В висках нещадно гудело. Совсем как в то утро после выпускной вечеринки в колледже, на которой она по неопытности перебрала коктейлей. К горлу подкатила тошнота, и рот наполнился тягучей слюной с привкусом горечи. Наверное, если бы в её раздражённом отравой желудке находилась какая-нибудь еда, сейчас она оказалась бы на полу. Но Фэй не закинула в него и крошки со вчерашнего утра: приключившаяся с Ангусом беда лишила её аппетита на целый день. Она и сейчас вспомнила о еде лишь потому, что её едва не стошнило.

Подтянув коленки к подбородку, Фэй спряталась в них лицо, спасаясь от яркого света, бьющего с потолка тесной кабинки.

Она плохо помнила, как здесь оказалась. И не знала, сколько часов прошло с момента захвата бункера. После того, как она очнулась в этом крошечном стеклянном боксе, в её ушах стоял непрекращающийся шум, а голова раскалывалась на части при одной попытке ухватиться за кусочки воспоминаний, смешанных с бредовыми галлюцинациями. Может, и к лучшему — Фэй не была до конца уверена, что на самом деле хочет вспоминать подробности того, что с ней происходило после того, как их вывели из бункера и рассадили по машинам.

С Алеком её разлучили уже тогда — его погрузили в открытый вездеход и под усиленной охраной увезли первым отдельно от остальных. Когда её вели на допрос, она высматривала его повсюду, за каждым окном и открывшейся дверью, прислушивалась к разговорам конвоиров и даже пыталась звать его, надеясь услышать его голос в ответ. Но ей так и не удалось выяснить, где её брат, всё ли с ним в порядке и когда им позволят увидеться. Первым, что она произнесла, когда её посадили перед столом дознавателя, было:

— Можете пристрелить меня прямо здесь. Я не скажу ни слова, пока не увижу брата.

— Вы дадите мне ответы на все интересующие меня вопросы, госпожа Каллахан, — терпеливо возразил ей турианец-дознаватель. — Но у вас есть шанс получить снисхождение во время судебного разбирательства, если вы согласитесь дать показания добровольно.

— Горите в Аду, — ответила Фэй, уверенная, что сразу после этих слов он перейдёт к угрозам или даже физическому принуждению.

Но у турианских следователей оказался более изощрённый — и эффективный, надо заметить — подход к неразговорчивым пленникам. По безмолвному сигналу следователя стоящий у двери охранник подошёл к ней и вколол в плечо какую-то дрянь.

Через несколько минут её сознание поплыло, и следователю не пришлось даже голоса повышать — она сама выложила ему всё, что знала: и про воровство припасов со склада, и про складную лестницу, и про убийство патрульных, и про погоню по городу, и про засаду на дороге, и про двух захваченных пленников, и про лабораторию, и про Ангуса, и даже про Феликса — его могилу нашли, когда откапывали Ангуса.

Это был странный и весьма неприятный опыт.

Её накрыло стеклянным куполом, который наполнился звуками, ослепительно яркими образами, бьющими через край эмоциями и знакомыми, зовущими голосами. Она искала выхода и не находила, захлёбываясь воспоминаниями, чувствуя, что тонет под тяжестью последних впечатлений. И только голос следователя-турианца, как спасительный маяк, не позволял ей пойти на дно. Она хваталась за него, как за путеводную нить, не позволяющую ей потеряться в круговороте раздирающих на части чувств. Фэй казалось, что этот голос желает ей добра, и она искренне пыталась угодить ему, отвечая на вопросы, каким бы неуместным ни выглядело его любопытство. Она говорила путанно, сбиваясь и перескакивая с темы на тему, забывая, о чём её спрашивали, порой даже раньше, чем успевала закончить предложение. Иногда ей казалось, что она видит перед собой знакомые лица. И тогда звучащие в её голове голоса прорывались наружу, извлекая давно забытые моменты из прошлого и вызывая её на откровения. А иногда они сливались в её сознании в неразличимую массу, напоминающую скомканные куски разноцветного пластилина, так что становилось сложно определить, действительно ли она знала их когда-то или выдумала только что. Её не покидало отвратительное ощущение, будто она несётся на полной скорости в автомобиле, у которого отказали тормоза, и не может дотянуться до руля. Всё, что ей оставалось, это вжаться в кресло и молиться, чтобы горючее в баке кончилось раньше, чем её расплющит о какой-нибудь столб.

По сути так и случилось: где-то посреди процесса она заглохла, внезапно оказавшись в полной тишине посреди непроглядного мрака. А пришла в себя здесь, в этом крошечной стеклянной колбе, с ощущением жажды и головной боли.

