Зашедший в палату незнакомец заставил Вэлиана инстинктивно напрячься. Не только потому, что виднеющаяся из-под халата и бахил одежда с массивными армейскими ботинками выдавала в нём ополченца. Судя по выправке и позвякивающему на поясе оружию, этот мужчина был военным или, по крайней мере, прошёл боевую подготовку. Сперва Вэлиан решил, что тот явился их допрашивать. Однако очень скоро понял, что это не так. И тогда его начала тревожить другая мысль. Его силуэт, запах, одежда… всё это казалось смутно знакомым, вот только Вэлиан никак не мог понять почему. И вспомнил он этого человека, лишь когда тот открыл рот.

Вэлиан сразу же узнал его голос. Перед глазами всплыло лицо ополченца, сыпанувшего в него песком там, в лесу. Этого человека он слышал, когда те трое ублюдков тянули его в вездеход. А следом за этим воспоминанием из глубины памяти прорезался и другой голос — женский. И уж очень он напоминал голос новенькой… Вэлиан склонил голову набок, впившись взглядом в стоявшую посреди палаты парочку.

Чем дольше он на них смотрел, тем больше проникался уверенностью, что этих двоих он и видел в объективе прицела. Если надеть на девчонку тёмные штаны и куртку, а парню на спину мысленно дорисовать рюкзак, то их и не отличить от беглецов, благодаря которым он здесь оказался. Так вот, как выглядели душегубы, лишившие жизни двух патрульных и капрала Лорака — а скоро к этому списку прибавится ещё двое. По их преступным следам стелилась целая дорожка из трупов, и это были лишь те, о чьей смерти Вэлиан знал наверняка. А сколько других безымянных жертв числилось на их счету? Он стиснул зубы, охваченный праведным гневом и жаждой возмездия за смерть товарищей.

Всё то время, пока стоявшие перед ним убийцы беззастенчиво обнимались у него на виду, Вэлиан испепелял их взглядом в бессильной ярости, перебирая в голове потенциальные способы расквитаться с ними за содеянное. Увы, в его положении они ограничивались словесным воздействием, от которого Вэлиан предпочитал воздерживаться. А ему хотелось крови. Он начал бы с девчонки — чтобы её дружок наблюдал за страданиями своей потаскухи и проклинал день, когда посмел посягнуть на жизнь турианца. Прозвучавшая напоследок угроза в его адрес только подстегнула его в намерении при первой же возможности разорвать глотки обоим.

Он продолжал прокручивать в голове упоительные кадры кровавого реванша даже после того, как оба скрылись из вида, пока его не отвлёк голос с соседней кушетки:

— Мы, кажется, не знакомы. Рядовой Ангус Ванадиан, третья пехотная дивизия, гарнизон Чатти.

Вэлиан повернул голову к соседу.

— Первый лейтенант Вэлиан Ортас, седьмая дивизия, гарнизон на Пиррхусе, — представился он.

— Рад знакомству, — моргнул серым глазом Ангус. — Как вы там?

— Терпимо. А ты?

— Вроде получше. Но первые часы было трудно понять, нас уже пытают или ещё лечат, — усмехнулся Ангус.

— Не уверен, что они различают эти понятия, — мрачно покачал головой Вэлиан.

Обменявшись этими не самыми ободряющими репликами, они ненадолго умолкли.

— Как вы думаете, что с нами сделают? — снова подал голос рядовой.

— Сперва, наверное, отправят на допрос, — пожав плечами, равнодушно отозвался Вэлиан. — Потом убьют. Или пустят на опыты. Директивы на обмен пленными не было, так что вариантов не так много.

— Почему не было?

— Невыгодно. Наших пленных не больше тридцати. Их — больше двух сотен. А на одного убитого ополченца приходится примерно три с половиной наших, — припомнив цифры из отчётов, пояснил Вэлиан.

— Ясно, — вздохнул Ангус. — Математика.

— Рационализм, — повернув голову, сурово поправил его Вэлиан, — и благоразумие. Переговоров с противником не было, регламент обмена не утверждён. И даже если бы директива пришла — с кем заключать соглашение? Командующий гарнизоном сбежал вместе с армией неделю назад.

