Из черного зеркала окна смотрел темный силуэт, и Отто на короткий миг почудилось, что это была Саша, стоявшая по ту сторону окна, но все же надежда угасла так же быстро, как и появилась, - это был он сам, а там – за тонким стеклом была лишь молчаливая мгла. Шагнув вперед, уже не обратив внимание на шорох травы и мелких камешков под подошвами сапог, одноглазый чуть стукнул костяшками пальцев по стеклу, хрипло позвав, надеясь, что ему все же ответят:
- Александра…
Тишина сильно резала натянутые нервы, и как бы мужчина не напрягал слух, он не мог расслышать, что же именно происходит в палате. От этой ужасной тишины у него будто бы по сердцу ножом резануло: а что мешало и правда забрать девчонку и уехать? Повторив стук, звучавший уже громче, чем предыдущий, Отто вновь позвал ее, слыша лишь свой хриплый голос, наполненный какой-то тоской. И снова ответом звучала лишь тишина. Танкист придвинулся чуть ближе к стене, постаравшись приподняться на цыпочках, чтобы заглянуть в окно, взявшись двумя руками за подоконник, как слева послышались голоса. В висках застучало, и Штуббе не сразу смог взять себя в руки, лишь шаги рядом заставили его развернуться и быстро зашагать прочь, опасаясь, что за спиной могут оказаться патрулирующие отряды.
Дитрих взял стакан, поглядев с отвращением на дрожавшую перед столом девку, которую притащили по его приказу. Низкого роста и полноватая, она с нервозностью теребила подол платья, опустив голову, пряча от него слезы. Застиранная одежда все же выглядела чисто, и от нее не разило навозом, запах которого Герцог ненавидел, как и многие другие вещи, которые ему частенько в этом месте приходилось видеть. В такие моменты он мечтал вернуться в Берлин, оказаться в любимом ресторане и отужинать там, пригубив уже забытый на вкус бокал красного вина. Оберфюрер нахмурился, а потом махом опрокинул в себя шнапс, со стуком вернув стакан обратно на столешницу. Огонь напитка прокатился по глотке, распаляя негатив, что копился все это время, распространяясь пламенем по всему телу, наполняя мышцы теплотой. Будто бы получив топливо, Дьявол, как огромный механизм, поднялся.
Содрогаясь от приближающихся шагов, девушка сжала побелевшими от напряжения пальцами ткань. Чуть подняв голову, она все же показала округлые щеки и заплаканные глаза с большими ресницами, из которых все еще катились ручьи слез. Быстро глянув на приближавшегося мужчину, девушка открыла рот, начав буквально заглатывать воздух, заметавшись. Отступив назад, она развернулась, побежав прочь от ужасного человека, о котором ей рассказывали, не преувеличивая все его деяния.
Не успев пальцами коснуться двери, девушка ахнула, ощутив то, как от мощного удара в спину, все ее тело содрогается от яростной боли. Упав, как тряпичная кукла на пол, она протянула руку, наверное, чтобы попробовать все же открыть себе путь к победе, уже зовя матушку на помощь. Схватив девку за волосы, Герцог наступил одной ногой ей на спину, оттянув ее голову назад, тут же обрушив об пол. Вместе с визгом в комнате раздался хруст ломающегося носа. Снова приподняв голову девушки, оберфюрер хмыкнул, подвигав челюстью, а потом поднялся, утягивая девку за собой. Поставив ее на ноги, встряхнул посильнее, когда та задергалась, пригрозив пальцем. Не важно, понимала та или нет, но он не хотел разговаривать с ней, - не за чем, это было крайне бессмысленно.
