Отдыхавший в ординаторской доктор Шеффер благосклонно отнёсся к просьбе увеличить температуру в палате на несколько градусов. Узнав, что один из его подопечных мёрзнет, он залез в планшет и, подключившись к медицинской станции, проверил показания датчиков.

— Температура тела ф пределах нормы, — констатировал он удовлетворённо. — Судя по нутритифному статусу, сказыфается истощение. Надо бы подкорректирофать схему питания. Фот что… Фозьми на складе грелки. Эти сущестфа теплолюбифые, как бы не перемерзли. Фторой не шалофался?

— Нет. На температуру не жаловался, — уточнила Фэй, припомнив неприятный инцидент с пауком.

— Фсё рафно, ему тоше полоши, рано или позтно начнёт.

Выйдя из ординаторской, Фэй направилась на склад, где ей выдали грелки. Кое-как дотащив тяжёлую коробку до палаты, она сбросила её на пол и первым делом отрегулировала температуру на панели управления кондиционером. А затем подошла к одноглазому, которого по-прежнему потрясывало в ознобе. Фэй с сочувствием покосилась на него, укладывая грелки у его жилистых, на вид сильно исхудавших конечностей.

— Так получше? Или ещё положить?

Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. И, обменявшись быстрым взглядом со своим раздражительным соседом, отвернулся. Фэй скрестила руки на груди, заподозрив, что пока она ходила грелками, эти двое успели о чём-то столковаться.

— Ты теперь тоже со мной не разговариваешь?

Она уставилась на костемордого в ожидании ответа, но тот лишь поёрзал, укладываясь удобнее.

— Ну и отлично, будем молчать. Мне-то всё равно, а вот как ты собираешься выкручиваться, когда тебе что-нибудь понадобится?

— Потерплю как-нибудь, — проворчал одноглазый, поддавшись на её уловку. — Ты преступница, я не должен принимать от тебя помощь.

— Преступница?.. Никакая я не преступница!

— Разве не вас с братом ловили по городу за убийство патрульных?

— Это что, допрос? – смутившись на долю мгновения, холодно посмотрела на него Фэй. – И вообще, законы моей страны разрешают убивать тех, кто врывается в твой дом без разрешения и угрожает оружием. Это называется «самооборона».

Он тряхнул мандибулами, не соизволив ответить. Пожав плечами, Фэй направилась к кушетке его соседа, где надрывался датчик контроля за сменой капельницы. Разобравшись с ярлычками, она развесила свежие упаковки и повернулась к костемордому.

— Тебе положить грелки? — спросила она, пересилив неприязнь к нему, смотревшему на неё с откровенной враждебностью и обещанием скорой смерти во взгляде.

Тот никак не отреагировал, и только продолговатые зрачки в его немигающих золотистых глазах сузились, напоминая затаившегося удава перед броском. Фэй невольно повела плечами, пытаясь избавиться от ощущения сковывающей тяжести, и на всякий случай отошла чуть дальше. Похоже, в грелках он не особенно нуждался. А его недружелюбный вид заставлял усомниться в том, что он оценит непрошенную заботу. С другой стороны, перспектива нарваться на недовольство доктора Шеффера пугала не меньше. От раздумий её спас звук открывшейся двери.

— …не пойти ли вам поспать?! А то заговариваться начинаете! — первым в палату ворвался раздражённый бас доктора Йовица, а следом появился и он сам, сердитый и помятый со сна.

— …а эти фаши отсталые методики ф итоге фылифаются ф лишние операции! — семенящий за ним доктор Шеффер пытался примериться к широкому шагу коллеги, требовательно заглядывая в его лицо.

— Да что вы говорите! Карбокаст — самый современный материал для внешней иммобилизации, — на ходу надевая перчатки, доктор Йовиц направился прямиком к кушетке, где стояла Фэй. Она посторонилась, пропуская хирургов, и те склонились над пациентом.

— Именно что «фнешней»! — проворчал доктор Шеффер. Вытащив из-под мышки папку, он вынул снимок и сунул его под нос Йовицу. — Фы фидите, что поферхность линии перелома нерофная из-за дефицита костной ткани? Фероятность дефектного несрастания семьдесят процентоф как минимум!

— Да уберите, вы мне свет загораживаете! — Йовиц отмахнулся от снимка, даже не взглянув на него. — Нет там никакой неровной поверхности перелома! Это у вас галлюцинации от недосыпа. Репозиция была выполнена точно и полно, поди не первый раз оперирую.

Доктор Шеффер, покосившись на Йовица, потёр пальцами покрасневшие веки и снова пригляделся к снимку.

— Ф любом случае, подфишность фрагментоф при такой фиксации не меньше 0.45 градусоф, — судя по его нахмуренному лицу, он так и не сумел разобраться в том, что увидел, но решил гнуть свою линию до конца. — А риск разфития секфестра, об этом фы подумали? Рана инфицирофана, а их система крофоснабшения остафляет шелать лучшего. Я настаифаю на остеосинтезе с имплантирофанием биодеградируемых пиноф с антибактериальным покрытием.

— Коллега! — выпрямившись, сурово рявкнул Йовиц, и доктор Шеффер отшатнулся как от удара.

Фэй понятия не имела почему, но слово «коллега» эти двое использовали в качестве заменителя самого тяжкого оскорбления, от которого у обоих приключался нервный тик. Вжавшись в стенку, она незамедлительно ретировалась к шкафу, опасаясь попасться кому-нибудь из них под горячую руку.

