Сорок три и шесть градусов — почти на градус больше, чем два часа назад. Фэй потёрла пальцем экран монитора и стукнула по нему в надежде, что показания датчика изменятся. Но цифры поняли её неправильно. Подмигнув ей, они загорелись чуть ярче, а цифра «шесть» подросла на единицу. Испуганно отдёрнув руку, Фэй оглянулась: её преступление осталось незамеченным. Лейтенант с увлечением копался в планшете, а Ангус продолжал дремать, шевеля мандибулами.

Ей пришлось разбудить его два часа назад, чтобы сменить повязки и напоить водой, и он почти сразу опять отключился. Его дыхание стало хриплым и поверхностным — она различала его лишь по едва заметному покачиванию груди под простынёй. Фэй подтянула повыше края сползшей ткани, ощутив кончиками пальцев веявший от его кожи жар. До сорока пяти градусов ещё не дошло, но ей хотелось помочь ему уже сейчас. Даже не беря в расчёт этическую сторону вопроса — он страдал, а при виде страданий любого живого существа ей и самой становилось почти физически плохо.

Отойдя к стеллажу, она достала с полки полотенце и промокнула его холодной водой из раковины. Отжав ткань, Фэй вернулась, чтобы протереть грудь и шею турианца. Свернув второе полотенце, она уложила его Ангусу на лоб. Вздрогнув, он открыл заплывший желтоватым гноем глаз. Повернул голову, поморгал, прочищая помутневшую слизистую, и дёрнул мандибулами в качестве приветствия. То есть это вполне могло бы сойти за приветствие…

— Привет, — желая подбодрить его, выдавила из себя улыбку Фэй. — Как ты?

— Бывало и лучше, — ответил тот безрадостно. — Откуда шум?

— Из планшета, — успокоила она его и метнула быстрый взгляд на соседнюю кушетку. — Мешает? Я сделаю потише.

— Нет, не надо. Я подумал, что начал сходить с ума. — Он прищурился и заморгал. — Свет режет.

— Сейчас убавлю. Выпей воды.

Воспользовавшись моментом, она сунула ему в рот трубку ирригатора. Ангус начал глотать, с заметным усилием вталкивая в себя воду. Осушив почти треть бутылки, он выплюнул трубку и откинулся на спинку. Фэй помогла ему поправить съехавшую подушку, сбив её в валик и подтолкнув под шею.

— Удобно?

— Да, — тихо ответил тот, закрыл глаз и тяжело вздохнул. — Спасибо.

— Я всё хотела спросить кое-что, — пересилив смущение, Фэй наклонилась к нему и перешла на шёпот.

— М?..

— Как зовут твоего… — она замялась, не зная, какими словами охарактеризовать отношения этих двоих, — …командира?

— Он не мой командир. Просто старше по званию, — ответил Ангус. Он открыл глаз, скользнул по ней любопытным взглядом и добавил: — Почему сама у него не спросишь?

— Потому что не хочу с ним разговаривать. Он мне не нравится.

— Тогда зачем тебе знать его имя?

— Но мне ведь приходится о нём думать. И это не очень удобно — называть его про себя «тот неприятный тип рядом с Ангусом».

Ангус хрипло рассмеялся.

— Действительно, не очень удобно, — он закрыл глаз и широко зевнул. — Тогда не думай о нём.

— Легко сказать, — Фэй выпрямилась с разочарованным вздохом. — Его здесь чересчур много.

Ангус только понимающе хмыкнул в ответ.

Подкрутив регулятор освещения, она оставила две тусклых лампочки: одну у входа и одну над кушеткой лейтенанта. Угол, в котором лежал Ангус, погрузился в полумрак. Ей не оставалось ничего другого, кроме как взять пачку найденных в шкафу журналов и занять позицию на стуле у входа.

Подборку развлекательного чтива составлял явно мужчина: половина журналов оказалась с новостными статьями пятилетней давности об автомобилях, технике и спортивном питании, а остальные — с фотографиями моделей в бикини. Мелкий шрифт и скудное освещение скоро отозвались резью в глазах, и Фэй принялась перелистывать страницы, разглядывая невидящим взором поблекшие от времени и пыли картинки.

После неприятного разговора с Феликсом ей пришлось провести немало времени, успокаивая поднявшуюся со дна души муть. О том, чтобы принять участие в его авантюре, не могло быть и речи. Она просто не могла уйти без брата. А зная Алека, уйти вместе с ним тоже можно было не рассчитывать. Воззвать к его рассудку аргументированными доводами было вполне реально — но лишь в том случае, если он соглашался их выслушать. А это был не тот случай.

Ей следовало пойти и немедленно рассказать о безумной затее Феликса остальным. Но как они это воспримут? Поверят ли ей? Что они сделают с Феликсом? Что он сделает с ней? Она здесь незваный гость, чужак. А Феликс пока не совершил ничего плохого, у неё нет никаких доказательств, кроме собственных слов. Что, если над ней просто посмеются? Что, если он скажет, что подшутил над новенькой? А ночью придушит подушкой и исчезнет из бункера вместе с турианцами?

Если он сбежит и раскроет координаты госпиталя, их возьмут в плен. Наверное, этим всё и должно было закончиться рано или поздно. Фэй давно примирилась с мыслью и о смерти, и о плене. За себя она ни капельки не боялась. А вот Алеку в плен никак нельзя. Шифры, позывные, местонахождение лабораторий, бункеров и складов, информация о количестве и составе групп ополчения… Как командир подразделения, он владел слишком важной информацией. И был обязан сделать всё возможное, чтобы она не досталась врагам. Ей даже думать не хотелось, что это означало на практике.

Надо дождаться возвращения брата — он один поверит ей безоговорочно и решит судьбу Феликса. Конечно, если тот не сбежит ещё раньше. Впрочем, рассказать Алеку о том, что произошло, придётся так или иначе. Папа с детства привил им привычку не утаивать друг от друга правду, какой бы отвратительной она ни была. Сейчас был самый неподходящий момент нарушать эту традицию.