Сильнее дернув девушку к себе, Герцог развернул ее к столу и прижал лицом к столешнице, только мысленно усмехаясь хрюканьям той из-за сломанного носа. Расстегнув штаны, мужчина рывком дернул юбку. Звук рвущейся ткани потонул в хлюпающем визге насмерть перепуганной девушки, чья кровь заливала столешницу вместе со слезами. Оголив зад девки, Дитрих придержал член у основания – тот все еще не обрел полную силу, кровь не успела прилить к нему, да и особого желания у мужчины не было, была лишь животная необходимость излить сдерживаемое семя. Медленно вводя его, мужчина скривился, ощутив сначала не очень приятные ощущения, так как был не так хорошо возбужден, как при Александре. Мысли о русской волной прокатились в сознании: встреча, допрос, ее взгляд, прикосновения, стоны. Девка под ним задергалась сильнее, чувствуя, как головка проникает в нее, и тут же ее голова приподнялась, резко опустившись на стол, при этом снова пострадал и без того переломанный нос. Адская боль вызвала новый рев, на секунду оглушивший Дьявола, но вдруг это его начало возбуждать. Ярость и вседозволенность давали о себе знать, подавляя все те человеческие чувства, которые могли еще оставаться в нем. Сильнее придавливая голову девки к столу, мужчина начал делать быстрые движения тазом, не обращая внимания на бежавшую девственную кровь по ягодицам девушки, в то время, как член внутри несчастной окреп и с силой ударялся головкой о матку, причиняя и без того ужасную боль несчастной, что-то кричавшей в этот момент.
- Господин Штуббе, при всем моем уважении я не могу допустить Вас к этой пациентке, - неприятный писклявый голос старшей медсестры, которую Отто всегда недолюбливал, сейчас вызвал у него приступ тошноты, а весь ее вид – отвращения; и прежде чем он успел открыть рот, она продолжила, сделав тон своего голоса еще выше, отчего тот стал еще более мерзким, - И я вновь Вам повторю, господин Штуббе, доктор Вигман категорически запретил мне Вас пускать к этой пациентке. Если у Вас все, то прошу откланяться! – она указала в сторону двери, приподняв брови, отчего те взлетели поверх очков, - Иначе, - выделив это слово короткой паузой, добавила, улыбнувшись, словно чувствуя свое превосходство, - Я позову солдат.
«Будь ты проклята, сука!» - мысленно отозвался одноглазый, переборов желание плюнуть прямо тут же под ноги старшей медсестре, бросив лишь озлобленный взгляд. Развернувшись, он быстро зашагал в сторону выхода из госпиталя, обходя персонал и пациентов, бродящих в коридоре, то и дело косясь на них, обдумывая план, чтобы пробраться к Александре и еще раз поговорить с ней. Мысль о том, чтобы увезти девчонку с собой, теперь казалась ему вполне выполнимой, правда он не мог понять, как это вообще воплотить в жизнь. Те слова, что вчера сказала ему Александра… они не давали ему покоя, запав в душу, тронув что-то там.
Открыв входную дверь, при этом пропустив сначала пациента с перевязанной рукой, Штуббе вышел из госпиталя, подставив лицо солнечным лучам, от яркого света прикрыв глаз. В нем все еще боролись желание забрать девчонку и уехать, а также подчиниться Дьяволу, так как тот был его командиром, обещавшим многое. Выглядывая из-под опущенных ресниц, одноглазый осмотрелся, найдя взглядом того самого пациента с рукой, стоявшего в стороне у забора, курившего самокрутку, с опаской оглядывавшегося на проходивших мимо, - видимо, врачи запретили тут употребление курительных и алкогольных веществ, что не удивительно. Недалеко от него сидел еще один солдат в пижаме с перевязанной головой, вытянувший ноги, а рядом стоял недовольный парень на костылях, поджимавший левую ногу. По другую сторону стояла группа пациентов и солдат в форме, что-то обсуждавших, иногда громко смеясь, что привлекало внимание. Тут и там виднелись белые халаты медсестер и врачей. От рассматривания одной приметной медсестрички, которая с заботой поила одного из пациентов, Отто услышал вдруг шум подъехавшего автомобиля, а повернув голову, был неприятно удивлен, увидев блестящую под солнечными лучами машину Герцога.
