктами в этом списке должен находиться «отдых» и «обед». «Подумаю об этом потом», — решила она и, взяв спринцовки и салфетки, подошла к костемордому.

Левая половина его лица у глаза сильно пострадала от выстрела. Надбровную пластину разворотило, обнажив тёмно-сиреневую кожу под ней, которая влажно поблёскивала сочащимся гноем и сгустками сукровицы. Промокнув рану влажной салфеткой, Фэй промыла её обоими растворами. Затем нанесла на чистую салфетку заживляющую мазь и приложила её сверху. А затем принялась за глазницу. Она выглядела не так уж и плохо для места, из которого несколько часов назад вынули глаз. Тонкая морщинистая кожа верхнего века была разорвана. Сама же глазница лишь слегка кровила. Но, так как глаза у ящеров были посажены глубоко, задача очистки раны обещала быть затейливой. Зажав салфетку пинцетом, Фэй осторожно положила руку на лоб спящего, повернула его голову и просунула тампон в глазницу. Его мандибулы дёрнулись, а правый глаз вдруг распахнулся, уставившись прямо на неё. От неожиданности Фэй шарахнулась назад, приложившись бедром об угол столика, и испуганно застыла.

Тампон остался в ране. Вот только, чтобы вынуть его, следовало приблизиться к морде чудища, сурово взиравшего на неё единственным светло-серым глазом. Должно быть, она сделала ему больно, и он проснулся. А теперь лежал и прикидывал, как бы вернуть ей должок.

Костемордый моргнул и отвернулся. Фэй несмело шагнула к кушетке.

— Тебе больно? — тихо спросила она и подождала ответа, которого ожидаемо не последовало.

Впрочем, вопрос и правда был не самым умным. Из его глазницы торчала салфетка — конечно, ему было больно! Надя ведь что-то говорила про анестетик… Фэй закусила губу, пытаясь придумать, как выйти из положения. При осмотре доктору Йовицу помогала Надя, и тот всё же умудрился проворонить палец. А ей, наверное, откусят руку по локоть.

— Это обезболивающее, — Фэй взяла со столика спрей и показала его костемордому, который не соизволил посмотреть в её сторону. — С ним будет полегче.

И снова угрюмое молчание в ответ. Она вздохнула и опустила голову. Её взгляд упал на столик, где стоял ещё один спрей, но с другой этикеткой. Нахмурившись, Фэй прочитала название, не сказавшее ей ничего полезного, и, поднеся к лицу первый спрей, покрутила его, пытаясь среди россыпи мелких букв, складывающихся в абсолютно непроизносимые слова, отыскать хоть одно человеческое. На факультете агроэкологии они изучали химию, но то была промышленная химия. Да и чего лукавить, большую часть изученного она, как и любой другой студент, забывала, едва сдав экзамены.

Заметив, что костемордый с любопытством наблюдает за её действиями, Фэй смущённо поджала губы.

— Ну что-то из этого должно быть обезболивающим, — проворчала она себе под нос и, отогнув край рукава, пшикнула на запястье первым спреем. Ноль эффекта. А вот второй слегка охладил кожу, которая уже через пару мгновений начала терять чувствительность. Бинго! Фэй обернулась с торжествующей улыбкой и, отставив лишнюю банку в сторону, подошла к кушетке. Приподняв голову, костемордый уставился на спрей и с беспокойством заелозил.

— Сначала будет немного холодно, — произнесла Фэй, опасливо протянув руку к салфетке. — Но не больно. Можно?..

Её рука застыла на полпути, и пристально следивший за ней костемордый, выдержав несколько долгих секунд, вымученно выдохнул и откинул голову назад. Это можно было принять за согласие. Наверное… Собственно, выбора-то у неё особого не было. Стараясь не делать резких движений, Фэй дотянулась до салфетки и аккуратно вынула её. Костемордый беззвучно стиснул челюсти, но не двинулся. Чуть осмелев, Фэй подвела к ране спрей и нажала на кнопку дозатора. Голова ящера дрогнула, и она резко одёрнула руку. Должно быть, обезболивающее подействовало, потому что вскоре он прикрыл глаз и расслабился, дав Фэй возможность закончить перевязку. Она уже собиралась наклеить сверху пластырь, как вдруг он открыл глаз и прохрипел:

— Здесь есть зеркало?

— Что?.. — опешила она.

