Крупный черно-рыжий икран летел, периодически отклоняясь то в одну, то в другую сторону. Восходящие потоки воздуха заставляли трепетать тончайшие хитиновые пластины на его крыльях и трепали спутанные волосы наездницы, которая обессиленно припала к шее могучего зверя. Одна рука несчастной была зафиксирована побуревшими от крови и пота повязками, а вторая привязана к упряжи банши. Зверь не выглядел утомленным, что нельзя было сказать о на’ви, что он нес на спине.
Но он был не один. Неподалеку от него летел еще один таронью, чей икран ярко-бирюзовой окраски и чуть поменьше, чем первый, порой опасливо поглядывал в сторону своего более крупного и явно более агрессивного собрата. Однако воля наездника удерживала его как от бегства, так и от попыток напасть на того, кто не принадлежал к их стае.
- Ло’ота! Ло’ота, очнись!
Охотница шевельнулась и, подняв голову, сфокусировала взгляд на Ка’ани. Тот, подведя своего икрана максимально близко, обеспокоенно хмурился, глядя на нее.
- Я уже вижу острова, Ло’ота. Потерпи еще немного.
Ло лишь закрыла глаза, будучи не в силах ответить. Ей еще предстояло посадить икрана, но все, что она сейчас могла, – это балансировать на грани забытья, и только. У нее не было сил даже выпрямиться, а что уж говорить о том, чтобы подниматься в стременах и управлять слишком крупным для нее банши. Нет, об этом и речи быть не могло.
Но она не сомневалась, что умница Кексик принесет ее куда надо, и, чувствуя их связь, прошептала:
- Уже скоро, котик. Уже скоро…
Голова кружилась, а всю левую сторону тела пронзало болью, которая раскаленными волнами стекала с раненого плеча. Нужно потерпеть. Еще совсем немного, и под ногами будет твердая почва. Еще совсем капельку, совсем чуть-чуть! И она освободит руку, сможет вколоть себе обезболивающее и наконец-то нормально выпрямиться. Уже совсем скоро…
Резкий толчок заставил Ло распахнуть глаза, но она видела перед собой лишь размытые цветные пятна. Вдруг что-то изменилось: ее рука! Она наконец-то могла пошевелить правой рукой!
По-прежнему не понимая, где она и что происходит, Ло оперлась локтем о мощную шею икрана и, приподнявшись, моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд. И только спустя какое-то время пелена перед глазами рассеялась, и она поняла, что оба икрана приземлились на широкой песчаной косе, омываемой волнами лазурного океана. Вдалеке возвышались причудливые плетеные хижины, а большая часть местных уже высыпала на пляж посмотреть на пришельцев. До этого Ло лишь несколько раз видела островных на’ви, и сейчас она вновь поразилась их светлой коже, голубым глазам и широким плавникам на руках. Но вместе с тем она не могла не признать, что эти удивительные обитатели рифов вовсе не лишены того же изящества, что присуще любым на’ви.
Щёлкнула последняя пряжка, и Ка’ани, обойдя черно-рыжего икрана, увернулся от выпада, который Кексик сделал в его сторону, а после осторожно подхватил Ло на руки. Она, глухо застонав от боли, прошептала:
- Отпусти меня, я могу стоять…
- Не можешь. – Охотник с горечью всмотрелся в посеревшее лицо своей спутницы, в ее потухшие глаза. – Ты только держись! Тсахик тебе поможет, Ло’ота! Ты…
Последние его слова охотница не услышала. Ка’ани почувствовал, как она обмякла в его руках, а голова ее обессилено откинулась, так что длинная черная коса коснулась земли. С трудом сдерживая волнение, охотник бережно опустил свою спутницу на белый песок и, прижавшись ухом к ее груди, с облегчением понял, что ее сердце еще бьется.
- Что с ней?!
Вскинувшись, Ка’ани с немалым удивлением увидел Джейка, который, растолкав столпившихся вокруг меткаинов, подбежал к своим соплеменникам, проделавшим столь длительный путь.
