Солнце едва обагрило розовым светом крыши высоких башен, а Второй уже направлялся на назначенную аудиенцию в Тронный зал в сопровождении стражи и свиты приближённых. Проходя мимо Великого Чертога, он бросил взгляд на одинокие врата Богорощи, которую мало кто посещал со времён становления Семерых, но редкие жители замка всё ещё чтили Старых богов и отдавали им дань почтения в этом месте. Одним из таких людей была леди Гоуст. Снаружи не было видно, но Второй был уверен, что и прямо сейчас сновидица медитирует под алой сенью древних деревьев. Когда он свернул к вратам сада, лорд-десница вежливо окликнул его со спины:

— Мой король, мы спешим. Аудиенция вот-вот начнётся.

— Это не займёт много времени, — не останавливаясь ответил Второй.

— Люди со вчерашнего дня ждут вашего появления в Тронном зале.

Второй обернулся и мягко парировал:

— Король не может помолиться богам о мудрости? Она мне сегодня будет очень кстати.

Пожилой мужчина терпеливо вздохнул и учтиво отступил назад.

— Я не заставлю вас долго ждать, лорд Фамиас, — сказал напоследок Второй и скрылся под высокой белокаменной аркой.

Часть стражи осталась у ворот, но пара гвардейцев последовали в сад за юношей. Второй не хотел осквернять священное место мечами, но таков был порядок и долг Белых плащей — охранять короля. В столь ранний час Богороща была пустынна, однако догадка Второго оказалась верна. Леди Гоуст сидела на коленях перед сердце-древом в самом центре рощи и тихо медитировала. На подступе к мощным витиеватым корням Второй молчаливо подал гвардейцам жест рукой, чтобы те остановились, а сам подошёл к сидящей на земле женщине.

Несмотря на безусловный этикет, леди Гоуст не поднялась, чтобы поприветствовать юного короля и ничего не сказала, но Второй прощал ей эту вольность. Он понимал, что молитвы и обращение к богам выше соблюдения церемониала. В конце концов он знал Гоуст много лет и их отношения выходили за рамки титулов, хотя он до сих пор не мог однозначно сказать, кем они являются друг для друга. Да и, по правде говоря, он сам всё ещё не свыкся с дрожащим поклонением всех вокруг с тех пор, как он сел на железный трон. То есть, конечно, он всегда был Таргариеном, наследным принцем, и с рождения привык к определённому уровню почтения, но всё-таки теперь, как на Владыку Семи Королевств, на него смотрели иначе. Кроме Гоуст.

Древовидица была далека от всех этих условностей и чинов, и являлась одной из немногих, чьё отношение не поменялось после его коронации. Сохранить открытые и честные отношения в толпе дворцовых лизоблюдов дорого стоит, так что Второй был даже рад моментам, когда они с Гоуст опускали помпезный регламент. Сам он так же не спешил прерывать её молебен. Позволил себе лишь незаметно созерцать краем глаза утончённый профиль женщины, склонившей чело пред богами, и наслаждался тихим моментом её присутствия.

Долгое поющее лето медленно подходило к концу, и запоздалая осень уже тихо нашёптывала свою забытую элегию. И хотя смена сезона едва касалась Королевской Гавани, прохладный северный ветер уже тревожно шелестел багровыми листьями могучих чардрев. Второй слегка поёжился под плотным малиновым плащом и с удивлением заметил, что Гоуст в своём летнем платье с открытыми плечами спокойно сидела на холодной земле.* В какой-то момент женщина наконец открыла глаза и поднялась на ноги.

— Государь. — Она поприветствовала юношу лёгким наклоном головы.

— Леди Гоуст. — Второй едва ощутимо придержал Гоуст за локоть, но её кожа оказалась теплее, чем он ожидал. — Близится осень. Не стоит восседать на промёрзлой с ночи земле.

