Фэй ходила по комнате, не сводя встревоженного взгляда с настенных часов. Она научилась определять время по турианским закорючкам и точно знала, что через пятнадцать секунд пройдёт ровно двадцать минут по общегалактическому с тех пор, как Вэлиан должен был вернуться. Будь он человеком, она бы лишь прищёлкнула языком и сказала: «Досадно, но с кем не бывает?» Он мог опоздать, замотаться, зацепиться с приятелем языками… Он мог просто позабыть о том, что обещал вернуться ровно через час. Фэй не стала бы винить его за это — сколько раз она сама терялась во времени, прокопавшись, проспав, увлёкшись или банально перепутав время.
Однако Вэлиан был турианцем. А турианцы почти никогда не опаздывали — по этим зацикленным на дисциплине фанатикам можно было сверять часы с точностью до минуты. Если Вэлиан говорил ей, что придёт к определённому часу, он всегда являлся к этому часу. Иногда чуть раньше, но никогда позже. Нет, это не могло быть просто опоздание. С ним наверняка что-то случилось и наверняка что-то очень плохое. Несчастный случай? Может, снова с кем-нибудь подрался и его тяжело ранили? Может, прямо сейчас он лежит где-нибудь и умирает, не дождавшись помощи, в огромной луже крови? А рядом никого, совсем никого нет?.. А что если он уже мёртв? Совсем, окончательно, бесповоротно? И кто-нибудь равнодушно заталкивает его холодное, неподвижное тело в пластиковый мешок, где он останется совсем один, в темноте и одиночестве, всеми покинутый и забытый?
Она тряхнула головой, прогоняя из головы чудовищные картинки. С ним всё в порядке. Между ними должна быть какая-то связь, потому что Фэй хорошо её ощущала, стоило ему покинуть стены комнаты. Эта невидимая нить натягивалась и впивалась в плоть, разрезая острой леской, заставляя волочиться следом, наталкиваясь на глухие стены и изнывая от боли, тоски и беспокойства. Но стоило ему вернуться, как натяжение разом спадало. Когда он был рядом, когда она видела, что с ним всё в порядке, что он жив, здоров и ни в чём не нуждается, ей становилось легче дышать и сердце снова билось ровно. Если бы с ним что-то случилось, эта нить непременно порвалась бы со звуком лопнувшей струны. Её сердце остановилось бы в ту же секунду, когда остановилось и его — по-другому просто не может быть. Она не сумеет жить без него, ей не нужна такая жизнь, зачем она ей без него? Её сердце должно почувствовать это и подать какой-нибудь сигнал. Но разве же оно что-то почувствовало, когда ранили Алека? Ничегошеньки оно не почувствовало. Не кольнуло, не ёкнуло — тупой, бесполезный кусок мяса! Остановившись, Фэй прижала ко рту ладонь и судорожно всхлипнула, пытаясь удержать рыдания.
В последние дни она и так ревела непозволительно часто. И делала бы это ещё чаще, кабы не боялась надоедать Вэлиану необходимостью утешать её, словно ребёнка. Нытики никому не нравились, даже самим нытикам. Она старалась бодриться, понимая, что слёзы никому не помогут, что на самом деле они делают только хуже, потому что причиняют страдания добровольно закрывшемуся с ней в клетке Вэлиану, тогда как ему тоже не помешала бы поддержка. Но быть сильной Фэй никогда не умела. Она умела быть терпеливой, рассудительной, понимающей и непреклонной — какой угодно, только не сильной. А сейчас это единственное, что от неё требовалось. Через несколько дней они должны будут расстаться, и ей хотелось, чтобы эти дни отпечатались в памяти светлым пятном, наполненным любовью и удовольствием. А вовсе не уродливой, смазанной слезами кляксой, от которой останется только горькое послевкусие потерянного времени.
Только бы он вернулся!.. Она всё исправит. Она будет улыбаться и радоваться, сутками напролёт — и во сне тоже. Вселенная содрогнётся, и само пространство-время искривится от того потока безудержного счастья, что извергнется из неё — только бы он вернулся.
А что, если это конец?.. Рано или поздно этот день должен был настать. Она всегда знала, что однажды просто не дождётся его возвращения и будет сходить с ума от отчаяния, терзаясь неизвестностью, укоряя себя за слабость, за то, что поддалась искушению, что вовремя не проявила твёрдости духа, уберегая себя от непосильной боли и разочарования в будущем. О чём она только думала? Как же ей теперь жить? Как не думать о нём, не вспоминать, не тосковать, не жалеть о каждой упущенной минуте, проведённой не вместе? Как выдержать одиночество теперь, когда она так привыкла засыпать, нежась в его руках, и просыпаться, слушая его дыхание?
«Боже, пусть он вернётся, пусть с ним всё будет хорошо! — она снова и снова наворачивала круги по комнате, не находя места от волнения, пытаясь взять себя в руки и придумать отсутствию Вэлиана правдоподобное объяснение, не включающее в себя лужи крови, страшные раны и холодные трупы. — Он просто задержался из-за пустяковой накладки и скоро придёт. Не может не прийти».
Может, ещё как может! Жизнь снаружи полна опасностей и жестоких мерзавцев, получающих удовольствие при виде чужих страданий. А он такой импульсивный и самоуверенный. И совсем не бережёт себя. Бросается в дурацкие драки, ввязывается ради неё в грязную политику, совершает безумные геройства, жертвует своей жизнью, здоровьем и свободой. Он такой смелый и благородный, совсем как средневековый рыцарь из романов. Как же она могла в него не влюбиться — нужно быть бездушной каменной глыбой, чтобы суметь не влюбиться! Только бы увидеть его ещё хоть разочек, хотя бы мельком… Вытирая без остановки льющиеся слёзы, Фэй отсчитывала шаги, блуждая рассеянным взглядом по стенам, и от этого становилось только хуже. Куда бы он ни падал, всё напоминало о нём, вызывало в памяти его голос, его образ и запах, отдавалось в уши отзвуком далёких шагов…
Звук шагов, впрочем, оказался вполне реальным. По выстукиванию обитых металлическими скобами подошв можно было распознать ботинки турианских военных — такие носил и Вэлиан. Шаги затихли у её двери, послышались приглушённые голоса, а следом — шорох открываемой створки. Фэй с тревогой обернулась к выходу: посетителей, судя по всему, ожидалось несколько. Первым на пороге появился турианец. Метки на его лице совпадали с рисунком татуировки Вэлиана, но кожа и хитиновые пластины были немного светлее. А взгляд казался чужим и едва ли не враждебным. Фэй заглянула за его спину, где маячила ещё одна фигура, и в изумлении распахнула глаза, завидев вышедшую вперёд высокую стройную женщину с короткими щупальцами вместо волос и белым узором на лбу. Её голубая кожа мерцала опалесцирующими чешуйками и будто излучала сияние. Облачённая в длинную тёмно-фиолетовую накидку, под которой проглядывало элегантное белое платье, она выделялась на фоне бледно-бежевых стен ярким пятном, затмевающим всё вокруг своим великолепием. Фэй догадалась, что это азари, не столько по цвету её кожи, сколько по почти осязаемой ауре обаяния и чувственной грации, тянущейся за ней невидимым шлейфом. Остановившись посреди комнаты, азари осмотрелась и остановила глаза на Фэй.