Феликса, наверное, запрут где-нибудь и попытаются образумить. А не получится — начнут пичкать «витаминками», как ласково называл седативные препараты доктор Йовиц. Но как они поступят с турианцами, если у него получится сбежать? Убьют их и спрячут тела, чтоб замести следы? А ей придётся наблюдать и молчать? Сможет ли она после этого смотреть на своё отражение в зеркале? Боже, во что её втянули…

Но главное, оставалась ещё одна проблема, с которой Фэй так и не сумела разобраться. Что делать, если Феликс совершит, возможно, последний жертвенный подвиг в своей жизни и освободит пленников? За Ангуса она не переживала: миролюбивый сам по себе, в его текущем состоянии он едва ли сможет передвигаться самостоятельно. А вот лейтенант вызывал вполне обоснованные опасения. Её идиотский эксперимент по проверке его морального облика закончился сомнительной победой с неприятным привкусом шершавого языка на губах. Едва ли он будет так же «деликатен» с Феликсом, даже учитывая, что тот освободит его от ремней. И как он поступит с обитателями бункера, когда поймёт, что у него появился шанс сбежать, а перед этим отомстить? То, что лейтенант спит и видит, как бы пустить им всем кишки, Фэй даже не сомневалась. Она изо всех старалась быть с ним мягкой и вежливой, но даже на неё он зыркал с такой ненавистью, что коленки подкашивались. Если в результате её беспечности лейтенант вырвется на волю и устроит кровавую баню, она точно не сможет с этим жить. Её-то он вряд ли тронет, раз сдержал слово и не отгрыз носа. Останется только пойти и тихонечко где-нибудь повеситься.

Фэй потёрла пальцами гудящие виски. Ответственность за чужие жизни и свободу придавливала сверху бетонной плитой. Она жутко устала и хотела спать. Её смена закончилась несколько часов назад, но Фэй твёрдо решила, что не выйдет из палаты без веской на то причины. Не только потому, что ей за каждым углом мерещилось искажённое злобой лицо Феликса. Теперь она не имела права оставить пленников без присмотра — пока ситуация не разрешится каким угодно образом. Ей придётся идти на немыслимые ухищрения, чтобы торчать в этой палате столько, сколько вынесет её организм или психика. И ждать прихода Нади, доктора Йовица или ещё кого-нибудь, чтобы отлучиться в туалет или столовую. Если придётся, будет спать прямо здесь, на пороге. Лишь бы Алек скорее вернулся… А это как минимум трое наполненных страданиями и ужасом суток. Целая вечность, если подумать.

Лучше не думать.

Нащупав в кармане шокер, Фэй проверила предохранитель и закрыла журнал. Картинки совсем не помогали отвлечься. Взяв подобранный во время уборки огрызок карандаша, она расправила на твёрдой обложке журнала салфетку и принялась набрасывать эскиз.

Тоска по открытым просторам и сложным запахам, приносимых ветром в распахнутое окно, здесь быстро начинала выкручивать нервы. Недостаток красок и пространства в наглухо замурованных стенах бункера рождал гнетущее ощущение нереальности происходящего. И несмотря на то, что сейчас это место было одним из самых безопасных на планете, нахождение в нём не приносило ожидаемого облегчения. Феликс ударил по чувствительному месту: ей совершенно не нравилось здесь находится, даже без учёта того, чем приходилось заниматься. Если бы она знала, что в плену ей дадут камеру с решёткой, через которую можно будет любоваться рассветами и закатами, она бы без колебаний променяла новую клетку на старую.

Здесь даже время шло иначе. Точнее, правильнее было бы сказать «часы», потому что времени здесь могло и вовсе не существовать. Это место было оторвано от координат и пребывало в своей замкнутой системе вне реального пространства. Внутри ничего не менялось. И кто мог сказать наверняка, что мир вокруг них не остановился, не исчез, не рассыпался пыльным прахом в ту же секунду, когда стальные двери захлопнулись за последним, кто переступил его порог? Дезориентация, замкнутость, полная зависимость от автономных систем обеспечения, одинаковая картина перед глазами день ото дня — всё это ежесекундно било по психике, сжимаясь в тугой комок, который грозился в один момент лопнуть нервным срывом. Она, кажется, начинала понимать, почему почти все здесь были или сумасшедшими, или крепко прикладывались к бутылке. Ещё неделя или две, и ей тоже придётся выбирать, по какому спуску лететь под откос.

Поведя ноющими от неудобной позы плечами, Фэй запустила пальцы в волосы, с наслаждением оттянула их назад и прикрыла зудящие от сухости глаза. Ей следовало затолкнуть все неприятные мысли на самое дно подсознания, придавив их сверху более насущными заботами. Это всегда помогало дома. Вот только дома она без труда могла найти себе занятие. А как убить время в крохотной палате, с двумя зубастыми пришельцами, один из которых умирает на её глазах, а второй…

Фэй открыла глаза и посмотрела на лейтенанта. Слава всевышнему, новая игрушка его вполне удовлетворила, и между ним и Фэй установилось подобие перемирия. По крайней мере, он перестал испепелять её глазами, язвить в ответ на каждую реплику и, кажется, даже вовсе перестал замечать. Наклоняя голову то налево, то направо, словно высматривающий добычу беркут, он следил за происходящим на экране и выглядел при этом таким сосредоточенно-серьёзным, что это могло бы показаться забавным — не знай она наверняка, насколько он далёк от определения этого слова, при всей своей любви поострить.

Она, конечно, тоже хороша — он ведь и правда мог отгрызть ей нос. Отчасти, наверное, она сама провоцировала его с надеждой получить индульгенцию за всё то, что ему придётся испытать в лаборатории — с её помощью и молчаливого согласия. Отправить на лабораторный стол кровожадного монстра, который к тому же оказался подлым лжецом и причинил тебе много боли — с этим она могла бы ужиться. А нос всегда можно восстановить. Второй вариант, при котором её нос остаётся в целостности, впрочем, Фэй тоже устраивал. Как ещё узнать, можно ли доверять его слову или её провели как наивную дурочку? В конце концов, это начинало походить на изощрённую пытку — выслушивать угрозы, постоянно дёргаться, оглядываться и вздрагивать от каждого его движения. Как будто ей не хватало других проблем, чтобы свихнуться к концу недели.

