Иногда Первый и Второй собирались вместе и гуляли до утра в престижных трактирах. Совсем босоногую челядь туда не пускали, но зато там можно было хоть ненадолго отдохнуть от напыщенности верховных лордов, благопристойности дворца и строгих наставлений их требовательной матери в компании среднего чина. Это оставалось одной из немногих вольностей, которые Второй позволял себе после того, как стал королём. Ведь за высокосветским ужином не услышишь похабных баек про бесстыжих септонов или срамного юмора, а братья Таргариены были не только принцами, но и всё ещё молодыми людьми, жаждавшими простого веселья. Дым от жаровен висел в воздухе, смешиваясь с запахом эля и жареного мяса, а гул голосов сливался в весёлый хаос, укрывая братьев от дворцовой тишины.

Хмель и разгар ночи неизбежно уводили разговоры к женщинам, и пикантные альковные истории посетителей передавались за столом так же бойко, как кружки с брагой. После очередной хроники любовных похождений Первого Второй с тихой усмешкой заметил:

— С тобой в замке не останется ни одной девственницы, братец.

— Ну, почему же? Одна наверняка где-то спряталась, — довольно ухмыльнулся Первый.

Принц глотнул из кубка, а затем ехидно прошептал:

— …Леди Гоуст, например.

Второй, отпивавший из чаши, слегка подавился и от неожиданности чуть не выпустил вино изо рта:

— С чего ты взял, что она девственница?

— Она мне сама об этом сказала! — Первый размашисто махнул бокалом в руке, и напиток выплеснулся за край, залив и без того пропитанный камзол соседа, но тот был слишком увлечён своей свиной рулькой, чтобы это заметить.

— М-м-м… — Второй слегка прищурился и подозрительно покосился. — И что за обстоятельства вынудили её вдруг заговорить об этом с тобой?

Он выделил последнее слово, намекая на неразборчивость и разгульность брата. Аметистовые глаза юного короля блеснули огнём в тусклом свете жаровен, и это подловило внимание Первого. Тот вдруг поймал себя на том, что вообще-то не собирался об этом упоминать, но хмель неосторожно развязал ему язык, и теперь внимательный взгляд Танэриса Таргариена следил за ним из-под пепельной чёлки. В памяти Первого всплыла Дэхариче, любившая отдыхать в прохладе известняковых пород, тихо таясь во мраке исполинских пещер.

— Ну, знаешь… — Первый запнулся и опасливо отвёл глаза. Он лихорадочно размышлял, как избежать неудобных расспросов, но через мгновение претенциозно медленно подытожил, наклонившись к плечу собеседника: — Мы ведь всё-таки близки.

Первый посмотрел Второму в глаза, не в силах отказать себе в удовольствии наблюдать его молчаливую, тлеющую ревность. Второй всегда немного завидовал тому, что Первый и леди Гоуст были связаны общим даром и проводили столько времени вместе именно из-за этого. Он тоже хотел быть ближе к ней, но у принца для этого был убедительный повод, а у короля помимо его простой прихоти — не было. И Первый упивался этим небольшим превосходством над братом, хотя настоящих заслуг для такого триумфа у него было немного. Его выпад возымел действие: с едва заметным недовольством Второй молча скользнул взглядом по покрасневшим лицам галдящих за столом выпивох. Первый же, взбалтывая напиток в кубке, увлечённо продолжил посвящать брата в непрошеные подробности:

— Она сказала, что это как-то там связано с её даром сновидения и запретом богов, представляешь? Я вот миллион раз… пытался, а эта бесовщина так никуда и не делась! — нервно рассмеялся он.

Первый чтил богов и их проявления постольку-поскольку, и иногда Второй удивлялся, как того ещё не поразила молния за все его неуместные остроты. «Визар Таргариен — баловень судьбы, не иначе», — подумал он про себя. Второй разжевал дольку сушёного лимона, почти такого же кислого, как выражение его лица:

— У вас странные темы для разговоров.

Первый оживлённо подхватил с тарелки сухофрукт и закинул его в рот:

— Разве? По-моему, вполне обыденные.

— Не могу представить, чтобы леди Гоуст обсуждала с кем-то свои постельные приключения, — фыркнул Второй.

— Видения иногда заставляют сновидца говорить о самых сокровенных вещах, — заговорщически ответил Первый.

— Возможно. Но в тебя вот достаточно залить брагу, чтобы ты начал трепаться о сокровенных вещах всех остальных, — Второй залпом допил кубок вина и небрежно махнул рукой виночерпию. Тени от жаровен плясали на его лице, отражая внутренний огонь, который он тщетно пытался скрыть.

Он не стал расспрашивать Первого дальше. Ему было неприятно думать, что леди Гоуст и его брат настолько откровенны друг с другом, тем более узнавать подробности таких их бесед. Первый так непринуждённо говорил о таинстве сновидения, и Второй вспомнил серьёзные слова Гоуст о том, что с этим нельзя играть. Видимо, его брат до сих пор не вполне осознавал, с какими силами связан, и относился к этому легче, чем следовало.

Первый же, довольный своими вербальными манёврами, сумел буднично уколоть Второго и при этом не раскрыть своих проступков в отношении леди Гоуст. Он не гордился тем, что произошло между ними, и уж точно не стал бы хвастаться этим за столом или где-либо ещё. У него ведь так ничего и не вышло. И всё же, как ни странно, Первый не любил лгать в лицо. События того вечера в кабинете разворачивались далеко не так безобидно, как он об этом рассказывал. Но он не сказал ни слова, в неистинности которого его можно было бы уличить, потому что Визар Таргариен искусно обманывал правдой.