— Здравствуй, Фэй, — улыбаясь одними уголками губ, произнесла она, предварительно сверившись с экраном планшета. — Меня зовут Леда. Я здесь, чтобы отвезти тебя домой.
Фэй растерянно посмотрела на замершего истуканом турианца — он хранил угрюмое молчание, вперившись взглядом в стену, и не утруждал себя объяснениями.
— Домой? — пробормотала она почти беззвучно, сбитая с толку. — Что значит «домой»?
— Война окончена. Представители Земли заключили мирный договор с представителями Турианской Иерархии. Завтра в это время ты будешь на Шаньси. А теперь пойдём, я провожу тебя туда, где о тебе позаботятся. — Леда протянула ей руку, но Фэй, ошеломлённая услышанным, лишь заморгала в ответ.
Война окончена? Вот так просто?.. Разве можно поверить в такое почти сказочное чудо! С другой стороны, а что ещё остаётся — не могли же над ней так жестоко подшучивать? Но если это правда, значит… больше никому не придётся умирать. Земля и Шаньси будут в безопасности, её брат будет в безопасности, и она вернётся домой. Снова увидит знакомые улицы, будет спать в своей кровати, носить привычную одежду, есть любимую еду, дышать родным воздухом, ходить, куда ей вздумается, и быть совершенно свободной! Немыслимо!
— Это правда? Войны не будет? — всматриваясь в лицо азари, пробормотала она, больше всего на свете боясь услышать, что это дурацкий розыгрыш.
— Правда, — губы Леды разошлись в мягкой улыбке. — Для этого мы сюда и прилетели.
— Боже, это же так… так… — не сумев подобрать подходящих слов, Фэй запнулась и, переполненная восторженными эмоциями, кинулась азари на шею. — Спасибо, спасибо вам огромное! Вы спасли столько жизней… Я не знаю, как вас благодарить!
— Не нужно никого благодарить, милая. Война противоестественна. Мы все живём под одной большой крышей, и распри с соседями нам совершенно ни к чему, — спокойно проговорила азари — должно быть, Фэй была далеко не первой, кто успел повисеть на шее благой вестницы. Леда утешающе погладила её по спине, а затем деликатно отстранилась. — Давай не будем тратить время. Здесь тебе делать больше нечего.
Услышав это, Фэй испуганно отшатнулась, только сейчас осознав, что ей действительно придётся уйти, навсегда покинуть свою комнату, улететь с крейсера, не дождавшись Вэлиана. Она не может так поступить! Ей нужно хотя бы убедиться, что с ним всё в порядке.
— Я не могу уйти сейчас, простите, — она нервно потёрла пальцы, переводя глаза с азари на турианца. — Нельзя ли отложить возвращение? Хотя бы на полчаса?
— Это тебе не гостиница! — рыкнул турианец. — Сказали проваливать — ты проваливаешь.
— Сержант хотел сказать, что через час мы должны покинуть крейсер, — поджав губы, окинула его неодобрительным взором Леда. — Извини, но мы не можем ждать.
Фэй вздохнула — не принуждать же эту милую женщину тащить себя по палубам волоком. Может, ей удастся выяснить, куда запропастился Вэлиан, по дороге? Как же так всё неудачно совпало! Почему именно в этот день ему пришлось улететь на дурацкие учения? Она замерла как громом поражённая. А совпадение ли это?.. Вдруг они продумали всё заранее и увели его специально?
— Пойдём, милая, не бойся, — не дождавшись ответа, азари подошла к ней и, подхватив за локоть, потянула к выходу. — Теперь ты в безопасности. Мы обо всём позаботимся.
Обескураженная внезапной догадкой, Фэй прикусила губу, готовясь разрыдаться от обиды. Зачем они так поступили? Боялись истерик и скандалов? Пытались устранить возможные помехи? Не хотели, чтобы их офицер порочил честь мундира связью с землянкой? Обрубали ниточки, не позволяя проститься, дать последние обещания, придумать что-нибудь, чтобы найти друг друга! Мерзкие, бессердечные солдафоны!
— Простите, я совсем забыла… Мне нужно взять свои вещи, — резко затормозив, Фэй вернулась в комнату и забрала с дивана читалку и колосок рапса. Планшет она решила оставить Вэлиану — он ему всегда нравился, а ей хотелось оставить ему какой-нибудь подарок. Конечно, жалко было расставаться с хранилищем её избранной медиатеки и фотографий. Зато так он будет чаще вспоминать о ней. Озарённая идеей, Фэй включила экран, открыла чистый документ и набросала текст сообщения.
— Да что ты копаешься! До вечера тут с тобой торчать, что ли? — рыкнул турианец, с раздражением следя за её манипуляциями.
— Сержант, — осекла его с ноткой осуждения Леда, — проявите терпение. Мы не в казармах.
— Извините, я правда должна… это очень важно, — виновато оглянувшись на него, Фэй вбила последние строчки и устроила планшет посередине дивана. — Готово.
Она приблизилась к азари, невольно стараясь держаться поближе к ней и подальше от недовольного турианца. Улыбнувшись ей, Леда бросила любопытный взгляд на планшет, а затем развернулась и повела её к выходу из сектора. Фэй шла за ней как в тумане, оглядываясь по сторонам и подспудно отыскивая в каждом встречном турианце знакомые черты, всё ещё надеясь, что ошиблась и Вэлиан просто задержался. Неужели им не дадут хотя бы пару слов друг другу перед расставанием сказать? Будет ли он искать её, как и обещал? Если будет, она готова ждать хоть целую вечность! Это всё, что ей хотелось сказать ему: что она будет ждать, сколько потребуется: год, два, пять, десять… Хотя нет, десять лет — это слишком. Зачем ему тридцатипятилетняя старуха? Только бы он нашёл планшет и догадался включить экран! А потом как-нибудь перевёл её записку, где она оставила для него все личные контакты, которые сумела вспомнить.
Леда что-то рассказывала, успокаивающе поглаживая её по спине, пока они не вышли в широкий холл, где собралась стайка весело галдящих девушек в окружении хлопочущих над ними азари. Фэй не заметила, как исчезла и Леда, и провожавший их турианец. Отвыкнув от шума и толп, от самих людей и проявляемых ими эмоций, она ощущала себя чужой и потерянной, больше всего на свете желая оказаться в каком-нибудь тихом безлюдном месте. Отойдя в уголок, она вжалась в стенку, наблюдая за другими со стороны и вполуха прислушиваясь к обрывкам чужих разговоров. Синекожие красавицы в похожих бледно-фиолетовых накидках выстраивали пленников рядками, пересчитывая по головам и делая пометки в планшетах. Одна из них притулила Фэй в конец очереди, вынуждая присоединиться к двинувшейся в конец холла группе. Их повели коридорами по палубе крейсера до лифта, который спустил их поэтапно в огромный транспортный отсек. Оттуда они попали в пассажирский челнок, принадлежащий, по-видимому, азари.
