Завтрак не улучшил настроения Фэй. На пластиковом подносе, который невидимая рука просунула в специальный приёмник на двери, лежала бумажная пиала, наполненная серо-бежевой кремообразной массой, не имеющей ни вкуса, ни запаха. А рядом с ней — пакетик с сыпучим веществом. Открыв его и понюхав содержимое, Фэй определила в порошке, похожем на перетёртый мел, какую-то добавку — витаминную или вкусовую. Осторожно положив на язык щепотку, она распробовала необычный сладко-солёный вкус и отложила пакетик в сторону, решив приберечь на другой раз. Возможно, настанет день, когда она дойдёт до такого отчаяния, что эта штука ей действительно понадобится. Сейчас же Фэй чувствовала себя такой голодной, что была готова съесть собственный ботинок.

Ложка оказалась из такого же мягкого пластика, что и зубная щётка — Фэй из исследовательского интереса первым делом попыталась проткнуть себе живот ручкой, и та легко согнулась. Загребая ложкой питательную массу, Фэй уставилась в экран головизора, чтобы отвлечь себя от неприятного ощущения во рту. Ей казалось, что она заталкивает в себя что-то живое, перекатывающееся во рту склизкими комочками и тяжело, преодолевая сопротивление, спускается вниз по пищеводу к желудку. Кажется, её организм никак не мог понять, с чем он имеет дело, и пытался убедить её, что она совершает ошибку.

С экрана транслировали что-то, что напоминающее заседание парламента. Турианец-диктор назвал это «самым жарким и захватывающим обсуждением поправок» к каким-то законам, номера которых Фэй ни о чём не говорили. Само обсуждение ей тоже не показалось примечательным. Сидящие в просторном, светлом зале-аудитории турианцы просто по очереди подходили к трибуне и читали с листка заготовленные возражения к аргументам оппонентов. Изредка слушатели начинали издавать характерные щёлкания мандибулами, которыми выражалось возбуждение — поощрительное или осуждающее, Фэй так и не разобралась. Но никто не перебивал, не выкрикивал с мест, не оскорблял и тем более не лез драться. Эти ребята понятия не имели, как выглядит по-настоящему жаркая политическая дискуссия.

Прикончив завтрак, Фэй сходила в туалет, вымылась под душем и почистила зубы. Зубные щётки выглядели необычно, напоминая круглые ёршики с резиновыми усиками, пропитанными чем-то, что оставляло во рту приятный ананасово-цитрусовый привкус. Впрочем, они хотя бы были, в отличие от расчёски — ей пришлось обойтись собственными пальцами, которые сгодились только для того, чтобы распутать сбившиеся колтуны. Ощущение вкусно пахнущего, одетого в чистую одежду тела немного приободрило. Заряд полученной энергии Фэй потратила на то, чтобы найти пульт от головизора — ей хотелось полежать в тишине на кровати и полистать так называемые «печатные материалы» — как бы отталкивающе это ни звучало. Она обошла всю комнату, размахивая руками, общупала все стены в поисках панели управления, исползала всю кровать и полки, высматривая на них неизученные кнопки, и даже попыталась использовать голосовые команды — бесполезно. Проклятый ящик, по-видимому, входил в программу пыток.

Смирившись с незамолкающими голосами, Фэй забралась в кресло с ногами и положила на коленки брошюру с воодушевляющим названием «Информационный бюллетень для находящихся в индивидуальных помещениях ограниченного содержания». Надо отдать должное тем, кто отвечал за составление текста — звучало так, словно речь идёт вовсе не о насильно вывезенных из колонии и запертых в тесных камерах пленниках. Внутри оказалось несколько картинок — в основном демонстрирующих функционал небогатой обстановки. Пульт для головизора действительно не был предусмотрен — он включался и выключался по расписанию, вне зависимости от твоих предпочтений. И да, существовал только один канал — программка с описанием роликов и расшифровкой реплик крепилась к обороту обложки.

После подробных руководств пользователя шли предостережения о том, что всё, находящееся внутри «индивидуального помещения», является собственностью Турианской Иерархии и потому относиться к ней надлежит бережно, соблюдая санитарные, экологические и правовые нормы. Далее перечислялось, что можно, а чего категорически нельзя делать, находясь в «индивидуальном помещении», и какие за это предусмотрены санкции. Несколько страниц были отданы под рекламу, расписывающей все преимущества использования модульных «индивидуальных помещений ограниченного содержания» от «Борг Индастриз», включая чрезвычайно комфортные встроенные в кровать фиксаторы для «рук, ног, и других видов конечностей», возможность подведения к вентиляции распыляемых аэрозольных смесей, систему «умных» замков и превосходную звукоизоляцию.

