Надо быть достаточно отважным, чтобы противостоять врагу. Но не меньше отваги требуется для того, чтобы противостоять друзьям!

Джоан Роулинг

Гриффиндорцы-пятикурсники, умудрённые опытом, успели выпроводить из Большого зала четверокурсника, а вот слизеринца-пятикурсника, казалось бы, куда более умудрённого, чем они, — нет.

Но лучше поздно, чем никогда.

— Апчхи! — разделил гриффиндорское, пусть и невысказанное, мнение Раон Миру.

Его слабого человека — а у него было своё, слизеринское, мнение, — никто не спросил, точнее, спросил, и не кто-то там, а сам Альберу Кроссман, староста Гриффиндора, — вот только о другом:

— Ты себе в Запретном лесу напрочь мозги отморозил?!

Лак втянул голову в плечи с таким виноватым видом, как будто он тоже был в Запретном лесу и занимался тем же самым. Обернулся даже Чхве Хан, прикрывавший двустворчатые двери, из которых они только что вышли.

Кейл, отступив на шаг, глянул исподлобья — его карие с красным отливом глаза нехорошо сверкнули.

— Почему это?

Розалин тоже было что сказать, но она только перевела напряжённый взгляд с Кейла Хенитьюза на Альберу Кроссмана. Как и Чхве Хан. За все пять лет совместного обучения (и проживания под одной, гриффиндорской, крышей) они не видели друга таким… таким.

А Кейл Хенитьюз — тем более.

…потому что, во-первых, он идиот — и нет, это не оскорбление, а констатация факта — или, «если вашей слизеринской светлости так угодно», — диагноз! Потому что — и это уже во-вторых — надо быть «отмороженным идиотом», чтобы развернуть свою спасательную операцию («никогда такого не было — и вот опять!») на глазах у «дракклова семикурсника»! Да ему «одного твоего — вашего, неважно! — чиха» хватило, чтобы сложить два и два — «и получить тебя»!..

— Что у вас здесь происходит?

Все как один оглянулись — профессор Флинн, из-за спины которого теперь укоризненно выглядывал его племянник Биллос Флинн, спускался к ним по парадной лестнице.

— Ничего! — Лица и у гриффиндорцев, и у его подопечного стали такими невинными, как будто они под дверями Большого зала комплексную магию так бурно обсуждали.

Хотя, может, и обсуждали, кто его, этот «золотой квинтет», знает. Вопрос только в том, во что потом могли вылиться их «обсуждения»…

— Мы — ничего, — с безупречно вежливой улыбкой повторил Альберу Кроссман. — Но вот в Большом зале…

…кое-кто воскрес, короче говоря.

Декан Слизерина, конечно же, не поверил им на слово — как и в их непричастность к происходящему (или уже произошедшему) в Большом зале. Его племянник Биллос Флинн — тоже, но если декан Слизерина беспрепятственно вошёл в двустворчатые двери, то самого слизеринца придержал за плечо другой слизеринец — под непонимающими взглядами…

Своих, да.

𓆘 𓆘 𓆘

Слизеринцы (гриффиндорцы, пуффендуйцы, когтевранцы — подставить нужное) дерутся, остальные — не суются: всё, что происходит внутри факультета, касается только студентов и их декана.

Перераспределение в этом отношении не изменило ничего — и в то же время изменило всё. Погром в гостиной Слизерина, вылившийся в потоп, мог бы закончиться так, как и закончился, — вот только трещины расползались не только между пятикурсниками.

«…Биллос Флинн, которого потоп настиг у опрокинутого кресла, залез на него с ногами — Кейла Хенитьюза не было ни в самом кресле, ни рядом, ни в гостиной вообще. Зато был Венион Стен: он, закатав брюки и подтянув мантию, как ни в чём не бывало прошёл в так и не закрывшийся секретный проход.

Семикурсник Сайрем влез на стеллаж и теперь бросал на своих взгляды, полные презрения: дескать, в жизни своей стольких идиотов не видел, ещё и в одном месте. У Эдрича (его роскошная шевелюра слиплась, отчего он стал похож на швабру) явно чесались руки сдёрнуть однокурсника со стеллажа, хотя бы за ногу, — но соваться в ледяную воду ему не хотелось ещё больше.

Шестикурсник Бикрокс Молан встал на стол и поудобнее перехватил палочку — на него никто, кроме Биллоса Флинна, не обратил внимания, а зря. Потому что весь его вид не предвещал ничего хорошего — ни потопу, ни самим слизеринцам…

— Акцио!

Хлёсткий взмах палочки — и стеллаж, на котором сидел семикурсник, рухнул вместе с ним в воду, подняв тучу брызг.

—…ять!!!

Эдрича окатило с головы до ног, но терять ему уже было нечего. Он расхохотался в голос при виде барахтающегося и отплевывающегося однокурсника, но стоило Бикроксу Молану повернуться к нему, как Эдричу стало не до смеха — и очень, очень быстро.

— Да ты совсем, что ли?!

Теперь барахтались и отплёвывались двое.

