Свет первых лучей едва пробивался сквозь плотные занавеси, окутывая комнату в доме бабочки мягким сиянием, обжигал кожу. Я медленно проваливалась в темноту, но словно была в сознании. Мягкость обволакивала тело, а чистота тёплой постели была панацеей от всех бед.

Взгляд блуждал, то и дело фокусируясь на темноте. В углу, рядом с кроватью, на стуле виднелся силуэт. Он был скрючен, словно пытался занять как можно меньше места, или как будто весь мир давил на его плечи. Его голова была опущена, и я, как ни старалась, не могла разглядеть лица, но что-то в его позе вызывало в сердце смутное чувство.

"Кто ты?" — слова застряли в горле, получился только судорожный вздох. Фигура на стуле дёрнулась, и на секунду в темноте отразились знакомые черты лица. И снова пустота. Я снова провалилась в сон.

Распахнув глаза, я чувствовала, как воздух остановился в лёгких. Тонкий шёпот дыхания казался слишком близким, неотступным. Поднявшись на кровати, пыталась смахнуть мокрые дорожки слёз. Этот сон, то “существо” было слишком реальным. Открыв глаза во сне, я видела не себя, а отражение демона в зеркале своего же сознания. Руки дрожали, и я с ужасом смотрела на выпирающие вены — словно даже собственное тело было чужим.

Тихий шорох отвлёк от наступающей тревоги. Ворон копошился в складках занавесок. Видимо, он только что залетел без стука. На негнущихся ногах я поспешила помочь, вновь надевая маску безразличия. А в воспоминаниях плясали картинки.

В тот день я уже слышала этот голос. Помню лишь заботливые глаза сестры, пыточную комнату госпиталя и бесконечную беспомощность.

• **

— Сестрёнка, как думаешь, Бог, он есть? — стекающие капли пота и крови смешались на лбу, вырисовывая узоры на лице Амайи. Как бы я хотела защитить её.

— Что… — сама же не лучше, стояла только благодаря технике дыхания, до жжения в рёбрах ненавидела смотрителей.

— Если Он есть, то чем же мы так согрешили в прошлой жизни? — слова отпечатались рваной раной на сердце. Только не Амайа, кто угодно, но моя любимая сестрёнка не заслужила это ничем.

Нас выбрали в качестве подопытных крыс. Сегодня я «охотник», хотя, признаться, чувствую себя не лучше обычного дворового кота, которого дёргают за хвост и тыкают в морду палкой, лишь бы он поймал побольше мышей. А вот Амайа стала “жертвой”.

Я подняла взгляд вверх, очки этого монстра блеснули в свете лабораторной лампы. Но то был человек. Он был в окружении таких же ублюдков. Это было их забавой, драма, достойная номинации. Сестра против сестры — необычное "вечернее представление". Раньше мы охотились на всех сразу, не выбирая жертв. Но сегодня всё изменилось. Дети солнца держались в стороне. Некоторые с замиранием сердца наблюдали за битвой перед глазами. Другие жаждали зрелищ и крови. А третьим было всё равно, лишь бы они сами не оказались по ту сторону стекла.

Правило гласило: либо ты, либо тебя. Смерть — порой желанный исход. Страшнее, если ты идёшь против правил. В ход идут любые пытки, любые наркотики и препараты. Напичкают ими до отказа, и держат тебя, и морят, и убивают, только не физически. Каждый день приходится сражаться и убивать тех, кого ты считаешь семьёй, с кем ты застрял здесь, с кем судьба повела пережить этот ад. Вопрос оставался открытым: переживём ли?

И мы сражались. Биться вполсилы здесь — тоже грех. А грехи караются. Я почувствовала холод, он не напоминал ничего человеческого. Моя рука пронзила плечо той, кого я безмерно любила. Но она должна была отскочить! Мои мысли напоминали пчелиный рой, глаза бегали с её глаз на зияющую рану, мою окровавленную руку.