Последний раздел был посвящён рекомендациям по правилам поведения в плену, общения с представителями Турианской Иерархии и нормативно-правовым актам, регулирующим обращение с военнопленными согласно принятым межгалактическим конвенциям. На заднем обороте обложке был приклеен вкладыш, объясняющий, как работает общегалактический стандарт исчисления времени. В общегалактических сутках было 10 часов, в 1 часе — 100 минут, в 1 минуте — 100 секунд.

Фэй ещё осмысливала этот познавательный факт, когда экран головизора потух — это означало, что стукнуло 6 часов по местному. В камере отсутствовали часы и календарь, поэтому расписание распорядка дня было единственным, что позволяло ей ориентироваться в сутках. Отложив бюллетень, она разобрала кровать и легла вздремнуть, завернувшись в одеяло, чтобы спрятаться от света. Когда она проснулась, в лотке приёмника на двери уже стоял поднос с пиалой. Она провалялась в кровати ещё какое-то время, страшась поджидающей её вереницы ничем не заполненных часов досуга. И поднялась, только когда почувствовала, что проголодалась.

Обед она ела вяло, долго ковыряя ложкой питательную смесь с размешанным внутри порошком. Преодолев отвращение к странному сочетанию вкусов и запаху, можно было обмануть организм, отказывающийся верить, что в него проталкивают что-то съедобное, и так и норовящий исторгнуть это из себя. Оставив недоеденной половину порции, Фэй прогулялась по комнате, пытаясь придумать, как убить время. Ей начало казаться, что она поняла их задумку — они хотели заставить её мариноваться в собственных мыслях, страдая от неведения и одиночества, довести её до отчаяния и, когда она будет готова лезть на стенку, прийти к ней с каким-нибудь предложением, от которого она не сможет отказаться.

Не на ту напали. Фэй решила принять вызов.

Единственное, что её по-настоящему страшило — это угроза физической боли. Пыток она бы не выдержала, это точно. Её приводило в ужас всё, что было связано с болью, кровью, физическими страданиями и телесными повреждениями. Необходимость оставаться наедине с самим собой дольше часа кому-то другому, наверное, могло показаться пыткой и пострашнее. Но дома Фэй любила подолгу оставаться одна — и, честно говоря, частенько предпочитала собственное общество любому другому. Правда, дома у неё было всё необходимое для этого: книги, цветы, материалы для рукоделия, головизор, компьютер с интернетом и, конечно же, планшет для рисования. Да что там, дома она в любой момент могла выйти на балкон с кружкой горячего шоколада и просидеть в кресле несколько часов, разглядывая горизонт, рисуя в голове картины воображаемого будущего.

Ничего из этого в её новом «индивидуальном помещении ограниченного содержания» не наблюдалось.

Устроившись в кресле с пакетом воды, которую она потягивала, представляя, что это сильно разбавленный чай, Фэй приступила к чтению второго журнала. Эта вещица оказалась несколько интереснее первой. Насквозь пропитанная назидательно-поучительным тоном, она содержала короткие рассказы-притчи, суть которых сводилась к одному: «Один турианец взбунтовался против порядков Иерархии и умер». Их героем был некто Люций Нибиус — мечущийся в поисках жизненного предназначения молодой турианец. Раз за разом он совершал попытку сломать систему, не желая перекраивать себя под её требования. И раз за разом система побеждала его мятежный дух. Разумеется, это преподносилось как нечто положительное, как торжество гражданского долга над индивидуализмом. После каждой притчи шёл абзац с комментариями автора, который доступным языком разъяснял, почему Люций кончил плохо и как на его на месте должен был поступить «правильный» турианец. Но Фэй каждый раз болела всей душой за Люция, который был виновен только в том, что не вписывался в чьё-то представление о правильном.

Она тут же взялась сочинять альтернативные версии финалов для каждой притчи, где отважный бунтарь Люций добивался успеха и утирал нос Иерархии. И процесс увлёк её настолько, что она не заметила, как настало время ужина.

К этому времени у неё созрел план.