У Фэй кружилась голова от резкой смены обстановки и окружения, переполненного звонкими голосами и беспрерывным мельтешением. Её сознание перешло в полуавтоматический режим, и всё происходящее начало казаться странным сном. Она не знала, хочет ли просыпаться — её рвали на части сравнимые по силе желания и страхи. Было бы так здорово открыть глаза и обнаружить рядом спящего Вэлиана. Но вернуться домой и встретиться с братом она жаждала ничуть не меньше. Как жаль, что нужно было выбирать… Точнее, нет, не нужно — за неё, как обычно, выбирали другие.
Откинувшись на спинку кресла, Фэй закрыла глаза и попыталась задремать. Её клонило в сон, бросало то в жар, то в нервный озноб. В висках гудело, и от этого монотонного шума, сливавшегося с рокотом работающих двигателей, к горлу подкатывала тошнота. Радость возвращения оказалась безнадёжно смазана усталостью, стрессом и ноющей под сердцем обидой. К этому моменту ей хотелось только одного: чтобы всё это поскорее закончилось. Она отключилась, а через несколько минут — или часов, кто его знает? — её растолкали перед стыковкой с другим крейсером. Фэй поняла это, когда вышла вместе со всеми наружу, в такой же громадный транспортный отсек, из которого они вылетали, только вокруг не наблюдалось ни одного турианца. От обилия сновавших перед глазами прекрасных женщин в похожих одеждах и с похожими лицами голова пошла кругом. У некоторых не было на лице узоров, у многих они совпадали, и Фэй очень скоро поняла, что не сможет узнать и Леду, если им случится встретиться вновь.
Их распределили по палатам лазарета — гораздо более комфортабельным и уютным, нежели жилые модули турианцев. Там им позволили вымыться, переодеться в удобные и приятные телу пижамы, а после подвергли процедуре медосмотра. Азари в бледно-зелёном комбезе, зашедшая в палату, представилась доктором Анексис, подробно расписала, какие исследования и для чего собирается проводить, а затем попросила Фэй раздеться догола и лечь в какую-то капсулу, по виду напоминающую диагностическую станцию. Разморенная звуками успокаивающего голоса, Фэй, словно загипнотизированная, послушно улеглась в стеклянную камеру, старательно выполняя все указания азари: поднять руку, ногу, вдохнуть, выдохнуть, задержать дыхание, перевернуться, поднять коленки, развести бёдра, расслабить мышцы таза и не зажиматься, назвать полное имя, возраст и адрес, описать ощущения, перечислить жалобы, снова поднять руку, ногу, открыть рот, вытащить язык… Это продолжалось довольно долго, пока, наконец, крышка капсулы не отошла в сторону, позволяя выбраться наружу. Доктор Анексис разрешила ей сполоснуться в душе, чтобы смыть с себя остатки геля с резким химическим запахом. А когда Фэй вышла, кутаясь в по-домашнему пушистый и тёплый халат, учинила допрос.
— Откуда у тебя это? — подойдя, она отодвинула воротник халата и ткнула пальцем в оставленные на шее следы от укусов. Фэй в замешательстве отпрянула и поправила воротник.
— Ниоткуда, — тихо ответила она, избегая смотреть той в глаза.
— Милая, ты можешь сказать мне, — подойдя к ней, доктор Анексис приподняла её за подбородок, вынудив посмотреть ей в лицо. — Я не заметила травм слизистой, но… Позволь быть откровенной. Мы обе знаем, как появились эти следы. Если это произошло против твоей воли, ты вправе рассчитывать на помощь и защиту твоих интересов. Мы накажем виновного со всей строгостью. Но ты должна рассказать мне, кто это сделал.
Фэй залилась румянцем, пытаясь ненавязчиво выпутаться из цепких пальцев азари.
— Не нужно, правда. Спасибо, но… в этом нет необходимости.
— Ты его боишься? Он тебе угрожал?
— Нет! — воскликнула она и, заметив, как губы азари начали растягиваться в понимающей улыбке, сдержанно повторила: — Нет. Это было…
— По обоюдному согласию? — подсказала доктор Анексис, выпуская её подбородок.
— Да, — пылая жаром от смущения, подтвердила Фэй.
— Тебе нечего стыдиться в любом случае, — усмехнувшись, искоса взглянула на неё азари, что-то печатая в планшете. — Такое случается сплошь и рядом, даже во время войны.
Фэй не ответила, предпочтя оставить своё мнение при себе.
— Поешь и ложись спать, — произнесла азари, поднимаясь. — Рекомендую воспользоваться рекреационной капсулой. Если поставишь таймер на два часа, то проснёшься ровно к прилёту на орбиту, свежая и отдохнувшая. Тебя научили ею пользоваться?
Дождавшись короткого кивка в ответ, доктор Анексис подошла к ней и, утешающе проведя пальцами по её волосам, добавила:
— Не грусти. Что было, то прошло. Надо жить дальше.
И вышла, оставив Фэй в одиночестве.
Что было, то прошло — это и была её главная проблема. Проводив хмурым взглядом исчезнувшую за дверью азари, она поднялась и, подойдя к спальной камере, вскарабкалась внутрь. Перекусить, конечно, не мешало бы — от голода неприятно посасывало под ложечкой, но сил копаться в настройках кухонной панели не было никаких. Улёгшись на спину, Фэй настроила таймер и закрыла глаза. Крышка с мягким шипением захлопнулась, и свет, постепенно угасая, потух. Вдыхая полной грудью свежий, пахнущий свежестью и какими-то травами воздух, Фэй провалилась в глубокий сон.
Что подействовало лучше — чудо-капсула с лечебным воздухом или слова доктора Анексис о том, что совсем скоро она вернётся на Шаньси — Фэй не знала. Но проснулась она в приподнятом настроении. Выбравшись из камеры, она приняла душ, оделась в заботливо оставленную кем-то новенькую приталенную тунику с занятной вышивкой на груди и позавтракала какими-то овощами. По крайней мере, ей хотелось думать, что зелёные хрустящие кубики, по вкусу напоминающие стручковую фасоль, при жизни росли на грядке и не издавали членораздельных звуков.
Фэй почитала немного, коротая время, пока в палату не вошла азари, которая пригласила её проследовать в челнок. Проделав уже знакомый путь обратно в транспортный отсек, Фэй заняла место в пассажирском шаттле, и через несколько минут пилот объявила о взлёте. «Странное существо — человек, — оглядывая ряды пассажиров со скучающими лицами, размышляла Фэй. — В один момент ты жаждешь чего-то так сильно, что, кажется, получи это — и ты станешь самым счастливым созданием на свете. А потом получаешь, и оказывается, что ты снова недоволен, потому что теперь тебе нужно что-то другое». Разве не об этом она молилась ночами напролёт — чтобы война вдруг закончилась, по волшебному щелчку пальцев, и она смогла вернуться домой? Разве не она шептала про себя: «Я больше никогда-никогда ни о чём не попрошу»? И где же та она, которая произносила эти слова, искренне веря в то, что ей действительно больше не о чем будет просить? Глупая, глупая она. Ей хотелось ещё так многого, что становилось страшно.