Расчёт казался идеальным. Но где-то она всё-таки просчиталась. Видимо, не учла разницы менталитетов. Ни одному человеку уж точно не пришло бы в голову облизывать губы турианца. Может, у них было принято тянуть в рот всё неизвестное? Животные так делали. У людей для этого существовали руки. У турианцев руки тоже имелись, но кожа на пальцах была гораздо грубее и потому недостаточно чувствительная. Звучало правдоподобно. Только что-то всё равно не складывалось.

Почему он выбрал именно губы? Это не могло быть совпадением. Или могло?..

Она прижала пальцы ко рту, ощупав припухшую царапину на верхней губе — возможно, ей не стоило реагировать так остро. Или, по крайней мере, сначала вынуть губы из его рта, прежде чем спасаться бегством. Думать наперёд никогда не было её коньком.

Может, просто спросить?.. Нет, только не это. Она знала его уже достаточно хорошо, чтобы предугадать реакцию. Наверняка не упустит возможность посмеяться над ней. А потом, гораздо безопаснее и вовсе не поднимать эту тему. Хватит и того, что она сидит и думает об этом, как о чём-то… постыдном.

Нет, это никак не мог быть поцелуй. У них нет губ. По крайней мере, снаружи. Что они вообще знают о поцелуях? Они могут быть мастерами в откусывании носов, возможно. Но точно не в том, что требует наличия настоящих губ.

Отложив незаконченный рисунок, она поднялась и подошла к Ангусу. Проверив температуру, сменила повязки и освежила почти высохшие полотенца. Крепко спящий турианец отреагировал на это едва различимым недовольным урчанием, вызвав у неё невольную улыбку. Фэй провела тыльной стороной ладони по его лбу, ощутив прохладную и слегка шершавую поверхность лицевых пластин, украшенных голубой краской. Интересно, что они означают? Надо будет как-нибудь спросить. Фэй склонила голову, разглядывая лежащее перед ней создание новыми глазами. С каждой секундой в ней рождалось всё больше вопросов и сомнений.

Почему они больше не казались ей такими мерзкими и страшными, как раньше? Это привычка или всё дело в проснувшейся жалости? Зачем она спросила про имя лейтенанта? Те азари, про которых говорил Ангус — если они считают их красивыми, значит ли это, что между ними и турианцами могут быть… отношения? И, если эти азари совсем как люди, только синие и с хрящами на голове, то… Может, это всё-таки был поцелуй? Неаккуратный, грубый и совершенно неуместный. Но поцелуй.

«Отвратительно», — поёжилась про себя Фэй, бросив раздосадованный взгляд на лейтенанта. Не совсем понимая при этом, что именно было отвратительным — то, что он мог заметить в ней женщину или то, что против собственной воли она заподозрила в нём мужчину. Пожалуй, самым отвратительным было то, что он вообще вынудил её задуматься о таких вещах.

«Нужно освежиться», — перепуганная собственными мыслями, Фэй рванула к двери, испытывая жгучее желание прогуляться по пустому коридору. Но резко остановилась на середине комнаты, вспомнив, что не сможет выйти из палаты ещё по крайней мере несколько часов, пока кто-нибудь из докторов не заявится сюда для вечернего осмотра.

Она вернулась к стулу у стены и уложила на колени журнал с салфеткой. Подняв карандаш, Фэй подтёрла ластиком неровную линию гребня и удлинила кончик мандибулы. Да, так выглядело гораздо лучше. Она дорисовала турианцу тело, облачённое в военную форму, и винтовку в руках. Чего-то не хватало. Она опустила ему правую руку и упёрла приклад винтовки в пол, а левую вытянула вперёд. Над пальцами пришлось повозиться, чтобы придать им нужный вид: сильных, агрессивно скрюченных, с длинными острыми когтями. Добившись желаемого эффекта, Фэй дорисовала в сжатое кольцо пальцев тонкую, сдавленную шею девушки с длинными, развевающимися за спиной волосами. Теперь выражение лица турианца перестало соответствовать задумке. Слишком спокойное — с таким лицом не пытаются придушить юных длинноволосых девушек. Фэй пожевала губы в задумчивости, стёрла скрюченные пальцы и дорисовала вместо них сжатый кулак с торчащим из него букетом ромашек. Добавив пару штрихов: смущённую улыбку девушки, прижатые к груди ладошки и румянец на щеках, она уставилась на получившийся результат. Иерархия была бы глубоко возмущена подобной ересью. Но Иерархия и её никогда не сдающиеся солдаты тут бессильны — на своих салфетках она может делать с ними всё, что ей заблагорассудится. Она захихикала, охваченная хулиганским азартом, и только услышав собственный смех в тишине комнаты, вспомнила, что находится здесь не одна. Покосившись на лейтенанта, который взирал на неё с молчаливым неодобрением, она насупилась и сунула сложенную салфетку в середину журнала.

Он хотел сказать что-то колкое, как всегда — она почувствовала это по крошечным иголкам, впившимся в её виски. Но вместо этого отвернулся и продолжил постукивать стилусом, перематывая очередной фильм. А Фэй нашла себя на грани отчаяния. Какие к чёрту трое суток — как продержаться хотя бы до ужина? Был бы у неё хотя бы планшет… Но если забрать его у лейтенанта, тот моментально переключит своё внимание на неё. Вздохнув, она забралась с ногами на стул, прижала коленки к груди и упёрлась в них подбородком. Рука нашарила в кармане оставшуюся с обеда булочку. Вытащив её на свет, Фэй стряхнула налипшие волосинки и захрустела подсохшей коркой. А расправившись с булкой, спрятала лицо в коленках и закрыла глаза. Может, удастся задремать. Главное, со стула не сверзиться. Достаточно с неё злоключений на день.

До её слуха донеслась музыка. Сквозь дрёму Фэй не сразу разобрала, какая именно, но подспудно определила что-то тревожащее в призывной мелодии. «О-о-о-х…» — застонала женщина, — «М-м-м… О да-а-а…» Фэй вскинула голову и заморгала слипшимися со сна ресницами. Похабные звуки раздавались с кушетки лейтенанта.