Но что хуже всего: теперь она отчётливо представляла, что ждёт, а может, уже испытал на себе Алек. На фоне того, какой информацией мог располагать командир отряда ополченцев, её прегрешения выглядели невинными детскими шалостями. И, зная это, как она сможет посмотреть ему в глаза? Ему придётся пройти через это по её вине — она была причиной того, что все они оказались в этой точке. Понимание этого приводило её в ужас. Но не давало ответа на главный вопрос: если бы у неё была возможность вернуться в прошлое, как бы она поступила? Жалела ли она о том, что она и Алек остались живы? Предпочла бы она очнуться в этой камере с мыслью о том, что брата нет в живых? Он может возненавидеть её до конца своей жизни. Но по крайней мере она у него будет — жизнь. И если ей придётся вымаливать у него прощение каждый день отмеренного ей срока, она согласна и на это. Она согласна на любое наказание, пока у неё будет возможность увидеть его пусть мельком, пусть не лицом к лицу.

Эти размышления приводили её к другому не менее сложному вопросу: следует ли ей считать лейтенант Ортаса лживым предателем или отважным героем, который, рискуя собственной жизнью, вмешался в самоубийственные планы Алека и предотвратил страшное кровопролитие, заплатив за это её репутацией — ничтожная цена, если рассудить здраво. Фэй не могла бы объяснить этого и самой себе, но оба эти образа — и лживого предателя, и отважного героя — переплетались в её голове затейливым образом, вызывая полное смятение в душе. Ей следовало выбрать что-то одно. Но, начиная думать об этом, она только сильнее запутывалась в собственных мыслях, когда чувства вступали в борьбу с доводами разума.

В конце концов, она пришла к заключению, что лучшим выходом из ситуации будет вовсе не думать об этом. Если им когда-нибудь доведётся увидеться снова — что почти невозможно вообразить, учитывая обстоятельства — она найдёт в себе силы посмотреть ему в лицо и сделать вид, что ничуть не взволнована этой встречей. Или... она просто спрячется где-нибудь, пока он не пройдёт мимо.

Да, пожалуй, она просто спрячется. Это у неё всегда лучше получалось.

Предатель или нет, но его рука не дрогнула, когда он стрелял в её брата. Пытаясь отыскать оправдания этому поступку, Фэй приходила к неутешительному выводу, что он сделал это исключительно ради удовольствия — в отместку за все те издевательства и оскорбления, которым подвергался все пять дней в плену. И хотя она могла понять чувства, которые толкнули его на этот жестокий поступок, её сердце отказывалось прощать их ему. Если он так сильно ненавидит её брата, она выставит этого злыдня из мыслей — а заодно и сердца — без всяких сожалений.

Страдая от очередного приступа тошноты, Фэй страдальчески поморщилась и откинула затылок назад, прислонившись к прохладной стенке. В висках по нарастающей пульсировало болью. Пересохшее горло першило, а воспалённые, потрескавшиеся губы неприятно щипали при попытке их разомкнуть. На стене напротив неё под прозрачной крышкой заманчиво горела кнопка с нарисованной на ней каплей, что, должно быть, обозначало воду. Она не видела рядом никакой посуды, но была готова воспользоваться собственной ладонью, чтобы утолить жажду. Только сначала ей надо было подняться с пола и сделать два шага. Немыслимое испытание для её слабых, будто набитых ватой коленок.

Она всё ещё собиралась с силами, когда, по ощущениям примерно через полчаса, дверь в камеру открылась, внутрь вошёл охранник. Она посмотрела на него, ожидая приказа подняться — что-то подсказывало, что он явился не затем, чтобы поинтересоваться, как у неё дела.

— RZ-2-16. Встать и на выход, — чётко произнёс тот, опустив глаза к планшету. И, помолчав, добавил: — Я знаю, что ты меня понимаешь — это написано в твоём деле. Поднимайся и ступай за мной.

— Куда? Зачем? — спросила она и, уперевшись спиной в стенку, попыталась разогнуть коленки.

— Не разговаривать! — турианец подошёл ближе, схватил её за локоть и рывком сдёрнул с пола.

— Я имею право знать, куда меня ведут! — запротестовала она, угадав в его враждебном тоне скорее усталость, нежели искреннюю злобу. — Где мой брат?

— Я сказал: не разговаривать! — охранник вывел её за локоть в коридор и потащил к двери. Перед ними в сопровождении другого охранника шла Фиби — Фэй узнала её по тёмным волосам, сухопарой фигуре и медицинской робе.