Жить, конечно, можно и дальше. Это нетрудно: дышать, говорить, смеяться, работать, развлекаться, делать вид, что всё нормально. Но она уже знала, что ночами будет лежать и торговаться с безмолвным Космосом, выпрашивая новое чудо на Рождество.
Челнок прибыл в космопорт точно по расписанию. Заметно оживившиеся пассажиры высыпали наружу через узкий рукав стыковочного шлюза. Её сердце растроганно сжалось при виде знакомых стен космопорта Шаньси. Он практически не изменился, только выглядел слегка запылённым, с треснувшими стёклами и местами обезображенным расплавленными, покрытыми сажей панелями обшивки.
Внутри кипела жизнь. Толпы деловито спешащих куда-то азари вперемешку со встречающими и прилетающими пестрили в глазах, наводняя суетой и шумом ставший вдруг крошечным зал, доселе не видевший такого количества гостей. Сопровождавшие их азари, ответственные за доставку пленников в целости и сохранности, принялись хлопотать об устройстве каждого в центре помощи пострадавшим. Его организовали в многострадальной гостинице в административной части города. Фэй от помощи отказалась — ей не терпелось отправиться домой и начать поиски брата. Где-то снаружи ждали автобусы, на которых прилетевших развозили по городу. Попрощавшись с азари, она побрела на выход, соображая, куда податься первым делом: домой, в гостиницу или в главный штаб. А выйдя на улицу, остановилась и, невольно улыбнувшись, подставила лицо под яркое, по-летнему жаркое солнце, заливавшее ослепляющими бликами бетонное покрытие. И почти сразу же издалека раздался голос, родной до сладкой боли под сердцем:
— Эй, малышка! Я здесь!
Она распахнула глаза и начала озираться по сторонам, жадно выискивая лицо Алека. Тот нёсся к ней со стороны стоянки, огибая потоки спешащих куда-то людей и автопогрузчиков. Увидев его — красивого и подтянутого, в идеально отглаженной военной форме, улыбающегося и, главное, живого — Фэй восторженно вскрикнула и, подпрыгнув на месте, со всех ног бросилась ему навстречу. С разбега прыгнув в раскрытые объятия брата, она повисла на его шее, от счастья растеряв все слова. Из глаз брызнули слёзы, и она уткнулась носом в его шею, бессовестно размазывая их по белоснежному воротничку. Алек крепко прижимал её к себе и покачивал в руках, целуя в лоб и висок.
— Я с утра тут торчу. Они не сообщили точное время, когда привезут твою партию, — заговорил он первым, дав ей выплакаться и собраться. — Бедная моя детка! Натерпелась, небось, страху?
— Я так рада, что ты в порядке! — оторвавшись от него, Фэй расцеловала брата в щёки. — Я думала, никогда тебя больше не увижу!..
— Ну ладно, ладно, — брезгливо вытираясь, проворчал он. — Всё же хорошо, видишь?.. Уже всё закончилось, не плачь. Дай хоть посмотрю на тебя, — отодрав от шеи её руки, он поставил Фэй на землю и, шагнув назад, придирчиво оглядел сверху донизу.
— Ты почему такая тощая? — посуровел он. — Костежопые тебя там что, голодом морили?
— А ты почему такой упитанный? — вытирая рукавом мокрые ресницы, рассмеялась она и, подойдя, ущипнула его за щёку. — Как будто с курорта.
— Можно и так сказать. Полмесяца в лазарете провёл, — поморщившись, недовольно ответил он. И, перекинув руку через её плечи, потянул Фэй к стоянке. — Там и делать-то больше нечего было: только ешь и спи.
— Как твоя нога? И дырка в животе? Что доктора говорят?
— Да, ерунда, не переживай. Зажило как на собаке. Кстати, улётный прикид, тебе идёт, — он опустил глаза и, занырнув рукой в карман её туники, выудил оттуда колосок рапса. — А это что? Они ещё и сувениры дарят? — усмехнулся он и небрежно покрутил его в пальцах. — Как мило. А рекламные акции они проводят? Что-нибудь вроде: «Приведи друга из ополчения и получи лежак без клопов»?
— Дай сюда! — её сердце от страха ухнуло вниз, и Фэй вырвала из его руки колосок. — Не тряси его так, сломаешь.
— Да я тебе таких с поля сотню притащу.
— Такой только один, — Фэй осторожно положила колосок в карман. — Это подарок на память.
Алек хмыкнул и потрепал её по макушке, распушив волосы.
— С тобой там хорошо обращались? — спросил он, вглядываясь в её лицо.
— Ага, хорошо, — рассеянно кивнула Фэй и, не давая ему возможности заметить вспыхнувший на её щеках румянец, указала пальцем на парковку. — Нам туда?
— Нет, нам дальше, — купившись на её уловку, Алек махнул в другую сторону через дорогу. — Здесь нельзя парковаться, это для служебного транспорта.
Греясь в лучах солнца, Фэй шла рядом с братом, блаженно улыбаясь и разглядывая изменившиеся окрестности. Повсюду мелькали военные Альянса и голубокожие инопланетянки. Они вели себя уверенно, по-хозяйски наводя порядок и организовывая ошеломлённых, запуганных жителей колонии. Площадка перед космопортом была уставлена контейнерами и цистернами с незнакомой символикой, которая частенько мелькала и на их крейсере: на дверях, на панелях, на технике, на форме персонала. Должно быть, им привезли гуманитарную помощь. Что ж, очень кстати — масштабы разрушений после нашествия турианцев можно было без преувеличения назвать колоссальными. Не осталось почти ни одного завода; гарнизоны, шахты, рабочие посёлки и удалённые фермы были сметены подчистую; производство остановилось, инфраструктура уничтожена. Лучше всего сохранился город, но и тот выглядел плачевно: изборождённый рытвинами от обломков метеоритов, с разрушенными зданиями, грязный, жалкий, разбитый.
По дороге домой Алек — он прикатился в космопорт на новеньком военном джипе — рассказал, что правительство азари связалось с их командованием четыре дня назад и предложило заключить перемирие на выгодных для людей условиях: с выплатой репараций как пострадавшей стороне конфликта, помощью с восстановлением колонии и последующим принятием в межгалактическое сообщество.
— Похоже, эти чешуйчатые дамочки крепко держат наших костезадых приятелей за яйца, — зубоскалил он, одной рукой покручивая руль, а второй обнимая Фэй за плечи. — Те и пикнуть не смели, когда документы подписывали. Только зенками гневно вращали и сопели. А знаешь, кто теперь твой брат? Герой войны, майор! — он горделиво расправил грудь, показывая сверкающие нашивки и медали. Фэй, тихо смеясь, потрепала его по затылку. Мальчики такие мальчики. — Одно жалко: Уильямса, скорее всего, попрут с должности, — помолчав, нахмурился Алек. — Он теперь предатель и трус, оказывается. Штабные крысы решили, что мы слишком рано сдались. Ещё бы! Хорошо им клювами щёлкать теперь, когда прилетели эти голубые красотки и всё разрулили. А вот посидели бы они здесь пару дней, когда нас бомбили — я бы посмотрел, как эти ублюдки запели! — И сплюнул в открытое окно с таким ожесточением, как будто в этот момент там проходил кто-то из главного штаба Альянса.