Племянник декана Слизерина не стал дожидаться, пока очередь дойдёт до него: Венион Стен, презрительно скривив губы, прикрылся от брызг рукавом.

…Он не помогал (вместе со всеми и в добровольно-принудительном порядке) убирать общую гостиную. Биллос даже не понял, как однокурсник смылся от Бикрокса Молана — если только с водой. Об него — ослепшего и оглохшего, с чёрной растрескавшейся кожей — споткнулись в дверях спальни.

Но это было уже потом…»

𓅓 𓆘 𓅓

Гриффиндорцы, от начала до конца выслушав разговор двух слизеринцев, отпустили одного из них — и не Кейла Хенитьюза.

Розалин, перепрыгнув ступеньку-ловушку, выглянула с лестницы. Студенты, взволнованные, если не сказать — взбудораженные, уже выходили из дверей Большого зала. Деканы отпустили (читай: отправили) всех по гостиным, что было на руку и «золотой четвёрке», и самому Кейлу. Потому что ни в гостиную Гриффиндора, ни в гостиную Слизерина они и не думали подниматься-спускаться.

Пока деканы разбирались, что случилось с шестикурсником Бикроксом Моланом и случилось ли, у них самих было время решить, что делать дальше… пока никому в голову не пришло поговорить по душам с их слизеринцем, который мало того, что оказался в нужное время в нужном месте, так и ещё и с нужным противоядием в кармане!

Мало ли, вдруг кто уснёт вечным сном.

— Апчхи! — согласился Раон Миру, который сполз с плеч своего слабого человека ему же в руки — и которому сейчас так не хватало чувства собственной великости и могучести.

Потому что его человек был не только слабым, но и… проблемным.

— Он тоже вышел. — Розалин ничуть не удивилась увиденному. Альберу — тоже, только услышанному.

Как будто ему уже стало до раморы¹ — волшебная серебристая рыба, которая обитает в Индийском океане и покровительствует морякам — или не покровительствует, как повезёт; здесь — ругательство., кто там мог выйти из Большого зала и зачем… или за кем.

...Конечно, Кейл Хенитьюз и под Сывороткой правды не расскажет ни о кабинете лекаря Пендрика, ни о кладовой профессора Флинна, ни о, тем более, Тайной комнате.

Вот только легче от этого не становилось.

Альберу положил руку на перила лестницы, и та, ощутимо дрогнув под ногами, поплыла к другой лестничной площадке — какой именно, решал уже не наследный принц, а сама заколдованная лестница. Раз на раз не приходился.

Оно и к лучшему.

Между студентами сейчас и жмыр бы не протиснулся, не то что семикурсник, которому, вообще-то, нужно было не вверх, а вниз — в подземелья. Как и самому Кейлу Хенитьюзу — он был и оставался слизеринцем, пусть к нему и притягивало, как по взмаху волшебной палочки — «Акцио!», — студентов других факультетов. Особенно гриффиндорцев и особенно — «золотую четвёрку».

Но пятикурсник уже пропал из виду, а вот семикурсник — нет.

…Над лестничными площадками стали зажигаться светильники — через пару часов они все до единого погаснут, а портреты — уснут.

Потому что наступит ночь. Потому что всё окутает…

𓅓 𓆘 𓅓

— Мгновенная тьма? — Чхве Хан присмотрелся к холщовому мешочку, который показала им Розалин.

— Она самая! — Розалин гордилась своей «Мгновенной тьмой». В ней, как в тёмной воде, тонуло всё — даже звуки, которые возвращались эхом, когда тьма рассеивалась.

— Предлагаешь устроить одному слизеринцу тёмную? — с такой интонацией спросил Альберу, что все невольно оглянулись на их слизеринца.

Кейл и бровью не повёл, зато повёлся чёрный дракон — на провокацию:

— Человеку?!

Кейл, который пытался напоить малыша укрепляющим раствором, цыкнул языком: вот же мелкий… чуть ложку из пальцев не выбил!

— Предлагаю, — спрятав улыбку, кивнула Розалин.

— Но не человеку же?!

— Человеку, — с непроницаемым выражением лица ответил малышу Альберу. — Но не твоему, не беспокойся, — и приподнял уголок губ: — Пока.

— Апчхи!

Кейл, едва чёрный дракон открыл пасть, чтобы отказаться от своего же чиха, сунул туда ложку.

— Переводить на него «Мгновенную тьму»? — Розалин, подыграв другу, оценивающе посмотрела на кислого слизеринца. — Нет уж, — сморщила она носик. — Лучше в ковёр его закатаем.

— Гриффиндорский, — выгнул бровь Альберу.

Тот самый, из гостиной Гриффиндора, который они постелили в Тайной комнате перед статуей Салазара Слизерина — точнее, перед непочтительно прикрывавшим её белым полотном с чёрным гербом Хогвартса.

Кейл чуть воздухом не поперхнулся.

Лак, который сидел с ними же в общей палате, посмотрел на Альберу Кроссмана, на Розалин — и на Чхве Хана, который только головой покачал в ответ на его растерянный взгляд.

«Нет, они несерьёзно. Да, закатают. Потом».