— Пуля прошла по касательной, задело только мягкие ткани живота. Но крови много потерял, еле вытянули. От наркоза отойдёт ближе к утру. И давай договоримся: никаких обмороков и истерик. У меня и без этого голова кругом. Надень вот это, — Надя сунула ей что-то в руку, и Фэй раскрыла ладонь.

Она почти не слушала Надю. Точнее, пыталась вслушиваться в слова, но не улавливала смысла. Они отскакивали от ушей, не доходя до мозга, расплавленного лошадиной дозой седативного. Оглядев два плотных целлофановых шарика, Фэй развернула их непослушными пальцами, пытаясь сообразить, что с ними делать.

— Давай я, — Надя забрала их, заметив её растерянность. А может, просто торопилась от неё избавиться.

Придя в себя на своей кровати полчаса назад, Фэй не обнаружила никого рядом и первым делом побрела на подкашивающихся ногах к операционной, где натолкнулась на прибиравшуюся там Надю. И прежде чем Фэй успела впасть в истерику, та отбуксировала её к рекреационной палате, сообщив по дороге, что операция прошла успешно. С той минуты это единственное, о чём Фэй могла думать: что кошмар закончен и всё обошлось, а бледное, перепачканное кровью тело, безжизненно лежащее на каталке — это просто жуткое видение из прошлого, о котором можно позабыть.

Надя опустилась на колени и схватила её за лодыжку. Фэй послушно задрала ногу, позволив ей натянуть на себя бахилы, а затем терпеливо дождалась, пока та наденет ей на лицо марлевую маску. Они вошли внутрь полутёмного помещения с резким запахом медикаментов и озона, от которого защипало в носу. Вдоль стен стояли горизонтальные капсулы со стеклянными крышками, напоминающими гробы. И эта ассоциация заставила сердце взвыть от боли. Только одна капсула была закрыта, и ноги сами понесли в ту сторону. Увидев лежавшего внутри человека, Фэй резко остановилась, не узнав в нём брата: серое, осунувшееся, воскового цвета с глубокими тенями под глазами, безразличное, неживое. Лишь смутное сходство с родными чертами заставило её отлепить подошвы от пола и приблизиться к капсуле.

Это действительно был он. Смертельно бледный, с багровыми царапинами на теле, пугающе неподвижный. Грудь стеснило, будто под прессом, и глаза заволокло мутной пеленой. Опасаясь рассердить Надю, Фэй судорожно вдохнула ртом, заталкивая обратно рвущиеся наружу слёзы, и дотронулась до крышки напротив его лица.

— Там стерильно, нельзя открывать, — угадала та её желание. — Чем дольше он там пролежит, тем быстрее на ноги встанет.

Фэй торопливо закивала. Что угодно — только бы он очнулся и стал прежним Алеком. Она прилипла к стеклу и оглядела брата, ощущая прилив благодарности к чему-то или кому-то, кто позволил ему избежать смертельного ранения и вовремя добраться до бункера. И, конечно, к доктору Шефферу, который провёл операцию, и к Наде, которая, не теряя спокойствия и силы духа, несколько часов ассистировала ему, пока Фэй лежала в отключке после той отвратительной сцены. Она почти ничего не помнила — только то, что орала как полоумная и всё время просила отвести её к брату. Страх, что он умрёт так же, как и папа — вдали от близких, одинокий и беспомощный, не успев сказать и слова на прощание, жил в её сердце с первого дня войны. Она готовилась к этому моменту каждый день, ложась спать и просыпаясь, мысленно проживая горе и находя причины жить дальше. Но когда этот момент настал, её мир разнесло в клочья, потому что в глубине души она никогда не верила в то, что Алек может погибнуть. Не может умереть тот, кого так сильно любят. В ней было столько любви, что она могла бы затопить ею Землю, так что, ощущая её в себе, Фэй и сама начинала бояться её разрушительной силы.

— Надя... прости меня, пожалуйста, — прошептала она, едва удерживаясь от того, чтобы броситься целовать ей руки, и шагнула к ней несмело. Лицо Нади смягчилось, исчезла вечная морщинка между её бровями, и, прежде чем та опомнилась, Фэй кинулась к ней и крепко обняла. — Спасибо вам! Спасибо, что спасли его! Я вас всех всегда буду любить!

— Ну ладно-ладно, хватит. Скажешь тоже, глупая... Это наша работа, — забормотала Надя, смутившись, и аккуратно отстранилась. — Ну всё, пойдём. Пусть отдыхает. Завтра увидитесь.

Она потянула Фэй в коридор.

— Иди отдыхай, я к костемордым сама схожу. Всё равно дежурить всю ночь.

О боже, Ангус… Фэй поморщилась и стянула с лица защитную маску — как она могла забыть про Ангуса! Нужно вколоть бедняге вторую капсулу и переключить пакеты. А ещё решить проблему с упёртым лейтенантом.

— Не надо, я подежурю. Мне не помешает отвлечься, — собрав волю в кулак, соврала она уверенно.

— Хорошо, как знаешь, — Надя ушла, с грубоватой нежностью потрепав её по спине.

Фэй сняла бахилы и побрела к стационару. Все уже спали: Дженна, Невилл, накачанный успокоительными мистер Стивенсон и даже задремавшая за просмотром фильма Фиби. С трудом разблокировав дверь — ей пришлось почти полминуты вспоминать код — она тихо прокралась в палату, защёлкнула замок, прошла внутрь и остолбенела.

Несносный лейтенант возвышался столбом над кушеткой Ангуса, ничуть не заботясь о приличиях, и буравил её пристальным взглядом. На его запястьях болтались браслеты оторванных фиксаторов. Фэй захлопала глазами, не зная, как комментировать его вызывающее поведение. И давно он здесь стоит? А что если бы сюда зашла не она, а Надя? Что он вообще себе думает?!

— Ты почему не в кровати? — строго осведомилась она. — Сюда в любую минуту может кто-нибудь войти!

— Что с твоим братом? — проигнорировав её вопрос, спросил он напряжённым голосом, и похромал к ней. — Он жив?

— Операция прошла хорошо. Его ранило в живот. Ты понимаешь, что если тебя кто-нибудь увидит, тебя тут же пристрелят?!

— Да плевать. — Пройдя мимо, он сел на кровать и сложил руки на груди.

Плевать!.. Плевать?! Боже, ну и что с ним делать?.. Как же она с ними всеми намучалась! Не чувствуя сил препираться, Фэй подошла и, сев рядом, устало сгорбила спину.

— Твоё предложение ещё в силе? — спросил лейтенант.