- Я тебя вижу, Торук Макто. - Ка’ани коснулся пальцами лба, но тут же переключился на бесчувственную Ло. – Ее раны вновь открылись. Я боялся, что Великая Мать призовет ее к себе раньше, чем мы долетим.
- Норм связался со мной и предупредил, что вы летите. – Джейк прижал пальцы к шее охотницы. – Живая… Кто ее так, Ка’ани?
- Икран. – Охотник махнул рукой в сторону Кексика и тот, словно понимая, что говорят именно о нем, громко зашипел, взмахнул крыльями. – Она приручила его, когда сумела сбежать из города демонов. Но заплатила очень высокую цену…
- Плата была равносильна тому, что она обрела. Не жалей ту, что сделала свой выбор, воин.
Их прервал новый голос, и от толпы островитян отделилась грациозная фигура. Джейк, оглянувшись, торопливо кивнул.
- Ронал, прошу тебя, помоги ей!
Тсахик, кажется, искренне удивилась.
- Ты просишь меня помочь демону, Торук Макто?! Твои глаза стали слепы? Ты разучился видеть? Ее одежды говорят за нее.
Джейк нахмурился.
- Она одна из нас, Ронал. Она не демон. Она… - Он вдруг замялся, но тут же торопливо добавил: - Она на нашей стороне, тсахик. И потому я прошу тебя: спаси ее.
Однако тсахик лишь покачала головой и обратила свой сапфировый взор на Ка’ани, который так и стоял на коленях возле бесчувственной Ло.
- Скажи, воин, кто эта несчастная?
Ка’ани поднял голову, и в его желтых глазах вспыхнуло пламя.
- Она моя сестра. Последняя из моего клина. Та, что не побоялась войти в огонь, который поглотил мою деревню. Та, что вернулась из города демонов, и та, что сейчас носит имя Кэа Тэап – Идущая в огонь! Оло’эйктан дал ей это имя, и она достойна его! - Его голос дрогнул, но он закончил фразу: - Для меня было честью сопровождать ее, и всю дорогу я молил Великую Мать лишь об одном: чтобы она не забирала ее. Не забирала мою последнюю сестру! И Мать услышала мои молитвы!
- Да будет так. – Ронал повернулась к высокому воину, который неспешно приблизился к ним. - Оло’эйктан решит, принять ли ее.
Тоновари, поймав умоляющий взгляд Джейка, неловко кашлянул и проговорил:
- Вылечи ее, любовь моя. Великая Мать недаром привела ее к нам. А что до ее одежд… Их можно и снять.
Ронал подняла на него взгляд, и ее прекрасные голубые глаза сверкнули обоюдоострыми клинками.
- Одежды можно снять, муж мой. Но душа останется неизменна...
Шум прибоя. Волны, которые одна за одной накатывают на белый песок, шуршат мелкой галькой и ракушками, а потом вновь откатываются назад. И снова. И снова. И снова…
Ло медленно повернула голову на звук и улыбнулась. Она всего один раз в жизни была на море, когда ей было тринадцать лет. Тогда они с мамой поехали во Флориду и провели целый месяц на берегу залива. И каждый день купались, каждый день провожали закаты, а ночью сидели на берегу и, закутавшись в плед, слушали шепот волн.
Охотница открыла глаза. Это было так давно! В прошлой жизни, которую она обменяла на эту жизнь. Да и на самом ли деле это было?
Над ней склонилась на’ви, чья кожа была гораздо светлее, чем у самой Ло, а глаза сияли, точно два драгоценных камня. Охотница сразу же узнала ту, что слышала голос Великой Матери, хотя раньше ей не и доводилось встречаться с местной тсахик.
- Ронал, – прохрипела Ло и шевельнула рукой, собираясь коснуться лба. - Я вижу тебя, тсахик…
- Лежи смирно, Кэа Тэап.
Тсахик провела руками над головой Ло в сложном ритуальном жесте, который, однако, был знаком охотнице. Мо’ат научила ее этому жесту еще в первые годы ее пребывания в лесу, когда Ло только-только училась делать первые шаги и слушать Матерь.