— Фиби! — окликнула она девушку, беспокойно оглядывая камеры вдоль стен коридора.

Та обернулась и обрадованно заулыбалась:

— Эй, привет!..

— А ну заткнулись обе! — рявкнул охранник Фэй, встряхнув её как котёнка.

— Ты не видела Алека? — проигнорировав его команду, спросила она.

— Нет, я не видела его… — Фиби не успела договорить — ведший её турианец открыл дверь и вытолкал девушку наружу.

Её сопровождающий вдруг затормозил и, бросив вороватый взгляд по сторонам, встал напротив. Фэй внутренне сжалась, вообразив, что он собирается хорошенько сзъездить ей по лицу за непослушание. Но вместо это турианец наклонился ближе и, перейдя на шёпот, сообщил:

— Тебя тут спрашивал кое-кто недавно.

— Кто? — напрягшись, сдвинула брови к переносице Фэй.

— Лейтенант Ортас. Он заходил, хотел что-то тебе сказать.

— Про моего брата?.. — она почувствовала, как с её лица схлынула кровь. — Что с Алеком? Он жив?! Пожалуйста, скажи мне… — умоляюще схватила она турианца за запястье и испуганно разжала пальцы, когда он выразительно уставился на них.

— Я не знаю твоего брата, — ответил он, с показным пренебрежением оправив смятую ткань.

— Командир ополчения! Он был ранен в ногу, его привезли первым! — выпалила Фэй, всматриваясь в каменное лицо турианца. — Пожалуйста, прошу тебя…

— Ах, этот... Жив он. Отсыпается после операции, — старательно уклоняясь от её ищущего взгляда, пробормотал тот неохотно. — Пулю вынули, завтра на допрос отведут.

— А потом? После допроса его отправят на орбиту, так ведь? — улыбнулась охваченная несмелой надеждой Фэй.

— Слушай, я не должен тебе ничего говорить! — раздражённо осадил её охранник. — Я хотел только узнать, не надо ли передать что-нибудь лейтенанту Ортасу?

— Лейтенанту Ортасу?.. — повторила Фэй, с трудом проворачивая в голове эту нежданную мысль. — Нет… Нет, мне нечего сказать лейтенанту Ортасу.

Турианец медленно кивнул, с подозрением сощурив глаза.

— Ладно. Тогда пошли.

Он схватил её за локоть и потянул к выходу.

— Куда мы идём? — послушно перебирая ногами, поинтересовалась Фэй.

— Не разговаривать! — громко, но безэмоционально рыкнул турианец, дав ей понять, что между ними опять установились традиционные отношения охранника и пленного.

Она не стала докучать ему дальнейшими расспросами, благодарная уже за то, что он избавил её от грызущей изнутри тревоги. Алек жив, он в порядке. Он обязательно поправится. Его отвезут на орбиту, и по крайней мере до конца войны она будет знать, что он где-то рядом, целый и невредимый. Может, ей даже удастся увидеться с ним там, наверху. Жаль, конечно, что им не дадут попрощаться. Едва ли он сейчас в подходящем для этого состоянии — турианец сказал, что он отдыхает после операции. Но ей хватило бы и одного взгляда. Кто его знает, когда теперь им удастся свидеться в следующий раз…

Погрузившись в мрачные думы, Фэй словно во сне шагала за охранником и поняла, что они вышли из барака, только когда её внезапно ослепило ярким солнечным светом. Перед бараком стоял вездеход с прицепом, у которого толпились пленники. Среди прочих Фэй узнала только Надю, Фиби, Алишу и доктора Йовица — ни Коры, ни Невилла, ни мистера Стивенсона поблизости не наблюдалось. Выстроив людей в очередь, турианцы принялись заталкивать их по одному в фургон, предварительно вкалывая что-то в предплечье медицинским пистолетом.

— Шевелитесь! Давай, живее! — подгонял поднимающихся по подножке пленников турианец с резиновой дубинкой. Другой турианец считывал сканером маркировку на их запястьях и отмечал что-то в планшете.

Дождавшись своей очереди, Фэй вытянула скованные наручниками запястья и равнодушно проследила за тем, как к её руке приставили заострённый конец шприца и нажали на кнопку. Что-то кольнуло кожу, а от места прокола начали расходиться волны жара, подкатывающие к горлу тошнотворным химическим привкусом. Снова какая-то наркотическая дрянь. А впрочем, ей и самой не хотелось переживать долгое, пугающее неизвестностью путешествие на орбиту, будучи в сознании и твёрдой памяти. Лучше уж уснуть и проснуться там, где ей приготовили новую клетку, с удобствами или без. Она устала скитаться по временным пристанищам.