— Я, конечно, понимаю, что вы почти десять лет работали в госпитале Джонса Хопкинса и вам не терпится ввернуть мудрёные словечки, подслушанные вами в ординаторской! — продолжил Йовиц, сочась неприкрытым сарказмом. — Но позвольте напомнить: у нас тут не конкурс «Всезнайка года», а ваши пациенты — представители другой формы жизни, о которых нам почти ничего не известно! Вы уверены, что продукты деградации ваших пинов не спровоцируют осложнения?

— Я профёл три имплантации и никаких осложнений не фиксирофал, коллега! — упрямо подбоченился доктор Шеффер. — А фот фаш карбокаст гарантирофанно фызофет остеомелит! Я уше молчу о фторичном смещении осколкоф!

— Поберегли бы дефицитный материал для тех, кому он действительно нужен!

— Фот именно! Лучше сделать качестфенно сейчас, чем потом тратить фремя и препараты на резекцию некроза и устранение фторичной инфекции.

— Вас опять куда-то понесло! Процесс сращивания даже не начался, а вам уже некрозы мерещатся!

Стараясь не шуметь, Фэй пробралась к стеллажу и открыла нижний накопитель с двумя ящиками медикаментов, упакованных в запаянные пакеты с этикетками. Подобрав лежащий на полке маркер и пачку пустых стикеров, она уселась на пол и, разорвав пакет, принялась за работу. Йовиц с Шеффером, увлечённые непрекращающимся спором, похоже, не замечали её присутствия. Фэй воспользовалась этим, чтобы углубиться в размышления, на которые её подтолкнул короткий разговор с одноглазым ящером.

Его несправедливые обвинения задели её за живое. Да, убивать плохо — это она и сама знала. Но на войне действовали другие законы. И рассуждать о моральной стороне вопроса в этих условиях было не слишком уместно. Конечно, Алек мог бы и не убивать тех турианцев. Вот только ради чего он должен был рисковать, оставляя патрульным шанс выжить? Тем более сами захватчики трепетного отношения к чужим жизням не проявляли. Для них ничего не стоило ударить беззащитного человека лишь за то, что он пытался добиться справедливости или не с первого раза понимал, чего от него хотят. Она сама это наблюдала, когда приходила в городскую гостиницу, где для жителей устроили что-то вроде центра раздачи гуманитарной помощи. А Алек рассказывал вещи и пострашнее.

В его отряде был парень, который примкнул к сопротивлению после того, как его брата убили вместе с женой прямо в квартире. Он обнаружил их спустя двое суток, с ползающим по их окоченевшим телам голодным двухлетним малышом, и вызвал патрульных. Те пошептались, забрали тела и больше не появлялись. Но он успел осмотреть трупы и заметил на них следы удушения и рваные раны от когтей. После этого Фэй никогда не спорила с солдатами в городе. И даже старалась не смотреть на них лишний раз, не говоря о том, чтобы выходить из дома без крайней необходимости. Так что она не испытывала никаких угрызений совести из-за смерти тех патрульных. В конце концов, это была самозащита. Не окажись рядом Алека в тот момент, её бы арестовали или, чего доброго, пустили бы пулю в голову, чтобы избавить себя от лишней работы. По-видимому, убивать за пачку панацелина и банку тушенки одноглазый не считал преступлением.

И она, разумеется, не обязана оправдываться перед ним. Он всё равно не поймёт, как можно поставить жизнь своего сородича на одну доску с жизнью представителя порабощённого народа. Немыслимое кощунство для таких надменных созданий. К тому же зачем ей распинаться перед тем, кто «всего лишь выполняет приказы»? Пусть он и поймёт, о чём ему толкуют, это не помешает ему пристрелить ещё с десяток людей, как только он раздобудет оружие. Такие, как он, бездушные винтики машины, привыкли заменять нравственность и совесть чувством солдатского долга.

Из-за спины донеслось приглушённое рычание, и Фэй обернулась. Оба хирурга, заломав желтоглазого ящера, беспардонно тыкали инструментами в его ключицу и о чём-то спорили. А тот скалился в ответ, рычал и трепыхался, так и норовя ухватить кого-нибудь за палец. Вот же упрямый злыдень… И чего он добивался? Чтобы его накачали седативными или примотали к кушетке? Покачав головой, Фэй снова повернулась к пакетам и продолжила клеить стикеры, пока её не отвлёк требовательный голос доктора Йовица:

— Эй, деточка! Как тебя там?

Вздрогнув от неожиданности, она обернулась:

— Фэй.

— Фэй? — он окинул её придирчивым взглядом и, неодобрительно прищёлкнув языком, попросил: — Сходи-ка позови Надю.

Она поднялась, с трудом разогнув одеревеневшие коленки, и направилась к выходу. К тому моменту, как Фэй отыскала в ординаторской медсестру и вернулась вместе с ней в палату, хирурги стояли у кушетки одноглазого и с задумчивым видом гипнотизировали показатели на экране медицинской станции. На сей раз они никак не могли прийти к соглашению, какую схему лечения использовать, учитывая истощённость и ослабленный иммунитет пациента. Доктор Шеффер, как всегда, настаивал на более длительной, но надёжной, а доктор Йовиц — на более агрессивной и быстрой. Измученной Наде приходилось то и дело исправлять введённые соотношения на планшете, пока бившиеся за каждый процент доктора окончательно не выдохлись и не пришли к компромиссу, который одинаково не устроил их обоих. Когда доктор Шеффер наконец отправился спать, к Наде подскочил доктор Йовиц и, выдрав у неё планшет, тут же исправил цифры.

