Собственное сердце на ощупь было тёплым. Сломанные рёбра отрастали обратно, возникая из ничего, продолжая остатки тела, что никак не могло умереть. Ваахельм сжал ладонь и ощутил ею лишь склизкий кусок мяса, из которого хлынула кровь. На миг сознание затуманилось и затем вовсе угасло. Но смерть его не приняла. 

В следующий раз пришлось попробовать отсечение головы. Хватило пары убийств, чтобы за Ваахельмом устроили охоту, в которой не было труда поддаться. Вскоре была назначена казнь. Он провёл в ожидании несколько дней, скованный по рукам и ногам, в сыром и пыльном подвале, а затем его выволокли на свет. Когда палач нанёс топором первый удар по тонкой юношеской шее, стало ясно: это не сработает. Это не позволит Ваахельму покинуть ненавистный мир. Даже после сожжения его трупа, из малейшего кусочка останков возродилась целая плоть. 

И тогда, не смея заполучить смертельный покой, он пообещал себе: не станет при нём людская жизнь хоть кому-то любимой. Он, ведомый завистью, веками искал последнего бога, дабы в единственный раз опуститься до просьбы: “Убей”. Но бог отказал, рассмеявшись, да просветил: “Убиение твоё осталось на волю случайности. И не я вправе мешать тому проклятию, что тебя держит”. 

Сколько лет прошло с тех пор? Ваахельм не сумел удержать в памяти всё, что произошло более века назад. И сколько таких веков он уже прожил ему тоже было неведомо. Однако неизменной в сознании оставалась единственная мысль: 

“Моё страдание не станет лишь моей бедой”.