- Ты была во тьме два дня, Кэа Тэап. И я боялась, что ты останешься там навсегда. Твои раны плохие. Я очистила их. И если Великая Мать будет милостива, то они заживут.
- Благодарю тебя, Ронал. – Ло обессилено прикрыла глаза. – Перелёт доконал меня. Я…
- Твой спутник все нам рассказал, Ло’ота. – Голос тсахик был спокоен. – А теперь отдыхай.
- Но я должна…
- Тише.
Ло почувствовала, что Ронал положила ладонь ей на лоб, и по телу в тот же момент разлился приятный холодок.
- Тише. Ты почти ушла к Великой Матери, Кэа Тэап. Когда твой спутник снял тебя с седла и понес к нам, то мы решили, что ты мертва. Но ты еще дышала. В тебе уже потухло пламя, остался лишь слабый огонек. Но Торук Макто ждал тебя. Он сказал нам, что ты прилетишь. А теперь отдыхай. Пусть Матерь подарит тебе покой этой ночью. Спи, Ло’ота…
Шестнадцать лет назад.
Въедливый запах холодного металла и машинного масла буквально витал вокруг. Но к этим техническим запахам примешивался и другой, тот, который был ей так приятен: горький, пьянящий мускус. Она чувствовала, что теперь этот запах идет и от ее кожи.
Шарлотта потянулась всем телом, запрокинула голову, чувствуя, как распущенные волосы касаются обнаженных плеч и спины. Она знала, что сейчас, в этом полумраке, рассеченном синеватыми огнями сигнальных полос, за ней внимательно следят льдисто-голубые глаза, и этот взгляд скользит по ее плечам, по груди, по тонкой талии и бедрам. Она буквально чувствовала его кожей!
Но почему-то ей вдруг стало неловко, и она прижала руки к груди, опустила голову. И тут же мысленно сама себя обругала: нашла время стесняться! Можно подумать, за все эти встречи Он тебя не рассмотрел!
Голос. Хриплый шепот, заставивший ее вздрогнуть.
- Замерзла?
И в эту же секунду ей на плечи опустилась тяжёлая плотная ткань.
Шарлотта закрыла глаза. Упоительный запах горького мускуса окутал ее, проникая под кожу и начисто стирая все другие запахи.
- Да, немного. Спасибо…
Она прошептала эти слова и уткнулась носом в воротник форменной куртки, которую полковник накинул ей на плечи. О, если бы она только могла сказать ему, как много для нее значил этот жест, какие чувства сейчас бушуют у нее в душе, но…
Но она знала, что это ему не нужно. Что он не хочет этого слышать, что ему не нужны эти слова. Не нужны ее чувства, да и она сама не нужна… Или все же…
Одной рукой придерживая на груди куртку, второй Шарлотта подтащила к себе штаны и пошарила в кармане. Она нарочно надела их, а не юбку, зная, что их придется снять и что это наверняка понравится Куоритчу. Он любил, когда она была полностью обнажена.
Ей и самой это нравилось.
Вытащив из кармана зажигалку и пачку сигарет, она достала одну и перехватила ее губами. Обычно она не курила, но в какие-то моменты, когда нервное напряжение было максимально сильным, рука сама тянулась к пачке, которую она привезла с Земли и которая была опустошена едва ли на одну четверть.
Колесико зажигалки скрежетнуло и провернулось, но искра так и не появилась. Шарлотта повторила попытку еще раз, и еще, но вдруг ее руку накрыла крепкая мужская ладонь, и полковник, забрав у нее зажигалку, усмехнулся:
- Не знал, что ты куришь.
Во тьме вспыхнул яркий огонек, и Шарла, наклонившись, прикурила от крохотного язычка пламени, вдохнула горький дым и тут же раскашлялась, прижала ладонь к губам. И уже ощущая, что на глаза наворачиваются слезы, она вновь глубоко затянулась.
- Дуреха.