— Почему? — прошептав, я не узнала свой голос.

Она могла уклониться: должна была.

— Ты всегда была трусливой, сестрёнка.

Я не помню, как эта пустота поглотила меня. Но мышцы расслабились, а разум иссяк. Кровь больше не бурлила в жилах. Человек в гневе очень страшен. Но я не в гневе, и я даже не человек. Поэтому страшно мне не было. Я отдала власть иному, чему-то внутри меня, а оно было и радо, словно гладило по голове, успокаивая. Я отдалась буйству своих эмоций и подарила первый танец своим страхам.

Финальное па вышло не таким искусным. Я очнулась в глубине глубокого кратера. На месте госпиталя красовались руины. Но больше ничего. Зияющая пропасть как снаружи, так и внутри меня. Я слышала шаги, но сил повернуться не было, в глубине души я только надеялась, что сестра с остальными прямо сейчас выйдут из тени, и весь этот кошмар наконец закончится.

Тогда, как призрак из пустоты, появился он — Мудзан. Чувство дежавю. Его глаза, холодные и расчётливые.

— Здравствуй, — чужая рука оказалась на уровне глаз.

— Моя сестра… Она жива? — я смотрела снизу вверх, чувствуя себя потерянной.

— Ты же знаешь, что они все мертвы, — его голос был спокоен и даже добр. Однако что-то в нём настораживало. — Твоя сестра… Она была мертва задолго до того, как я пришёл сюда, — он не был зол, но его взгляд не выражал сожаления. — Меня зовут Мудзан, запомни это имя и обращайся ко мне, если тебе нужна помощь, — он больше не предлагал свою руку.

— Ты лжёшь, — вырвался хриплый вздох, голос звучал неуверенно. Я не могла поверить, что страх всего человечества был в шаге от меня.

— О, у меня нет причин лгать тебе, — он наклонился, но всё равно был выше. Его болезненный интерес читался в каждом жесте, — У меня есть то, что ты так безмерно желаешь.

Губы дрогнули, по спине прошёлся холодок.

— Доума, не так ли?

От одного имени меня бросило в дрожь, его я не забуду никогда. Ногти царапали землю, а ненависть разливалась по телу.

— Откуда?.. — кажется, мой вопрос был очевидным.

— Откуда я знаю демона, который истребил твою семью?

Сердце колотилось бешено, а скулы свело так, что не разомкнуть. Я пыталась держать лицо, когда глаза становились стеклянными, а тело наливалось свинцом.

— Да, я знаю его. Более того, он знает меня. Тоже знаком со страхом. Костлявые длинные пальцы схватили мой подбородок, заставляя встретиться взглядом с темнеющими глазами незнакомца, — С тобой мы связаны узами крови и боли.

Словно невидимая нить протянулась вокруг, сковывая пальцы. Я боялась отвести взгляд, боялась рассыпаться на части. Но дрожащей рукой я вцепилась в чужую, не в силах сдвинуть её и на сантиметр.

— Как именно ты с этим связан?

Мужчина нахмурился, на неестественно идеальном лице пролегла тень. Нить начала рваться, натянувшись до предела.

— Как же много вопросов. Почему же с людьми так сложно. Мне не нравится, как ты смотришь, — улыбка померкла, а глаза недобро сверкнули безумством, — Я пришёл за тем, что принадлежит мне по праву.

Я пыталась вырваться из крепкой хватки, но ледяные руки вдруг обожгли кожу. Я помню это чувство.

Воспоминания плясали буйным вихрем: лаборатория, разочарование и беспомощность, холод железной койки и боль от иглы шприца. Но это не идёт ни в какое сравнение с болью от бурлящей в венах демонической крови, которая была в шприце. И сейчас незнакомец подчинял мою кровь своей демонической силе. И что-то внутри меня словно очнулось от вечного сна.