— Да, точно. Я и забыл, — виновато признался рядовой. — Мой взвод здесь почти три недели. И, кажется, я тоже начал потихоньку сходить с ума.

— Почему «тоже»? — насторожился Вэлиан.

— Вы ведь всего пару дней назад прилетели?

— Да.

— Повезло, самое страшное пропустили. Половина моего взвода подорвалась на минах в первые же дни наземных операций. Кому руку оторвало, кому ногу. Моему приятелю взрывом разворотило живот… До сих пор каждую ночь снится. Я выжил только потому, что шёл дальше на пять метров. От тех, кто прибыл сюда первым, осталось немного. И все они… — Ангус замялся, подбирая нужное слово, и, наконец, неуверенно продолжил: — изменились. Бойцов не хватало. Одни гибли в сражении с солдатами, другие — на улицах города. Это сейчас там тишь да гладь. А в первые дни творился сущий кошмар. Всё горело, взрывалось и рушилось, люди нападали на патрули, устраивали диверсии, в городе было полно преступников, мародёров, просто обезумевших… Потом подошло подкрепление, нам удалось выстоять. И тогда возникли перебои с едой, потому что почти всё шло на орбиту, где до сих пор Восьмой флот держат.

— Майор Крайс что-то говорил об этом, но… рацион мне показался вполне достаточным, — осторожно заметил Вэлиан.

— Это потому что с вами прибыл грузовой шаттл с припасами, — объяснил Ангус. — А до этого выдавали только завтрак и сухой паёк. С лекарствами тоже было туго. Восемь дней назад ополченцы отбили два контейнера с медикаментами, когда их перевозили из космопорта. А их и без того почти не оставалось.

— Я не знал, что всё так плохо, — растерянно моргнул Вэлиан. — Командование ничего не сообщало об этом в отчётах.

— Думается мне, командование много о чём не сообщает в отчётах, — усмехнулся Ангус, и его тон Вэлиану не понравился.

— Попридержи свои домыслы при себе, рядовой! — холодно отозвался он, и тот лишь хмыкнул в ответ.

Они опять замолчали. Ангус закрыл глаз, пытаясь уснуть. А Вэлиан уставился в потолок, за несколько часов бодрствования изученный до последней трещинки. Впрочем, сейчас его глаза скользили по нему невидящим взором, поскольку сам он в этот момент устремился мыслями в совсем другое место. А точнее, попытался вспомнить хоть что-то из упомянутого Ангусом, что позволило бы связать концы с концами.

Рядовой не мог врать. И на сумасшедшего тоже не походил. Но услышанное никак не желало восприниматься частью реальности. Да, он замечал, что многие солдаты выглядят исхудавшими и измождёнными. Но списывал это на усталость — бойцов и правда не хватало, из-за чего до прибытия подкрепления им приходилось выходить в каждую смену. А у некоторых из них в глазах проскальзывал какой-то лихорадочный блеск, происхождение которого для Вэлиана оставалось загадкой до сегодняшнего дня.

— Ванадиан? — окликнул он рядового.

— Да? — тот открыл глаз.

— Ты что-то говорил про то, что солдаты из твоего взвода изменились. Что ты имел в виду?

— Не только из моего взвода, — безжизненным голосом произнёс тот. — Все, кто провёл здесь больше недели. Кто товарищей потерял, кто насмотрелся на раненых и мёртвых. И потом этот… ужасный воздух. После патрулирования приходилось дышать через кислородные маски, чтобы восстановиться. Сыворотки быстро закончились, а без них мучают головные боли, быстро устаёшь и становишься раздражительным. Мы все вымотались, да ещё и перебои с едой начались. В какой-то момент понимаешь, что ничего не хочешь так сильно, как просто вернуться домой. Ну, или хотя бы точно знать, когда всё это закончится, чтобы запастись терпением. Но дни идут, ничего не меняется, а начальство отмалчивается. Это злит и заставляет искать… на ком сорваться.

Вэлиан замер и с трудом сглотнул, оцарапав языком раздражённое сухостью нёбо. Он догадался, куда клонит Ангус. И уже жалел, что поднял эту тему.

— Ты говоришь о гражданских? — уточнил он.