— Так-то лучше будет. Только профессору ни слова, а то опять давление подскочит, — игриво поддев Надю за кончик носа, он вернул ей планшет и махнул в сторону одноглазого. — Возьми пробы и анализы у Циклопа, что-то мне его затылок не нравится.

Он вышел, посвистывая. А Надя, покачав головой, защёлкала по кнопкам, возвращая старые значения.

— Ишь чего удумал! — перехватив взгляд Фэй, прокомментировала она свой акт саботажа. — Ещё и меня потом крайней выставит. Проходили, знаем…

Она подошла к выставленным на полу ящикам стеллажа и принялась рыться в пакетах.

— Давай-ка расклей сперва эти и эти, — распорядилась она, отложив в сторону две стопки, — мне они сейчас понадобятся. А я пока забор сделаю. Ты обедала?

— Нет ещё. — Фэй уселась на пол и, вооружившись маркером, начала наносить кодировку на этикетки.

— Как закончишь — сходи на кухню, перекуси, — милостиво разрешила Надя. — А то как моль бледная.

В этот момент в палату нагрянул доктор Шеффер. Рассеянно озираясь по сторонам, он пробормотал, что оставил где-то здесь свой фонендоскоп, но на этом его неубедительные поиски закончились. Остановившись взглядом на Наде, которая приняла позу неприступной крепости, он подкрался к ней бочком и протянул руки к планшету:

— Да, кстати, как раз фспомнил… Там ф расчёты, кажется, закралась маленькая неточность. Позфольте?..

Надя вздохнула и протянула ему планшет. Доктор Шеффер склонился над экраном и, беззвучно шевеля губами, застучал по кнопкам.

— Фот теперь порядок, — отдал он ей планшет с заискивающей улыбкой на лице. — Только не нушно гофорить об этом доктору Йофицу, он ничегошеньки не смыслит в антибиотической терапии.

Доктор Шеффер вороватой поступью прокрался к шторе и покинул палату. Надя же с невозмутимым выражением лица исправила цифры, сунула планшет за пояс и направилась к стеллажу за инструментами. Поймав её лукавый взгляд, Фэй улыбнулась и склонилась над упаковками, пытаясь сосредоточиться на непонятных закорючках.

Надя ей нравилась, несмотря на то, что казалась немного отстранённой и грубоватой. Но в этом бункере у всех были свои странности. Лаборантка Кора — симпатичная фигуристая блондинка — всё время суетилась, грызла ногти и временами нервно хихикала без видимой причины. Феликс — местный рентгенолог — всё больше молчал и прятался в своей каморке. Алек пытался познакомить её с ним, но тот начал заикаться и краснеть, а потом в панике сбежал, перепутав выход с дверцей шкафа. Флегматичная медсестра Фиби после приветственной фразы перешла прямиком к детальному описанию своих многочисленных болячек, и в этот раз сбегать в панике пришлось уже Фэй. Самым жизнерадостным оказался заведующий складом Тома́, и то лишь потому что, судя по крепкому запаху алкоголя, беспробудно пьянствовал. А о докторе Йовице и докторе Шеффере — двух местных звездах, которые никак не могли разобраться, кто светит ярче — и говорить не приходилось. Впрочем, наверное, ей здесь было самое место, если Алек, знакомя Фэй с обитателями бункера, представил её своей «диковатой сестрёнкой».

В этом определении была лишь доля правды. У Фэй были друзья в Лондоне. Но, переехав на Шаньси, она лишилась привычного окружения, и, кажется, так и не сумела оправиться от потери. Она никогда не отличалась умением заводить новые знакомства и правильно подавать себя в обществе. В общем-то, местные колонисты ей даже нравились. Среди них встречались и фантазёры, и наивные идеалисты, и ищущие острых ощущений авантюристы, и бесхитростные трудяги, и предприимчивые дельцы, и оказавшиеся здесь по долгу службы вояки. Все они находились примерно в одинаковых непростых условиях, поскольку приезжали сюда не от хорошей жизни. Это выгодно отличало Шаньси от пижонистого Лондона, с радушием распахивающего все свои двери перед обладателями толстых кошельков и неприветливого к тем, кто жил на одну стипендию и экономил на проездных талонах.

Бурными темпами колония на Шаньси начала развиваться лишь в последние два года, когда сюда хлынул поток туристов, а крупнейшие корпорации с Земли вступили в битву за обжитые и освоенные земли. Маленький, тихий городок, окружённый возделанными плантациями, стал вдруг стремительно раздаваться вширь и ввысь, наполняться шумом и сутолокой, обзаводиться новыми районами, украшаться рекламными билбордами и яркой светодиодной иллюминацией. Наверное, скоро и он превратился бы в сверкающий огнями мегаполис. А Фэй, сидя по вечерам у окна, с удовольствием наблюдала бы, как он переливается разноцветными огнями, подмигивающими ей через стекло миллиардами глаз.

Интересно, как выглядели города костерожих? Неужели они тоже жили в домах, ходили в кино, праздновали дни рождения детей, сидели в баре по пятницам, меняли кошачьи лотки, играли в «Монополию» с друзьями? Конечно, гораздо проще было думать, что эти жестокие монстры кочевали в межзвездном пространстве, разыскивая чужие колонии, потому что ничто не радовало их чёрные души, кроме грабежей и убийства. Но едва ли это соответствовало действительности. Даже маньяки заводили семьи с детьми. Палач приходил домой и, поставив в угол окровавленный топор, надевал стоптанные тапочки и шёл ужинать. А вырезавшие целые народы солдаты возвращались в родные города и продолжали скучную жизнь обывателя.