— Там, где я росла, тёплые солнечные лучи были роскошью, — со слабой улыбкой ответила древовидица.

— Я давно не видел вас при дворе. Вас не было даже на пиршестве в честь праздника урожая.

Второй старался не казаться слишком настойчивым и обеспокоенным, но в последнее время у него едва находилось свободное время заглянуть хотя бы в Богорощу, не то что повидаться с Гоуст отдельно. Редкость их встреч расстраивала его, а леди Гоуст и без того всегда была склонна к затворничеству.

— Я просто прихворала, — тихо ответила женщина, опустив голову.

— Почему же не сказали? Я отправлю к вам мейстера сегодня же, — воскликнул Второй.

Её полынные небрежные косы слабо качались на ветру, и Гоуст была похожа на тонкую плакучую иву на нетронутом берегу. Внимательные фиалковые глаза вглядывались в её лицо, но Второй не мог понять, тень, залёгшая на её ресницах, была причудливым силуэтом от кроны чардрева или таящейся безмолвной печалью. Он часто справлялся о самочувствии древовидицы, сетуя на её скорбное выражение, но леди Гоуст всегда убеждала, что находится в добром здравии и настроении. Просто черты её лица с детства необъяснимо тоскливы для остальных.

— Мой государь, я и сама в состоянии обратиться к мейстерам, если потребуется, но предпочитаю обходиться своими методами. Не стоит беспокоиться обо мне. У вас есть куда более значимые для этого поводы. — Мягкая улыбка женщины успокоила юного короля. У леди Гоуст это всегда получалось лучше всех остальных, словно бы безмятежность её эфемерного образа упокоивала в душе мятущихся призраков.

— Да уж… — задумчиво протянул юноша и, увидев на каменном парапете сверху хмурого чёрного кота, вспомнил о брате. — А что до Визара? Ну, его сны. Он совсем не делится со мной такими вещами. Да и вообще никакими в последнее время.

— Он… справляется, — сдержанно ответила сновидица.

Она не хотела нагружать короля дополнительными заботами и сеять вражду между братьями на фоне произошедшего. Гоуст прекрасно знала, как бы на подобное отреагировал Второй. В сущности ничего не произошло и они с Первым разберутся в этом между собой. А что касается сновиденья, Гоуст часто говорила Второму: “меньше знаешь, крепче спишь”. Детали видений в большей степени касаются тех, кто их видит, а не всех вокруг.

— Очень содержательно, — съязвил Второй.

— Сновиденье — очень тонкое и сакральное искусство, не просто ремесло. Это шёпот Старых богов. И услышав что-то лишнее, можно сойти с ума, Танэрис. Это не шутки, — серьёзно ответила Гоуст и заглянула в его глаза.

— Я… Простите, я понимаю. — Юноша растерялся столь мрачному тону и неловко отвёл взгляд.

— Я открою то, что боги позволят мне.

— Конечно.

— У принца Визара непростой путь, ибо тёмен час волка, — добавила Гоуст, тоскливо смотря в даль.

— У него всегда всё не слава богам… — вздохнул Второй. — Я просто переживаю за него. Хочу, чтобы с ним всё было в порядке.

— Мы с вами хотим одного и того же.

Казалось, кроны чардрев шепчут неясные предостережения. Второй пытался вслушаться в этот шелест, но всю свою жизнь он был далёк от сновиденья, чтения знаков и не слышал в Богороще ничего кроме движения сухих листьев и скрипа старых веток. Он старался защищать младшего брата, но как сражаться с врагом, которого не видишь? Мистическая завеса скрывала от него душу и мысли Первого, и, чем старше они становились, тем эта завеса казалась плотнее и непроницаемее. Второй много читал о сновидцах рода Таргариен, и у всех этот дар проявлялся по-разному, совершенно непредсказуемо. Иногда он сомневался, дар богов это или, скорее, их проклятие. Он видел собственными глазами до какого исступления и ужаса порой доводили его брата ночные кошмары. Его брата, который, казалось, не боялся ничего не свете. Второй отдал бы всё, чтобы забрать это магическое бремя и навсегда разогнать тени в сердце Первого, но пути богов неисповедимы.