Забрав тарелку, Фэй смешала в ней остатки обеда, порошковые приправы, молочно-белое мыло и зелёный зубной порошок, которые, вступив в неизвестную химическую реакцию, придали субстанции насыщенный аквамариновый цвет. Удовлетворённая оттенком, она добилась нужной консистенции с помощью зубного порошка и воды. И, вооружившись зубной щёткой и собственными пальцами, принялась набрасывать контуры будущей композиции на стене под головизором. Вязкая, клейкая субстанция идеально подходила в качестве шпатлёвки, плотно схватываясь с гладкой стальной поверхностью обшивки. И, застывая, темнела, позволяя создавать необходимый контраст при помощи слоев.

Работа шла споро. Она отвлекалась, чтобы размять затёкшую спину, руки и ноги, прогуливаясь по камере и обдумывая детали рисунка. В 7:50 головизор снова ожил. На сей раз её решили порадовать роликом, на котором прелестные детки-турианцы в форме какого-то военного училища по очереди декламировали вслух «Кодекс хорошего турианца». Фэй слушала вполуха, ползая вдоль стены, перемазанная аквамариновой жижей. К моменту, когда головизор затих, она справилась только с первой частью задуманного триптиха. Торопясь закончить к отбою, Фэй урезала себе перерывы и рисовала, почти не разгибаясь, пока не нанесла на стену наброски всех трёх сюжетов. Оставшееся время она потратила на приведение в порядок деталей: исправление недостатков, придание выразительности глазам, экспериментам с глубиной цвета и тенями — насколько позволяли скудные запасы «краски». В качестве последнего штриха она набрала зубного порошка и, осторожно сдувая его по линиям рисунка, закрепила результат.

Когда прозвучал предупреждающий сигнал и свет отключился, Фэй находилась ещё в процессе. Впрочем, она не расстроилась — кто-то должен был её остановить, потому что, увлекаясь, она теряла счёт времени и могла просидеть за работой всю ночь напролёт, чтобы на следующий день чувствовать себя живым мертвецом.

Сходив в душ и умывшись, Фэй собралась лечь в кровать и мгновенно отрубиться — тело ныло от боли в каждой косточке, умоляя об отдыхе. Но не тут-то было. Уже забравшись в кровать и устроившись уютным калачиком под одеялом, она закрыла глаза — и мозг обрушил на неё нескончаемый поток мыслей, тревог и воспоминаний. Сон как рукой сняло. Перевернувшись на спину, Фэй уставилась в тёмный потолок, безуспешно отбиваясь от сыпавшихся на неё вопросов. Где сейчас Алек? Привезли ли его на орбиту? Что происходит там, внизу? Сколько времени ей придётся здесь провести? Что, если война продлится несколько недель или даже месяцев? Дадут ли ей увидеть с братом? Что, если ей предложат сотрудничество в обмен на возможность повидаться с ним? Согласится ли она? Как он отреагирует, если она согласится? Как будет выглядеть её жизнь, когда всё это закончится? Закончится ли это когда-нибудь? Что станет с Землёй? Её тоже разбомбят, как Шаньси? Чем ответит Альянс? Что, если в результате всего этого развяжется полномасштабная война, в результате которой человечество окажется на грани уничтожения? Какая судьба ждёт уцелевших? Их поселят в какой-нибудь резервации, где они продолжат медленно вымирать, как когда-то — индейцы?

Она долго лежала, глазея в потолок, а взбудораженное сознание подбрасывало ей пищу для несвоевременных размышлений, не собираясь останавливаться. Спасение пришло с неожиданной стороны — от двери раздалось подозрительное жужжание, и что-то вторглось в её пространство, подмигивая лампочками.

«Робот-уборщик», — догадалась Фэй, когда лампочки двинулись прямиком к стене с головизором, очевидно намереваясь уничтожить её шедевр изобразительного искусства. Откинув одеяло, она подскочила с кровати и бросилась спасать искусство от вандализма бездушной машины. Нашарив руками округлый металлический предмет, Фэй попыталась отлепить его от стены, но быстро поняла, что ей не потягаться с мощными магнитными присосками. Её охватила паника. Лихорадочно оглядевшись в темноте, Фэй кинулась к кровати, сдёрнула простыню и помчалась обратно. Развернув ткань, она подсунула её под днище размеренно ползущего к цели робота — и тот клюнул на уловку. Дождавшись момента, когда он целиком окажется на простыне, Фэй смотала концы в узел, упёрлась ногами в стенку, с силой рванула на себя ткань — и с испуганным вскриком шлёпнулась на спину вместе с запутавшимся в простыне роботом.

— Да, есть! — радость победы притушила боль в ушибленной пояснице. — Попался, маленький вредитель!