Она с удивлением посмотрела на него.

— Что?.. Какое предложение?

— Твой план, — раздражённо пояснил он. — Ты поможешь мне уйти, а я не расскажу про бункер.

В её груди вспыхнул радостный огонёк, и Фэй едва не подскочила на месте.

— Да. Да! Ты согласен?!

— Я согласен.

— Правда?.. — подалась к нему Фэй.

— Я же сказал…

Не дав ему договорить, она бросилась на его шею с объятиями.

— О, спасибо, спасибо, спасибо! Ты не пожалеешь, правда!..

— Фс-с-с! — он зашипел от боли, завалившись на раненую ногу.

— О боже, прости! — она отпрянула от него как ошпаренная, не столько переживая за его бедро, сколько испуганная своим неуместным порывом. Она совсем не подумала, как будет выпутываться из этих объятий, и переполошилась, только обнаружив под пальцами странное, совершенно незнакомое по запахам и тактильным ощущениям тело. Он, впрочем, выглядел не менее растерянным.

— Ничего, я... кхм-кхм... — он прочистил охрипшее горло и принялся поправлять закреплённый на бедре узел простыни. — Так, значит, договорились?..

— Договорились! — закивала Фэй, не сводя с него восхищённого взгляда.

— Ну вот и...

Он поднял на неё глаза и умолк, так и не закончив предложения. Не то чтобы она ждала продолжения — в её голове творился полнейший сумбур. Сегодня был поистине волшебный день: она давно не чувствовала себя такой счастливой. Лицо едва не трескалось от широкий улыбки, в животе порхали бабочки, а внутри разливалась такая певучая лёгкость, что ей и самой хотелось порхать бабочкой. Ещё немного, и она начнёт признаваться в любви и ему тоже. Любовь переполняла её, сочилась из её пор и растекалась в пространстве, окрашивая его в перламутровые тона.

— Ангус! — воскликнула она и, подскочив, кинулась к бедняге. Нашарив в кармане вторую капсулу, Фэй зарядила найденный на полке инъектор и вколола её Ангусу в шейную мышцу. Он был тёплый, а под кожей едва заметно билась жилка. Живой.

Удержавшись от желания обнять и его, она вернулась лейтенанту, чтобы поменять капельницы местами. И остановилась, заметив валяющийся в углу планшет.

— Что случилось? Ты уронил его? — подойдя ближе, Фэй подобрала планшет — экран разошёлся трещинами, а от корпуса отвалились кусочки лопнувшего пластика.

— Э-э да... извини, — подал голос с кушетки лейтенант. — Не знаю, как это вышло.

Она могла бы предположить, что он хорошенько вдарил им о стену, и возможно, оказалась бы права. Но вместо этого отложила планшет на столик, не став портить настроение глупыми придирками. В конце концов, это всего лишь вещь. В отличие от здоровья и благополучия близких — и сегодня она прониклась этой простой истиной как нельзя глубже — вещи можно было заменить другими вещами. Пусть бы у неё отобрали всё: деньги, дорогие игрушки, дом, достоинство, планы на будущее — всё это лишь пыль под ногами по сравнению с жизнями тех, кого любишь.

— Думаю, его ещё можно починить, если заменить экран, — кашлянув, добавил он виновато.

Фэй не ответила. Вряд ли здесь можно было отыскать запасной экран. Или разбирающегося в технике человека. Феликс любил ковыряться в железяках — в его лаборатории стоял ящик со всякими проводами и запчастями. Но со дня его смерти она обходила эту дверь десятой стороной.

Лейтенант уже снял с руки катетер и лежал на кровати, закинув ногу на ногу. Откручивая трубки, Фэй украдкой поглядывала в его сторону — она никак не могла раскусить этого типа, и это выводило её из равновесия. Будучи с детства замкнутой и неуверенной в себе, она гораздо чаще наблюдала за людьми со стороны, нежели общалась с ними. И со временем это вошло в привычку. Она старалась анализировать их поведение, слова и жесты, вырисовывая в голове их образ и имея дело в основном с ним. Возможно, это и сыграло с ней злую шутку: как-то незаметно для себя она начала заранее отсеивать тех, кто мог сделать ей больно или разочаровать, не давая им шанса доказать обратное. С другой стороны, именно благодаря этой привычке её жизнь была относительно спокойной и ровной на всём её протяжении. До последней недели, по крайней мере.

Образ лейтенанта не складывался, хоть убейся. Иногда ей казалось, что они могли бы даже поладить — в нём чувствовалось благородство, твёрдость духа и какая-то необузданная уверенность в себе, которая влекла её как мотылька на свет. Но иногда он её по-настоящему пугал. Было и что-то ещё, о чём Фэй старалась не думать. И оно проявлялось в моменты, когда они оказывались рядом. Это не поддавалось никакому анализу и плохо формулировалось в словесную форму. Она могла сказать только то, что это нравилось ей и не нравилось одновременно. И пугало больше прочего — особенно, когда он прикасался к ней.

Откатив капельницу к кушетке Ангуса, Фэй присоединила её к его катетеру, прокрутив вентиль почти до максимума — до утра осталось всего несколько часов, и нужно было успеть дать ему хотя бы половину необходимой порции. Потом сменила повязку на глазнице и обработала мочевой катетер. А после перешла к лейтенанту — она пропустила вечерний уход, и он должен был чувствовать себя заброшенным. Она поменяла мочесборник, стиснув зубы, обработала катетер под его пристальным надзором, сменила повязку на бедре, обработала шов на ключице, навела порядок на столике, сходила в подсобку и вымыла палату. Она нарочно не спешила, растягивая время. Но когда дела закончились и она посмотрела на часы, до утренней смены оставалось ещё четыре часа. И она понятия не имела, как их убивать.

Подойдя к лейтенанту, она подвинула стул, забралась на него с ногами и обняла коленки.

— Почему ты передумал? — помолчав, задала Фэй интересовавший её вопрос.

— Неважно, — отрезал он, скользнув по ней мрачным взглядом.

Она не стала настаивать — его право. И всё же что-то произошло с ним сегодня. Он словно оброс невидимыми колючками, и она то и дело натыкалась на них, пытаясь подобрать ближе. Наверное, не стоило и пытаться. Какая разница, что его сподвигло пойти на компромисс. Главное, что теперь у неё стало на одну головную боль меньше.

— У тебя есть кто-нибудь, кроме брата? — прервал затянувшееся молчание лейтенант.

— В каком смысле? — непонимающе моргнула она.

— В смысле, кто-нибудь, кто мог бы о тебе позаботиться. Друзья, родственники, партнёр?