Наверное, и у этих костемордых монстров в жизни было что-то светлое и хорошее. Интересно, что ещё ей предстояло выяснить, меняя им капельницы? Что они ещё и чувствовать умеют? И страдать, как настоящие люди? Что им бывает страшно, и они скучают по дому? Может, они даже плакать умеют? Может, даже не всем из них нравится убивать и причинять боль? Фэй тряхнула головой, прогоняя крамольные мысли.

Это не её забота. Её забота — следить, чтобы они не загнулись раньше времени. Они расплатятся за свои преступления, погибнув во имя науки. Жестоко, но справедливо.

— Эй, как там тебя, новенькая?.. — окликнула её копошившаяся у кушетки одноглазого Надя.

— Фэй.

— Слушай внимательно, Фэй. Циклопу надо сменить схему, — кивнула на него медсестра. — Так что у него будут отдельные пакеты с растворами, смотри не перепутай. Я принесу их вечером. Если забуду — напомни. Перед сном сделаешь перевязку, обработаешь мочевой катетер и поменяешь капельницы. Если что — зови, я в соседней палате буду. У меня там сегодня дел по горло.

— Хорошо, — проводив Надю взглядом, Фэй потёрла слезящиеся от сухости глаза и привалилась спиной к стеллажу.

Усталость наваливалась на плечи, придавливая вниз незримой тяжестью. Но, стоило расправить мышцы, как всё тело начинало ломить, требуя отдыха. Желательно, конечно, в горизонтальном положении. На часах было почти пять вечера, а она даже не обедала. Поняв, что без перерыва грохнется в обморок от изнеможения, Фэй поднялась и побрела на кухню: перекусить, а заодно и отдохнуть. Потом доклеит чёртовы этикетки, пересчитает склянки, закончит с ящерами — и наконец-то спать! Фэй ощущала себя выжатым до капли лимоном, хотя за весь день не сделала ничего особенного. Должно быть, её подкосил вчерашний наполненный стрессами день. За ней ещё никогда в жизни не гонялись вооружённые инопланетяне. Будет что внукам рассказать – если доживёт до них, конечно.

Кухней, а также запасами провианта, заведовала Алиша — полная чернокожая женщина лет шестидесяти, которая беспрестанно что-то бормотала под нос. Фэй заметила эту её особенность ещё утром во время завтрака. И какое-то время пыталась разобрать, что та говорит. Но довольно скоро поняла, что задача эта невыполнимая и, более того, бессмысленная. В потоке озвучиваемых мыслей, которые перескакивали друг другу через головы, обрываясь на середине, едва ли могла разобраться и сама Алиша. А потому Фэй взяла пример с окружающих и просто перестала обращать на повариху внимание. Благо готовила та сносно, учитывая, что скудный ассортимент провианта содержал только консервы, крупы и сухофрукты. Из последних Алиша варила компот — единственную замену воде и разбавленному медицинскому спирту, которым периодически поднимали себе настроение Тома и доктор Йовиц. Правда, в личных запасах доктора Шеффера можно было отыскать ещё и кофе. Вот только Герр Доктор делиться им не любил. Впрочем, кофе Фэй всё равно не пила. А вот от крепкого ароматного чая с мятой сейчас не отказалась бы…

Съев тарелку горячего супа с сухарями и выпив стакан компота, она сходила в душ, чтобы освежиться, и вернулась в палату. После перерыва нудный и кропотливый процесс расклейки пошёл гораздо живее. Она управилась за полтора часа и следующие сорок минут потратила на пересчёт пакетов, ампул и бутылок. Забив последние остатки в таблицу на планшете, Фэй потёрла занемевшие плечи и покрутила шеей. Стрелка часов только перешагнула цифру «8», а у неё уже слипались глаза и заплетались ноги. Подавив зевок, она убрала коробки на место и, вымыв руки, натянула перчатки. Сейчас сделает перевязку, сменит капельницы – и в кровать. Мысли об этом улучшили настроение. И даже предстоящая процедура обработки катетера не так уж пугала. Что она, мужских гениталий раньше не видела? Переживёт как-нибудь, не конец света.

Одноглазый спал, вздрагивая во сне, а его голова металась по кушетке. Должно быть, ему снилось что-то неприятное, но будить его Фэй совершенно не хотелось. Напротив, с него-то она и решила начать, в надежде воспользоваться бессознательным состоянием пациента, чтобы сделать всё быстро и незаметно. Вооружившись спреем с анестетиком, она сняла повязку с его лба и, встряхнув баллончик, осторожно спрыснула рану.

— Рр-раурргхх! — костемордый резко дёрнулся, зарычав от боли, и Фэй в страхе отскочила от него. Распахнув глаз, он замотал головой по сторонам, шумно отдуваясь через ноздри. А, узнав обстановку палаты, с тоскливым стоном привалился к кушетке. Фэй, обескураженная резким пробуждением костемордого пуще него самого, украдкой взглянула на этикетку спрея. И, конечно же, это оказалось не обезболивающее. Почувствовав себя идиоткой, она поставила на стол антисептик и взяла стоявший рядом баллончик.

— Мне нужно сменить повязку, — произнесла она, подозревая, что настроение одноглазого к последнему не располагает. — Ты же не собираешься кусаться?

Он не ответил, судя по всему, продолжая играть в молчанку по примеру соседа. Что ж, не щипцами же из него слова вытаскивать. Немного поразмыслив, Фэй подошла к стеллажу и достала с нижней полки шейный корсет, который приметила во время ревизии. По форме он не совсем подходил ящерам, но мог хотя бы немного блокировать движения их головы. Вернувшись к кушетке, Фэй развернула корсет и примерила его к шее одноглазого, чтобы отрегулировать стяжки.