Получив ободряющий тычок концом дубинки в спину, она взобралась по ступенькам и, придерживаясь за поручни, прошла к свободному месту в самый конец салона — мимо Нади, которая опустила глаза, чтобы не встречаться с ней взглядами. Рухнув в кресло, Фэй растеклась по сидению и прикрыла слипающиеся веки — её тело отяжелело и наполнилось ленной сонливостью.

— Готово! — крикнули снаружи, и створки фургона сошлись за спинами двоих конвоиров, которые повисли на поручнях с винтовками за плечами и начали о чём-то тихо переговариваться.

Это было последнее воспоминание, оставшееся у неё от Шаньси.

Открыв глаза в окружении незнакомых стен, Фэй сразу поняла, что находится за пределами планеты — по тяжёлому ощущению в груди, чужим, не поддающихся определению запахам, далёким отзвукам и колебаниям воздуха, отражающихся от стальных панелей обшивки. И двухтональным металлическим голосам, разносящихся по комнате. Кажется, они… пели?

Приподнявшись, Фэй покрутила шеей, озираясь. На стене напротив её койки висел голографический экран, а источник звуков располагался по обеим его сторонам в виде небольших динамиков. На экране рядами навытяжку стояли турианцы в военной форме, с покрытыми чёрной тканью гребнями и с прямоугольными, спускающимися по левому плечу серебристыми плащами-накидками, напоминающими древнегреческую хламиду. На фоне играла торжественная музыка, состоящая в основном из трубных и ритмичных ударных звуков. Трое турианцев в длинных белых мантиях и белых повязках на гребнях пели. Остальные производили раскатистые, мягко переливающиеся гортанные звуки, оттеняя мелодичным бэк-вокалом голоса певцов. Звучало необычно и отчасти даже красиво. Совершив удивительное открытие — оказывается, турианцы обладали музыкальным слухом и не были чужды искусству — Фэй поднялась с койки, намереваясь обследовать свою скромную обитель.

Это не заняло много времени: её камеру можно было без преувеличения назвать крошечной. И это ещё не было самым страшным. Самым страшным было то, что в ней не было туалета — а он мог потребоваться Фэй в самое ближайшее время. Она оглядела себя. На ней был надет комплект из тонкой серой бумажной ткани без карманов и опознавательных знаков. И никакого нижнего белья. Стараясь не думать о том, кто и когда её раздевал, она сделала несколько кругов по комнат, насчитав пять шагов в ширину и семь в длину, что равнялось площади примерно в шесть квадратных метров — одна ванная у неё дома была раза в два больше. В одном конце её клетушки виднелась дверь без ручек и замков. Из мебели — только кровать, головизор и два мигающих зрачка камер видеонаблюдения под потолком. Свет давали два потолочных софита, но ничего похожего на выключатель Фэй не нашла.

И здесь её будут держать до самого конца войны?.. Что ж, с размером помещения она ещё могла смириться — в конце концов, вещей-то у неё с собой никаких не было. Но чем она должна заниматься в свободное время? И будет ли у неё несвободное время?

Она села на кровать и, печально вздохнув, уставилась на голоэкран. Гимн — а она могла бы поспорить, что они пели государственный гимн или какой-то военный марш — как раз закончился, и картинка с военными исчезла. Вместо хора турианцев появилась сидящая в кресле турианка — на ней был тёмно-серый военный мундир с наброшенным сверху прямоугольным палантином. Она сидела в напряжённой позе: с ровной, неестественно прямой спиной, сложенными на подлокотниками руками и высоко вздёрнутым подбородком. Турианка молчала, пристально вглядываясь в экран. Фэй нахмурилась и приоткрыла рот, теряясь в догадках. Это напоминало те современные творческие перфомансы, авторы которых перекладывали обязанность отыскивать смыслы на ошарашенных зрителей. «Я сказал: можно начинать!» — прошипел чей-то невидимый голос, и окаменевшая статуя турианки вздрогнула:

— Уже снимаем?.. — уточнила она у кого-то, стоящего за камерой и, получив беззвучный ответ, бодро воскликнула: — Многие интересуются, в чём секрет процветания и силы Турианской Иерархии! Сегодня мы с вами попытаемся в этом разобраться. И поймём, что никакого секрета здесь нет. Итак, записывайте первый ингредиент нашего фирменного рецепта… ахах! — турианка прервала себя коротким смешком, искренне довольная собственной шуткой. И, резко оборвав смех, выпалила: — Здоровое общество!

— О, господи… — пробормотала Фэй, начиная получать смешанное со стыдом удовольствие от этой кинематографической катастрофы.