Выставив в окно руку, Фэй наслаждалась ощущением ласкающего ладонь потока свежего воздуха — настоящего, родного, «человеческого» воздуха, по которому, оказывается, тоже можно было соскучиться. Прикрыв веки, она улыбалась самой себе, вполуха слушая рассказ брата, и думала о том, что всё не так уж и плохо. Жизнь наладится, обязательно. Разрушенное отстроится. То, что сгорело, непременно даст новые ростки. Главное, что они живы, а остальное… остальное пройдёт.
Всё проходит, и это пройдёт.
Алек умолк. И какое-то время ехал, барабаня пальцами по рулю и изредка косясь в её сторону. Фэй знала, о чём он хочет спросить. Хочет — и не решается, потому что тогда ему придётся рассказать о Вэлиане. Она хранила молчание по той же причине. Но, выходя из машины у дома, позорно провалилась, когда, спохватившись, не обнаружила в руках читалку. Обыскав кресло и пол, Фэй расстроенно потёрла лоб, припоминая, что садилась вместе с ней в шаттл. А выходила, кажется, уже без.
— Читалка?.. Твоя читалка? — начал медленно соображать Алек. — Как она к тебе попала?
— Мне её передали, — Фэй заторопилась к дому.
— Кто? — двинулся за ней Алек.
— Турианец.
— Тот зубастик? Из бункера?
— Его зовут Вэлиан. И тебе следует отзываться о нём уважительней. Он рисковал жизнью и свободой, помогая тебе сбежать.
— Я так и знал, что он выпутается, паршивец!.. — остановившись перед дверью, Алек зашарил по карманам, отыскивая ключи. А сам тем временем внимательно изучал её лицо. — Как он успел улизнуть? Наши отбили орбиту уже на следующий день.
— Между прочим, в него целились из пистолета! Ему повезло, что его не расстреляли из-за тебя, — от обороны перешла в нападение Фэй. — Ты хоть спасибо ему сказал?!
— Обойдётся! — фыркнул Алек, открывая дверь. — Во-первых, я его не просил. Во-вторых, откуда мне было знать, что он задумал? Я до последнего был уверен, что это какая-то подстава. Так что, он передал тебе планшет?
— Да, — Фэй проскользнула в открытую дверь мимо него.
— Он же не распускал руки?
— Что?.. Ой, перестань! — она взбежала по ступенькам, торопясь опередить брата — если бы он увидел её пунцовое от смущения лицо, то мгновенно догадался бы, что находится на верном пути. — Он был очень милым и заботливым. Приносил мне еду. И расчёску, и другие вещи. А когда электричество наладят?.. — резко сменила она тему и, добравшись до лестничного пролёта, остановилась отдышаться. — Я умру каждый день подниматься на одиннадцатый этаж без лифта.
— На днях, солнечные панели уже ремонтируют. Включать будут секторами по городу. Да нашего, может, дня через три-четыре дойдут. Тебе полезно пешком ходить — смотри, какая доходяга. Только пятый этаж, а у тебя уже язык на плече, — он шутливо подпихнул её в спину, заставив оторвать подошвы от пола.
— Ох, я больше не могу… Оставь меня здесь, спасайся сам! — повиснув на его плече, застонала Фэй.
Он рассмеялся и, подхватив её, закинул на плечо как мешок с песком.
— Ладно, пошли. Я не могу бросить раненого на поле боя, — и понёс её наверх — до седьмого этажа, где выяснилось, что всё-таки может.
Пыхтя и отдуваясь, вся взмокшая от пота, Фэй еле дотащилась до открытой квартиры, где Алек, уже переодевшись в домашние джинсы и футболку, соображал ужин.
— Я тут прибрался слегка, но времени особо не было. Да и без электричества толком ничего не сделаешь. Бардака выгребать на неделю хватит, — оправдывался он, пока она бродила по комнатам, осматриваясь и принюхиваясь к знакомому «домашнему» запаху, каким она его запомнила в последние дни на Шаньси: плавленного воска, смешанного с гарью и одеколоном отца, которым она опрыскивала комнаты по вечерам.
И ещё запах запустения и смерти.
Алек принёс несколько автомобильных аккумуляторов и развесил по комнатам тусклые лампочки, которые давали достаточно света, чтобы не натыкаться на углы и мебель. Одна висела над входом в гостиную, как раз там, где лежал труп убитого им патрульного. Кровавое пятно посередине кто-то наспех отмыл, но по углам отчётливо проступали тёмно-синие разводы. Бросив на них хмурый взгляд, Фэй сглотнула подступивший к горлу ком и поспешно отвернулась.
— Ты голодная? Конечно, голодная — кожа да кости! — суетился Алек, стаскивая на стол купленную в магазине готовую еду: хлеб, мясные нарезки и контейнеры с салатами. — Я не стал брать ничего скоропортящегося. Не был уверен, когда тебя привезут. Но перекусить хватит. А завтра с утра сходим куда-нибудь позавтракать. Некоторые кафе уже открылись. А в гостинице работает столовая с горячей едой.
— Мне бы помыться, — Фэй обессиленно упала на диван. — Есть не хочется.
— Горячая вода есть, котельные уже починили. Я наберу тебе ванную.
— Спасибо, милый.
— А ты съешь что-нибудь! — строго наставил он на неё палец перед тем, как выйти из комнаты. — А то без слёз на тебя не взглянешь.
— Ладно, — улыбнулась она и демонстративно подняла контейнер с салатом. — Я съем это.
Через пять минут Алек вернулся сообщить, что ванна готова. Предъявив ему пустую тарелку, Фэй зашла в свою комнату за сменной одеждой, обвела её потерянным взглядом и почему-то ощутила себя здесь гостем. Как будто вернулась в детскую комнату, заботливо сохранённую родителями в её первозданном виде. Вроде всё такое знакомое. А вроде бы и нет, потому что тебя и того, кто жил здесь, теперь разделяла целая жизнь.
Выложив колосок рапса на прикроватную тумбочку, Фэй выбрала из глубины шкафа домашний костюм и свежее бельё, меньше всего пропахшее плесенью и гарью — этим запахом, кажется, пропиталась сама земля, вода и воздух — и отправилась отмокать в ванную. Она всыпала побольше соли и мыльных шариков, сдобрила «бульон» капельками ароматических масел и улеглась в горячую, расслабляющую воду, наслаждаясь смесью экзотических ароматов.
Алек, разумеется, не дал ей долго понежиться и через двадцать минут принялся тарабанить в дверь, требуя составить ему компанию за ужином. Вздохнув, Фэй выползла из ванны и, наскоро просушив волосы, натянула пижаму. Настроение улучшилось, она чувствовала себя бодрее. Жизнь понемногу налаживалась. Завтра она немного приберётся, расставит всё по местам, проведёт ревизию памяти и начнёт приучать себя жить: разговаривать с людьми, выходить наружу, мечтать о глупостях, пользоваться настоящей расчёской, наслаждаться тишиной и одиночеством дома, ходить на вечеринки к соседям и друзьям Алека, учиться и искать себя — в общем, делать всё то, чем она с успехом занималась до войны.