— О ком же ещё? — буркнул рядовой. — Нет, некоторые поначалу пытались устраивать свалки прямо в казарме, но майор быстро пресёк беспорядки, а виновников наказал внеочередными сменами в патрули. Думал, наверное, что так они будут быстрее уставать и меньше задирать остальных. Только не особо сработало. А от гражданских начали поступать жалобы.

Этого в отчётах тоже не было. Вэлиан прикусил язык, запретив себе продолжать расспросы. Чем больше он узнавал о том, что происходило в лагере на самом деле, тем меньше всё это напоминало образцово-показательную военную миссию, каковой ему представлялась оккупация крохотной колонии дикарей. Он ещё мог понять мелкие дисциплинарные нарушения со стороны разочарованных в ожиданиях бойцов, многие из которых впервые участвовали в настоящих сражениях. Но вымещать злобу на гражданских — вопиющее посягательство на уставные правила, которое во все времена каралось незамедлительно, сурово и без оглядки на обстоятельства. Захваченные территории автоматически переходили во владение Иерархии, а населяющие их народы пусть и не могли рассчитывать на полноправное гражданство, но тем не менее обладали правом на защиту и соблюдение законов. Ответственность за их безопасность лежала лично на майоре Крайсе, в его обязанности входили тщательное расследование каждого инцидента и наказание виновных. Последних следовало в первую очередь изолировать, назначить дисциплинарное взыскание, а затем провести полный курс психотерапии с медикаментозным сопровождением для восстановления душевного спокойствия. Но вместо этого агрессоров назначали в патрули.

Что-то подсказывало, что майор Крайс был бесконечно далёк в своих рассуждениях от наивной убеждённости Ванадиана в том, что это хоть сколько-нибудь поможет урезонить буйный нрав дебоширов. Всё это скорее смахивало на попытку избавить себя от лишних проблем, выставив нарушителей дисциплины за периметр лагеря. Не мог же он в самом деле рассчитывать, что ситуация разрешится сама собой. Опытный офицер, не первый год занимающий должность командира целого подразделения, просто не имел права рассуждать подобным образом. Получается, он сознательно отдал гражданских на растерзание? И никто этому не воспротивился? Не указал ему на риски, не напомнил о долге?

Не выдержав бремени терзавших его сомнений, Вэлиан снова повернулся к рядовому:

— Почему их не наказывали?

— Кого?

— Тех, на кого жаловались гражданские. Ведь по каждому заявлению должны проводить проверку.

— Не было никаких проверок, — неохотно признался Ванадиан. — Я даже не уверен насчёт заявлений.

— Что? Да как такое возможно?! — взвился Вэлиан, до глубины души возмущённый спокойным тоном Ванадиана. — Как майор допустил такое безобразие?!

— А вы поинтересуйтесь у него при случае! — огрызнулся рядовой. — Кто, по-вашему, должен этим заниматься? Солдат и так не хватает, каждый день кто-нибудь не возвращается с зачистки или обхода. Вы прилетели только вчера, и уже сегодня в лагере не досчитаются пятерых бойцов. Кого вы предлагаете отправлять на опросы пострадавших? Тех, у кого накануне ополченцы убили друга, сослуживца или командира? Думаете, они смогут вынести справедливое решение? Думаете, кому-то станет лучше, когда треть всех взводов отправится в карцеры? Майор делает, что может, но он далеко не всесильный!

— Треть?.. — выслушав отповедь Ванадиана, только и смог выдохнуть Вэлиан.

Тот лишь раздражённо повёл плечами.

— А ты? — не дождавшись ответа, спросил Вэлиан.

— Что я? — рядовой внимательно посмотрел на него и, видимо, прочитав во взгляде то, что осталось неозвученным, хмуро добавил: — Я видел разное.

— И никому не доложил?

— Нет.

— Почему?

Ангус устало откинулся на подушку и вперил глаз в потолок, как будто решив, что хватит с него разговоров. Однако, выдержав продолжительную паузу, всё же нарушил тишину:

— Не знаю. Потому что я уже ничего не понимаю в этой жизни.

Сильное заявление для двадцатилетнего птенца. Впрочем, глядя на него сейчас, Вэлиан дал бы парню, наверное, все шестьдесят. Он набрал полную грудь воздуха и прерывисто выдохнул. Какого чёрта было вообще влезать в эту тему? Зачем забивать голову лишними проблемами? И что теперь думать обо всём этом? Духи, почему их до сих пор не начали пытать?.. Тоска смертная!