— Робот-помощник, модель «Ролакс-пять-семь-три-семь-два-шесть-пятнадцать». Обнаружена проблема свободного перемещения в виде неустановленного препятствия, — констатировал робот ровным металлическим голосом.

— О, ты попал в самую точку, мистер, — поднявшись, Фэй понесла пленника в туалетную комнату, держа его в простыне словно пойманную птицу.

Открыв дверь, она прошла к раковине, перекинула конец простыни через носик смесителя, завязала узел покрепче и, испытав импровизированную ловушку на прочность, вернулась в кровать, игнорируя недовольное ворчание пленника. Это маленькое приключение — вкупе с непрекращающимися стенаниями робота — не способствовало здоровому сну. Она проворочалась по ощущениям несколько часов, прежде чем её наконец сморила усталость.

Утро второго дня началось с гимна Иерархии. С трудом разлепив глаза, Фэй потёрла опухшие со сна веки и, зевая, села в кровати. Со стены на неё смотрел нарисованный ею турианец. Присмотревшись внимательней, Фэй заподозрила в нём некоторое сходство с лейтенантом Ортасом. Или, может, ей так просто показалось. В конце концов, турианцы в общей своей массе мало чем отличались друг от друга, кроме татуировок, цвета кожи, строения черепа — среди них встречались представители нескольких рас, как предположила Фэй — и незаметного издалека рисунка трещинок и сколов на лицевых пластинах. И ещё, конечно, голоса. Но турианец, живший на её стене, не умел разговаривать.

И всё-таки что-то неуловимое в его позе, наклоне головы или взгляде вызывало в памяти знакомый образ. Нахмурившись, Фэй уставилась на него, раздумывая над коварностью собственного подсознания. Её совершенно не нравилась идея находиться в одном помещении с призраком того, кого она, как ей казалось, благополучно погребла под кучей барахла с табличкой «ошибки молодости». С этими мыслями Фэй отправилась в душ.

Пленный робот хрипел из-под простыни на последних зарядах батареи. Наклонившись, чтобы приветственно потрепать его по загривку, Фэй вымылась, напевая мелодию турианского гимна, почистила зубы, умылась, привела себя в порядок и оделась. В ожидании утреннего обхода она смотрела головизор: показывали репортаж о фермерах с какой-то турианской колонии, которые собрали рекордный урожай — на 15% больше, чем в прошлом году.

Сегодня сержант Камалис и капрал Матиус припозднились. Они вошли, когда Фэй, утомившись нудными разговорами о посевных работах, химическом составе удобрений и различиях в свойствах различных утеплителей, уже собралась было вымыть стену и приступить к обдумыванию следующей картины. На сей раз с ними не было вооружённой охраны за спиной. Фэй поднялась с кресла и с приветливой улыбкой направилась им навстречу — она успела соскучиться по живому общению.

— Доброе утро!

— RZ-2-16, — уткнувшись в планшет, пробормотал сержант, проходя на середину комнаты. — Приготовься к осмот…

Он не договорил — капрал Матиус толкнул его под локоть, заставив обернуться. Перехватив изумлённый взгляд товарища, сержант вытаращился на стену. Фэй застыла, жадно ловя скупые эмоции, отражающиеся на их каменных лицах. Первым отмер сержант. Подойдя к стене, он тронул картину кончиками пальцев, смазав загустевшую массу. И, понюхав перчатку, обернулся к Фэй:

— Что это?

— Это Люций Нибиус. Мне пришла в голову идея…

— Я спросил: что это?! — вытянув ладонь с испачканной перчаткой, перебил её сержант. — Где ты взяла эту дрянь?

— Смешала обед и немного зубного порошка…

— Отлично, так и запишем, — подняв к глазам планшет, застучал сержант по кнопкам. — Нецелевое использование пищевого продукта. Порча стен. Минус двенадцать баллов к рейтингу — поздравляю, Шестнадцатая!

— Я не портила вашу стену — её ведь можно помы… погодите, что? У меня есть рейтинг? Вы ничего об этом не говорили!

Позади них раздалось щёлкание вспышек. Отойдя назад, капрал активировал фотокамеру на своём наручном гаджете и, подняв его на уровень глаз, делал снимки с разных ракурсов.

— Капрал! — одёрнул его сержант. — Чем вы заняты, позвольте поинтересоваться?

— Для отчёта, — объяснил тот.

— Вы фельдшер, — напомнил ему сержант.

Это замечание заставило капрала задуматься.

— Думаю, майор Корвин может найти этот материал полезным для своих исследований, — наконец, не слишком уверенно предположил он.