Забрав у девушки сигарету, Куоритч раздавил крохотный огонек и отбросил ее в сторону.
- Херней маешься.
- Я знаю.
Чувствуя, что слезы уже катятся по щекам, Шарлотта, точно пугливая кошка, зажмурилась, осторожно прижалась головой к плечу полковника, заранее готовая к тому, что он оттолкнет ее, усмехнется в своей манере, но…
Но он лишь провел ладонью по ее волосам, зарылся пальцами в темно-русые пряди и еще крепче прижал ее к себе. И Шарлотта, растворяясь в этой грубоватой ласке, с трудом расслышала два слова, которые Куоритч произнес на выдохе:
- Мой котенок…
Настоящее время.
Она медленно открыла глаза. Он звал ее котенком с самой первой их встречи. С первой - и до последней. Именно та встреча в ангаре была последней. И те два ласковых слова, что он сказал ей, тоже были последними…
А после он велел ей собираться и, дойдя с ней до выхода из ангара, в последний раз поцеловал ее и отступил во тьму.
Навсегда.
Ло прижала пальцы к губам и беззвучно расплакалась. Эта боль все еще жила в ней, отравляла душу и раз за разом прорывалась горькими слезами.
- Майлз, как же я тебя люблю!
Ее шепот подхватил морской бриз и смешал с прибоем, унес далеко-далеко в океан, оставив после себя лишь горькое послевкусие. Кончиком пальца Ло нащупала крохотный шрам на губе и заплакала еще горше; тот, кого она так любила все эти годы, возродился из пепла, воскрес из мертвых, но любовь к нему по-прежнему была запретна. И вместо того, чтобы сейчас быть рядом с ним, принадлежать ему всей душой и телом, она вынуждена стоять по другую сторону баррикад, быть его врагом.
- Прости меня! Прости!
Отчаяние накатило обжигающей волной, и Ло с силой прижала ладонь к губам, сдерживая крик. О, если бы только можно было отмотать время назад, то она бы не полетела в этот рейд, не согласилась бы на план Джонс, а просто осталась бы в городе! Все что угодно, лишь бы быть с тем, кто так ей дорог! Что угодно!!!
- Забери меня, пожалуйста! Я хочу к тебе! Я хочу быть с тобой!
Восход медленно разгорался над океаном, окрашивая небеса в насыщенно-розовый цвет. Маленькие облачка, сгрудившиеся над горизонтом, словно стайка пугливых пролемуров, светились нежным золотистым светом. День будет солнечным, можно даже не сомневаться.
Ло бездумно смотрела на яркие блики, которые плясали на воде, путались в плетеных стенам хижины и скользили по ее синей коже. Ночь умерла, но оставила после себя горечь, которая ядовитой змеей свернулась в груди. Солнечный свет пугал ее, останавливал, вынуждая оставаться на месте. Но Ло’ота знала: на следующую ночь она обязательно вернется, чтобы вновь и вновь жалить свою жертву, испепелять воспоминаниями и выпивать последние капли души, что еще не были отравлены этим ядом.
Память. Ничто и никто не причинял ей большую боль, чем память. И этого врага не сумела победить даже Великая Мать.
Плетеный настил задрожал, и Ло шевельнула ушами: шаги. Кто-то легкий, практически невесомый шел сюда. Ребенок?
Медленно перевернувшись на бок лицом к выходу, охотница наконец увидела ту, что пришла ее проведать, и не сумела сдержать улыбку.
- Маленькая Тук-тук, ты почему не спишь?
Девочка, клыкасто улыбнувшись, подбежала к раненой и, плюхнувшись на циновку, осторожно обняла охотницу.
- Я очень-преочень рада, Ло! Я так боялась! Мамочка сказала, что тебя нельзя будить! Но мы с Кири каждый день были рядом!
Девочка отстранилась и, опустив глаза, добавила:
- Ты плакала во сне. Кири сказала, что твое горе может вытечь только слезами, но я ничего не поняла. Тебе было больно, да? Я тоже недавно сильно-пресильно ушиблась и тоже плакала!