— И что за… «разное» ты видел? — из какого-то мазохистского желания расковырять рану ещё глубже, спросил он, не забыв заранее проклясть свой язык.

— Так, по мелочи. Больше слышал. Издевательства, унижения, изнасилования, вредительство, избиения… Кого-то убивали по неосторожности. Кого-то с умыслом. За неправильные взгляды или оскорбление. Один раз я и сам чуть было не ударил человека, только потому что он слишком медленно открывал сумку для досмотра. Не знаю, что на меня нашло. Безумие какое-то. Никогда не думал, что война может быть такой… грязной. И неправильной.

— Война всегда грязная и неправильная, — не преминул назидательно вставить Вэлиан. — Поэтому мы и пытаемся её предотвратить.

— Разве? — равнодушно отозвался Ангус. — Мне казалось, мы её начали.

— Её начали люди, когда напали на наши патрульные фрегаты! — жёстко произнёс Вэлиан, делая ударение на каждом слове. — И чем чаще ты будешь об этом вспоминать, тем лучше.

— Так точно, лейтенант, — отстранённо проговорил Ангус. — Разрешите поспать?

— Разрешаю, рядовой.

До крайности расстроенный, Вэлиан тоже закрыл глаза и погрузился в неприятные размышления. В то, что его соплеменники, его боевые товарищи, дисциплинированные и натренированные бойцы, могли опуститься до столь возмутительного поведения, верилось даже меньше, чем в нехватку довольствия и медикаментов. Нет, он знал, что стресс, усталость, голод и напряжённая обстановка способствует повышению агрессии. И особенно это актуально для армии, где большое количество обученных убивать турианцев вынуждены соседствовать в закрытых пространствах. Для разрядки им предоставляют спортивные площадки с тренажёрами и регулярно проводят спарринги. Не говоря о психологических тренингах, где их учат сдерживать природные инстинкты и перенаправлять агрессию в конструктивное русло. Плюс медикаментозное сопровождение. Конечно, и это не всегда помогает. Но что должно случиться, чтобы это явление приняло массовый характер? Неужели всего две недели сражений и жизни в непростых условиях способны сломить многолетнюю выучку, поколебать многовековые культурные устои, уничтожить тысячелетиями насаживаемую дисциплину и самоконтроль? И неужели он и сам бы стал таким, окажись здесь на две недели раньше?.. Поднимал руку на беззащитных, унижал и оскорблял тех, кто не мог ответить?

Этого Вэлиан просто не мог себе представить. Всё его существо отказывалось даже моделировать настолько отталкивающее предположение. Он никогда бы не опустился до такого, не простил себя, не нашёл оправданий. И тем не менее в полутора метрах от него лежал тот, кто, возможно, думал точно так же всего несколько дней назад. А теперь, сломленный и раздавленный, рассказывал об этих невообразимых вещах таким безразличным тоном.

Мысли об этом не давали покоя. Окончательно упав духом, Вэлиан попытался уснуть, чтобы хотя бы на пару часов укрыться от жуткой реальности. Вот только уснуть на спине никак не получалось. Как и любой турианец, он привык спать на животе или хотя бы на боку. Спинной воротник упирался в твёрдую кушетку, из-за чего нещадно затекала шея. И ему приходилось без конца перекладывать голову то на одну, то на другую сторону в надежде найти удобное положение, которого не существовало. Вдобавок к прочему, присохший к нёбу язык вызывал ощутимый дискомфорт, и каждая попытка сглотнуть оборачивалась пыткой. Во рту стоял вяжущий кислый привкус, который хотелось сплюнуть. Вот только с пересохших слюнных желез не получалось нацедить и капли.