— Это ещё что? — скосился он с подозрением. — Зачем?

— На случай, если ты захочешь меня укусить, — объяснила Фэй и приложила бандаж к его шее.

— Не собираюсь я тебя кусать! — запротестовал он, когда его попытка увернуться не увенчалась успехом, и сипло добавил: — Убери эту штуку... давит!

Услышав его придушенный голос, Фэй сжалилась над беднягой и сняла корсет. Что вызвало бурную реакцию желтоглазого.

— Что значит «не собираюсь», Ванадиан?! — рыкнул он и кивнул в её сторону. — Она убила наших товарищей — и ты даёшь ей прикасаться к себе?

— Ну хватит уже! — всплеснула руками Фэй. — Не убивала я ваших дурацких патрульных!

— Сопротивление ничего не изменит, лейтенант, — глядя в потолок, равнодушно отозвался одноглазый. — Мертвецы останутся мертвецами. И мы тоже скоро станем мертвецами.

— Ты дал присягу и поклялся защищать интересы Иерархии до последнего своего вздоха! Пусть тебя и привязали к кушетке, но это не означает, что ты можешь забыть о долге воина.

— Долг воина предписывает сражаться с противником. Вы и правда считаете, что слабая человечка, которая трясётся от страха, пока меняет вам капельницу, похожа на противника?

— Извините, что прерываю, но нельзя ли повежливее? Я прямо здесь стою! — с возмущением вскинулась Фэй.

И тот и другой её, разумеется, проигнорировали.

— Она помогает противнику. Шприц у неё в руках или пистолет — не имеет значения!

— Может, и так. Но мне не хочется причинять кому-то бессмысленные страдания.

— Они не бессмысленные!

— Всё в этой жизни бессмысленно. Потому что в конечном счёте всех нас ждёт смерть.

— Твою мать, да что ты заладил-то! Соберись уже, тряпка!

— В вас говорит ненависть и разочарование, лейтенант Ортас. Вы только прилетели и ещё не поняли, куда попали. Это проклятая земля, она нас не отпустит. Мы сгинем здесь, и наши души бесследно растворятся в этом ядовитом воздухе. Примиритесь со своей участью и постарайтесь прожить последние дни в согласии с самим собой и миром вокруг вас.

— За подобную ересь, Ванадиан, тебя следовало бы прибить за твой грязный шикван к столешнице и провести процедуру индрахк без анастезии. На публике! — гневно выдал лейтенант, на что рядовой ответил негодующим клёкотом, и оба вдруг умолкли.

Не сумев разгадать предложенной переводчиком шарады, Фэй на всякий случай густо покраснела.

— Что ж, это было познавательно, — сухо произнесла она, убедившись, что оба не намерены продолжать спор, — но мне надо закончить работу.

Ответом её не удостоили. Покрутив в руках бандаж, Фэй отложила его в сторону и, оглянувшись на утомлённо прикрывшего глаз турианца, собрала всё необходимое для перевязки. Он лишь слегка вздрогнул, когда она нанесла на его лоб анестетик. И не открывал рта всё то время, пока Фэй обрабатывала его рану.

— Насчёт тех патрульных… Я вообще-то не должна перед вами отчитываться, — произнесла она, не выдержав гудящей от напряжения тишины. — Но раз уж вы подняли эту тему: мы не планировали никого убивать. Я нарушила комендантский час, и патрульные меня выследили. Мой брат просто случайно оказался рядом и убил их, защищая меня.

Одноглазый покосился на неё недоверчиво.

— А что ты делала на улице в комендантский час?

Не расположенная к дальнейшим откровениям, Фэй неопределённо пожала плечами:

— Подышать вышла.

— Подышать? — его уцелевшая надбровная пластина взлетела вверх. — Что же у вас, окон нет?

— Я об этом как-то не подумала.

— Да воровка она, Ванадиан! Ты что, вчера родился? — снова подал раздражённый голос желтоглазый. — Подышать она решила, как же!

Фэй оскорблённо выпрямилась. Ей совершенно не понравился его тон.

— Я не воровка! — отчеканила она, скрестившись с ним взглядами. — Забрать у грабителя то, что он отобрал у тебя — не воровство, а восстановление справедливости!

— Ты воровала припасы со складов? — пристально посмотрел на неё одноглазый. — Для ополченцев?

— Я помогала возвращать их со склада туда, где они нужнее! Хватит обвинять меня в воровстве, вы здесь пока ещё не хозяева, ясно вам?! — Фэй отшвырнула использованную салфетку и с неудовольствием почувствовала, как начинает по-настоящему сердиться. — По закону припасы принадлежат жителям колонии. А вы их незаконно экспроприировали, чтобы морить солдат голодом.

— Если бы мы их не «экспроприировали», то склады растащили бы за день. И тогда голодать пришлось бы всем, а не только солдатам.

— Ну конечно, у себя в головах вы настоящие спасители! Только я ни за что не поверю, что вы сделали это из добрых побуждений. Вы отобрали всю еду и медикаменты, чтобы отрезать ополченцев от ресурсов!

— И поэтому тоже. Затягивание войны ведёт к большим жертвам с обеих сторон. И, если бы ваше ополчение это понимало, то уже давно бы сдалось.

— Уверена, вы только этого и ждёте! Может, нам ещё и извиниться перед вами?

— Учитывая соотношение сил, придётся рано или поздно.

— Вы рассуждаете так же, когда нападают на ваши колонии?

— Это другое.