— Пойдём, посидишь рядом, — томящийся снаружи Алек подхватил её под локоть и потянул к столу. — Я взял вина отпраздновать.
Усадив Фэй на диван, он подвинул ей бокал с нарезанными на тарелке фруктами.
— Давай за воссоединение семьи. То есть, — он издал неловкий смешок, нарушив негласное правило не говорить о папе, — теперь нас двое, так что… Давай за папу выпьем. Земля ему пухом.
Фэй взяла бокал, второй рукой сочувственно погладив брата по спине. Нужно будет подумать о каком-нибудь мемориале — у отца до сих пор не было даже могилы.
— За папу, — она пригубила вино и, поджав к груди коленки, уставилась немигающим взглядом в стол.
— Ладно, твоя очередь рассказывать, — Алек положил локти на стол и подался вперёд, приготовившись слушать. — Что там было?
— Где?
— Наверху. Тебя там точно не обижали? — он приподнял брови и замер с таким напряжённым видом, что Фэй помимо воли улыбнулась. — Детка, ты можешь рассказать мне всё. Просто рассказать — об остальном я сам позабочусь.
— Всё было нормально, — она потрепала его по щеке. — Никто меня не обижал. Меня не били, не пытали, не унижали и не насиловали. Меня даже кормили, — она поморщилась при воспоминании о противной серо-жёлтой шпатлёвке. — Правда, в основном какой-то безвкусной гадостью. А ещё меня каждое утро проверял местный доктор — очень воспитанный и приятный турианец. Ему нравились мои рисунки.
Алек с шумом выпустил скопившийся в лёгких воздух.
— Ну, слава богу! — и снова с подозрением подобрался. — И всё равно ты какая-то… забитая. Что-то там всё-таки случилось?
— Ничего не случилось. То есть много чего, — она смутилась и, торопливо приникнув губами к стакану, сделала большой глоток. — В смысле, папа, и война, и бункер, и ты, и вообще… Мне до сих пор кажется, что всё это какой-то кошмарный сон.
— Да уж, если бы сон, — невесело усмехнулся Алек, но, кажется, ей удалось его успокоить.
Они допили вино, размышляя вслух о том, как будут жить дальше. Алек собирался продолжать военную карьеру в Альянсе, а Фэй планировала затеять генеральную уборку — пока это всё, на что хватало её воображения. Ей не хотелось думать о будущем. По крайней мере, не в ближайшее время точно. Все её силы уходили на то, чтобы вытаскивать себя за шкирку из наваливающихся лавиной воспоминаний, а к остальному приходилось толкать себя через силу.
Ложась спать, она не стала перестилать кровать и долго ворочалась, ощущая витающий в воздухе запах мускуса и мокрой земли. Следующий два дня она провела в городе, делая необходимые покупки и просто бродя по улицам. Здание её колледжа было повреждено и занятия перенесли до начала нового семестра. Но она решила, что не вернётся туда. Из неё вышел бы никудышный агроном. К тому же теперь она всё чаще стала задумываться о переезде в Лондон. Фэй не мыслила себя на Шаньси — без папы и его фермы.
На третий день в квартире появился свет. Обрадованная, Фэй с утра окунулась в домашние заботы: перетрясла дом вверх дном, перестирала одежду и постельное бельё, вымыла дочиста полы, мебель, посуду и даже стены. А под конец, поужинав вместе с вернувшимся со службы Алеком — он теперь руководил целым взводом и был важной шишкой — села раскладывать по коробкам вещи отца. Это заняло у них весь оставшийся день до поздней ночи. И за эти несколько часов она успела и насмеяться, и нареветься. Хозяйственный и бережливый, отец хранил у себя намалёванные их кривыми детскими пальцами рисунки, старые фотографии из рамочек, любимые игрушки, так и недоклеенные Алеком модельки фрегатов, связанные Фэй салфетки и носки, которые та дарила ему на праздники, когда скопленные на подарки деньги оказывались выжуленными братом на сладости и игровые автоматы. Были там и короткие записочки от мамы, несколько совместных фотографий и до сих пор едва уловимо пахнувший её парфюмом шарф. Фэй скрупулёзно сортировала вещи, откладывая в отдельную коробку всё, что можно было назвать «семейной ценностью», размышляя о том, что, наверное, и её ждёт такое же будущее: тащиться до конца жизни с коробкой пыльного хлама — молчаливых свидетелей счастливых моментов из жизни, которые становятся счастливыми, лишь когда остаются далеко позади.
Набив до отказа две большие коробки, которые Алек снарядился с утра забросить в центр распределения гуманитарной помощи, они отправились спать. Вымотанная за день Фэй отрубилась без задних ног, стоило только принять горизонтальное положение. Ноющие мышцы, свежая постель, чистый воздух и разболевшаяся голова сделали своё дело — она спала как убитая до утра.
А проснувшись и позавтракав, отправилась в центр реабилитации — ей уже названивали оттуда несколько раз, настойчиво приглашая прийти, чтобы заполнить какие-то формы. Её проводили в кабинет, где комиссия из трёх военных, одного психотерапевта и двух азари устроила ей допрос с пристрастием. Они подробно расспросили её о семье, о том, чем Фэй занималась до войны, вызнали обстоятельства смерти отца, записали адрес сгоревшей фермы, а узнав, что она попала в плен, сделали какую-то пометку, добавив, что в этом случае размер компенсационных выплат существенно увеличится.
— Вам откроют личный счёт в одном из банков Цитадели, — пояснила на удивлённый взгляд Фэй азари. — Пока мы не наладим документооборот с вашими банками, денежные средства будут храниться на Цитадели в единой валюте Пространства Цитадели. Вы сможете воспользоваться ими и раньше, если прилетите на Цитадель сами. Но, как вы понимаете, тратить их вам придётся там же, пока в ваших банках не откроют обменные пункты, которые будут работать с кредитами.
— А сколько… кхм… — она неловко запнулась на вопросе, сколько отслюнявила ей от щедрот Турианская Иерархия за убийство отца и мытарства на орбите.
— Какая сумма вам полагается? — подсказала азари. — Учитывая, что вы потеряли члена семьи, отвечающего за ваш материальный достаток, ферму, остались без квалификации, морально пострадали в плену… Что ж, по предварительным данным, я бы сказала, что тянет на шесть или семь сотен тысяч.
— Семь, думаю, — поймав взгляд соседки, согласилась вторая азари. — Мы, разумеется, проверим ваши слова. Но если всё, что вы рассказали, подтвердится, то семьсот тысяч кредитов вам гарантированы.
— О… — нахмурив брови, понимающе качнула головой Фэй, не зная, как реагировать — она понятия не имела, сколько это в переводе на фунты. И пересилив себя, осторожно уточнила. — А это… много?
Обе азари, переглянувшись, дружно заулыбались.