Сержант колыхнул мандибулами и смерил товарища скептическим взглядом. Кажется, он ни на секунду не поверил в эту версию. Но не стал развивать тему.

— Художествами на стенах я уже не раз любовался, — повернулся он к Фэй. — Отдам тебе должное, твои выглядят осмысленней. И по крайней мере не содержат продукты жизнедеятельности твоего организма.

Фэй улыбнулась, различив за его пренебрежительным тоном неуклюжую похвалу.

— Вы могли бы накинуть мне пару баллов обратно, — полушутя заметила она. — За творческий подход.

— Погоди-ка, сейчас проверю… — он полистал планшет с задумчивым видом. — М-м… Нет! Не вижу ничего, похожего на «творческий подход» в перечне. А знаешь, что там определённо присут…

Он оборвал фразу и, прислушавшись к доносящимся из туалетной комнаты хрипам, впился в Фэй колючим взглядом. Она потупилась. Издав утробное рокотание, сержант прошагал к двери и открыл створку. Ему хватило пяти секунд, чтобы оценить обстановку и сделать соответствующие выводы.

— Злонамеренное вмешательство в работу оборудования, — подняв планшет, громко и отчётливо произнёс он, прежде чем вбить замечание в отчёт. — Минус пятнадцать баллов.

Фэй поджала губы. Она понятия не имела, много это или мало и какими последствиями ей грозила потеря баллов. Но терять очки всегда было неприятно. Сунув планшет за пояс, сержант перешагнул порог и скрылся в туалетной комнате.

— Так… значит, это Люций? — покосившись на закрывшуюся за ним створку, тихо и с некоторым смущением в голосе спросил капрал.

— Да, это из рассказа, где он решает искать счастья в далёких мирах, — живо откликнулась Фэй. Она заметила, что капралу её мазня пришлась по душе, и это придало ей смелости. — Здесь он стоит у иллюминатора, прощаясь с родным миром.

— Мне нравятся его глаза.

— Я добавила немного светлых бликов, чтобы оживить взгляд. Мне хотелось передать, что он чувствует в этот момент: страх и неуверенность в будущем. Он не знает, правильный ли выбор совершил, но дороги назад нет, — она перешла ко второй картине и обвела её рукой. — А это сцена с нападением пиратов. Я не знала, как должны выглядеть пираты, поэтому силуэты на фоне размыты, — призналась она шёпотом. — Но ещё мне хотелось подчеркнуть, что Люций сейчас отстранён от происходящего. Он смотрит внутрь себя и ищет ответ на вопрос, дать ли пиратам отпор или покориться.

— Люций — примитивный фольклорный персонаж, — покачав головой, прокомментировал последнюю мысль капрал. — Он никогда не был таким сложным.

— Нет, неправда! — с жаром возразила Фэй. — Этот парень — мой герой! Вы убиваете его примерно сотней разных способов, а он возрождается из пепла как Феникс и идёт к своей цели. Я восхищена его упорством.

Капрал рассмеялся.

— Кто это — Феникс?

— Бессмертная птица из нашей мифологии. Она сжигает себя, когда чувствует приближение смерти. А потом заново рождается из пепла. Совсем как ваш Люций.

— Любопытно. — Капрал потёр подбородок и, склонив голову набок, воззрился на картину. — В этом что-то есть.

— Здесь пираты повержены, — Фэй переключила его внимание на последнюю часть картины. — Люций ранен, но он выживет. Ему поможет оказавшийся неподалёку патруль. А среди тех, кого он спас, находится его будущая возлюбленная. Только он ещё не знает об этом. Вот она, выглядывает из-за его плеча.

— Тебе не понравилась концовка? — усмехнувшись, посмотрел на неё капрал, и Фэй почувствовала по его голосу, что он улыбается.

— Вы очевидно играете против бедняги! — притворно возмутилась она. — А он только хочет найти своё счастье.

— В жизни не слышал большего бреда! — появившись из-за створки с зажатым под мышкой роботом, сержант не стал притворяться, будто не подслушивал их разговор. — Я вырос на этих сказках — у них идеальные концовки! А ты, Шестнадцатая, сдаётся мне, напрашиваешься на статью «Публичное осквернение культурных памятников». Твоё счастье, что я не нашёл этого нарушения в перечне. Чтобы к завтрашнему утру стена была чистой! Капрал, вы закончили трепать языком? Займитесь делом!

— Виноват, сержант, — спохватившись, тот опустился на пол и начал торопливо раскладывать чемоданчик.