— Ну конечно, это другое! Вы — благородные воины, элита галактики, повелители вселенной! Вам можно всё, в том числе порабощать и грабить тёмных дикарей, вроде нас.

— Иерархия никогда не занималась грабежами! — резко возразил одноглазый. — Иерархия стоит на страже порядка и мира. Мы преследуем нарушителей правил безопасности с одинаковой решимостью как на своей земле, так и на чужой. Солдаты Иерархии не сдаются, поэтому с вашей стороны было бы разумнее прекратить сопротивление и сохранить собственные жизни.

Фэй озадаченно посмотрела на него, заподозрив, что над ней подшучивают. Не мог же он весь этот напыщенный бред в самом деле иметь в виду?

— И много ли мира и порядка вы сюда принесли? Неважно, с какими намерениями вы сюда явились — вы столько бед причинили, что вас здесь все ненавидят! Вы сожгли половину планеты, разбомбили мой город, убили м... — её голос задрожал и сорвался. Фэй так и не смогла выговорить «моего отца», зная наверняка, что расплачется ещё раньше, чем с её губ сорвётся последний звук. Ну уж нет, не дождутся! — ...вы много невинных людей убили. Понимаешь ты это?! Которые не сделали ничего плохо, просто спокойно жили и растили детей!..

Она всё-таки не сумела совладать с собой. И порывисто отвернулась, почувствовав, как глаза заволокло слезами. Украдкой промокнув ресницы салфеткой, она сделала вид, что ей нужно что-то отыскать на полке.

— Агрессия — естественная реакция на агрессию, — прервав затянувшееся молчание, упрямо повторил одноглазый. — Если бы вы не напали на наши корабли, никто бы не пострадал. Ваше командование приняло безответственное решение и показало, что ваш народ, обладая развитыми технологиями, не научился отвечать за последствия необдуманного выбора.

Фэй сделала глубокий вдох и собрала разбросанные салфетки.

— Спасибо за разъяснения, — огрызнулась она. — Сразу полегчало.

Обойдя кушетку, она встала у его головы и надавила пальцами на висок.

— Повернись, пожалуйста, мне надо достать до затылка.

Турианец безропотно повиновался и на какое-то время умолк, сопя и нервно подёргивая мандибулами. Он почему-то разволновался из-за всего этого разговора. Как будто сам верил во всё то, что ей нагородил. А впрочем, может, и правда верил – с него станется. Обычный солдат, что он вообще знает? Ему приказывает, он делает. А потом утешает себя тем, что защищает покой Иерархии, истребляя её конкурентов. Фэй сняла повязку и принялась обрабатывать гноящийся шов, стараясь не травмировать живую ткань. Несмотря на то, что этот парень довёл её до слёз своим твердолобым упрямством, было в нём что-то вызывающее сочувствие. Он первый на её памяти, кто хотя бы пытался оправдать действия своего командования. И пусть это мало что меняло, она не могла не оценить само старание.

— Мне кажется, вы не до конца понимаете наших мотивов, — словно прочитав её мысли, снова подал голос турианец. Истинный солдат Иерархии, он, по-видимому, не желал сдаваться даже в безнадёжном споре. — Мы не захватчики. Мы следим за порядком и безопасностью. Когда мы восстановим порядок и безопасность в этом секторе, вы продолжите жить, как раньше, но с некоторыми ограничениями касательно вооружения и исследования космоса. Мы лишь будем следить за развитием вашей цивилизации и помогать двигаться в нужную сторону.

Фэй пообещала себе, что не станет поощрять его, развивая эту неприятную тему. Но, в конце концов, это касалось будущего её народа. Как можно оставаться равнодушной, выслушивая настолько возмутительную чушь!

— Для этого вашего «следить и помогать двигаться» есть более подходящее слово: «управлять».

— Нет, мы не собираемся... — он оборвал себя и, вздохнув, неохотно поправился: — Только если отчасти, на первых порах. Это вынужденная мера. Ваше правительство действовало крайне агрессивно, отдав приказ напасть на наши корабли. Это не должно остаться безнаказанным. Космос — крайне опасное место. Его обитатели должны соблюдать установленные правила, чтобы не навлечь беду на остальных.

— Почему ты всё время говоришь, что мы на вас напали? Это ведь неправда! Алек сказал, что вы первыми открыли огонь по нашим кораблям.

— Это не было нападением. Мы лишь пытались предотвратить активацию вами спящего ретранслятора. Это опасно и запрещено законом.

— Каким ещё законом?

— Активировать спящие ретрансляторы запрещено Советом Цитадели.

— Кем?..

— Советом Цитадели, — повторил Ванадиан. — Это орган управления народами Пространства Цитадели.

И зачем только спрашивала? Понятно же, что каждое его объяснение вызовет ещё с десяток новых вопросов. Эдак они полночи будут с ним разбираться в бюрократических заморочках неведомого «Совета Цитадели», кем бы он ни был.

— Ладно, неважно, — она наклеила пластыри на повязку и, собрав грязные бинты, отнесла их в урну. — Но откуда мы должны были узнать об этом вашем законе, если мы и о вашем существовании не подозревали?

— Незнание законов не освобождает от ответственности за их нарушение.

— Это не оправдание. Вы не можете заявляться в чужой мир и обвинять его обитателей в том, что они нарушают ваши законы. Так дела не делаются!

— Возможно. Но что сделано, то сделано. Ваша цивилизация слишком молода и неопытна. Мы обязаны взять вас под опеку, чтобы воспитать в вас в духе дисциплины и ответственности, — покровительственным тоном изрёк одноглазый.