— Мне не нравится твой снисходительный тон, — нахмурилась она. — Я не ребёнок, чтобы обо мне заботиться.

— То есть никого нет? — пропустив её слова мимо ушей, скорее утвердительно проговорил он.

— Почему ты спрашиваешь?

Он издал протяжный вздох и накрыл лоб ладонями.

— Расскажешь о своих родителях? — не вынеся давящей на уши тишины.

— Что? — он убрал руки и посмотрел на неё.

— Кто твоя мама?

— Диспетчер в космопорте.

— А папа?

— Инструктор в лётной школе.

— А что ещё? — не дождавшись продолжения, подсказала она.

— Что ещё?

— Тебе больше нечего о них рассказать?

— Нет. У меня самые обычные родители, — пожал он плечами.

— Это здорово. Всегда завидовала детям с самыми обычными родителями, — объяснила она в ответ на его вопросительный взгляд. — Мне кажется, самое ужасное для ребёнка, это расти в семье с необычными родителями. Я собираюсь быть самой скучной в мире мамой.

Он усмехнулся и снова замолчал, не сводя с неё немигающего взгляда.

— Почему ты выбрал службу в армии? — предприняла новую попытку Фэй.

— Не знаю. Решил остаться после курсов военной подготовки.

— А мой брат хотел ухлестнуть за одной красивой девицей, которой нравились мужчины в военной форме.

— Хм-м... — вздев глаза к потолку, призадумался лейтенант. — Теперь, когда ты об этом упомянула, я припомнил одну девицу с потока, которая собиралась служить на Пиррхусе.

— Серьёзно? Ты шутишь! — притворно возмутилась она. — По крайней мере, скажи, что она была красивой.

— Не особо. Она выглядела женщиной по всем признакам. Этого было достаточно.

— Отвратительно.

— Мне было шестнадцать! — в свою очередь притворно возмутился он, включаясь в диалог. — Знаешь, что на самом деле отвратительно? Когда я получил распределение на Пиррхус, она уже сошлась с каким-то хлыщом из штаба.

— Невероятно трагическая история.

— Уверен, не настолько трагическая, как у тебя. Что должно было произойти в твоей жизни, чтобы ты решила стать агрономом?

— Ну, если в общих словах, то мне хотелось разобраться в причине фузариоза твёрдых сортов пшеницы. Из-за повышенного содержание микотоксина в перемолотом зерне...

— Всё, заканчивай. Мне уже хочется застрелиться.

Она сконфуженно улыбнулась.

— Папа мечтал наладить производство собственного зерна на Шаньси. Здесь что-то не так с почвой или с составом воздуха, из-за чего посевы портятся. Мне хотелось разобраться и помочь, это сделало бы нас менее зависимыми от поставок с Земли. Глупо, конечно. Какой из меня агроном — мне это даже не нравилось.

— Нет, ничуть. Это более достойная мечта, чем залезть кому-то в штаны.

— Неважно, насколько достойная твоя мечта, если она недостижима. В конце дня оказывается, что ты не сделал ничего путного, пока кто-то успел три раза побывать в чьих-то штанах.

— Я должен записать эту глубокую мысль.

— Ну хватит насмехаться. Я серьёзно.

— Если серьёзно — я рад, что кто-то продолжает выбирать недостижимые мечты, вместо чьих-то штанов. Иначе мы бы до сих пор закапывались в норы и верили, что живём в левой ноздре Агарота. Персонаж древней мифологии, — пояснил он, заметив её замешательство. — Нельзя сравнивать результаты достижений по концу дня. Некоторые мечты стоят того, чтобы посвятить им целую жизнь.

— Вот это глубокая мысль! — Фэй с деланным восхищением приложила ладонь к груди. — Теперь мне придётся записывать за тобой.

— Не утруждайся, — в тон ей отозвался лейтенант. — Я одолжу тебе свою методичку «Как залезать в чужие штаны» — там полно такого.

Фэй рассмеялась, но тут же спохватилась:

— Фу, какая гадость! Зачем ты всё испортил? Ты только начал мне нравиться!

— М-м, правда?.. — вздёрнув надбровные пластины, заинтересованно протянул он.

— Нет! — смутившись, быстро выпалила она. — Так что, — заёрзала она на стуле, чувствуя сжимающиеся вокруг неё тиски неловкости, — а как зовут твою бывшую?

Это едва ли можно было назвать изящной сменой темы. Но неукротимая энергия несла её как течением реки. И, куда бы Фэй ни гребла, прибивала неизменно к одному и тому же берегу, где сходились изгнанные ею запретные мысли.

Лейтенант вздохнул. Ему очевидно не нравилось говорить о бывшей — и это лишь сильнее раздражало любопытство.

— Нам обязательно о ней говорить?

— О, мне решительно всё равно, — отведя глаза, пожала Фэй плечами. — Просто поддерживаю разговор. Значит, ты её до сих пор любишь?..

— Что?! Нет! — насмешливо фыркнул он и зачем-то повторил: — Нет.

Фэй посмотрела на него, пытаясь угадать по его непроницаемому лицу, что скрывалось за этим «нет». Гиблое дело. Оно с одинаковой вероятностью могло означать и «нет», и «да», и «может быть», и «не твоё собачье дело». Интересно, как выглядела красивая турианка?.. В груди защемило от упоительной грусти.

— Тогда почему тебе не хочется говорить о ней?

— Потому что она была стервой.

— А почему вы расстались?

Он шумно выдохнул.

— Потому что она была стервой! И мои родители её не любили.

— Потому что она была стервой?

— В точку.

Фэй пожевала нижнюю губу. Звучало не слишком убедительно. Человеческие мужчины сходили с ума по человеческим стервам. Турианские, по-видимому, тоже — иначе зачем бы он тогда с ней встречался? Что-то здесь не складывалось. Она заправила волосы за ухо и посмотрела на часы. Лейтенант перехватил её взгляд.

— Если хочешь вздремнуть, я могу освободить место.

— Нет, я в порядке, спасибо. К тому же это плохая идея — кто-нибудь может прийти.

— Он в любом случае увидит капельницу.

— И пусть. Я что-нибудь придумаю.

Он хмыкнул и потёр гребень. Фэй опустила глаза, разглядывая ногти на руках. Молчание душило, затягиваясь петлёй вокруг шеи, и стул под ней снова начал превращаться в раскалённую сковороду. Нетерпеливо заёрзав, она огляделась, отыскивая в углах комнаты разбежавшиеся мысли. Разговор никак не клеился, и лейтенант, кажется, не собирался ей помогать. Он сидел на кровати, сложив руки на груди, и не сводил с неё изучающего взгляда, ничуть не беспокоясь о её душевном комфорте. Неудивительно, если учесть, что лишать её душевного комфорта было его излюбленным времяпрепровождением.