Спустив робота на пол, сержант подтолкнул его носком ботинка, и измученная железяка, шаря вокруг себя антенной и запинаясь об углы, покатилась к зарядной станции.

— Так как работает этот ваш рейтинг? — деловито осведомилась Фэй.

— Рейтинг — твой социальный капитал. Приносишь пользу — получаешь много баллов. Не приносишь вреда — получаешь мало баллов. Доставляешь проблем — теряешь много баллов.

— И что дают эти баллы? — Фэй, не дожидаясь команды, протянула капралу палец для забора пробы крови.

— Тебе — ничего. Система социального поощрения не распространяется на группу «RZ-2».

— А-а… — это всё, что она смогла произнести, потому что капрал полез ей в рот с фонариком.

— Баллы пригодятся тебе, когда ты попадёшь в общую группу. Я навёл кое-какие справки. У тебя нет военной подготовки, ты не принимала участия в боевых операциях, не имела преступного опыта… У тебя есть все шансы пройти программу реабилитации и стать участником общей программы.

— Общей программы?

— Те, кто соглашается на добровольное сотрудничество, могут зарабатывать и тратить баллы. Им позволено общаться друг с другом. У них меньше ограничений и больше удобств. Я мог бы порекомендовать твою кандидатуру. Если ты хорошо проявишь себя, тебя переведут в другой корпус, — склонив голову, вкрадчиво добавил сержант.

— Мне и здесь неплохо, — отведя взгляд, соврала Фэй.

Её так и подмывало спросить, как звучат условия сделки с дьяволом. Но она предпочла прикусить язык — опасаясь, что ответ не вызовет у неё мгновенного отторжения. Она уже рассказала им всё, что знала. И не могла предложить ничего особенного, чем не обладал бы кто-нибудь другой из толпы. Им нужна была её душа — вот до чего им хотелось добраться. Чтобы люди не просто проиграли эту войну, но приняли и полюбили своих захватчиков. Покорились им полностью, без остатка. Кругленькая сумма на счету поможет самым совестливым справиться с дискомфортом внутренних противоречий.

Сержант посмотрел на неё долгим взглядом, но не стал настаивать. Сложив руки за спиной, он прошёлся вдоль стены, рассматривая картину.

Капрал выключил фонарик.

— Ты заметила какие-нибудь аллергические реакции? Раздражение, зуд, высыпания на коже?

— Нет. Я в порядке.

— Хорошо. — Он сделал пометку в своём планшете и опустился над чемоданчиком:

— Я закончил.

— Вопросы, жалобы?.. — подхватив стилус, равнодушно оборонил сержант.

— Могу я получить письменные принадлежности? — оживилась Фэй. — Или хотя бы больше книг?

— Нет.

— Тогда я хочу пожаловаться на отсутствие письменных принадлежностей и книг. Вы не имеете права запирать людей от внешнего мира и морить их информационным голодом. Это бесчеловечно!

— М-м… не име-ете… пра-ва… го-ло-дом… бес-че-ло-вечно… — борча себе под нос, старательно повторял он за ней, заполняя форму. — Что-нибудь ещё?..

— Кто-нибудь займётся решением этой проблемы? — наблюдая за его постной физиономией, с подозрением сощурилась Фэй.

— Нет.

— Тогда зачем вы записываете?! — всплеснула она руками.

— Потому что это моя работа, — невозмутимо парировал сержант.

Фэй надула губы и отвернулась.

— Если вопросов нет…

— Погодите! — остановила она шагнувшего к двери сержанта. — Сегодня на орбиту должны были привезти моего брата. Алек Каллахан. Вы не могли бы проверить у себя это имя? — попросила Фэй, с надеждой заглядывая в непроницаемое лицо сержанта. — Пожалуйста?..

— В моей базе не указаны имена, — выдержав паузу, сухо отозвался он. — Только личные номера.

Фэй скользнула взглядом по капралу, который отошёл двери, деликатно притворившись, будто занят чтением омни-тула.

— И вы не можете узнать его номер? — понизив голос, осторожно спросила она.

— Мои должностные инструкции этого не предусматривают, — уклончиво ответил сержант.

— Но вы могли бы… — подступилась к нему Фэй.

— Нет, не мог бы! — не дослушав, отрезал он и твёрдой поступью прошагал к выходу.

— До завтра, — подавленная отказом, тихо попрощалась Фэй.

Капрал Матиус, задержавшись у порога, обернулся и окинул её задумчивым взглядом, прежде чем выйти вслед за начальником.