— Зеркало. Я хочу посмотреть.

Он повернул к ней голову, и Фэй замерла, не зная, как отреагировать на эту неожиданную просьбу. Ей хотелось сказать, что нет. Но это прозвучало бы слишком грубо — и, что уж тут говорить, не слишком правдоподобно. И тем не менее сказать «да, конечно» она тоже не могла. Не хватало только начать сочувствовать этому упырю, который сутки назад пытался её убить. И бросаться удовлетворять его потребности по первому требованию. Она, в конце концов, не его личная сиделка!

— Ты не понимаешь меня? — с оттенком разочарования произнёс костемордый.

Фэй опустила глаза и покачала головой, предоставив ему самому решать, что это означает.

— Понятно, — вздохнул тот, и ей показалось, что он действительно понял — возможно, даже больше, чем ей хотелось бы.

Стараясь не выдать охватившего её смятения, Фэй состроила безучастную физиономию и принялась лепить на него пластыри, убеждая себя в том, что ей не за что стыдиться. Достаточно и того, что ей приходится ухаживать за этими чудовищами — так теперь ещё и зеркала им подавай, ну вот ещё! Как будто она обязана им сочувствовать только потому, что они ранены, привязаны, беспомощны, напуганы... Боже, как же им сейчас, должно быть, несладко!

Нет-нет-нет... Ей нельзя думать об этом. Это скверно закончится. Она набрала салфеток и обошла кушетку с другой стороны.

— У меня много дел! — выпалила она, не выдержав сгустившегося вокруг неё облака молчаливого осуждения. — Я не могу бросить всё и побежать искать зеркало. Это... просто... так не делается!

— Ясно, — покосившись на неё, простодушно отозвался одноглазый. — Я просто спросил.

Фэй поджала губы. Ну, конечно — он просто спросил... Тогда почему её тошнит от самой себя? Чёрт бы его побрал, манипулятора!..

— Ты не мог бы… — она вдавила палец в его висок, и костемордый, помедлив, нехотя отвернул голову, позволив ей добраться до шва на затылке. — Спасибо.

Сердито насупившись, она склонилась над раной, намереваясь разделаться с ней как можно скорее и вырваться из палаты, чтобы свободно вздохнуть. Одноглазый больше не пытался заговорить с ней, и она была ему за это благодарна. По какой-то причине этот маленький инцидент поднял муть со дна её души. Хотя никаких объективных причин для этого не наблюдалось. Попросил бы он воды или анестезии — она бы не отказала. Но нет, ему приспичило полюбоваться на свою и без того безобразную морду! И что он надеялся увидеть в отражении, интересно?

Она уже складывала инструменты, использованные салфетки и тампоны, чтобы отнести всё это на склад, когда в палату, шурша бахилами, зашёл Алек. Под накинутым на плечи халатом проглядывала его походная куртка, и Фэй поняла, что он пришёл попрощаться. Под рёбрами тоскливо заныло, и только сейчас она поняла, как сильно боялась этой минуты. Он уходил и раньше и никогда не обещал вернуться. Но раньше её окружали стены родного дома, из которых она черпала надежду и решимость. Здесь же всё казалось чужим, а стены сочились тоской и безысходностью. Она предпочла бы хоть каждый день пробираться сквозь патрули и вламываться на склад с припасами, чем торчать в этом унылом склепе! А теперь и вовсе придётся остаться одной, в окружении замотанных и выгоревших людей, которые чем-то напоминали нестабильно функционирующих роботов. Ах да, и ещё двух зубастых монстров в придачу.

— Ну как, освоилась? — улыбнулся Алек, скользнув брезгливым взглядом по её подопечным.

— Почти, — бросив инструменты, Фэй подошла к нему и потянулась к его шее, но тот отпрянул назад, выставив ладони:

— Воу-воу… Я не знаю, где ты ими только что ковырялась!

Фэй бросила взгляд на испачканные в засохшей крови перчатки и сконфуженно улыбнулась. Стянув их, она забросила скомканный резиновый шарик в урну и снова повернулась к брату.

— Не скучай тут, малышка, — Алек обнял её за плечи, притянув к груди, и воткнулся подбородком ей в макушку. — Я приеду через пять дней.