Он промучился целую вечность, когда его наконец-таки сморило скукой и усталостью. Уже засыпая, Вэлиан услышал, как в палату кто-то вошёл, а следом открылась дверь и зашуршали пакеты. Он открыл глаза — в палату вернулась девчонка. Соскучиться он не успел, а потому лишь смерил её брезгливым взглядом и снова попытался уснуть. Сделать это оказалось сложно. Она включила свет, пошла набирать воду и возить по углам тряпкой, гремя мебелью и наводя раздражающую суету. Поняв, что забыться во сне не получится, Вэлиан распахнул глаза. Ангус беспокойно спал, подёргиваясь всем телом — бедняге приходилось терпеть кошмары в обоих мирах. Вэлиан нашёл взглядом девчонку и от нечего делать стал наблюдать за ней, находя извращённое удовольствие в том, чтобы подмечать в её мимике, жестах и внешнем виде признаки злонамеренности её порочной натуры. Когда она выжимала тряпку, он представлял под её пальцами чью-то тонкую шею. Когда она надавливала на дозатор спрея, он видел в её руках пистолет. Когда она оттирала тряпкой пятно на полу, он рисовал в воображении кровавые разводы, оставшиеся после убитых ею жертв. Когда она улыбалась, он был уверен, что в этот момент она планирует очередное злодеяние.

Это прекрасно работало, подпитывая его живительной злостью, пока мерзавка не испортила игру, опустившись на колени и припав грудью к полу, чтобы вымыть пыль из дальних углов под шкафом. Уставившись на её оттопыренный зад, Вэлиан по инерции попытался отыскать в нём что-нибудь злонамеренное, но вместо этого перед глазами всплыли рекламные билборды популярного на Иллиуме борделя, куда он так и не нашёл времени наведаться. Последний образ сбил его с правильной волны, и Вэлиан остался собой недоволен. Ассоциация с азарийской шлюхой совершенно не способствовала тому, чтобы проникнуться ненавистью к заклятому врагу — пусть и с симпатичным задом. Слегка смятённый направлением, который приняли его мысли, он оторвал глаза от круглых, гипнотически покачивающихся ягодиц под натянутой тканью униформы и тряхнул головой, пытаясь избавиться от навязчивой картинки в голове. Усилием воли он заставил себя вернуться к мыслям о том, как сворачивает мерзавке шею, пока она хрипит и корчится, разевая рот в немой мольбе о пощаде. Быстрая смерть станет пределом её мечтаний, когда он до неё доберётся!

Девчонка прошла мимо него, тихо мурлыкая что-то себе под нос. Вэлиан покосился на неё неодобрительно, исподволь отметив, что под мешковатым комбинезоном просматривается довольно складная для уродливой дикарки фигурка. Азари выглядели округлее и несколько крупнее. Приятные глазу впадинки, изгибы и угловатости растворялись в их роскошных телах вместе с наступлением половозрелого возраста — что, впрочем, с лихвой компенсировалось их чрезмерной сексуальностью. У людей эта суперспособность, слава духам, напрочь отсутствовала. Но, глядя на ползающую по полу девчонку, Вэлиан не мог зайти дальше этого утверждения и сказать, что сама природа приговорила этих злобных отродий к доле вечных изгоев — как кроганов или ворчей. Он бы и рад был сказать, но язык не поворачивался. Для злобных отродий они выглядели уж слишком слабыми и уязвимыми — а некоторые так и вовсе тщедушными.

Под силу ли этой доходяге было убить турианца? Вполне — связанного или в бессознании. А может, она меткий снайпер? Тогда почему её учат менять капельницы? Образ злонамеренного преступника никак не складывался, но Вэлиан не желал сдаваться без сопротивления.

Перед ним враг и хладнокровный убийца — и точка.

— Привет, малыш! — воскликнула она вдруг из-под его кушетки, заставив невольно напрячься. — Как ты сюда пробрался?

Девчонка выползла наружу, держа на ладони какую-то уродливую мохнатую букашку на длинных ногах-ниточках. Вэлиан сузил глаза, поборов желание осмотреть кровать внимательней. Эта тварь жила прямо под ним? Отлично. Просто великолепно, блядь!

— Боюсь, тебе придётся искать себе новый дом, дружок, — произнесла девчонка, наблюдая, как букашка в панике бегает между её пальцев, — потому что старый я сломала.

Что? Она это серьёзно?..

— Новый дом?! — выпалил Вэлиан, не сдержавшись. — Где — в моём, блядь, ухе?!

Девчонка вскинула голову и, встретившись с ним взглядом, растерянно захлопала ресницами.