После их ухода Фэй долго сидела на кровати, буравя взглядом потолок. Она могла сколько угодно обманывать себя, что сможет выдержать любые испытания. Но правда была в том, что каждый день, проведённый в этой клетке, лишал её внутренней силы, необходимой для сохранения самообладания. Она сломается рано или поздно. Слишком невыносимо жить вот так, в неведении, без опоры на убеждения, без надежды на то, что когда-нибудь всё образуется. Ей было бы гораздо проще, если бы она была идейным патриотом, как Алек и его товарищи по оружию. Наверное, тогда бы она даже сумела найти какое-то удовлетворение во всей этой ситуации — ощущая себя мученицей, героиней, отстаивающей непоколебимую истину.

С непоколебимыми истинами у Фэй всегда были сложные отношения — она не верила, что эта штука вообще существует. Всё в их сложном мире относительно, и истина тоже.

К завтраку она едва притронулась, через силу затолкав в себя три ложки питательной смеси. Остальное Фэй накрыла салфеткой и отставила в сторону, приберегая для будущей картины. Сходив в душ и переодевшись в свежую одежду, она намочила старую и тщательно отмыла стену, без сожалений расставаясь с навязчивым образом. До обеда она убивала время, делая зарядку, валяясь на кровати, повторяя выученные когда-то давно стихи и песни и перебирая в голове сюжеты мифов, пытаясь угадать, какой из них заинтересует капрала — ей понравилось их маленькая творческая дискуссия.

Она принялась за работу сразу после обеда. Смешав краску в уже известных ей пропорциях, она запаслась салфетками и зубными щётками и трудилась до самого вечера без спешки. Когда свет отключили, она уже держала наготове простыню. И поймала робота-уборщика на подступах к измалёванной стене. Провернув подлость, Фэй подвесила его под раковину и со спокойной совестью отправилась спать.

Входя к ней на следующее утро, капрал и сержант первым делом устремили глаза к стене, уже догадываясь, что их ждёт. Капрал обменялся с Фэй лукавым взглядом и активировал омни-тул, собираясь сделать снимки. А сержант с недовольным ворчанием заклацал по планшету, выписывая штраф.

— Кто это? — поинтересовался капрал, когда тот направился в туалетную комнату, чтобы освободить взывающего о помощи заложника.

— Это горгона Медуза, чудовище из мифов. А это Персей — герой, который убил её.

— Красивая, — заметил капрал, разглядывая злобное, покрытое чешуйками, ощерившееся клыками лицо монстра в окружении извивающихся змей. — Она не выглядит как чудовище.

Фэй вскинула брови, застигнутая врасплох. Она потратила не один час, чтобы сделать свою Медузу похожей на монстров из детских кошмаров.

— Она превращала живое в камень своим взглядом.

Капрал вздёрнул надбровные пластины.

— Я знавал пару женщин, которые делали это. Неприятно — да, но убивать их?..

Фэй засмеялась, оценив его чувство юмора. Зорко следящий за ними сержант, разумеется, вихрем ворвался в комнату, восстанавливая пошатнувшуюся дисциплину. А Фэй на следующий день порадовала капрала рисунком Цербера. Судя по тому, как он усмехнулся, оглянувшись на туалетную комнату, он уловил намёк: сержант в этот день был особенно не в духе, метал молнии из глаз и разговаривал сквозь зубы.

На четвёртый день, когда они с капралом стояли у картины, рассматривая её очередное творение — Минотавра в лабиринте — он придвинулся ближе и, наклонившись к её уху, шепнул:

— Твоего брата здесь нет.

Резко обернувшись, Фэй вскинула на него глаза. Она открыла рот, готовая засыпать его вопросами, но капрал остановил её, добавив:

— Это всё, что мне известно. Я сообщу, если узнаю больше.

— Спасибо! — это слово не выражало в полной мере степени её признательности. Но она надеялась, что он прочитает остальное в её взгляде.

Коротко кивнув, капрал отстранился и, как ни в чем не бывало, начал дразнить её вопросами о сомнительном происхождении гибрида быка и человека.

А вечером того же дня Фэй заметила странность: её порции питательной смеси заметно увеличились. Кто-то явно переживал, что она начнёт недоедать — или недорисовывать. Эта мысль её позабавила. И вселила надежду, что ей удастся продержаться до новостей о брате, какими бы они ни были. У неё появлялись союзники — это значило, что она движется в правильном направлении.