— Будь осторожен! — Фэй пришлось стиснуть зубы, чтобы не разрыдаться. Со дня смерти отца она старалась не плакать при Алеке — он и так с малых лет считал её размазнёй. И в общем-то, был не слишком далёк от истины. Но в последние недели сражаться приходилось не только ему. Фэй тоже вела ожесточённую борьбу — в основном, с самой собой. Своими страхами, слабостями, спонтанными эмоциями и неуместными желаниями. Вот сейчас, например, ей жутко хотелось расплакаться, упасть на пол и вцепиться в его ногу, чтобы помешать уйти. Но вместо этого она заставила себя убрать руки и отстраниться. Выдавив жалкую улыбку, Фэй стукнула его кулаком по плечу:

— Иди и покажи им там!

— Так точно, генерал Марля! — усмехнулся Алек. — Ты тоже тут не раскисай.

Он щёлкнул её по носу и повернулся к костемордым.

— А вы не шалите, парни! — обведя глазами обоих, сурово добавил он и ткнул пальцем в Фэй. — Обидите мою девочку — выбью зубы обоим. А потом срежу кожу с ваших костлявых задниц и пущу её на ремни.

— Это было лишнее, — неодобрительно прошептала Фэй, проводив брата к дверям. — Ты их только разозлил, а они оба и так не подарки.

— Ничего, пусть позлятся. Надо же им как-то развлекаться, — Алек взъерошил ей волосы небрежным жестом. — Ты главное пальцы им в рот не засовывай.

— Ну да, тебе-то смешно, — проворчала Фэй ему в спину. Дверь за ним закрылась, и она ещё с полминуты стояла на месте, пытаясь справиться с накатившей тревогой. Если бы она верила в бога, то прямо сейчас начала бы молиться о том, чтобы через пять дней увидеть брата живым и невредимым. Но восемь лет назад, когда были открыты марсианские шахты, её бог скончался от летального удара в сердце. Нового она так и не нашла, и просить о сокровенном стало не у кого. А потому приходилось хитрить.

— Если там хоть кто-нибудь есть и ты меня слышишь… Пожалуйста, сделай так, чтобы с ним всё было хорошо, — прошептала она беззвучно в пустоту. — Ради чего-нибудь. Или просто так.

Пустота ответила равнодушным молчанием. Даже если кто-то там её и слышал, то это одностороннее предложение едва ли могло его заинтересовать. В легендах говорилось, что боги, как и люди, во всём искали корысть. Возможно, потому что эти легенды сочинялись такими же людьми, которым не хотелось верить, что высшим силам плевать на происходящее вокруг. Но чем дольше Фэй жила и чем больше видела, тем чаще склонялась к мысли, что им и правда плевать. А все эти дурацкие молитвы вырастают прямиком из детской привычки перекладывать ответственность на невидимые плечи и отыскивать чудеса в неведомом. Что, впрочем, ничуть не мешает ей, взрослому и в целом разумному человеку, прятаться по углам, чтобы пошептаться с воздухом. Почувствовав себя на редкость глупо, Фэй вздохнула и направилась обратно в палату.

Собрав по пакетам инструменты и отходы, она отнесла их на склад, где находилась кладовая с оборудованием для стерилизации, переработки, стирки и сушки. Одна из медсестёр научила её пользоваться этой несложной в эксплуатации техникой, а заодно и загрузила работой, чтобы «набить руку». Фэй провозилась с кучей грязных простыней, окровавленных операционных инструментов и мешками с мусором полчаса, затем ещё час всё это сушила и разносила по местам. А сама то и дело возвращалась в мыслях к проклятому зеркалу.

Справедливости ради, одноглазый вовсе не казался таким уж злыднем. Конечно, палец доктора Йовица с этим утверждением не согласился бы. Но турианец цапнул его в полубредовом состоянии, только отойдя от наркоза и будучи напуганным. С ней же он вёл себя вполне спокойно и реагировал на реплики. И это значительно облегчало ей работу. Да и не стоило ей никакого труда выполнить его просьбу. Ну как просьбу… Она не помнила, чтобы он просил — скорее озвучил пожелание. Но для этих заносчивых мерзавцев, должно быть, такая формулировка являлась полноценным заменителем вежливого обращения. По крайней мере, в отношении тех, кого привыкли рассматривать из положения сверху вниз.

«Чёрта с два ему, а не зеркало», — найдя, наконец, более-менее пристойный повод, чтобы рассердиться, решила Фэй и принялась раскладывать отпаренные простыни по стопкам.