— Боже, какой кошмар… Выключи это сейчас же! — опознав в них сладострастные стоны, потребовала она.

— А в чём дело? Я совершеннолетний,— невинно отозвался лейтенант и пристукнул стилусом.

Завывания девицы стали громче. О господи-боже… Фэй подскочила с места и прошествовала к нему под аккомпанемент непотребного причмокивания.

— Не похоже на то! — Она попыталась выдрать из его из пальцев стилус. — Ведёшь ты себя как незрелый подросток. Отдай!

— Да что ты так разволновалась? — он сжал стилус крепче. — Могу я хотя бы узнать, чем всё закончится?

«Да-да-да… Глубже, ещё! О-о-о-о…» — с влажными всхлюпами надрывался планшет.

Фэй сдула растрепавшиеся волосы с пылающего жаром лица и наконец сообразила, что может обойтись без стилуса. Выпрямившись, она схватила планшет, на экране которого совокуплялась загорелая парочка, отвернулась и застучала пальцем по кнопкам, никак не попадая по нужной. Ролик закрылся, и в палате, наконец, наступила блаженная тишина.

Она чувствовала, как он смотрит на неё, собирая во рту самые сальные шутки и предвкушая, как выплюнет их ей в лицо. Сейчас бы провалиться сквозь пол, в какую-нибудь глубокую-преглубокую кротовую нору, где её будут искать две недели с собаками и фонарями... Она набрала воздуха в грудь и повернулась.

— У меня есть вопрос, — оправдав её ожидания, пошёл в наступление лейтенант.

— Я не буду отвечать! — отрезала Фэй.

— Ты же не слышала вопроса.

— И слышать не хочу!

Она натянула на лицо маску холодной сдержанности — которая, без сомнения, не слишком хорошо гармонировала с её пылающими щеками — повернулась и, удерживая планшет в руках, отправила в корзину папку «ХХХ». А затем очистила и корзину. Как это дрянь вообще здесь оказалась?..

— Знаешь, если тебе не нравится, когда твоё порно смотрят…

— Это не моё порно! — возмущённо перебила его Фэй, водрузив планшет на место.

— Это твой планшет.

— И я понятия не имею, как это на нём оказалось!

— Ах, вот оно что, — понимающе протянул лейтенант, но в его глазах лучилась насмешка.

— Алек… мой брат, — поправилась Фэй, — иногда брал мой планшет. Наверное, это он скачал. Я не смотрю порно.

— Не могу тебя винить. Скука смертная. Так выглядит человеческий секс? Вы просто тычетесь друг в друга гениталиями?

Фэй могла поручиться, что так выглядел секс у любых организмов, имеющих женские и мужские половые органы — включая чванливых турианцев. Но удержалась от участия в дискуссии, подозревая, что он только этого и ждал. Выбрав папку наугад, она включила первый попавшийся фильм, надеясь, что лейтенант отвлечётся на движущиеся картинки и потеряет к ней интерес.

— У них были такие лица, будто они трахались пятнадцать часов кряду. Кому может понравиться на это смотреть?

— Можешь говорить, что угодно. С тобой мы эту тему обсуждать не будем!

— Почему нет? — На планшете заиграла музыка с открывающей сцены, но он даже не взглянул в ту сторону, по-видимому, задавшись целью довести её до истерики. — Уверен, нам с тобой уже можно обсуждать любые темы. Ты трогала мой член чаще, чем моя бывшая.

— И мне это никакого удовольствия не доставило, уж будь уверен!

— Теперь ты ещё и заговорила, как моя бывшая.

— Ну всё, довольно с меня! — она скрестила руки на груди и изобразила на лице решимость. — Если ты не собираешься смотреть…

Она не договорила, услышав шуршание открывающейся двери. Молнией метнувшись к кушетке, Фэй подхватила планшет и отпрыгнула вместе с ним к стене, успев принять, как ей показалось, вполне непринуждённой позу, когда из-за шторы показалась Кора с пакетами для капельницы под мышкой.

Лейтенант вздёрнув надбровные пластины, но смолчал.

— Эй, привет! Как дела? — бодро поприветствовала Кора, врываясь в палату. Она остановилась на середине комнаты и обвела жадным взглядом подопечных Фэй. — Заказ готов, сказали срочно. Ути-пути, какая прелесть!

Не глядя швырнув пакеты на столик, она прямым ходом прошествовала к торчащей из-под простыни голой ступне Ангуса и пощекотала её ноготками. Нога рефлекторно дёрнулась, а два длинных, мощных пальца, служившие опорой при ходьбе, забавно скрючились, словно в попытке закрыться в невидимую раковину. Кора проказливо захихикала, а Фэй сорвалась с места, чтобы спасти бедолагу от домогательств.

— Он в тяжёлом состоянии, не надо его трогать, — вклинившись между Корой и кушеткой, она оттеснила девушку назад, загородив подступы к спящему турианцу.

— Ой, да ладно! Ты тяжёлого не видела, — фыркнула та и, достав из кармана смартфон, начала листать альбом с фотографиями. — Хочешь посмотреть?

— Нет, не хочу. Не надо, Кора, я не буду…

— Вот, нашла! Да посмотри, посмотри! — проигнорировав её протесты, Кора сунула экран смартфона Фэй под нос. — Вот это реально жуть!

Невольно взглянув на экран с мелькающими на нём снимками, Фэй успела различить снятых с разных ракурсов обнажённых турианцев. Они валялись на грязном, испачканном тёмно-синими подтёками полу, с закатившимися мутными глазами, изрытыми язвами телами и приоткрытыми ртами со следами засохшей пены. К горлу подступила тошнота, Фэй передёрнуло от омерзения.

— Убери это, пожалуйста… — сдавленно пробормотала она, отведя рукой смартфон и изо всех сил сдерживая желание вывернуть наружу только что съеденную булочку.

— Я и говорю: жуть! — округлила глаза Кора, судя по лицу, невероятно довольная её реакцией. — Я, пока в той чёртовой лаборатории торчала, разного дерьма насмотрелась. Так что эти двое, можно сказать, свежие как огурчики.