— Опеку?.. — Фэй едва не выронила баллончик с антисептиком. — Да вы кем себя возомнили?! Мы не дети, чтобы нас опекать!

— Ваша цивилизация только начала развиваться. Мы старше вас в полтора раза, так что для всего развитого галактического сообщества вы и есть дети.

Фэй уставилась на него с искренним негодованием, не зная, что ответить на столь очевидную чепуху. Если за тридцать тысяч лет эти существа не научились понимать, что худой мир гораздо лучше доброй ссоры, а решение конфликтов насильственным образом не приводит ни к чему хорошему — то их спор не имел никакого смысла. Не говоря о том, что аргумент «я старше, а значит, умнее» утратил свою актуальность, как только в сражениях со старостью и болезнями начали побеждать достижения цивилизации, а не смекалка отдельно взятого индивидуума.

Решив закончить на этом бессодержательный разговор, Фэй подошла к кушетке и деликатно приподняла простыню, укрывавшую бёдра турианца. Это было не очень удобно для работы, и Надя, безусловно, не одобрила бы такого подхода к делу. Она срывала ткань с пациентов, оголяя их перед всеми присутствующими и ничуть не заботясь о чьих-то нежных чувствах — невзирая на пол, возраст и видовую принадлежность пациентов. Но Фэй не могла не представлять себя на месте бедолаг и каждый раз внутренне корчилась от столь грубого попрания их достоинства.

Удерживая ткань одной рукой, второй она кое-как пережала клапан, отсоединила мочесборник и вытащила его наружу. Внутри использованного пакета плескалась необычного вида прозрачно-салатовая жидкость. Фэй с удивлением подняла его к глазам.

— Это нормально? — на всякий случай поинтересовалась она, показав его одноглазому.

— Что именно?

— У тебя зелёная урина.

— Я знаю. А какой она должна быть? — ответил тот, явно смутившись.

— Не знаю, — теперь смутилась и Фэй. Действительно, какой она должна быть у говорящего ящера с другой планеты? Вопрос на миллион фунтов.

На ярком свету бледно-зелёная жидкость поблёскивала крохотными кристалликами солей и казалась чем-то неправильным и неестественным, но одновременно удивительно красивым. Должно быть, в их организме ферменты расщеплялись на совсем другие химические компоненты, которые, вступая в реакцию, образовывали столь необычный «радужный» эффект.

— Красивая, — добавила она, завороженная разноцветными переливами кристаллов на свету.

С койки желтоглазого донеслись сдавленный хрип, как будто он чем-то поперхнулся. А одноглазый затрепыхал мандибулами.

Сконфуженная, Фэй опустила пакет и, выбросив его в урну, вставила на его место новый. Вооружившись влажными гигиеническими салфетками, она приблизилась к бедру притихшего одноглазого, снова нырнула под простыню, осторожно развела плотные паховые складки и с некоторым любопытством воззрилась на их содержимое.

Вообще говоря, внешне эти существа сильно отличались от людей: жилистые и костлявые, покрытые жёсткими хитиновыми пластинами и костяными отростками, они больше напоминали древних птице-ящеров. Их шершавая, плотная, словно выдубленная кожа с более тёмными вкраплениями чешуйчатых наростов даже сквозь перчатки отдавала жаром. И было бы гораздо проще, если бы родственные признаки с далёкими предками прослеживались и во всём остальном. Но удивительная схожесть турианцев с людьми в существенных деталях, вроде наличия членораздельной речи, прямохождения, четырёх конечностей, двух глаз и половых органов, заставляла невольно рассматривать их с «человеческой» точки зрения. Это вызывало ощутимый дискомфорт, особенно сейчас, когда перед её взором находился пусть и необычной формы и цвета, но вполне узнаваемый — и довольно внушительный — отличительный признак мужской особи.

— Предлагаю обойтись без комментариев, — натянуто произнёс одноглазый, по-видимому, вообразив, что она готовится отвесить ему новый комплимент.

— О, да что там комментировать-то! — фыркнула Фэй пренебрежительно, но прозвучало это внезапно настолько грубо и двусмысленно, что она сочла необходимым поправиться: — То есть я не имела в виду... В смысле, это не было оценочным суждением относительно внешнего вида или размера... — она проглотила остаток фразы, натолкнувшись на полный мольбы взгляд турианца и, прочистив горло, поинтересовалась как можно более непринуждённым тоном: — Так Ванадиан — это твоё имя или фамилия?

— Фамилия, — ответил он с готовностью, по-видимому, разделяя её желание заполнить неловкую тишину светской болтовнёй.

Брезгливо поморщившись, Фэй поддела пальцем заострённый кончик пениса, торопливо протёрла выходящую из него тонкую трубку, а затем слегка сдвинула её, отчего турианец приглушённо зашипел.

— А имя?

— Ангус.

— Приятно познакомиться, Ангус, — представилась она, желая сгладить впечатление от происходящей под простынёй неприятной процедуры. — А меня зовут Фэй.

Турианец заёрзал.

— Взаимно, — негромко отозвался он и украдкой взглянул на соседа. Посмотрев в ту же сторону, Фэй обнаружила, что желтоглазый злыдень, нервно подёргивая пяткой, буравит взглядом стеклянный шкафчик с лекарствами.

— Так, значит, вы считаете нас детьми? — пройдясь салфеткой по всем впадинам и ребристым складкам, Фэй прикрыла паховые пластины и проверила, не пережата ли трубка. — А вы сами давно вышли за пределы системы?

— Почти три тысячи лет назад, — Ангус выдохнул с ощутимым облегчением, как только его интимные места оставили в покое.