— Хочешь, сыграем во что-нибудь? — отчаявшись, предложила она.

Он склонил голову набок, как будто ожидая пояснения.

— Вы ведь играете в игры? — смешалась Фэй.

— О, мы играем в игры! — вкрадчиво произнёс он и подобрался. — Во что будем играть?

— Это что-то вроде «Микадо», — она решила проигнорировать зажёгшийся в его глазах огонёк и нагнулась к полке за ватными палочками. — Нужно по очереди вытаскивать палочки из кучи так, чтобы не пошевелить соседние.

— Вы называете это «игрой»? — в его голосе слышалась нотка разочарования. — Игры должны быть занимательными.

— Это занимательная игра. — Она скинула ботинки, пересела на кушетку, вынудив его подобрать раскинутые ноги, и расправила простыню. — Не вредничай.

— Следующую игру выбираю я, — упрямо заявил он.

— И не мечтай! — фыркнула она, высыпав палочки из пачки. — Я в твои игры играть не буду.

— Почему нет? Тебе может понравиться.

Низкие рокочущие вибрации его голоса вспугнули затихших внизу живота бабочек, и они затрепыхали крылышками, вызвав волнительную дрожь в коленках. Втянув ноздрями воздух, она подняла голову и уставилась в его бессовестные глаза.

— Что?.. — невинно моргнул он. — Никакого эротического подтекста.

Залезать к нему на кровать было плохой идеей. Озарённая этой запоздалой догадкой, Фэй смятенно потупилась и заправила за ухо выпавший локон.

— В общем, правила такие, – решив просто проигнорировать его реплику, деловым тоном продолжила она, – если ты дотронулся до какой-то палочки, изменить выбор нельзя. Коснёшься другой палочки — теряешь ход. Если сдвинешь их или порушишь горку — ты проиграл, конец игры. Можешь походить первым.

Он придвинулся ближе, спустив на пол раненую ногу.

— Уверен, мои предки развлекались чем-то подобным, когда жили в норах.

— Они тоже разбивали чужие планшеты о стены? — съязвила она.

Он вскинул на неё глаза и, смущённо прочистив горло, снял верхнюю палочку.

Она сделала следующий ход. Пока оставались свободно лежащие сверху палочки, они снимали их по очереди одну за другой, и тоскующий лейтенант вздыхал не переставая. Но всё изменилось, когда на очередном его ходе доступные палочки закончились. Он припал к простыне и завертелся вокруг сооружения из палочек, высматривая округлившимися от азарта зрачками слабое звено в конструкции, осторожно трогая воздух кончиком пальцев — совсем как кот, кружащий вокруг аквариума и пытающийся выцепить из воды рыбку. Она рассмеялась, наблюдая за ним и сама заражаясь его азартом. Он бросил на неё взгляд исподлобья, потёр подушечки пальцев, разгоняя кровь, взялся за краешек палочки и замер. Фэй качнулась вперёд, стараясь не упустить ни единого колыхания воздуха — он не глядя упёр ладонь ей в плечо, выдавливая её обратно:

— Ты мне мешаешь! — и потянул палочку на себя.

Она затаила дыхание и разочарованно выдохнула, когда ему удалось резким движением вытащить её из кучки. Он заклокотал от удовольствия и сразу весь расхорохорился, напомнив ей Алека — тот тоже обожал демонстрировать своё превосходство во всём, включая ребяческие забавы. Фэй не сдержала улыбки. Турианские мальчики тоже всего лишь мальчики.

— Твой ход, — он небрежно отбросил палочку в сторону, уверенный в том, что выиграл.

Облизнувшись, Фэй пригнулась, выбирая палочку, чей дальний конец не удерживал другие, а свободно висел в пространстве. Поддев её снизу, она потащила палочку вбок и вверх, постепенно проталкивая её вдоль указательных пальцев. Лейтенант неодобрительно сопел прямо над её ухом.

— Неплохо, — скупо похвалил он её, когда Фэй подняла палочку.

— Я знаю пару секретов, — призналась она, не скрывая торжества.

— Посмотрим, — проворчал он и снова закружил вокруг горки как пантера на охоте.

Он был красивым. Не как мускулистый, сверкающий белозубой улыбкой спортсмен с обложки «Men`s Health», конечно же. Скорее, как красиво любое здоровое, сильное, гармонично сложенное и пребывающее в своей среде обитания животное. Фэй прикусила губу, наблюдая за тем, как перекатываются упругие мышцы на его пояснице и плечах, как подёргиваются от возбуждения ноздри, как он, мягко крадучись, подбирается к выбранной жертве, впившись в неё то расширяющимися, то сужающимися зрачками.

Она сдула волосы с лица и оттянула край горловины — в комнате становилось душновато.

— Вот дерьмо! — приглушённо выругался лейтенант, когда, подцепив палочку обрезанным когтем, задел соседнюю и шаткое сооружение рухнуло. Его мандибулы нервно задрожали, и Фэй прыснула от смеха. Он распрямился и уставился на неё мрачным взглядом. — Давай, веселись. Если бы не это, — он растопырил пальцы с обрезанными когтями, — у тебя не было бы ни единого шанса.

— Аргумент не засчитан, — она скопировала его жест, выставив свои пальцы с круглыми, коротко остриженными ногтями.

— Давай ещё раз, — он сложил пальцы замком и растянул их с хрустом.

Собрав палочки, Фэй встряхнула их в ладонях и высыпала на простыню. На сей раз лейтенант не отвлекался на посторонние разговоры и почти не отрывал глаз от её рук. Он скоро перенял её технику — легонько простукивать кончик палочки, чтобы протолкнуть его наружу. Но его пальцы — не такие тонкие и подвижные, как у неё — не могли пролезть вглубь горки. И тогда он сменил тактику. Наблюдая за тем, как она пытается вытащить очередную палочку, лейтенант наклонился над ней так близко, что она почувствовала его дыхание на своей макушке.

— Перестань дышать на меня! — подняв глаза, попросила Фэй.

— Извини, не могу удержаться. От тебя приятно пахнет, — проникновенно проворковал он.

У неё перехватило дыхание. Смутившись, она опустила взгляд и с ужасом увидела свои дрожащие от волнения пальцы. Опасаясь, что он заметит их, она неловко ухватилась за кончик палочки, и кучка рассыпалась. Цокнув языком, Фэй распрямилась и гневно уставилась на лейтенанта.