— Только то общество, члены которого чувствуют ответственность за своих соотечественников, за свою семью, за своих коллег и соседей, за правительство своей страны и её колоний, за свой родной мир и окружающую их вселенную может образовать крепкую, сильную, гордящуюся своими дочерьми и сынами цивилизацию! Сейчас двое моих помощников разыграют перед вами сценку, которая… — камера начала сдвигаться вправо, к двум неподвижно замершим турианцам, стоящим поодаль, но её остановил голос турианки: — Нет, рано!.. Рано!

Камера медленно поползла обратно.

— О, боже! — накрыв пылающие щёки ладонями, застонала Фэй.

— Я обрежу это, не волнуйся, — проговорил голос оператора.

— …которая наглядно продемонстрирует важность этого тезиса, — появившись в кадре, закончила турианка. — Теперь давай.

Она махнула рукой, и оператор повёл камеру направо. Фэй прыснула в ладошку, не в силах сопротивляться неловкому обаянию ролика.

— Кастиус, я слышал, — получив сигнал, резко «ожил» один из участников сценки, — ты собираешься оставить свою квалифицированную высокооплачиваемую работу инженера сетей связи и систем коммутации и переехать на Иллиум. Что толкнуло тебя на такой шаг?

— Друг мой Хорас! — слегка переигрывая, включился в игру второй турианец. — Я устал быть сознательным гражданином нашего общества и принял приглашение занять место сотрудника службы безопасности на Иллиуме. Там никто не будет указывать, как мне жить. Я смогу делать всё, что захочу, и никто не посмеет меня остановить. Я смогу достать любые наркотические вещества, меня будет окружать множество красивых легкодоступных женщин, я буду покупать себе дорогие бесполезные вещи и прожигать свою жизнь в беспутных удовольствиях и развлечениях!

— О, Кастиус, бедный Кастиус… — опустив очи долу, скорбно покачал головой его собеседник.

Они замерли в драматических позах, искоса поглядывая на оператора. Фэй зажмурилась, страдая от приступов испанского стыда. Актёры в них не просто умерли — они скончались в страшных муках, прокляв перед смертью каждого, кому хоть раз доведётся увидеть игру этих двоих.

У камеры поехала резкость, и оператор приглушённо выругался.

— Друг мой Хорас!.. — очевидно не понимая, что происходит, вскричал Кастиус. Но Хорас тронул его за локоть и, вытаращившись на приятеля, отрицательно мотнул головой. Кастиус прикусил язык.

Камера с ужасающей медлительностью отправилась в обратный путь к ёрзающей в кресле турианке.

— Знакомый диалог, не так ли? — с ироничной усмешкой подалась она вперёд. — Ну-ка поднимите руки, кто узнал в нашем Кастиусе одного своего непутёвого приятеля?..

Она вскинула надбровные пластины и с неестественным воодушевлением воззрилась в направлении левого глаза оператора. Пауза начала затягиваться. Сначала Фэй решила, что турианка делает вид, будто считает гипотетические руки. Но всё оказалось прозаичней — она позабыла текст. Сконфуженно кашлянув, турианка вынула из кармашка сложенный лист бумаги, разложила его, пробежалась глазами по строчкам. А затем сложила листок, сунула его в кармашек, проверила, закрыт ли он, разгладила складки на груди и посмотрела в камеру:

— Что ж, я вижу несколько рук! Их не так много — в пределах средней нормы согласно данным статистики по демографии. Так что нет причин волноваться, друзья: мы не закроемся завтра… ахах! — выдав ещё одну искромётную шутку, хохотнула она и, резко смолкнув, продекларировала: — Гражданский долг! Вот, о чём позабыл Кастиус.

Фэй запрокинула голову и залилась смехом. Но тут же притихла и прислушалась, когда со стороны двери донеслось жужжание механизмов: кто-то отпирал замок.

Подскочив с кровати, она застыла посреди комнаты и уставилась на четверых ввалившихся в камеру турианцев. У двоих, державшихся позади, в руках были винтовки. Фэй отступила назад, пытаясь угадать по их лицам и позам, что её ждёт.

— RZ-2-16, — заглянув в планшет, стоявший впереди турианец поднял на неё глаза. — Сержант Камалис, капрал Матиус, — добавил он, указав на турианца по левую руку от себя.

Наступило молчание — они смотрели на неё, выжидая чего-то.

— Фэй Каллахан, — вспомнив об этикете, представилась она. — Как поживаете?

Сержант Камалис сощурился и обернулся к соседу. Тот вскинул надбровные пластины, вернув ему озадаченный взгляд.