— Странно, нет? — Фэй взялась за ручки столика и покатила его к дальней койке. — Вы вышли в космос на две тысячи девятьсот лет раньше, но уровень развития у нас примерно одинаковый. Сдаётся мне, поэтому ваше правительство и заволновалось. А вовсе не потому что мы совершенно случайно нарушили какой-то ваш закон.

— На что ты намекаешь? — сощурил глаз Ангус.

— На то, что вы испугались, потому что мы опережаем вас по скорости развития. И собираетесь посадить нас на короткий поводок, пока мы вам в честном бою не наваляли.

— Что за глупости! Не будет у вас никаких поводков, мы давно от них отказались, — протестующе воскликнул он. — Иерархия против рабства, да ещё и в такой дикой форме!

— Это была метафора.

— Мета… что?

— Интересно, а как вы сами вышли за пределы своей системы? — проигнорировав вопрос, невинно поинтересовалась Фэй: — Для этого вам пришлось бы активировать спящий ретранслятор.

— Разумеется, — он понял, к чему она ведёт, и заметно смешался. — Но это было очень давно. И тогда мы ещё не знали, что это может привести к катастрофе.

Фэй побрызгала на перчатки антисептиком.

— Что ж, вам здорово повезло, что рядом не находился представитель более развитой цивилизации со сводом законов, согласно которым ваши корабли следовало незамедлительно уничтожить, а вашу планету подвергнуть бомбардировке с орбиты, чтобы навсегда отбить у вас охоту исследовать окружающий космос, — продолжила она, не скрывая издевательского тона.

— Да вовсе это не везение, — возразил Ангус. — На тот момент рядом с нашей системой не находилось других…

— Святые духи, Ванадиан! — взорвался негодованием желтоглазый. — Да она же насмехается над тобой!

— Правда? — растерянно отозвался Ангус и посмотрел на неё с обидой. — Ты насмехалась?..

Фэй завела глаза к потолку, почему-то почувствовав себя последней мразью.

— Ну может, совсем немножко, — через силу призналась она, раздосадованная тем, что её попытка поймать собеседника в ловушку обрела такой неприятный оттенок.

Взяв свежие бинты, Фэй подошла к кушетке желтоглазого и, отогнув простыню, начала снимать бандаж с его правого бедра.

— Я просто считаю, что вы со своей Иерархией ловко жонглируете двойными стандартами. Не знаю, как вас терпит остальная галактика, но лично я думаю, что наделять себя исключительными правами — это отвратительная привычка. Будь вы хоть чуточку мудрее, то сумели бы поставить себя на наше место и понять, что право на ошибку есть не только у…

В её ногу впилось что-то острое. Фэй посмотрела вниз и обнаружила своё бедро в оцеплении длинных, узловатых пальцев с загнутыми, как у ястреба, когтями на концах. Она подняла глаза на их хозяина — тот безмятежно возлежал на кушетке, сверля её хищным взглядом. Она дёрнулась в сторону, но мерзавец сдавил пальцы сильнее, вогнав когти ей под кожу. Фэй шикнула от боли и не преминула обругать себя за беспечность. Сосредоточив всю свою бдительность на зубах пациентов, она совсем позабыла о том, что у них есть ещё и когти. А почти дружелюбная беседа с Ангусом заставила отвлечься и от того факта, что его сосед совершенно не разделял благожелательного настроя соплеменника. Она открыла рот и обернулась к двери, чтобы позвать на помощь.

— Даже не думай. Не успеют.

Его железная хватка стала крепче.

— Я немного изучал вашу анатомию. Если не ошибаюсь, где-то здесь у вас проходит бедренная вена, — с этими словами он провёл согнутым пальцем по внутренней стороне её бедра, так что коготь с треском пропорол тонкую ткань комбеза — а заодно и кожу под ней. Фэй стиснула зубы от боли. Турианец смотрел на неё с торжествующей усмешкой в глазах. — Я могу убить тебя даже связанным по рукам и ногам. Хочешь что-нибудь возразить?

Угроза казалась вполне реальной, учитывая, что толстые стальные стены бункера плохо проводили звуки. А за то время, пока к ней будут бежать на помощь, этот маньяк успеет разодрать ей ногу в клочья.

— Лейтенант Ортас, отпустите её, — подал вдруг голос Ангус. — Она ни в чём не виновата.

— Ещё как виновата! Мы оба здесь из-за этой безмозглой воровки!

— Я просто хотел сказать...

— Заткнись, рядовой! — рявкнул на него желтоглазый, стиснув пальцы ещё сильнее. На её штанах проступили пятна крови от глубоких проколов. Но, кажется, он не собирался на этом останавливаться. Сердце заколотилось в груди, её глаза лихорадочно заметались по кушетке, отыскивая способ защититься. Заметив под рукой мешок мочесборника, Фэй схватилась за свисающую трубку.

— Убери свою лапу, — процедила она угрожающе, — или я выдерну это! Считаю до трёх: раз…

Для пущей убедительности она дёрнула трубку, и злыдень, шикнув от боли, разжал пальцы. Бросив трубку катетера, Фэй попятилась назад и остановилась, только когда в спину упёрлась твёрдая поверхность стены. Раздув мандибулы, желтоглазый шумно выдохнул.

— Такое представление испортила, — с напускным разочарованием проворчал он. — Тебе придётся это как-то компенсировать.

— Компенсировать?.. — прижав трясущиеся пальцы к окровавленному бедру, со злостью прошипела Фэй. — Сейчас я тебе компенсирую!

И быстрым шагом направилась к выходу.