Фэй прикрыла глаза, чертыхнувшись про себя. Ей не надо было оглядываться на кушетку лейтенанта, чтобы чувствовать исходящие оттуда волны ненависти. Опустив голову, она торопливо сгребла со стола сменные пакеты для капельницы Ангуса и, мельком посмотрев на лейтенанта, встретилась с его недобро сузившимися глазами.

— Слушай, у меня целая прорва дел, — засуетилась она, направившись к медицинской станции, чтобы переставить пакет, — так что тебе лучше…

Яркая вспышка осветила полумрак палаты, и Фэй резко обернулась. Кора успела просочиться ей за спину и уже делала селфи на фоне обнажённого и ошарашенно моргающего заспанным глазом Ангуса.

— Кора! Перестань! — Фэй ринулась к лаборантке, скинув пакеты прямо на Ангуса. Она потащила девушку от кушетки, пока та продолжала невозмутимо нащёлкивать кадры. — Отойди от него, он ведь болен!

— Да не трогала я его! Чего ты так нервничаешь?.. Он не заразный — я же сама анализы делала.

— Ему нужен покой, — подтолкнув Кору к двери, Фэй вернулась к Ангусу, растерянно крутившему шеей по сторонам. Накрыв его простынёй до самого подбородка, она воспользовалась моментом и сунула ему в рот трубку с ирригатором. — И вообще, тебе не говорили, что это невоспитанно — фотографировать кого-то без разреш…

— Убери от меня руки!

Обернувшись на грозный рык лейтенанта, Фэй выдернула трубку изо рта Ангуса и, бросив ирригатор на столик, помчалась спасать уже Кору от гнева взбешённого турианца. Вспышка фотоаппарата озарила палату прежде, чем она успела добежать до кушетки. Лейтенант издал утробный рык, дёрнулся к лаборантке и разразился непереводимой бранью. Фэй воздала хвалу турианским лингвистам, предусмотрительно отказавшихся от перевода ругательств — ей даже думать не хотелось, что сейчас изрыгалось из его рта.

— Кора, а ну прекрати сейчас же! Ты что, бессмертная?! Он же мог тебя поранить! — поспешно накинув на лейтенанта простыню, Фэй схватила девушку за локоть и потянула к двери. — Иди к себе, у меня много работы!

Довольная собранными трофеями, Кора уже вовсю любовалась отщёлканными кадрами.

— А они симпатяги, правда? Ты бы завела себе такого? Я бы точно завела! — щебетала она, ничуть не озабоченная тем обстоятельством, что её буксируют к выходу. — Второй вообще круто получился — смотри, как глазища сверкают! Очуметь, выложу её в Инстаграм, когда интернет заработает…

— С ума сошла?! — одёрнула её Фэй. — Это же секретный объект!

— Ой, да кому там дело будет, — отмахнулась та и обернулась у двери. — А что у тебя на губе? — она ухватила Фэй за подбородок и задрала его вверх. — Герпес, что ли, выскочил? Мазь нужна?

— Ступай уже! — выдернув подбородок, сконфуженно пробормотала Фэй и прикрыла губы пальцами.

Вытолкав Кору за порог, она закрыла дверь, прижалась к ней спиной и обессиленно сползла на пол. «Нехорошо, совсем, совсем нехорошо…» — она приложила ледяные пальцы к вискам и потёрла их, чувствуя расползающуюся по затылку ломоту. Это не госпиталь. Это настоящий сумасшедший дом. Она оказалась здесь по ошибке. Но бежать некуда. Она обречена сойти с ума вместе с этими людьми.

Три дня. Ещё только три дня… А потом она будет плакать, кричать, умолять, угрожать — но заставит Алека забрать её из этого треклятого места.

Поднявшись на ноги, Фэй сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, собираясь с духом перед тем, как вернуться в палату, где её ожидала гробовая тишина и витающее в воздухе осуждение. И, конечно же, рассвирепевший лейтенант. До Коры он не добрался, значит, попробует отыграться на ней. «Я справлюсь… Я сильная…» — прошептала Фэй и сама себе не поверила.

Разведя ткань шторы, она ступила в палату с чувством идущего на казнь висельника. Лейтенант встретил её хмурым взглядом исподлобья.

— Если эта бешеная… сука… притронется ко мне ещё раз, я отгрызу себе кисть, найду её и разорву на мелкие кусочки! — прорычал он сквозь стиснутые челюсти.

Фэй сглотнула колючий комок, вставший поперёк горла. Можно было даже не сомневаться, что он не только окажется способным провернуть подобный трюк, но и с успехом его осуществит, нисколько не озаботившись последствиями. Вполне вероятно, что у этих повёрнутых фанатиков на их планете даже практиковались специальные курсы, на которых их обучали правильно отгрызать себе разные части тела так, чтобы истечь кровью не раньше, чем свершится возмездие.

Она на короткий миг прикрыла глаза.

Теперь вдобавок к бессоннице, неудобной кровати и свихнувшегося Феликса, ей предстояло полночи прислушиваться к каждому шороху за стенкой, представляя внезапно вваливающегося в спальню турианца с окровавленной культёй вместо руки… Просто замечательно.

Опустив голову, Фэй шагнула вперёд, надеясь, что экзекуция на этом окончена.

— О какой лаборатории она говорила? — снова подал голос лейтенант. — Там держат пленных?

Помедлив, Фэй продолжила путь к кушетке Ангуса. Она не обязана отвечать. Она может вообще с ним не разговаривать. Она может прямо сейчас пойти к доктору Шефферу и потребовать вынуть из её уха этот чёртов чип с переводчиком! Алек поймёт. Всё равно ничего полезного от этих упрямцев не услышишь — они себе язык скорее откусят.

— Что там происходит? — он всё никак не унимался. — Нас отправят туда же?

Ангус, похоже, не успел прийти в себя окончательно. А может, просто чувствовал себя настолько плохо, что немедленно задремал. Убрав ирригатор на полку, Фэй взяла сменный пакет.