— Я буду называть тебя «шестнадцатая», — сообщил ей сержант.

— «Фэй» гораздо короче, — заметила она и нервно улыбнулась, чувствуя тревожное напряжение в воздухе.

Сержант смотрел на неё, не мигая.

— Я буду звать тебя «шестнадцатая», — повторил он.

— Ладно, — покосившись на вооружённых турианцев позади него, согласилась Фэй.

— Приготовься к осмотру. Вытяни правую руку, запястьем вверх.

Сглотнув, она безропотно выполнила команду, понимая, что эти ребята не будут просить дважды. Капрал Матиус приложил считыватель сканера к маркировке на её запястье. Сержант проверил результат по планшету и удовлетворённо кивнул.

— Теперь встань напротив белого квадрата и разведи руки, — он кивнул на настенную панель, отличавшуюся от остальных белым матовым покрытием.

Фэй подчинилась, с настороженностью наблюдая за действиями капрала Матиуса. Пока её не заставляли делать ничего болезненного или унизительного, она не считала нужным перечить и сопротивляться. Капрал встал напротив неё, постучал по кнопкам гаджета на запястье и медленно провёл каким-то голубым лучом вдоль её тела сверху вниз и обратно.

— Можешь опустить руки.

Выключив сканер, он присел к чемоданчику и, раскрыв его, достал оттуда инъектор для забора анализов — она уже видела такие у солдат внизу, когда приходила за пайками. Они выборочно брали кровь у разных людей, очевидно, изучая их точно так же, как люди пытались изучать самих турианцев. И возможно, даже с той же целью.

— Палец, — он раскрыл ладонь в чёрной резиновой перчатке, и она осторожно вложила в неё безымянный палец. Приложив к нему кончик инъектора, капрал нажал на кнопку. В подушечку пальца впилась игла, и Фэй, вздрогнув от боли, отдёрнула руку, не дожидаясь команды турианца. На пальце начала собираться капля крови. Фэй машинально сунула его в рот.

— Салфетка, — протянув ей пропитанный спиртом квадратный диск, осуждающе посмотрел на неё капрал.

— Спасибо, — смутившись, она вынула изо рта палец и зажала ранку салфеткой.

Капрал Матиус поднялся с каким-то длинным продолговатым предметом в руках:

— Открой рот и высунь язык.

Фэй со вздохом выполнила и эту инструкцию, подавив зреющий внутри протест. Их озабоченность её здоровьем не могла не радовать, но становилась чересчур назойливой. Из-за спины капрала вдруг высунулся сержант Камалис, держа наготове устрашающего вида конструкцию, напоминающую шлем из фильмов про пришельцев, которые похищают людей и ставят над ними смертельные эксперименты. Захлопнув рот перед пальцами капрала Матиуса, Фэй в ужасе отпрянула назад и вжалась в стенку лопатками. Капрал обернулся и, заметив предмет в руках сержанта, отчаянно замахал руками, подавая тому какой-то знак. Сержант колыхнул мандибулами и молча принялся складывать пыточное орудие в чемоданчик. Фэй с облегчением выдохнула. Что бы с ней ни собирались делать при помощи той чудовищной штуки, это произойдёт не в этот раз.

— Открой рот, — обратился к ней капрал и, желая успокоить, добавил: — Больно не будет.

Фэй приоткрыла рот и высунула кончик языка. Капрал посветил фонариком, высматривая что-то в её горле.

— Слизистая чистая. Беру мазок, — он сунул ей в рот какой-то предмет и поскрёб им у основания языка. — Готово, закрывай рот.

— Ещё долго? — начиная уставать от происходящего, поинтересовалась Фэй.

— Я закончил. — Он опустился к своему чемоданчику, убирая инструменты, и бросил сержанту: — Она твоя. Парни, думаю, вы можете подождать снаружи, — добавил он топчущимся позади охранникам.

Те покосились на сержанта и, дождавшись от него подтверждающего жеста, вышли за дверь. В освободившейся комнате стало светлее и как будто даже легче дышать. Фэй окончательно расслабилась — присутствие турианцев с оружием здорово действовало ей на нервы, напоминая о первых днях нападения на колонию, когда отовсюду раздавались стрельба и крики.

— Тут, должно быть, какая-то ошибка, — всматриваясь в экран планшета, пробормотал сержант Камалис. — Убийство патрульных, кража припасов, пособничество силам ополчения, участие в вооружённом нападении и захвате военнопленных… Это всё про тебя? — с сомнением спросил он, окинув Фэй скептическим взглядом.