Дни потянулись бесконечной тоскливой чередой временных интервалов между завтраком, обедом, ужином и сном. Жизнь как будто вошла в колею, заставляя воображать, что теперь так будет всегда. Единственным ярким событием в её жизни были утренние обходы, где она могла попикироваться с сержантом Камалисом и переброситься парой шутливых реплик с капралом Матиусом, встречи с которым теперь были скрашены робким ожиданием вестей о брате.

Через несколько дней размеренный ход её жизни нарушило неожиданное событие: к ней явился гость. Фэй только пообедала и приступила к работе над новой картиной, когда дверь в её камеру внезапно открылась, пропуская сержанта Камалиса и сопровождавшую его высокую турианку в военной форме. Фэй ещё ни разу не сталкивалась с турианками так близко, поэтому не сразу поняла, что именно смутило её во внешности спутника сержанта. Она поняла, что перед ней женщина, только когда та представилась высоким женским голосом:

— Капитан Эрса Ловэйн.

— Фэй Каллахан, — вежливо ответила Фэй, с любопытством разглядывая посетительницу, которая водила по обстановке острым хозяйским взглядом.

У турианки не было гребня, массивного спинного воротника и выступающего вперёд грудного киля. Короткие, аккуратные мандибулы едва доставали до подбородка. А глаза, посаженные не так глубоко, выглядели больше и выразительней, что делало лица турианских женщин определённо миловиднее мужских и придавало им большее сходство с людьми.

— Миленько, — взглянув на настенную мазню, лаконично прокомментировала капитан. — Как тебе нравится здесь, Фэй?

Фэй покосилась на застывшего столбом сержанта, но тот не единым движением лица не подсказал ей правильного ответа.

— Неплохо, спасибо. Хотя… если бы у меня было больше книг или альбом с красками…

Сержант впился в неё ястребиным взором:

— Шестнадцатая, мы уже обсуждали..!

— Ты любишь рисовать? — перебила его капитан. — Нам бы пригодились хорошие художники.

Фэй растерянно замялась с ответом — капитан до сих пор не озвучила цели своего прихода, и их разговор всё больше напоминал прогулку по минному полю. Её грозили неприятности? Или у неё хотели что-то выведать? Или её жалоба всё-таки возымела эффект?

— У тебя хорошие манеры. Мне это нравится. — Капитан медленно обошла вокруг неё, разглядывая со всех сторон, словно прицениваясь к покупке. — Сержант Камалис о тебе хорошо отзывался. Он сказал, ты желаешь присоединиться к нашей Общей Программе.

Нахмурившись, Фэй оглянулась на вышеупомянутого, который с напускным равнодушием прошествовал из угла в угол и остановился рядом.

— Сержант Камалис что-то напутал. Я не… — она запнулась, почувствовав болезненный укол когтем под лопатку, и метнула на сержанта сердитый взгляд, — …не желаю.

— Она желает, — встрял сержант.

— Нет, не желаю! — упрямо возразила Фэй.

— Желаешь! — надвинулся на неё сержант.

— Я желаю, чтобы меня вернули домой! — требовательно воскликнула Фэй.

— Думаю, это можно устроить, — произнесла невозмутимым тоном капитан, положив конец их перепалке.

— Вы можете..? — отойдя от удивления, промолвила Фэй.

— Предлагаю обсудить это… в более приятной обстановке, — оглядевшись с брезгливым видом, ушла от прямого ответа капитан. — Что скажешь?

— Хорошо, — согласилась Фэй, решив, что это предложение звучит вполне невинно.

— Вот и славно. Тогда до встречи.

Развернувшись, капитан направилась к двери. Сержант задержался, чтобы прошипеть ей в лицо: «Разочарование!» — и гордо удалился следом.

Фэй вернулась к недоделанному рисунку. Сев на пол, она привалилась спиной к стене и, взбудораженная неожиданным поворотом в своей судьбе, крепко задумалась о предстоящей встрече с капитаном.

Она не сразу услышала тихое шипение под потолком. Только когда в воздухе потянуло каким-то странным сладковатым запахом, она запрокинула голову и увидела тонкие струйки бледно-жёлтого дыма, сочащегося из невидимых пор на потолке. Сделав неосторожный вдох, она запоздало закрыла ладонями нос и приподнялась с пола, рассчитывая укрыться от отравы в туалетной комнате. Но, почувствовав сильное головокружение и тошноту, завалилась набок. Перед глазами поплыла мутная жёлтая пелена. Ей перестало хватать воздуха. Разжав руки, Фэй сделала судорожный вдох — и провалилась в темноту.