— Ответь мне! — не дождавшись ответа, рявкнул лейтенант, и она нервно вздрогнула.

Бросив на него хмурый взгляд, она поджала губы и продолжила менять капельницу. У него нет никакого права ей приказывать — ни юридического, ни морального. Пусть хоть осипнет от криков.

— За этим ты его выхаживаешь? Переживаешь, что он подохнет раньше, чем его успеют замучить на лабораторном столе?

Это невыносимо. Несправедливо. Она не заслуживала этих обвинений. Её можно упрекнуть во многих вещах — но точно не в этом!.. Ей стало так обидно и горько, что горло сжалось в спазме. Фэй судорожно всхлипнула. Из глаз потекли слёзы, и она не знала, как их остановить. Они стекали по щекам, капали с подбородка, сползали по шее за вырез комбеза. А она стояла, отвернувшись к столику, хлюпала носом и продолжала сортировать пакеты — синие ярлычки к синим, жёлтые — к жёлтым, зелёные — к зелёным…

Пакеты закончились, а слёзы — нет. Вытерев мокрые щёки рукавом, Фэй посмотрела на часы — до ужина оставалось всего пятнадцать минут. Она может быстро сходить в туалет и подождать в соседней палате. Сделает вид, что хочет прогуляться, например, или поболтать с Невиллом. Главное — не упустить из вида Феликса.

Проверив показания датчиков, она бросила осторожный взгляд на лейтенанта — он отвернулся к стене и постукивал стилусом по краю кушетки. Ноги сами понесли её к двери. Проходя мимо его кушетки, Фэй прижала правую руку ко лбу, чтобы спрятать зарёванное лицо. Что бы он сейчас ей ни сказал, главное — не останавливаться!

— Фэй... Подожди.

Она замерла, услышав его голос — спокойный, будто сломленный. И настороженно покосилась на него, ожидая подвоха. Несколько мгновений лейтенант смотрел на неё немигающим взглядом.

— Там мои товарищи, — произнёс он, когда тишина начала жечь ей горло. — Скажи хотя бы, насколько всё плохо.

Боже, за что он её мучил?.. Неужели ей придётся произносить это вслух? Ведь и так всё понятно…

— Плохо, — отрывисто прошептала она, боясь, что если повысит голос хоть на пол-октавы, то захлебнётся рыданиями.

— Сколько их было?

— Я не… — она помотала головой, и кушетка вместе с лейтенантом начали расплываться за пеленой собирающихся слёз. —…не считала!

И, не дожидаясь новых вопросов, рванула к спасительной шторе.

— Постой, не уходи!..

Фэй отдёрнула ткань, проскользнула за штору и, нажав на кнопку, выскочила наружу. Схватив ртом воздух, она проглотила рвущиеся из груди рыдания и быстрым шагом пересекла палату.

— Фэй! — окликнул её Невилл — Хочешь сыграть в нарды?..

Она ускорила шаг и, не оборачиваясь, выбежала из палаты в коридор, а оттуда — в туалет. У раковины она перевела дыхание, посмотрела на своё отражение в зеркале и включила воду.

Если сразу приложить к глазам что-нибудь холодное, то краснота сойдёт. И может, никто и не заметит, что она плакала. А впрочем, какая им разница… Что ей, и поплакать уже нельзя? Поводов хоть отбавляй. Фиби тоже без конца рыдала. Правда, обычно по ночам, в подушку, думая, что так её никто не услышит. Глупая.

Она умыла лицо, смывая солёные, щиплющие кожу дорожки слёз. Пригладила волосы, поправила комбез, оттёрла грязное пятно на воротнике и придирчиво оглядела себя. Ничего, сойдёт.

Вернувшись в палату к Невиллу, Фэй извинилась, сочинив непритязательную ложь, и до ужина провела время в компании с ним и Дженной — грубоватой, но смешливой брюнеткой из отряда брата, которую привезли сюда с пулей в лопатке. Бросив нарды, Невилл все пятнадцать минут развлекал их до ужаса неуклюжими шутками. А в промежутках рассказывал о себе и о тех трёх днях в отряде ополчения, когда ему довелось почувствовать себя почти взрослым. Это сквозило в его тоне и словах, и даже в тех позах, что он принимал, возвращаясь к воспоминаниям. Ему нужно было непременно облокотиться на какую-нибудь поверхность с вальяжным видом и, отставив здоровую ногу в сторону, ухватиться большими пальцами за край ремня. Это и правда выглядело эффектно. Но Фэй всё равно не могла сдержать улыбки при взгляде на него.

Они вместе отправились в столовую, и Фэй с облегчением заметила в дальнем углу Феликса. Он только что отошёл от раздачи, а, значит, у неё оставался шанс нормально поесть. Он сидел спиной к ней, но когда Фэй взяла поднос и направилась к столу, то успела поймать на себе его испытующий взгляд. Невилл начал рассказывать какую-то историю, а до неё едва ли доходило хотя бы слово. Рассеянно пережёвывая кашу, она не сводила глаз со сгорбленной в углу фигуры Феликса, который перестал есть и о чём-то задумался. Решается на что-то — решила она и ничуть не удивилась, когда тот вдруг подскочил с места и, одним глотком допив компот, помчался к дверям. Её сердце оборвалось и ухнуло куда-то к пяткам. Проклятье!.. Да что за напасть такая!

— Мне… надо срочно идти, — Фэй резко поднялась и, сунув в карман булочку с джемом, подвинула тарелку с недоеденной кашей озадаченному Невиллу. — Съешь за меня, ладно?

— Что? Куда ты?..

Она торопливо направилась к дверям, пробежала по коридору, вихрем промчалась по пустой палате, где в одиночестве лежал ещё не вышедший из лекарственной комы боец, стукнула по кнопке, втиснулась в приоткрывшуюся створку и влетела в палату с пленниками.

Феликс стоял посреди комнаты и смотрел на кушетку Ангуса. Он наверняка услышал её шаги, но даже не обернулся. Фэй нашарила в кармане шокер и сняла предохранитель.

— Тебе сюда нельзя, — постаравшись придать голосу грозности, она отошла назад и сжала пальцами ручку шокера. — Что тебе нужно?