Фэй залилась краской. Звучало так, словно по её биографии впору было снимать шпионский триллер. Но во всех этих приключениях, кроме, пожалуй, одного, она участвовала не в качестве главного действующего лица, а скорее как наблюдатель. Бесполезный, лишённый собственной воли, трясущийся от страха, путающийся у всех под ногами наблюдатель...

— Это… краткая и, я бы сказала, довольно утрированная версия событий, — ломая пальцы, пустилась она в сбивчивые объяснения. — Я всего-то пару раз взяла немного консервов и панацелина... Они принадлежали не вам, так что я решительно не согласна с определением «кража»! Пожалуйста, я настаиваю, запишите это себе... вон туда, в примечания, — имея в виду его планшет, попросила она, но сержант, вздев надбровные пластины, и не подумал удовлетворить её пожелание. — А что касается патрульных… это был несчастный случай! Или, если угодно, самозащита. Досадное стечение обстоятельств. Мне очень жаль, что так вышло, правда. Я категорически против насилия и бессмысленной жестокости. Просто всё так быстро завертелось… Понимаете, мой брат… — окончательно оробев под тяжёлым, мрачнеющим взглядом сержанта, залепетала Фэй едва слышно. — Я даже понятия не имела, что он собирается… Те двое турианцев, о которых идёт речь...

— Всё, остановись! Хватит! — выставив ладонь, прервал он её и, обращаясь к приятелю, проворчал: — Я проверю завтра. Тут явно что-то неладно. Я имею в виду, только посмотри на это, — мотнул он подбородком в сторону Фэй. — Духи, они там внизу что, в глаза все долбятся?..

— Говорю тебе, там бардак полный! — подхватил капрал Матиус. — Гребут кого ни попадя и сразу наверх сбагривают — пусть другие за них разбираются. Давно пора туда инспекцию отправить...

В их тоне чувствовалось оскорбительное пренебрежение. Но общий смысл Фэй угадала: они тоже считали, что произошла чудовищная ошибка и ей здесь не место. Обрадованная тому, что внезапно нашла зерно адекватности там, где ожидала встретить только мрак и безысходность, она решила, что не станет держать обиды на этих двоих.

— Пойдём. Покажу, как пользоваться туалетом, — поманил её за собой сержант Камалис.

Туалет. Ну слава богу… Фэй прошла за ним к стене напротив входа, где, благодаря указующему жесту сержанта, внезапно обнаружился датчик движения в виде отверстия в стене диаметром не больше игольного ушка. Проведя вдоль него рукой, сержант отступил, пропуская Фэй в распахнувшиеся створки.

Она зашла внутрь небольшой кабинки. Слева стоял унитаз с биде — слегка отличающейся от привычной для неё формы, но вполне пригодный для использования. Напротив — раковина с открытыми полками, вырезанными в стене. Справа располагался душ: поддон со сливом, несколько кнопок в стене, перегородка с держателями для полотенец и разбрызгиватель под низким потолком — вот и всё из удобств. Скромно, но чисто и добротно.

— Здесь чистые полотенца и свежее бельё. Это для грязной одежды и прочего мусора, — открывая встроенные в стену крышки лотков, знакомил её с обстановкой сержант. — Здесь дозатор с мылом и средством для чистки зубов. Не пытайся ими отравиться — они отвратительные на вкус, но безвредные, — выразительно посмотрев на неё, сообщил он.

Фэй вежливо улыбнулась, полагая, что только что стала свидетельницей неловкого турианского юмора.

— Предметы… гигиены. Зубные щётки. Не пытайся воткнуть их себе в горло. Они из эластичного пластика, — вынув одну зубную щётку, он демонстративно ткнул ей себе в ладонь, и стержень действительно прогнулся.

Фэй начала подозревать, что он отнюдь не шутит.

— Очень предусмотрительно, — заметила она, притворившись, что впечатлена. — Но я всё ещё могу повеситься на этих поручнях, — указала она на держатели полотенец и широко улыбнулась, уверенная, что сержант оценит её остроумное замечание.

Он не оценил. Посмотрев на поручни, турианец смерил Фэй ледяным взглядом.

— Я… просто пошутила… — пожалев, что открыла рот, стушевалась она. — Я не собираюсь… Нет! Нет, постойте!..

Шагнув к поручням, сержант схватился за них и одним мощным рывком содрал их с перегородки. Затрещал пластик, на пол посыпались болты. Нагнувшись, сержант молча собрал их с пола, швырнул в урну и, скользнув глазами по виновато потупившейся Фэй, направился к двери:

— Теперь спальная зона.