— Достаточно, — ответила первая. — Нам нужно будет время, чтобы оценить экономические показатели вашей рыночной эффективности. Но уже сейчас можно сказать, что один кредит будет стоить минимум в десять раз дороже вашей основной валюты.
Фэй вытаращила глаза и, сглотнув внезапно пересохшим горлом, приоткрыла рот, чтобы спросить, не ошиблась ли та в цифрах? Разве же можно выдавать одному человеку такие гигантские суммы?.. Что она будет делать с семью миллионами фунтов? Расклеивать ими стены? Смерть папы не стоила любых денег, но его уже не вернёшь. А за их ферму не дали бы и трёхсот тысяч, даже с полными складами рапса и пшеницы. Да и не настолько уж она морально пострадала в плену, если на то пошло. Возвращаться из него оказалось гораздо тяжелее, чем находиться на орбите. С другой стороны, не совсем же она законченная идиотка, чтобы отказываться от лишних денег. Уж куда-нибудь пристроит их, наверное — на крайний случай, отдаст в какой-нибудь благотворительный фонд. Так и не сообразив, что ответить, Фэй поднялась на подкашивающихся ногах и, на фоне шока попрощавшись довольно скупо, вышла из кабинета.
За ужином она поделилась будоражившим её весь день известием с братом, и тот воспринял его с неожиданной резкостью.
— Ты что, собираешься брать у них деньги? А карман жечь не будут? — брезгливо скривил он губы.
— Я же их не украла, — насупилась Фэй. — Да и разве нам не пригодятся деньги?
— Сами как-нибудь заработаем, не инвалиды поди. Не нужны нам эти кровавые деньги!
— Милый, не глупи. Мне нужны деньги на учёбу, а это недешёвое удовольствие. Не будешь же ты содержать меня всё это время.
— Почему бы и нет? Я теперь хорошо зарабатываю, хватит обоим.
— А когда у тебя появится семья? — зашла с другой стороны уже никак не желавшая расставаться со свалившимся на неё богатством Фэй. — Ты не захочешь купить большой дом и дать своим детям хорошее образование?
— Ну, как-то же люди покупали большие дома и без помощи всяких костерылых ублюдков. Пусть подавятся своими деньгами! — он со злостью отодвинул тарелку и поднялся, чтобы вынуть из холодильника пиво. — Делай со своей долей, что хочешь — я свою затолкаю первому встречному турианцу в задницу!
— Отличный план, мистер Гений! — поддела она его. — Уверена, он сильно расстроится, когда вынет из своей задницы семь миллионов.
Вернувшийся с бутылкой Алек уселся на место и, пробуравив Фэй мрачным взглядом, запулил ей в лоб пивной крышечкой.
— Это их наказание, а не сделка с совестью, — кинув в него той же крышкой, назидательным тоном добавила Фэй — она уже знала, что пробила броню брата и теперь он как минимум подумает над тем, чтобы взять эти деньги, просто из желания разорить ненавистных турианцев.
— Не хочу говорить об этом сейчас, — упрямо пожав плечами, ответил он. — Давай лучше подумаем, на кого ты пойдёшь учиться. Только бога ради, не на этого дурацкого агронома!
— Я ещё не решила. Студенческий городок будут перестраивать. Собираются соорудить на его месте что-то грандиозное. Азари финансируют половину проекта, так что наши не стали скромничать.
— Да уж, эти дамочки капитально за нас взялись, — посасывая пиво, резюмировал Алек. — Угадай, что будет на месте «Севен Найтс»? Увеселительное заведение с азарийскими распутницами, — заговорщицки приподняв брови, добавил он.
— Нет! — выпучив глаза, поперхнулась возмущением Фэй. — Бордель с азари?.. Здесь?!
— Знаешь, что обычно делают первым делом, завоёвывая новую территорию? Втыкают в землю знамя. У меня есть ощущение, что азари вместо знамени втыкают бордель, — Алек выглядел ничуть не расстроенным этим фактом.
— Только борделя нам и не хватало, — покачала головой Фэй и с подозрением скосилась на брата. — Ты же не собираешься…
— Сейчас футбол начнётся, — подскочив с места, тот заторопился в зал. — Наши играют с «Манчестером»! Пойдёшь смотреть? Захвати пивка… — крикнул он уже с дивана, врубив на полную катушку головизор.
Фэй, вздохнув, поплелась к холодильнику.
На Земле всё шло своим чередом: люди ходили на работу, «Челси» играл с «Манчестером», а «Севен Найтс» стоял на месте, продавая её любимые сникеры. И никто из находящихся там, кажется, понятия не имел, что человечество только что вступило в новую эру, которая, судя по стремительному началу, грозила смести привычный уклад их жизни в считанные месяцы. Спутниковую связь наладили в первые же дни — не для того, конечно же, чтобы успеть к трансляции футбольных матчей. В ближайшем будущем их планировали модифицировать для приёма и обработки сигналов с коммуникационных буев их новых соседей. Медийные холдинги уже начали грызться друг с другом за возможность выкупить исключительные права на развлекательные и новостные каналы Пространства Цитадели. А новостные сайты тем временем пестрели громкими заголовками: «Альянс систем подписал с правительством Цитадели ряд соглашений о сотрудничестве», «Альянс планирует начать экспансию космического пространства», «Что ждёт человечество в ближайшие десять лет: прогнозы экспертов», «Глава католической Церкви не считает, что открытие иноземной формы жизни противоречит Святому Писанию», «Галактикой правят женщины! Матриархат или мизандрия?», «Что такое кредиты и стоит ли ждать обвала рынка ценных бумаг: новости с фондовых бирж», «Азари — раса космических эльфов», «Дисней анонсировал съёмки блокбастера по событиям Войны Первого Контакта», «Турианская Иерархия под давлением общественности осудила действия ответственных за оккупацию колонии» и всё в таком духе.
Через пару недель, когда жизнь вошла в колею, они с Алеком занялись расчисткой фермы от сгоревших построек. Завалы и пепелище тщательно исследовали вызванные специалисты из полиции. А через несколько дней их пригласили в местный полицейский участок и предъявили пакет с обгорелыми костями — всё, что осталось от их отца. Они проверили экспертизу ДНК и получили полное совпадение. У Фэй случилась истерика.
Алек увёз её домой, напоил успокоительным и уложил спать. Два дня она проплакала, не выходя из комнаты. А на третий день поднялась с кровати и пошла делать завтрак. Надо было жить дальше. И хотя на месте жившей в её сердце надежды теперь зияла дыра, Фэй чувствовала, что ей стало легче дышать — теперь, когда никаких сомнений не осталось. Они провели церемонию похорон, кремировали останки и развеяли прах над фермой. Через неделю Алек выставил её на продажу.