— О-о... какая досада! — заколыхав мандибулами, с фальшивым сочувствием протянул он. — Кажется, ты проиграла.

— Ты сжульничал! — вскипела Фэй. — Так нечестно!

— Почему это? Правила запрещают говорить?

— Нет. Но это всё равно нечестно!

— Давай следующую. Я хочу выиграть.

— Не буду я больше с тобой играть!

— Я буду молчать. Даю слово.

Она рассерженно поджала губы и, немного посомневавшись, начала смешивать палочки. Ей тоже хотелось выиграть.

Лейтенант сдержал слово — он и правда не произносил ни звука. Только ситуацию это ничуть не улучшило. Стоило ей слегка отвлечься, как он подкрадывался ближе, и её висок опаляло жаркое дыхание, а губы начинало покалывать от его сверлящего взгляда. Он, безусловно, прекрасно знал, что делает. И каким-то образом заполучил в союзники её собственное сознание, которое в самый неподходящий момент отвлекалось, чтобы достать из памяти его голос, произносящий всякие несусветные глупости, и предложить как следует их обдумать — вместо того чтобы помогать ей не ударить лицом в грязь.

— Ты не мог бы отодвинуться и не смотреть на меня?

— Мешаю сжульничать? — участливо спросил он. — Может, мне выйти в другую комнату?

— Я никогда не жульничаю, — проворчала Фэй и, сделав глубокий вдох, задержала дыхание. Ткнув в палочку, она уцепила её кончиками ногтей и потащила вверх. Ей почти удалось извлечь её наружу, как вдруг конструкция вздрогнула и рухнула.

— О-о нет... — простонала она огорчённо и отбросила палочку.

Надув губы, Фэй посмотрела на лейтенанта, ожидая от него проявлений бурной — и, вероятнее всего, глумливой — радости. Но он, кажется, потерял к игре интерес в ту же секунду, как получил желаемое.

— Не кори себя, — утешил он её. — У тебя был сильный соперник.

Она потянулась убрать палочки, но он опередил её и отшвырнул их на столик, рассыпав половину. Ощутив затылком странное напряжение в воздухе, Фэй отползла назад, собираясь дать дёру, но он и здесь оказался проворнее. Подтянув её к себе за лодыжку, он улёгся поперёк неё и придавил выступом киля к матрацу.

— Куда спешишь? — поинтересовался он, опустив подбородок на ладонь и уперев локоть в кровать напротив её виска.

— Что ты делаешь? — напряглась она.

— А на что это похоже?

— На домогательство.

Он сощурился.

— Я бы выбрал другое определение. Это охотничий рефлекс: ты убегаешь — я догоняю. Так работает среднестатистический турианец. Ничего личного.

Он погладил её по скуле тыльной стороной пальцев. Обволакивающий взгляд его медово-золотистых глаз связал язык во рту, и Фэй только прерывисто выдохнула в ответ. Он говорил неправду — между ними явно происходило что-то преступно интимное. На секунду остановившись глазами на его перевязанной ключице, она поискала в себе желание причинить ему боль, но тщетно. При всём своём нахальстве он не вызывал чувства опасности — и действовал как профессиональный соблазнитель, каждый раз заходя в своих поползновениях чуть дальше границ дозволенного, постепенно сдвигая их до точки, в которой она оказалась прямо сейчас. Ей стоило дать отпор хотя бы ради того, чтобы пресечь это тлетворное расползание. Но вместо этого она задумалась о целесообразности сопротивления в условиях, когда любое сопротивление бессмысленно, как бессмысленна и его ребяческая выходка.

Они оба знали, что из этого ничего не выйдет. Скоро они разойдутся по разные стороны баррикад и вернутся к прежним жизням, где не будет места даже воспоминаниям об этом вечере. Всё это казалось до смешного несерьёзным. Она старалась не думать о том, как все эти рассуждения согласуются с тянущей истомой внизу живота.

— Ладно, ты права, — помолчав, продолжил он, отвечая на её неозвученное обвинение. — Кое-что личное всё-таки есть: ты мне нравишься.

Сердце в волнении заколотилось о рёбра. Фэй нахмурилась, пытаясь понять, что стоит за этими словами. Обычно люди не признаются в подобных вещах с такой лёгкостью. С другой стороны, он ведь не человек.

— Нравлюсь как... как хороший друг? — пролепетала она немеющими губами.

— Хм-м... хороший друг? — он заёрзал, укладываясь удобнее. — Звучит неплохо. Мы можем начать с этого.

— То есть ты вовсе не пытаешься залезть в мои штаны? — на всякий случай уточнила она.

Он издал гортанный смешок.

— Я бы соврал, если бы сказал, что ни разу не думал об этом, — и он опустил голову, обводя её тело взглядом, от которого у неё загорелись даже уши. — Но здесь возникают технические сложности, — приподнявшись, лейтенант взглянул на топорщившуюся под простынёй трубку мочевого катетера — он ежесекундно держал его в памяти, судя по тому, с каким старанием прятал пах от её коленок. — Эта штука не рассчитана на эрекцию — и лучше не спрашивай, откуда я это знаю. — Фэй оцепенела — никто и никогда не заставил бы её спросить, даже под дулом пистолета! — Поэтому пока давай остановимся на «хороших друзьях».

Возмутительная мысль о том, что мочевой катетер виделся ему единственным преграждающим шлагбаумом на повороте со знаком «Проезд воспрещён», порождала слишком много сопутствующих страхов — и совершенно неуместных размышлений. Что же это получается, он представлял их... вместе? Как мужчину и женщину? Разве это возможно? Разве это не запрещено по закону, если не уголовного права, то хотя бы естественного, природного? А что насчёт других соображений: этических, физиологических, моральных, идеологических, в конце концов?

— О боже... — Она нервно сглотнула и упёрлась ладошками в его грудь, но тут же отдёрнула их, осознав ошибку — пока одна часть её мозга направляла мышечные усилия на то, чтобы оттолкнуть его от себя, другая — чуждая в своей бесстыжей любознательности часть — оценивала тактильные свойства его кожи и требовала продолжить исследования дразнящим зудом в пальцах. Она сжала их в кулаки и развела запястья так, чтобы не коснуться его даже случайно. Наверное, ей пора перестать называть его «лейтенантом». У него есть имя — Вэлиан.

Его согнутый палец скользнул вдоль линии нижней челюсти, огладил её подбородок и поднялся выше. Она приоткрыла рот, готовясь выразить протест, но палец, поддев выступающие контуры губ, благоразумно остановился и убрался прочь. Фэй машинально облизнулась.