— П-посмотреть хотел, — безучастно ответил Феликс. Повернувшись, он двинулся на неё. Фэй, шарахнувшись в сторону, наставила на него шокер. И запоздало сообразила, что он, должно быть, просто собирался выйти. Однако, увидев шокер, остановился и смерил её презрительным взглядом.

— Вот к-как, знач-чит?..

— Не приходи сюда больше, — задрала она подбородок. — Или я всё расскажу.

— А по ночам к-как спать б-будешь?

— Не твоя забота! — выпалила она сердито, начиная терять терпение из-за того, что все подряд считали своим долгом в чём-нибудь её обвинить — как будто она единственная была кругом виновата. — Не приходи сюда больше, ясно?

— Т-ты об этом неп-п-пременно п-пожалеешь.

— Уходи, или я закричу!

— Не волнуйся. Уже ухожу, — бросил Феликс из-за плеча, направляясь к двери.

Он вышел. Фэй услышала, как прошелестела створка двери, и его шаги начали удаляться по соседней палате. А она всё не решалась опустить шокер, оглушённая гулким биением собственного сердца, пока с кушетки лейтенанта не донеслось:

— Это, мать его, ещё кто такой?

Фэй обернулась к нему.

— Рентгенолог, — не сразу ответила она, так и не сумев придумать убедительной лжи.

В последнее время лгать ей приходилось всё чаще. Явный признак того, что где-то на своём жизненном пути она свернула не на ту дорожку. С этим надо было что-то делать. Вернув на место предохранитель, Фэй сунула шокер в карман и опустилась на стул у двери.

Лейтенант хмыкнул, не сводя с неё пытливого взгляда.

— Сдаётся мне, не снимки он пришёл делать.

Фэй протяжно вздохнула и, сложив ладони в замок, уронила на них голову. Как же она устала… Вот бы сейчас оказаться в Лондоне, далеко-далеко отсюда, чтобы не знать ни про какую войну, и турианцев, и лабораторию, и Иерархию, и лейтенанта… Окна её маленькой, уютной спальни в квартире выходили на Центральный Парк, небольшой прудик с кувшинками и аккуратную англиканскую церквушку с островерхой башенкой под викторианскую готику. По воскресеньям оттуда выходили празднично одетые прихожане, и Фэй нравилось наблюдать за ними, прогуливая шпица по засыпанным гравием дорожкам вдоль парковой зоны.

— Так ты из-за него торчишь здесь весь день? — высказал предположение настырный лейтенант, и Фэй, склонив голову, посмотрела на него с раздражением. Как он заметил? Здесь даже часов не было. Опасный тип. — Боишься, что у него хватит сострадания нас прикончить?

— Пить хочешь? — она поднялась, подошла к кушетке, выудила ирригатор с полки и протянула трубку к его рту. Он посмотрел на трубку и снова перевёл взгляд на её лицо. Его ноздри раздулись, с шумом выпустив горячий воздух. Злится. Она молча убрала ирригатор. Пусть злится — имеет право.

Фэй отыскала планшет, заброшенный на полку стеллажа во время вторжения Коры. Вернувшись к кушетке лейтенанта, она повернула сдвинутый в сторону раскладной столик и установила на него экран. Лейтенант мрачно следил за её манипуляциями, но не возражал. Она включила планшет и отошла к стеллажу за чистыми перчатками. Со стороны его кушетки послышались постукивания стилусом. Фэй с облегчением выдохнула. Ей не хотелось приступать к перевязке под его пристальным наблюдением и в полной тишине. Эта процедура и без того казалась мучительно неловкой.

Прихватив несколько пар перчаток, она выкатила медицинский столик и поставила его у кушетки лейтенанта. Тот бросил взгляд в её сторону — и обратился к экрану, где мелькали кадры супергеройского фильма. Кажется, он наконец отыскал то, что пришлось ему по вкусу. Фэй надела перчатки, левой ногой притянула к изголовью кушетки стул, села поудобнее, носком правой ноги зацепилась за ножку столика и придвинула его поближе. Материалы для перевязки она сложила на колени, чтобы не тянуться. Щёлкнув по выключателю локтем, она зажгла дополнительную лампочку над кушеткой. Лейтенант сощурил глаза, и его кошачьи зрачки сузились до узкой полоски. Фэй наклонилась над его левым плечом и аккуратно склеила с раны пластырь. Острый край мандибулы царапнул по перчатке, и обзор перекрыл квадратный подбородок — ему, конечно же, приспичило посмотреть. Фэй вдавила палец в его челюсть, заставив отвернуть шею. А взяв пропитанную раствором салфетку, обнаружила его подбородок на прежнем месте — в этот раз лейтенант смотрел прямо на неё.

Эта манера раздражала в них больше всего. Турианцы, очевидно, не считали прямой зрительный контакт проявлением бестактности. Они могли уставиться на тебя вот так в любой момент и молчать, думая невесть о чём. Когда их захватывали сильные эмоции, догадаться было не так сложно — их лица хоть и не обладали подвижностью человеческих, но тем ярче проявлялись едва заметные движения мандибул, надбровных пластин, ноздрей, повороты головы, пощёлкивания языком и, конечно, выражения глаз. Их глаза тоже умели разговаривать. Но только когда их хозяин сам этого хотел. Чаще всего не хотел. Обычно, как и сейчас, они смотрели пытливым и глухим, словно бетонная стена, взглядом, за которым могло скрываться что угодно: любопытство, злость, разочарование, жалость, угроза, желание перегрызть горло… Фэй неприязненно повела плечами.

— Мне так не видно. Не мог бы ты... немного..? — она осторожно протянула руку, дотронулась пальцем до его челюсти и медленно отвернула голову в сторону. Внутри всё сжалось от страха, и тело охватила волнительная дрожь. Ему не нравилось подобное обращение, это было заметно. Но её палец всё ещё оставался на своём месте. Значило ли это, что ей дозволено чуть больше, чем остальным? Фэй соврала бы, если бы сказала, что эта мысль не доставляла ей никакого удовольствия.