— О, что за глупости!.. Они не делают ничего такого. Это обыкновенный паучок, — она протянула к нему ладонь, как будто, увидев эту безобразную тварь вблизи, Вэлиан должен был с облегчением выдохнуть. — Они плетут сеть и ловят других насекомых…

— Других насекомых?! — поперхнулся он возмущением.

Со стороны соседней кушетки раздался приглушённый смешок.

— Честно говоря, я не видела здесь других насекомых, — оробев, пробормотала девчонка и начала заливаться краской. — Наверное, он просто заблудился.

— Убей эту тварь, пока он не сбежал! — прервал её Вэлиан, заметив, что мерзкое насекомое тем временем успело куда-то улизнуть.

— Что?.. И не подумаю! — воскликнула она и, осмотрев себя, поймала беглеца на полпути к свободе. — Вам бы только кого-нибудь убивать!

— И это ты мне говоришь? — фыркнул Вэлиан. — Вы со своим приятелем только за вчерашний вечер прикончили троих!

Она потеряла дар речи на секунду — и этого хватило, чтобы он вернул себе ощущение морального превосходства.

— Во-первых, он мой брат. Во-вторых, это была самозащита. А в-третьих, сидели бы у себя дома — и все трое остались бы живы! — с вызовом вздёрнула она подбородок и, подскочив с пола вместе со своим новым приятелем, направилась к двери. — Пойдём, дружок. Ты до смерти напугал большого, злобного турианца.

— Попридержи свой поганый язык! — пригрозил ей вслед Вэлиан. — Это негигиенично — если тебе знакомо это понятие!

— …и ещё ты негигиеничный, если тебе знакомо это понятие, — откровенно издеваясь, строго добавила девчонка, наставив на букашку палец — и скрылась за шторой.

Вэлиан сцепил челюсти и рванул на себя ремни, сгорая от желания запустить в её голову чем-нибудь тяжёлым.

— Что смешного, рядовой?! — сердито прорычал он, услышав, как Ванадиан сдавленно заклокотал со своего места.

— Ничего, лейтенант, — осёкся тот под его грозным взглядом. — Просто… кхм… ничего.

Вэлиан раздул мандибулы, сетуя на собственную вспыльчивость. Недолго же он охранял своё достоинство от нечестивого контакта с этими примитивными существами. Но как тут, мать твою, сдержаться, когда тебе с невозмутимостью сообщают, что ты привязан к кровати, под которой развёлся блядский рассадник насекомых! Зачем они их лечили — чтобы они подольше помучались перед тем, как подохнуть в антисанитарии, проглотив какую-нибудь жужжащую заразу?..

За то время, пока мерзавка пропадала где-то, отыскивая новый дом для собрата по разуму, Вэлиан слегка подостыл. И успел сторговаться со своим внутренним прокурором до того, что девчонке следовало вменить в вину по меньшей мере пособничество в убийстве. Насчёт остального должен был разбираться справедливый суд. А за неимением такового он наделил себя правом назначить ей соответствующее тяжести преступления наказание — откусить нос или палец, например, в назидание другим. Пусть не смертельно, зато больно и унизительно. А главное, незабываемо — такие шрамы, как правило, помнят до конца жизни.

Вернувшись, девчонка скользнула по нему ледяным взглядом и молча принялась за работу. А Вэлиан, демонстративно зевнув, прикрыл глаза, полный решимости игнорировать её присутствие, даже если на нём устроят вечеринку все обитатели местных закоулков разом. Провозившись ещё с час, девчонка начала закругляться. Вымыв палату и убрав мусор, она отнесла на место инвентарь и перед уходом приглушила свет. В комнате наконец воцарилась тишина. С наслаждением потянувшись, Вэлиан поправил подушку под шеей и через несколько минут провалился в тревожную дрёму, из которой его вырвал свет вспыхнувших ламп.