Ему совершенно не подходило это имя. Вэлиан — слишком мягкие, тягучие звуки для такого резкого и вспыльчивого создания. Вэ-э-ли-ан... То, как он смотрел на её губы, следовало объявить особой формой растлевающего воздействия.

— У меня к тебе есть серьёзный разговор.

Она должна решить, что ей делать, если он соберётся её поцеловать — к таким вещам лучше готовиться заранее. Стоит ли ей отвернуться? Или влепить ему пощёчину? Влепить ему пощёчину до или после?.. Нет, она не сможет ударить его по лицу — она ведь понятия не имеет, насколько это оскорбительно в его турианском мире.

— Фэй?..

— М-м?.. – исторгшийся из её груди звук больше напоминал стон о помощи.

— Я сказал, у меня к тебе серьёзный разговор. Пообещай, что не скажешь «нет» прежде, чем всё обдумаешь?

— Обдумаю что? — растерянно заморгала она.

Он как будто стушевался и не сразу нашёлся с ответом. Его зрачки заметались по её лицу.

— Я думаю, что тебе было бы лучше пойти со мной.

— Что?.. Ты шутишь? — эта идея показалась настолько нелепой, что сквозь возмущение пробилась недоверчивая улыбка. Он наверняка пошутил.

— Дай мне договорить! — в его голосе прорезалось раздражение, и её улыбка медленно опала — он не шутил. Он приподнялся и оперся на ладони по обе стороны от её головы. — Тебя никто не тронет, даю слово. Я сделаю так, чтобы тебя сразу отправили на орбиту — там ты будешь в полной безопасности. И к тебе там будут хорошо относиться, как к…

— Мы уже говорили об этом! — взвилась она и, отпихнув его в сторону, села — он не сделал попытки её удержать. — И я ответила: нет.

— Я пошёл тебе на уступку, — сухо напомнил он. — Ты тоже могла бы…

— Это совсем другое! — воскликнула она. — Я не могу предать этих людей — и моего брата.

— Я не прошу никого предавать! Тебе даже показаний давать не придётся — я всё устрою.

— Не имеет значения. Если я сбегу с тобой, это будет выглядеть как предательство. Мой брат никогда мне этого не простит.

— Простит — если этому идиоту не плевать на тебя.

— Не говори так о моём брате! — её голос задрожал от возмущения. — Он не идиот, и ему совсем не плевать на меня!

Он придвинулся ближе и, обхватив её за плечи, заглянул ей в лицо:

— Фэй, он приволок тебя в этот сарай, — чётко и выразительно произнёс он, словно она туго слышала, или соображала, или и то и другое вместе, — и бросил здесь одну, с этими сумасшедшими, чтобы заявиться через несколько дней с пулей в животе. Это не выглядит как забота!

— Он заботится как умеет, понятно тебе?! — она стряхнула с себя его руки. — Не смей перекладывать на него ответственность за ваши преступления — это по вине твоих командиров мне приходится сидеть в этом сарае, а ему — ловить пули животом!

— Я знаю! И я хочу сделать что-то... чтобы исправить... хоть что-то, — он снова привлёк её к себе за плечи и приподнял голову за подбородок. — Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Тебе ведь не трудно это понять?

О нет, ей было совсем не трудно это понять. Она опустила глаза.

— Я не собираюсь сбегать. Это неправильно.

— Мы разберёмся с этим потом. Сначала давай сделаем так, чтобы ты выжила.

— Приоритетом выживания руководствуются только животные, — передразнила она его снисходительный тон. — А я, видишь ли, давно прошла эту стадию развития.

Вэлиан отклонился назад как от удара.

— М-м… А ты хороша! — выдал он вдруг уважительно.

Даже лёгкое удивление в его голосе не сумело испортить ей удовольствия. Польщённая, она расплылась в улыбке.

Он притянул её ближе и, обняв за талию, потёрся лбом о висок, вызвав приятное щекотание под коленками. Фэй обмерла, захваченная врасплох. Его нос ткнулся ей в щёку, и что-то горячее, шершавое и влажное коснулось кожи. Он что, облизал её только что?.. Оторопев, она отвернулась, но перепутала стороны, и её губы случайно наткнулись на его рот.

Ахнув от удивления, Фэй подскочила с кушетки:

— Боже, уже так поздно! — и едва не расшибившись о возникший перед ней столик, метнулась к кровати Ангуса.

В пакете оставалось немного смеси. Она в панике посмотрела на часы.

— Ты ведь сможешь поменять пакеты сам? Это несложно: закрываешь вот этот зажим, меняешь иглу, открываешь зажим, и ставишь регулятор в среднее положение, — засуетилась она вокруг капельницы, избегая смотреть в его сторону. — Вот здесь сменный пакет. А я пойду, надо немного поспать! — торопливо зашагала она к двери. — Завтра увидимся, да?

Господи, что она несёт?.. Фэй обернулась. Вэлиан сидел на кушетке, молча наблюдая за ней.

— Доброй ночи, — он развёл мандибулы в стороны.

Кажется, это была улыбка.

— Доброй ночи!

Проскользнув за штору, она разблокировала замок, просочилась сквозь едва разошедшуюся створку, торопливо вбила код и только тогда, наконец, почувствовала себя в безопасности. Прижав ладони к пылающим щекам, Фэй пересекла спящую палату и вышла в коридор.

Вокруг было тихо — ни шагов, ни разговоров. Утренняя смена начнётся через три часа, и лучше бы ей к этому времени быть на ногах, чтобы опередить Надю. Она посмотрела в сторону спальни и, посомневавшись, побрела вдоль стены к рекреационной. Вынув из карманов смятые бахилы и маску, Фэй натянула их на себя, стараясь не думать о том, насколько это правильно с точки зрения санитарных норм, открыла дверь комнаты и на цыпочках прокралась внутрь. Подойдя к тускло подсвеченной изнутри капсуле, она облокотилась на крышку и уставилась на лицо брата.

— Привет, милый. — Фэй улыбнулась через силу, чтобы подбодрить то ли себя, то ли Алека. Он выглядел таким беззащитным и одиноким внутри этой стеклянной гробницы, что в груди защемило от жалости. Но тихое попискивание датчиков, отмеряющих его дыхания и сердцебиение, успокаивало — ей казалось, что его тело разговаривает с ней, сообщая, что всё хорошо, что он в порядке. И ей хотелось в это верить.