Чтобы занять себя чем-то, Фэй подрядилась добровольцем в волонтёрский отряд. Но скоро поняла, что и там делать нечего. Город наводнили хлынувшие со всех сторон помощники, желавшие внести вклад в восстановление колонии, а по возможности и заслужить упоминание своего имени в прессе. Детей-сирот расхватывали как свежие маффины, а когда те закончились — перешли на приюты с животными. По дорогам сутками напролёт ползли вереницы рабочей техники. Космопорт каждый день принимал новые гуманитарные грузы. Прилетали и улетали какие-то делегации, полным ходом шло строительство и реорганизация: Шаньси трещал по швам, не выдерживая напора. На месте котлованов, рытвин, пробоин, развалин и пожарищ прокладывались широкие магистрали, разбивались цветущие парки, вырастали современные торговые центры и комфортабельные жилые дома.
На первых порах азари принимали самое живое участие в развитии экономики и строительства, возбуждая отвердевающий интерес Альянса к колонизации дальних уголков разведанных областей Галактики — безраздельную вотчину пиратов, террористов, сепаратистов, контрабандистов, работорговцев, бандитских шаек и прочего асоциального сброда. Чувствуя себя опоздавшим на вечеринку гостем, перед которым предстал полупустой фуршетный стол, Альянс засучил рукава и ломанулся выгребать остатки деликатесов, спешно организуя исследовательские экспедиции и первые поселения.
От всей этой суеты и нездоровой шумихи у Фэй гудела голова. В поисках спасения от скуки она устроилась работать в цветочный магазинчик на углу. Ей выделили маленький уголок, чтобы сортировать привезённые с космопорта цветы и собирать их в букеты. В первые дни чаще покупали траурные комплекты и похоронные венки. Но с каждым днём всё больше приходили за подарочными. Ей нравилось возиться с украшениями, экспериментировать с композициями и сочетаниями цветов, и в ней понемногу начал просыпаться творческий азарт. Так что однажды она решилась подать документы на обучение дизайну интерьеров и ландшафтов. Алек одобрил её выбор, внеся плату за первый год обучения.
По вечерам до его прихода Фэй запиралась в спальне, включала музыку, забиралась в кровать с книжкой и читала глупые любовные романы, радуясь вымышленному счастью никогда не существовавших людей. После ужина Алек частенько убегал: то к друзьям, то на вечеринку, то на свидание. А то и вовсе не появлялся дома — его перевели в штаб нового гарнизона далеко за чертой города, и иногда, задерживаясь на работе, он звонил предупредить, что переночует в штабе, чтобы выспаться.
Эти вечера были для Фэй самыми тяжёлыми. Уныние и одиночество давили, и скрыться от них было некуда. Не помогала ни громкая музыка в наушниках, ни любовные романы, ни предлагающий все виды развлечений интернет. В такие вечера она выходила с пледом на террасу балкона и подолгу смотрела на усыпанное звёздами небо, пытаясь угадать, на какой из них может быть Вэлиан. Прохладный ночной ветерок приносил вместе с шумом неспящего города знакомый голос с рокочущим нотками. А закрывая глаза, она видела его лицо так явственно, что могла рассмотреть сетчатый рисунок царапин на мандибулах и янтарные прожилки в золотистых радужках. Она пыталась представить, что он сейчас делает, о чём думает, как выглядит, во что одет, в какой позе стоит или, может, куда-то идёт, лежит, один или с кем-то… Эти мысли вызывали такую щемящую тоску и жажду, что она ещё полночи металась по пустой кровати, не находя удобной позы, испытывая мучительное желание сорваться и бежать без оглядки куда-нибудь подальше от одиночества и темноты спальни. Туда, где будет толпа весело галдящих людей, много шума и ярких огней, чтобы оглохнуть и ослепнуть, не слышать сводящего с ума голоса и не видеть дразнящих образов в голове. Ей хотелось затеряться среди незнакомцев, раствориться в эманациях чужого удовольствия и беспечной эйфории, впитать их в себя через кожу, через лёгкие. И, забывшись хотя бы на несколько часов, пережить до рассвета, когда бесплотные тени отступят назад, оставляя в недолгом покое, а мысли снова займут повседневные заботы.
Иногда она действительно срывалась на какую-нибудь вечеринку или в клуб, но желанного спасения не находила и там. Глядя на беснующихся, толкающихся, смеющихся и беззаботно флиртующих мужчин и женщин, она чувствовала себя ещё более несчастной и потерянной, потому что внутри неё по-прежнему было пусто и глухо. Она дышала одним с ними воздухом, пила те же напитки, точно так же улыбалась и слушала ту же музыку, но ничего не менялось. Ей хотелось совсем другого — того, что на этой планете никогда не существовало.
Флот турианцев отчалил сразу после подписания мирного договора, второпях покидая сектор, будто нашкодивший в отсутствие хозяев щенок. Через полгода после Войны Первого Контакта новые сетевые протоколы связи, обмена и шифрования данных начали активно внедряться и вытеснять стандартные, за пару месяцев успевшие приобрести статус «устаревших». Коммуникационные буи пространства Цитадели полностью синхронизировались с орбитальными спутниками. На рынке появились модные омни-тулы, совмещающие в себе портативный компьютер, смартфон, рацию, голопроектор и мульти-инструмент. Когда бесперебойная связь с Пространством Цитадели начала входить в дома обывателей, Фэй приободрилась. Если Вэлиан нашёл планшет с её запиской, он мог дозвониться до неё, и она в любой момент ждала увидеть на экране сигнал входящего с неизвестного номера. Но шли дни и недели, а звонка всё не звучало. Она предпочла думать, что планшет остался ненайденным или же Вэлиан так и не прочёл её записку. Остальные варианты Фэй старалась не рассматривать, хотя они продолжали упорно осаждать её голову.
Да, он обещал, что будет искать её. Но тогда всё было по-другому. Война окончилась, она вернулась домой, к брату. Ей больше не нужна его поддержка и забота, а ему больше не нужно волноваться за её судьбу и испытывать чувство вины. Конечно, оставалась ещё и любовь. Но любовь — вещь ненадёжная. Она вспыхивает внезапно от случайной искры и так же внезапно затухает. Попав в привычное окружение и спокойную обстановку, тщательно взвесив все «за» и «против», оценив ситуацию трезвым взглядом и прикинув потенциальные риски, он, возможно, пришёл к логичному заключению, что романтическая связь с человеческой женщиной никак не вписывается в его планы на будущее.
Могла ли она винить его за это? Если бы она что-то из себя представляла, наверное, ей бы удалось заручиться поддержкой задетой гордости. Но, сказать по чести, гордиться ей было нечем. У неё не было достойной профессии, полезных навыков, выдающихся способностей, значимых достижений. Даже её мнимое богатство после пристального изучения в Экстранете цен на недвижимость и потребительскую корзину Цитадели схлопнулось в средний годовой достаток офисного клерка или крохотную студию у центрального кольца. На Шаньси за эти деньги можно было купить великолепную виллу с большим садом и бассейном. А на оставшиеся жить припеваючи ещё несколько лет, снимая одни проценты. И хотя, мучимая нелёгким выбором, Фэй ни того ни другого так и не сделала, с каждым новым днём она всё больше склонялась к мысли, что коротать дни в ожидании проявления пресловутого терапевтического эффекта времени гораздо приятнее на собственной вилле, нежели в тесной студии на болтающейся посреди космоса станции.
В конце концов, кто сказал, что её там будут ждать?