Проморгавшись, он разглядел сквозь слипшиеся веки вошедшую в палату девчонку. С трудом переставляла заплетающиеся ноги, она направилась к раковине, потирая заднюю часть шеи. Вэлиан раскрыл челюсти в широком зевке и пожевал воздух, пытаясь избавиться от вяжущего ощущения в пересохшем рту. Вырванный из середины сна, он чувствовал себя разбитым и даже более уставшим, чем раньше. Девчонка открыла кран, чтобы помыть руки, и его слух обратился к дразнящим звукам льющейся воды. Вэлиан облизал потрескавшиеся с внутренней стороны губы, испытывая нешуточное искушение нарушить запрет на общение. Но, соизмерив степень жажды с ущербом, грозящим его достоинству, если он опустится до унизительной просьбы, решил, что обойдётся без воды ещё какое-то время. Словно издеваясь, девчонка наполнила до краёв стоявший на раковине стакан и, запрокинув голову, принялась осушать его с такой жадностью, что от зависти закололо в затылке.

С кушетки Ванадиана раздалось деликатное покашливание. Девчонка покосилась в его сторону и, допив воду залпом, вытерла губы рукавом.

— Ты пить хочешь? — проявив недюжинную проницательность, догадалась она и, выключив воду, направилась к рядовому.

— Не откажусь, — ответил он, бросив на Вэлиана осторожный взгляд, и тот удержался от желания осадить товарища, напомнив ему, где он находится и как ему следует себя вести.

Парню и без того неслабо досталось, а ведь он ещё совсем мальчишка, лет двадцати от силы — и пожить-то толком не успел. Пусть хоть глотку свежей воды напоследок порадуется.

— Мог бы и сам попросить, — девчонка достала с полки ирригатор и, держа его на вытянутой руке, опасливо поднесла ко рту рядового пластиковую трубку. — Я не умею читать чужие мысли.

— Иногда просить совсем не так просто, как кажется, — отведя взгляд, проворчал он и ухватил зубами насадку. Девчонка нажала на кнопку, с мрачной задумчивостью на лице наблюдая за тем, как он глотает. Напившись, Ванадиан вытолкнул изо рта трубку и откинулся на подушку.

— Спасибо, — произнёс он, видя, что девчонка продолжает стоять над кушеткой, чего-то дожидаясь.

— Пожалуйста, — она отставила колбу и, помявшись, вытащила из кармана блестящий предмет квадратной формы. — Я разбирала вещи и… нашла кое-что. — Протянув его Ангусу, она запоздало сообразила, что тот привязан, и отдёрнула руку. — Это зеркало. Оно… тебе ещё нужно?

— Нужно, — немного подумав, ответил Ангус. — Поможешь снять повязку?

Она принялась снимать бинты, настороженно косясь на его челюсти. Насчитав в общей сложности четыре удобных момента, когда тот мог беспрепятственно оттяпать ей палец, Вэлиан с досады скрипнул зубами. А когда девчонка приставила раскрытое зеркало к груди Ангуса и наклонилась к нему, чтобы определить угол обзора, и вовсе чуть не взвыл со злости. Одно движение! Всего одно молниеносное движение — и у этой дряни уже бы не было носа! В бессильной ярости он врезался гребнем в спинку кушетки, костеря рядового на все лады. Пожалуй, придётся провести с ним разъяснительную беседу, когда они останутся одни.

— Да уж, ну и зрелище, — потерянно пробормотал Ангус, вдоволь налюбовавшись на своё отражение. — Хорошо хоть, недолго жить осталось.

Девчонка убрала зеркало и, виновато поглядывая на Ванадиана, начала укладывать бинты на место.

— А нечего было захватывать чужие колонии. Вас сюда никто не звал — вот и не жалуйся теперь.

— Я и не жалуюсь. Работа такая, ничего не поделаешь.

— Надо было другую работу выбирать.

— Я не выбирал. Три года в армии должен отслужить каждый.

Её пальцы застыли в воздухе.

— Каждый? — скептически сощурилась девчонка.

— Каждый.

— Даже женщины?

— Почему даже? — пришла очередь удивиться Ванадиану. — Турианки превосходные бойцы.

Не найдя, что возразить, она пришла в некоторое замешательство, с которым, впрочем, благополучно справилась при помощи удобной стратегии обвинения жертвы.

— Как бы там ни было, ты сам виноват, что оказался там, где оказался! — сердито поджав губы, она без всякой деликатности нашлёпнула пластыри на его лоб. — Раз явился сюда без приглашения с оружием в руках — значит, ты агрессивный захватчик и отношение к тебе будет соответствующее.

— Я не агрессивный захватчик. Я солдат Иерархии. Мне дают приказ — я его выполняю, — отвернувшись, сухо отозвался Ванадиан.