Боль была нестерпимой, я словно смотрела на всё со стороны и слышала невнятный вопль, не узнав собственный голос, который теперь походил на хрип. Но вместе с болью я ощущала глухую ярость, которая не была моей. Мудзан разбудил зверя, а, как известно, зверей лучше не будить. На место боли пришло опустошение, а рука оказалась на шее мужчины. Почему-то его безумные глаза распахнулись, в них читалось удивление и… Ненависть.

Вдруг его рука отпрянула. Раздражительно оттолкнув меня, Мудзан словно загнанный зверь оскалился. Он презрительно сощурился, когда услышал нечеловеческий рык.

— Ты обречён на слабость, — мой внутренний голос вдруг обрёл силы, — и она станет твоей погибелью.

Не помню, как выжила до рассвета, демон исчез, а я искала под развалинами единственного человека, который был мне дорог. Но Амайа пропала, оставив за собой лишь пустоту, как будто часть меня исчезла вместе с ней.

Я дала клятву найти её, и это обещание стало для меня священным обязательством. Единственное счастье, которое я успела испытать за две жизни, было отнято у меня, и моя последняя связь с миром была разорвана. Теперь я клянусь, что тот, кто разрушил мой мир, сполна заплатит. В этот день я родилась заново. Уж мне не привыкать.

• **

От размышлений меня отвлек приглушенный скрип двери, и снова я оказалась в реальности, в доме бабочки после голодного обморока. В комнате появился странный человек — высокий, худой и бледный старик с вытянутой головой. Его кожа была такой белой, что казалась почти прозрачной. Лицо его скрывала яркая резная маска. Такие были только у кузнецов, стало быть, он один из них.

Не успел ворон открыть клюв, как кузнец начал устало бормотать. Его причитания были похожи на бред сумасшедшего, такой услышишь разве что в забытой богом Синдзюку, где воздух тяжёлый от запаха гари и отчаяния. Но от странного мужчины неприятно пахло лекарствами и спиртом. Незнакомец не давал вставить и слово.

— Куросава-сан, Вы так толком и не представились… — ворон уж было сдался, тяжко вздыхая.

— Ах, точно, — на этот раз старичок суетливо копошился в своём кулёчке, время от времени охал и мотал головой, после чего вдруг припал к моим ногам, раскрывая рядом старую потёртую ткань, на которой покоились несколько странных камней.

Один из камней напоминал красный песчаник, его поверхность была исполосована тонкими жилками. Он был шероховатым и манил своим кроваво-алым сиянием. Поверхность другого, как лунная кора, покрыта неглубокими кратерами. И последний камень имел форму сферы, но на первый взгляд выглядел как обычное стекло. Но я не могла оторвать глаз, внутри моё отражение среди странных кристаллических фигур казалось чем-то иным. Слова на фоне звучали порывисто и расплывчато.

— Выберите один из них, — я сморгнула наваждение, нерешительно глядя на кузнеца. Сейчас он был похож на уличного торговца, готового втюхать всё подряд. Другой бы отмахнулся от немощного старика, но я лишь протянула руку по его просьбе.

Ощупав костяшки пальцев, он посмотрел прямо, но его движения всё ещё были дёргаными.

— Ты боишься? — его слова прозвучали неожиданно, и я замерла в непонимании, хмуро глядя на кузнеца.

— Нет.

В ответ пожилой человек с трудом покачал головой, угрюмо насупившись.

— Зря Ояката-сама это затеял.

Я всё ещё не могла понять ход его мыслей, но в его голосе звучало нечто, похожее на сожаление, словно он уже предчувствовал грядущие беды.

— Что затеял?

— Кто ж его знает, он постоянно что-то затевает, очень беспокойный тип, — как будто мы говорили о разных людях, а не о вечно безмятежном главе рода Убуяшики.

Секундой погодя старичок вновь заговорил, а его голос отражался от стен полупустой комнаты.

— Бедная девочка, всякий искатель суетных желаний обрекает себя на бесконечные скитания во мраке неведения и невежества. Слышала ли ты о страшной эпидемии?..