Что-то подобное она испытала однажды в сафари-парке, когда ей удалось потрепать по загривку ручную пантеру. Глядя на её зубы, мощные челюсти и широкие лапы, которыми она с лёгкостью могла перебить ей позвоночник, Фэй млела от накатывающих волн восторженных мурашек и собственной смелости — редкое ощущение для такой трусихи, как она. Она убрала палец и приложила салфетку к вздувшейся линии шва. Лейтенант поёрзал, глянул на неё недовольно, но не стал вредничать.

Он выглядел покрепче истончившегося Ангуса, чьи конечности больше напоминали сухие коряги — из-за разницы в питании, возрасте, или физической подготовке. Сильное, поджарое тело лейтенанта переливалось упругостью мышц и скульптурной рельефностью проступающих костей скелета. Она могла бы прямо сейчас составить его анатомический атлас, настолько туго кожа обтягивала бугристый рисунок мускулов на плечах, груди, спине, животе и бёдрах. Она ни разу не видела его сзади, но полагала, что и там не отыщется даже крошечного кусочка жира. В их организмах его как будто не существовало. Наверное, турианцы быстро теряли массу и недолго могли продержаться без пищи, но зато они обладали мощью настоящих хищников — быстрых, ловких и опасных, беспощадных к своим жертвам. С таким телом совсем не страшно заблудиться в лесу: можно с лёгкостью догнать и завалить какого-нибудь кабана. Или даже медведя. Фэй взяла флакон и задержала на лейтенанте оценивающий взгляд. Да, наверное, он бы смог победить средненького чёрного медведя, не слишком матёрого. И не с этими куцыми когтями, наверное. Она спрыснула шов из флакона и поменяла салфетку.

Сквозь толстую кожу его широкой массивной шеи проступали натянутые жгуты мышечных связок — он вращал головой, следуя взглядом за интересным ему объектом, словно охотящийся за прутиком кот. Осмелев, Фэй положила ладонь на его шею, когда протирала швы в очередной раз. Ощущая под пальцами сухую горячую кожу с рассыпанными по ней хитиновыми чешуйками и натянутые волокна мускулов под ними, она вдруг явственно осознала, что перед ней — настоящее живое существо из другого мира: со своим характером, своими вкусами и пониманием мира, с собственной историей.

Историей, у которой не будет будущего. Через несколько дней его отвезут в лабораторию вместе с Ангусом. И будут долго убивать, травить, истязать, причинять боль… При мысли об этом её начинало мутить.

Лейтенант хмыкнул и повернул к ней голову.

— Я думал, у вас нет биотиков.

— Кого?.. — рассеянно переспросила Фэй, приглаживая края пластыря.

— Людей, которые умеют управлять тёмной энергией, — он указал головой на экран. — Как вы их называете?

В этот момент там безумствовал какой-то персонаж из комиксов, который расшвыривался энергетическими шарами, отправляя своих противников в полёт через разбитые окна небоскрёбов.

— О, ты имеешь в виду супергероев? Это персонажи комиксов, у каждого есть своя сверхспособность. Мы их выдумываем, — Фэй откатила столик и передвинулась вместе со стулом к бедру. — А ты успел испугаться?

Вопреки ожиданиям, реакции на её шпильку не последовало. Склонив голову, он продолжал слушать её с непривычной заинтересованностью.

— То есть вы… просто сели и придумали эти голубые сгустки?

— Ну да, — пожала она плечами. — Это что-то вроде мысленного эксперимента. Интересно пофантазировать, что будут делать люди, если вдруг обнаружат у себя необычные способности.

— Судя по тому, что я увидел, первым делом они влезут в несуразное трико.

Фэй рассмеялась.

— Это просто глупая традиция. Главное не в этом.

— А в чём?

— Ну знаешь — чем больше сила, тем больше ответственность. Если подумать, все эти супергерои жутко одинокие и несчастные, потому что их боятся и всё время чего-то от них ждут. Незавидная доля, правда? Особенно когда у тебя нет выбора.

— Тоже мне трагедия, — пробормотал лейтенант и продолжил просмотр фильма.

Фэй закончила перевязку бедра под звуки грохочущих взрывов и разрушающихся зданий. Поглощённый зрелищем лейтенант не выказывал желания продолжать разговор. Фэй, впрочем, тоже. Следующей в списке процедур значилась обработка катетера, и у неё были все шансы пережить это испытание без значительного ущерба для достоинства — и её, и его. С минуту она натирала перчатки антисептиком: в этом не было никакого смысла, но она никак не могла решиться откинуть простыню и прикоснуться к той самой части его тела. Спасала одна надежда, что лейтенант отыщет в себе толику порядочности и не начнёт упражняться в остроумии в такой деликатный момент.

Набрав полную грудь воздуха, она приподняла простыню, раскрыла паховые складки кончиками пальцев, сунула внутрь салфетку, мазнула ей, куда пришлось — и решила, что на том и хватит. В конце концов, не то чтобы это было настолько критично, с учётом всех обстоятельств… Отдёрнув пальцы, она расправила края простыни на его бёдрах.

— И это вся обработка? — недовольный голос лейтенанта заставил её вздрогнуть. — У той женщины она занимала больше секунды.

— И так сойдёт, — покраснев, проворчала она и наклонилась проверить мочесборник.

— Эй, мы о моём члене говорим! Если он завтра отвалится по твоей вине…

— Да с чего бы ему отваливаться?! — взвилась Фэй. — Я же проверила — всё там отлично выглядит!

Его надбровные пластины взлетели вверх, и в повисшей тишине произнесённые ею слова немедленно обрели неоднозначный смысл. Она почувствовала, как на её щеках занялся самый настоящий пожар.

— Кхм, — прочистил горло лейтенант, несомненно готовясь открыть марафон скабрезностей. — Что ж, спасибо. Не ждал найти в тебе ценителя…

— Я совсем не это имела в виду!

— …моих гениталий. И хотя я вынужден признать, что вкус у тебя отменный…

— О боже, какой же ты отвратительный!.. — не став дожидаться окончания фразы, Фэй рванула к выходу, на ходу сдирая с себя перчатки.