— Это не оправдание, — заявила девчонка, пользуясь тем, что её оппонент привязан и не может избежать необходимости выслушивать её грязные инсинуации. — Вы все военные преступники, и однажды вам придётся ответить за гибель невинных людей. Кому-то позже, а кому-то раньше — как тебе и твоему приятелю.

Ангус тяжело вздохнул вместо того, чтобы поставить нахалку на место, вдребезги разбив её жалкую аргументацию несколькими общеизвестными фактами и доводами здравого рассудка. А девчонка присела к нижней полке и принялась доставать пакеты с растворами для капельницы. Выругавшись про себя, Вэлиан отвернулся к стене.

Как же низко и подло изображать из себя несчастную жертву, наделав ошибок и не желая брать на себя ответственность за последствия! Использовать неизвестные технологии с риском заразить Галактику смертельной инфекцией, вроде рахни или кроганов — конечно, всегда пожалуйста! Напасть на патрульные корабли неизвестной цивилизации с риском вовлечь свой народ в кровопролитную войну — раз плюнуть! Отдать на растерзание собственную колонию, имея в своём флоте пару линкоров да три десятка фрегатов — почему бы и нет! Бросить мирных жителей и сбежать на родную планету, когда тебя прижмут в угол — само собой! А потом они надевают плащ мученика и со скорбной миной рассказывают изуродованному их стараниями бедняге, как их несправедливо обидели! Лицемерные, жалкие, тупые, бестолковые дикари! Нет, Ванадиан правильно сделал, что промолчал — толку распинаться перед ними, всё равно не поймут ни бельмеса.

Изучив маркировки, девчонка повесила полные пакеты на капельницу и собрала пустые, чтобы отнести их в урну. Проходя мимо Вэлиана, она остановилась и явной неохотой поинтересовалась:

— Пить будешь?

Вэлиан окинул её презрительным взглядом и с подчёркнутым пренебрежением отвернулся, не готовый унизиться до того, чтобы принимать подачки из её рук. Она вернулась к Ванадиану, чтобы навести порядок на столике. И, бросив на него взгляд, подошла ближе.

— Что с тобой? Ты замёрз? — спросила она, заметив, что того потрясывает в ознобе.

— Здесь холодно, — процедил тот обиженно. — А на мне только простыня.

Девчонка улыбнулась, несомненно позабавленная тоном сурового «солдата Иерархии». Она, конечно же, понятия не имела, что лежавший перед ней турианец едва сменил эластичный кутис на хитиновый панцирь. И что обращаться с ним как с ручным щенком ей позволяют лишь его юный возраст и недостаток жизненного опыта. Покачав головой, Вэлиан страдальчески вздохнул и закрыл глаза. Смотреть, как какая-то пигалица унижает его соплеменника своей жалостью, было слишком мучительно. Ничего, пусть только попробует провернуть то же самое с ним. Останется без пальца или носа — это он гарантирует.

— Я спрошу у доктора, можно ли увеличить температуру, — произнесла она, перед тем как выйти.

Едва дверь за ней закрылась, Вэлиан встрепенулся и повернулся к рядовому:

— Ванадиан, просто для справки. Эта девка и её братец, который заходил сюда недавно, вчера ночью убили двух патрульных, заманили нас в лес к своим сообщникам, застрелили солдата из моего взвода и лишили тебя глаза.

— Это были они? — обдумав его слова, спросил Ванадиан. — Вы уверены?

— Уверен. Постарайся не забывать об этом в следующий раз, когда захочешь с ней полюбезничать.

— Я не любезничал. Просто был вежливым.

— Регламент поведения в плену не предполагает, чтобы военнопленный был вежлив с врагом.

— Да, но этот регламент предполагает, что военнопленного вернут после обмена. А мы с вами здесь и подохнем. Кто узнает, были мы вежливыми с врагами перед смертью или нет?

— Враги узнают, Ванадиан! — снисходительно объяснил ему Вэлиан. — Ты всё ещё солдат Иерархии. Поддержание репутации турианского солдата — часть твоих обязанностей, которых с тебя никто не снимал. Понял меня?

Ангус вымученно вздохнул и откинулся на спинку кушетки, оставив вопрос без ответа.