- Да, моя маленькая, я плакала, потому что мне было очень-очень больно.
Ласково проведя ладонью по голове девочки, Ло’ота накрутила на палец одну из ее тоненьких косичек.
- Если мама узнает, что ты сбежала, то она тебя накажет. Возвращайся домой и поспи. А днем покажешь мне, что тут и как, хорошо?
- Ты честно-честно придешь? Ты не улетишь, Ло’ота? Поклянись!
Тук надула губки, и Ло невольно рассмеялась.
- Сегодня я точно никуда не улечу, маленькая вредная Тук-тук. Ну все, а теперь беги.
Девочка убежала. Ло, проводив ее взглядом, на мгновение прикрыла глаза. Надо собраться. Сегодня она не должна показывать свою слабость - ни физическую, ни моральную. Она должна убедить Джейка вернуться в деревню. Ронал сказала, что она провалялась без сознания пару дней. Это плохо, но вместе с тем и хорошо, ведь Ка’ани наверняка многое рассказал бывшему лидеру, описал их потери. И Ло не придется начинать издалека.
Сделав над собой усилие, она уселась на циновке и прижала ладонь к раненому плечу. Боли, как ни странно, не было, и Ло мысленно поблагодарила Ронал за работу. Тсахик клана Меткаина была еще очень молода, но в мастерстве целительства ей не было равных. Мо’ат рассказывала об этой удивительно красивой на’ви, о ее навыках и о суровом нраве, за который ее и полюбил оло’эйктан. Однако на первый взгляд Ронал вовсе не показалась суровой.
Решив подумать об этом потом, Ло осмотрела себя. С нее сняли и майку, и камуфляжные штаны, и все остальное, так что из одежды на ней осталась лишь повязка на плече. Но куда дели ее вещи?
Испуганно оглянувшись, охотница выдохнула с облегчением, увидев, что они аккуратной стопкой сложены неподалеку. Ей сразу отчаянно захотелось проверить один из карманов на штанах, чтобы убедиться, что обе гарнитуры по-прежнему там, но она пересилила себя. Никто не тронул бы ее пожитки.
Плетеный настил вновь качнулся, и Ло обернулась, мысленно взмолившись, чтобы это вернулась непоседливая Тук. Потому что если это Джейк, или, не приведи Эйва, Ка’ани, то ей будет безумно неловко, ведь за годы жизни в племени она так и не сумела справиться со своей стыдливостью и не любила обнажаться перед посторонними.
Но, к удивлению Ло, в хижину зашла та, кого она никак не ожидала увидеть.
- Я вижу тебя, Ронал. – Охотница коснулась пальцами лба и склонила голову. – Благодарю тебя за то, что ты для меня сделала.
Тсахик, грациозно опустившись на циновку, отложила в сторону сверток, который держала в руках, и сложила руки на коленях. Ло невольно залюбовалась причудливыми татуировками, что покрывали лицо Ронал, ее прекрасными глазами и необычными украшениями из водорослей, жемчуга и крохотных ракушек.
- Я сняла с тебя одежды демона, Ло’ота. – Голос у Ронал тоже был приятный. – И пока ты здесь, не надевай их. Я принесла тебе одеяние, достойное будущей тсахик.
- Благодарю тебя…
Ронал взмахнула рукой, прерывая ее, и Ло замолчала.
- Не благодари. Я не хотела, чтобы ты была тут, Ло’ота. Твой спутник говорил за тебя, а потом я пришла к Великой Матери, и она сказала мне, что ты не враг нам. Но и не друг. Однако Мать благоволит тебе, и я не смею противиться Ее воле.
Два взгляда - аквамариново-голубой и желто-зеленый - пересеклись. Две тсахик – одна, уже давно шедшая по Пути, и другая, которой только прочили этот Путь, - внимательно изучали друг друга.
«Красивая, словно статуэтка, и высокомерная, словно морская богиня».
«Непокорная, несгибаемая, но ослабевшая от ран, опаленная огнем».