«Больше никогда не шутить с турианцами», — мысленно добавила себе в заметки Фэй. Подойдя к унитазу, она с любопытством заглянула внутрь и сразу поняла, почему сержант не упомянул о бесполезности идеи утопиться в нём: там не было воды.

— Шестнадцатая! — нетерпеливо напомнил о себе из комнаты сержант Камалис.

Бросив полный сожаления взгляд на оставшиеся от держателей пустые пазы и покрытую трещинами перегородку, Фэй вздохнула и поспешила присоединиться к своему гиду.

— Кровать складывается рычагом снизу, — убедившись, что завладел её вниманием, сержант приподнял перекладину и, щёлкнув каким-то тумблером, толкнул кушетку вверх. Настенная панель приподнялась, открывая небольшую нишу с полками, и кровать плавным движением трансформировалась в кресло. — Регуляторы спинки: вертикальные, горизонтальные. Регулятор подголовника. Свежее постельное бельё здесь. Не пытайся сломать себе шею, — показав на нишу, завёл он свою любимую шарманку, — засунув туда голову. Там датчики движения, они блокируют механизм.

— Знаете, когда вы так говорите, — решила прояснить эту странную ситуацию Фэй, — у меня складывается ощущение, что кто-то действительно пытался всё это проделать. Но… это же глупо. Кому взбредёт в голову…

— Ты здесь первый день, — прервав её, многозначительно произнёс сержант. — Через неделю станет понятнее.

Фэй охватило нехорошее предчувствие. Переступив с ноги на ногу, она растерянно оглянулась на капрала Матиуса, подпирающего спиной стенку. Встретившись с ней взглядом, тот как будто смешался и углубился в изучение своего омни-тула.

— Ладно, — отозвалась она, не сумев отыскать более достойного ответа.

— Печатные материалы, — сержант приподнял с полки две брошюры со скромными серыми обложками и такими тоненькими на вид, что у Фэй защемило в сердце. — Еду приносят три раза в день: в 5:00, в 7:00 и в 9:00. Помещение обрабатывается фильтрами и автоматическими уборщиками по ночам. После 10:00 отбой, свет выключается. Подъём в 4:00, утренний обход в 4:30. Вопросы, жалобы?.. — он поднял планшет и взялся за стилус.

— Могу я поменять эту комнату на такую же, только с видом из окна? — сочтя так и вертящуюся на языке шутку безобидной, не удержалась Фэй. Сержант издал протяжный вздох — должно быть, за день ему приходилось выслушивать десятки острот подобного качества. Запоздало осознав это, Фэй пристыженно прикусила губу. Она чувствовала, что вопросы зреют под сошедшей на неё лавиной информации, но никак не могла сообразить, как их сформулировать. Наверное, ей не помешало бы подготовиться и заранее составить список, чтобы не выглядеть в глазах сержанта беспомощной мямлей.

— Если вопросов нет...

— Уверена, они обязательно появятся. Просто... сейчас у меня голова слегка идёт кругом. Мне ещё не приходилось бывать в плену на корабле пришельцев... Боже, я только что поняла, что теперь тоже могу писать на форумах, что меня похищали инопланетяне! — засмеявшись, поделилась она внезапным озарением с сержантом и, не различив на его лице ответного воодушевления, постаралась умерить восторг. — Это такая... популярная у людей штука... Простите. Вы ведь придёте завтра? — деловито поинтересовалась она, поняв, что ей надо срочно выбираться из этой гиблой темы.

— Утренний обход в 4:30, — сухо отозвался сержант, и Фэй вспомнила, что он уже говорил ей это. — Мы закончили здесь, капрал! — Убрав планшет за пояс, он двинулся к двери. Капрал Матиус, отлипнув от стенки, подхватил чемоданчик и направился следом.

— До завтра! — попрощалась с их спинами Фэй.

Несмотря на их внешнюю холодность и грубоватые манеры, они оба ей скорее понравились. По сравнению с солдатами внизу, эти двое казались просто ангелами милосердия: не оскорбляли, не распускали руки, не применяли избыточного физического принуждения и вообще вели себя достойно и в рамках приличий — ей даже начало казаться, что они, люди и турианцы, в конце концов смогут поладить.

Когда дверь за ними закрылась, Фэй вернулась к разложенному креслу, тщетно обыскала полки в поисках письменных принадлежностей и добавила их первым пунктом в свой виртуальный список вопросов и пожеланий. Сходив в туалет и приняв душ, оставшееся до завтрака время она просидела перед головизором, вперившись невидящим взором в экран и осмысливая своё новое существование в качестве особо опасного заключённого на турианском космическом корабле-тюрьме.