Заливистый свист малиновки рассёк тучные тяжёлые размышления короля. В народе говорят, что эта птица знаменует восход солнца, потому что её рыжее брюшко напоминает рассветное небо, а ещё является символом неугасающей надежды. Второму хотелось верить, что это хороший знак.

Юноша бросил взгляд на горящие алым заревом листья. Он любил утренние пейзажи, но даже они меркли в сравнении с умиротворённостью образа леди Гоуст, стоящей рядом. И если бы не сдерживающие рамки этикета, он бы не отводил глаз от этой женщины, впитывая её внутреннее сияние, как иссохший пустынный куст жадно втягивает капли редкого дождя. Повисла затяжная пауза и какое-то время они оба молчали. Юный король хотел остаться ещё хотя бы на мгновение, но не знал, что сказать. Все слова вдруг забылись, а мысли улетучились из головы, оставив только тягучее томительное ожидание. Но леди Гоуст сама прервала тишину:

— Как ваш досуг? Хватает ли времени для себя?

— Едва ли, но я теперь даже на охоту не могу спокойно выбраться. Все трясутся надо мной, как нянечки. Будто я растаю, если попаду под ливень! — Второй с энтузиазмом подхватил её тему. Он был рад поговорить о чём-то менее тревожном.

— Вы слишком важны, — смиренно ответила женщина.

— А раньше не был? — лукаво спросил Второй. — Не понимаю, как это возможно, но иногда мне кажется, они забывают, что я — Таргариен. У меня есть дракон! Ничего со мной не случится.

Леди Гоуст тихо посмеялась его юношеской браваде:

— У вас ещё будет возможность проявить себя.

— Я не стремлюсь проявить себя, — возразил Второй. — Мне просто не хватает… свободы.

— Вы достигнете свободы, когда будете достаточно благоразумны.

— …И разве нужна она мне тогда будет? — с досадой выдохнул он.

Древовидица повернулась к королю и плавно поднесла ладонь к его груди, едва касаясь расшитого жилета:

— Главная свобода, мой государь, вот здесь.

Затем она легонько отодвинула с его глаз пепельную прядь густой чёлки и поднесла пальцы к его лбу:

— И здесь.

Женщина поддерживающе взяла юношу за руки и ласково улыбнулась. Ресницы Второго слегка дрогнули, и он замер, боясь нарушить сокровенность невесомого момента их близости. На короткое мгновение он забыл обо всём: об ожидающих в Тронном зале людях, свадебных клятвах, собственных детях, драконах и пугающих пророчествах, даже о родном брате. Весь мир вокруг растворился в тающей патине глаз перед ним, что смотрели на него с надеждой, гордостью и горечью. Гоуст говорила о свободе в сердце, но обстоятельства накладывали печать молчания на чувства, о которых хотелось кричать. Она говорила о свободе в мыслях, но всё его внимание гирями обвешивали обязательства перед семьёй и державой. В его руках покоилась монаршая вседозволенность, а ему казалось, что он самый несвободный человек на всём белом свете.

— Мой король, не хочу показаться не учтивым, но… — И замаячивший за спиной лорд-десница не преминул об этой несвободе вновь напомнить. Окружающая действительность неподъёмным грузом пригвоздила сердце Второго к земле, и он опять ощутил всю тяжесть стали его короны.

— Леди Гоуст. — Второй незаметно кивнул, неохотно выпуская её теплые ладони из своих.

Он откинул полу плаща и широким шагом последовал к выходу из сада. Стражники скрипнули доспехами, а худощавый Десница замкнул всю эту небольшую процессию, и через пару минут древовидица осталась в Богороще одна, внимая переменчивости безмолвного ветра.