«Ищешь брешь в моей броне, Ронал? Бей смелее, от моих доспехов все равно остались одни осколки!»
«Зачем ты разжигаешь свое пламя, Ло’ота? Зачем пытаешься в каждом увидеть врага?»
«Люди и на’ви убивали меня столько раз, что я уже не знаю, кому верить».
«Я не враг тебе, Ло’ота».
«Тогда помоги мне, Ронал!»
- Помоги мне, Ронал!
Тсахик медленно кивнула, не сводя глаз со своей собеседницы. Голубые топазы ее глаз потеплели, и она позволила себе улыбку, затаила ее в уголках губ.
- Воины не должны убегать от битвы.
Ло’ота улыбнулась в ответ, обнажила длинные клыки.
- Нет чести в бегстве. Нет чести в страхе.
Ронал тоже улыбнулась. Ее клыки были ничуть не короче, чем у Ло.
- Я слышу слова настоящей тсахик, Ло’ота. Одержав победу над небесными людьми, вернись сюда. Нам будет о чем поговорить, я уверена.
- Благодарю тебя. – Охотница вновь склонила голову. –Благодарю.
Ка’ани, сидя на краю широкого плетеного мостка, вздрогнул, услышав мягкий женский голос, который позвал его. Порывисто оглянувшись, он увидел, что из плетеного шатра вышли две женщины. Одна - местная тсахик, а вторая…
Он удивленно моргнул, не сразу признав в этой утонченной, грациозной на’ви свою спутницу. Солнце мягкими бликами ложилось на ее плечи, рассыпалось искрами на тяжелом нагрудном украшении, собранном из множества крохотных черных ракушек и крупных жемчужин. Налетевший бриз запутался в ее черных волосах, взметнул вверх множество тончайших косичек и качнул набедренную повязку, сотканную из темно-зеленых водорослей. Одна рука красавицы покоилась на перевязи, а на запястье второй был широкий наруч, охватывавший ее руку почти до локтя.
На миг Ка’ани показалось, что обе они овеяны золотистым сиянием. И если под ногами одной плескались волны, то другая словно ступала по раскаленным углям.
- О, Великая Мать…
Охотник вскочил и, коснувшись пальцами лба, поклонился.
- Я вижу вас…
Но тут же вновь вскинул взгляд, стремясь запомнить этот миг, навсегда запечатлеть его в памяти и передать потомкам. Великая Мать отмечает своим даром лучших из женщин. И лишь немногим дано прикоснуться к этому величию. Он оказался достоин.
Опустившись на одно колено, он склонил голову.
- Кэа Тэап, Матерь вернула тебя нам.
- Ка’ани, ну что ты…
Охотник не смел поднять взгляд. Его сестра, та, что пришла с небес, которую он учил делать первые шаги в новом для нее мире, сейчас казалась ему бесконечно далекой.
Черная ракушка.
Он вдруг поймал себя на мысли, что хочет добавить к своей песенной нити крохотную черную ракушку. И если Ло позволит, то он хотел бы взять эту ракушку с ее украшения.
- Пожалуйста, помоги мне.
Не медля ни секунды, Ка’ани поднялся на ноги и, шагнув вперед, поддержал Ло, осторожно обнял за талию. И в тот же миг с его глаз словно спала пелена, и образ недоступной тсахик рассыпался обжигающими искрами. Охотник увидел ввалившиеся глаза его названной сестры, почерневшие губы, посеревшую кожу. А черные волосы и украшения лишь подчеркивали это. Он чувствовал, что охотница судорожно вцепилась в его руку; ее пальцы дрожали. И не поддерживай он ее, Ло рухнула бы на плетеный настил.
- Джейк ждет меня. Ты поможешь мне дойти?
Ее голос был слаб, и Ка’ани сжал пальцы на ее талии чуть крепче.
- Я могу донести тебя. Позволь мне это сделать.
Ло покачала головой.
- Нет. Я должна дойти сама, - произнесла она и решительно добавила: - Отныне никто не увидит мою слабость!