В его спутанных волосах виднелась запёкшаяся кровь, на верхней губе красовался подживший след от ссадины, обнажённый до пояса торс пестрел синяками и царапинами. Он заметно отощал — до этого момента она даже не представляла насколько — а на теле виднелась пара новых шрамов. Фэй задумалась о том, сколько раз она почти теряла его, даже не подозревая об этом.

Отстранившись от бокса, она прошлась по палате. Возвращаться в спальню не хотелось — она боялась, что уснёт и пропустит время утренней перевязки. Лучше полежит тут. Когда начнётся суета, она успеет подняться и сделает вид, что зашла проведать Алека пораньше. Надя, конечно же, начнёт ворчать — но уже ничего не попишешь. Фэй забралась внутрь крайней у стены капсулы и улеглась, положив под голову руки. Она долго хлопала глазами, борясь с сонливостью. И даже не заметила, как её веки сомкнулись и она задремала, сморённая жужжанием кондиционеров, ионизаторов и бактерицидных фильтров.

Она проснулась от того, что кто-то тряс её за плечо.

— Вставай, девочка, завтрак проспишь! — возвестил бодрый голос с австралийским акцентом, и Фэй, продрав глаза, подскочила: перед капсулой стояла улыбающаяся Фиби. — Там тебя кое-кто ждёт в стационаре.

Фэй завертела шеей — капсула брата была пуста.

— Мы перевезли его пару часов назад, решили не будить тебя, — объяснила Фиби в ответ на её ищущий взгляд. — Иди, он уже проснулся.

— Спасибо. — Виновато улыбнувшись, Фэй сползла на пол и, коротко махнув девушке на прощание, вылетела за дверь. Стянув на ходу маску, она почти бегом добралась до стационара и, ворвавшись внутрь, отыскала взглядом Алека. Тот сидел на койке рядом с Нэвиллом, и оба, судя по серьёзным лицам, обсуждали что-то важное.

— Привет, малышка! — обернувшись к выходу, Алек махнул ей рукой, и на его лице появилась хорошо знакомая ей полу-улыбка — с приподнятым уголком губ, насмешливая и одновременно по-родному тёплая. Фэй застыла на месте, опасаясь расплакаться — она была так рада его видеть, что ей не хватало ни слов, ни чувств, чтобы выразить это. Просто всё вокруг внезапно вспыхнуло ослепительным светом, стерев все мрачные тени мира.

— Ну давай, иди сюда! — он раскрыл руки, уже зная, что произойдёт в следующую секунду, и Фэй кинулась к нему, смеясь и плача одновременно.

— Привет! — она с ходу рухнула на кровать и, быстро оглядев Алека, прильнула к его шее — самому, как ей показалось, здоровому участку его истерзанного тела. Прижавшись к нему, она воткнулась лицом в его курчавый затылок и всхлипнула: — Как хорошо, что ты вернулся! Я так тебя люблю, милый мой… бедненький! Мне было так страшно… ты не представляешь, как ужасно было видеть тебя таким!.. Я этого больше никогда не вынесу!

— Ну ладно, ладно... всё хорошо, — погладив её по спине, Алек, попытался выбраться из её удушающих объятий. — Я тебя тоже люблю, глупышка. Ну всё, отлипни от меня, дышать нечем.

— Нам надо серьёзно поговорить! — Фэй нехотя отстранилась, но оставила ладонь на его затылке, продолжая поглаживать жёсткие завитки коротких волос: Алек даже в боевые операции носил с собой машинку для стрижки, опасаясь непрезентабельно выглядеть, сидя в засаде. — Так больше не может продолжаться. Я не хочу, чтобы ты ходил на свои дурацкие вылазки. В следующий раз это может плохо кончиться. Ты ведь понимаешь..?

— Детка, не наседай на меня, ладно? — справившись с изумлением, перебил он её и смущённо покосился на Дженну и Нэвилла. Те с явным любопытством наблюдали за ними, переглядываясь. — Моя сестра, большая шутница, — шутливо представил он Фэй, оттопырив большой палец в её сторону, — слегка аутистка, но мы стараемся не говорить об этом при посторонних.

Фэй стукнула его ладошкой по плечу, но тут же погладила место удара и сдержанно произнесла:

— Не валяй дурака. Тебя вчера чуть не убили.

— Ключевое слово «чуть».

— Ключевое слово «убили»! Я одна здесь больше не останусь. Или ты берёшь меня с собой, или мы остаёмся вместе.

— Детка, мы уже говорили об этом, — начиная раздражаться, понизил голос Алек. — Ты уже взрослая девочка и должна понимать…

— Не разговаривай со мной в таком тоне! Я не ребёнок.

— Знаешь, что? Давай-ка выйдем, — Алек резко откинул простыню и поднялся. — Мне как раз надо отлить.

— Следи за речью, пожалуйста! — одёрнула его Фэй, легонько шлёпнув по затылку.

— У меня для этого есть занудная сестра, — проворчал тот и, опершись на подставленное ему плечо, страдальчески скривился: — Блядь, как же больно… Ай!

Заработав очередной подзатыльник, он недовольно зыркнул на неё и, приглядевшись внимательнее, поинтересовался:

— Что у тебя на лице? Откуда царапины и это? — он поддел пальцем налепленный на её лоб пластырь. — Тебя тут что, избивают? Уверен, за дело, но какого хрена, Фэй?.. Куда ты вляпалась?

— Долгая история, — Фэй потянула к дверям. — На себя бы лучше посмотрел — на тебе живого места нет.

— Я солдат, мне можно. А ты тут с кем воюешь? С теми зубастиками? Они тебя обижали? Только скажи — я их к люстре за яйца подвешу!

— Тут нет люстры. И вообще они тут не при чём! — Фэй покраснела и торопливо сменила тему. — Как тебя ранили? Что произошло?

— Сам виноват, в засаду попали, — Алек поморщился. — Хотели топливом разжиться, в итоге еле ноги унесли. Митча тоже задело, но слегка, на месте подлатали.

— Кто тебя привёз?

— Сам доехал.

Фэй резко затормозила и огляделась — они уже вышли в коридор, и вокруг не было ни души, но звуки их голосов отражались гулким эхом от стен, заставляя говорить тише.

— Ты что, с ума сошёл?! — сердито зашипела она, повернувшись к брату. — А если бы ты потерял сознание по дороге? Ты бы просто истёк кровью в машине! Как ты можешь быть таким беспечным! О чём ты вообще думаешь?! Я ведь здесь… жду тебя! А ты…

Она захлебнулась словами, не сумев справиться с горечью разочарования — ей хотелось верить, что он хоть немного отдаёт себе отчёт в серьёзности случившегося. И хотя бы изредка думает о том, что будет с ней, если он погибнет. Прошло чуть больше двух недель со дня смерти отца — она не вынесет ещё и потери брата.

— Фэй, никто, кроме меня, не знает, где находится этот бункер, — примирительно произнёс Алек. — Между прочим, я как раз о тебе и думал, когда ехал сюда. За себя-то я уверен — я лучше сдохну, чем позволю этим тварям сюда добраться. Но за других сказать не могу. У меня был панацелин и пара весёлых капсул — и видишь, я тут! Живой и… почти невредимый.

Он широко улыбнулся, будто приглашая разделить его оптимизм, и Фэй, закатив глаза, потащила его к туалету — болвану почти тридцать, а он до сих пор верил, что может решить любые проблемы, выставив на обозрение свои тридцать два зуба. Втащив брата в уборную, она помогла ему добраться до кабинки, а сама отошла к противоположной стене и встала напротив, опершись спиной о раковину. Зашуршала одежда, а следом раздался натянутый голос:

— Ты не могла бы включить воду? Я чувствую, как ты пялишься.

Она цокнула языком и повернулась, чтобы открыть кран. К звуку льющейся воды присоединилось журчание из кабинки.

— Слышал про Феликса. Дерьмовая ситуация.

Фэй напрягла спину. Она не знала, что именно ему рассказали, но, по-видимому, укороченную версию, иначе он бы не спрашивал, откуда царапины. И, наверное, у него бы появилась пара вопросов к ней.

— Да, это было... ужасно, — пробормотала она, чувствуя необходимость как-то отреагировать.

— Не бери в голову, такое случается сплошь и рядом. Люди не выдерживают, ломаются. Поэтому важно держаться вместе. Больше делать, меньше рассуждать. На войне это только мешает, понимаешь?

Она промолчала и встретила появившегося из кабинки брата настороженным взглядом.

— Мне придётся вернуться, малышка, — твёрдо произнёс он и направился к раковине, чтобы вымыть руки. — Через три дня ребята будут ждать меня в намеченном месте.

— Что?.. Три дня?! — ошарашенно выдохнула она. — Но... ты ведь ранен, тебе не хватит трёх дней, чтобы восстановиться! У тебя швы на животе, как ты собираешься бегать с ними по лесу?!

— Мне кажется, ты не совсем понимаешь, в какой мы ситуации! — он обернулся к ней с кислой миной. — Под моим командованием три отряда, им нужно раздавать инструкции каждые два дня. А ещё следить за маршрутами патрульных и отлавливать дронов. Укладывать мины, ставить ловушки, раскладывать схроны, прокладывать тропы, пополнять запасы еды в этом бункере и ещё двух, плюс лаборатория. Я уже молчу о топливе и медикаментах. Сейчас мне хотя бы в город к тебе не надо мотаться, но там тебе было бы безопаснее, — рассеянно пробормотал он и, отвернувшись, принялся сосредоточенно намыливать руки. — Я не могу просто бросить всё и сказать: парни, сестра не пускает меня в партизаны, расходимся.

— Мы могли бы вернуться в город, — дав ему закончить, осторожно произнесла Фэй. — У тебя есть та специальная краска, чтобы подделать метку, я знаю.

— Не говори ерунды! Что мы будем там делать? Сидеть на диване, ходить за подачками от этих мразей, пока моих ребят тут убивают? Ждать, что же они нам приготовят на десерт? Кандалы с плётками или кирку с шахтёрской каской?

— Ты считаешь, что кирка хуже, чем пуля в живот?

— Что ж, если хочешь знать моё мнение: да, я считаю, что хуже! — он закрыл кран и повернулся к ней, упрямо скрестив руки на груди. — Я дал присягу и не позволю каким-то костерожим ублюдкам расхаживать по нашей земле, как будто они здесь хозяева. Поэтому через три дня я уеду, а ты останешься здесь, ясно? Тебе снаружи делать нечего, и не спорь со мной! Мы больше не будем возвращаться к этому разговору.

— А что мне делать, если ты не вернёшься? — сглотнув колючий комок, тихо спросила она.

Он издал протяжный вздох и привлёк её к своей груди.

— Ты должна будешь прожить долгую счастливую жизнь, — поцеловав её в висок, ответил он. — Если со мной что-то случится, вместо меня приедет Дон. Помнишь Дона? Такой здоровенный бугай со шрамом на лбу? Он пытался подкатить к тебе пару лет назад на вечеринке у Кларков?

— Тот, что вылил мне на платье пунш, а потом напился и свалился в бассейн?

— Не будь к нему слишком строга. Бедняга пытался произвести на тебя впечатление.

— О, ему это удалось! — рассмеялась она.

— Он хороший парень. Можешь доверять ему как мне. Если он скажет, что ты должна ехать с ним, ты должна поехать с ним. Поняла меня?

Горло сжало спазмом, и она беззвучно затрясла головой.

— Вот и славно. Слушай, малышка, я бы отдал всё на свете, чтобы оказаться с тобой где-нибудь в другом месте. Там, где нет всего этого дерьма. Но мы здесь, и я не могу просто стоять и смотреть. Так уж вышло, прости. Я знаю, тебе не хватает папы — мне его тоже не хватает. Но тебе придётся быть сильной. И делать то, что нужно.

— Я знаю. Но я... так устала быть сильной, — вжавшись носом в его халат, жалобно всхлипнула Фэй. — Мне совсем не нравится быть сильной!

— Понимаю, — он взял её лицо в ладони и заглянул ей в глаза. — Два или три раза за день мне самому хочется сесть в какой-нибудь тёмный угол и заплакать. Но когда я нахожу такой угол, он оказывается уже занят. Так что давай договоримся: я пообещаю, что впредь буду осторожнее. А ты пообещаешь, что будешь ждать меня здесь. Согласна?

— Нет, — мотнула головой Фэй и тут же поправилась: — то есть да. Но я не согласна!

Он озадаченно изогнул бровь и, задумавшись на несколько секунд, растянул губы в улыбке:

— И всё-таки ты слегка аутистка.

— Ты ведь даже не знаешь, что означает это слово! — осуждающе посмотрела на него Фэй.

— Поэтому я и сказал «слегка», — он стукнул её пальцем по носу и поковылял к дверям.

— Подожди! — Фэй вспомнила, что забыла обсудить с ним ещё одну не менее важную тему. Алек обернулся, продолжая улыбаться, и она, набрав воздуха в грудь, выпалила: — Это насчёт тех турианцев!