Казалось, дорожная пыль не смела покрывать начищенную до блеска поверхность остановившегося автомобиля с красовавшимися маленькими флажками красного цвета с белым кругом, внутри которого была черными линиями изображена свастика. Дверь водителя открылась, и вскоре показался молодой паренек с до посинения побритым лицом, в наглаженной форме, будто бы только что вышедшей из-под утюга, в накрахмаленной рубашке и сапогах, начищенных до блеска, не хуже капота автомобиля. В его взгляде так и чувствовалось презрение ко всем – ко всем, кроме оберфюрера, к которому он относился, как к своему хозяину. Почему-то от этой мысли Отто скривился, ощутив сухость в глотке, но тут же его уколола игла зависти – как-никак, но даже водитель у Дьявола получал вполне неплохие выплаты и привилегии.
И вот на сцене появилась главная фигура. Выйдя из машины, когда водитель открыл ему дверь, Герцог поправил фуражку, сделав это так, словно каждое движение было отточено и продумано заранее. Чуть повернув голову, оберфюрер лишь взглядом – холодным, бесчувственным – приказал водителю ждать его, а потом медленно зашагал в госпиталь, иногда одаривая кого-то из раненых коротким приветственным кивком, когда те приветствовали его. Подняв правую руку, Штуббе выпрямился, когда Дитрих остановился рядом с ним.
- Ты выполнил мое поручение? – вопрос Дьявола не застал одноглазого врасплох; он понимал, что рано или поздно тот захочет узнать об убийстве Александры.
- Нет, господин Герцог, - Отто не знал, подслушивают ли их или нет, поэтому все же решил доложить обо всем официально, не выдавая подробностей, - Приказ не был выполнен.
- Что ж… Печально слышать это, штурмбаннфюрер Штуббе, - голос оберфюрера в миг приобрел стальные нотки, - Не этот ответ я ждал от Вас.
Опустив взгляд, одноглазый лишь мельком увидел прошедший мимо него силуэт Дьявола, исчезнувший за дверями госпиталя. Где-то внутри себя он понимал, что вполне вероятно Герцог сам застрелит девчонку или же избавится от нее иным способом, отдав приказ убить ее кому-то другому, например, тому же водителю.
Достав из кармана платок, Вигман снял пенсне и начал протирать его, когда дверь открылась, что привлекло внимание сидящего за столом врача. Появление Дьявола в кабинете ожидалось не таким скорым – все-таки оберфюрер был редким гостем, да и предпочитал проводить время за более привычными ему делами. Тщательно протирая стеклышко пенсне, доктор чуть кивнул, поприветствовав вошедшего:
- Доброго дня, господин Герцог. Рад видеть Вас в своей обители.
- Упустим все эти лести, господин Вигман, - отмахнулся тот, пройдясь по кабинету и осматриваясь, не скрывая того, что ему тут не нравится, - Я получил Ваше сообщение о том, что Вы хотели о чем-то поговорить со мной. Давайте поскорее выкладывайте, что у Вас за дело ко мне. Меня еще ждет более важная работа.
- Да-да, я слышал о том, что были пойманы партизаны, - закивал врач, возвращая пенсне на место, уже смотря на оберфюрера сквозь хорошо начищенное стекло, - Нескольких привезли ко мне с пневмонией, у одного из них была обнаружена гангрена ноги, из-за чего ту пришлось ампутировать. Вообще надо признать, я удивлен, что они в принципе все это время смогли протянуть в таких ужасных антисанитарных условиях…
- Я сюда пришел не для того, чтобы слушать лекции об условиях содержания пленных, - резко оборвал его Дитрих, развернувшись так, чтобы видеть лицо собеседника, - Напомню, что у меня мало времени на подобную пустую болтовню. Если это именно то, о чем Вы хотели сообщить мне, то разговор окончен.
Но прежде чем Дьявол успел повернуться к двери, чтобы покинуть кабинет, голос Вигмана остановил его:
- Я бы не стал беспокоить Вас, господин Герцог, из-за такой мелочи. И лучше Вам присесть, так как разговор будет не только долгим, но и выгодным для нас обоих, - показав на стоявший стул, доктор улыбнулся.
Дитрих прищурился. Вновь невольно обведя взглядом кабинет, почему-то сделав акцент на белых шторах на окнах, закрывавших комнату от яркого солнечного света, он все же сдался, пусть это решение далось ему с огромной неохотой. Взяв стул за спинку, оберфюрер поставил его, как было удобно ему, и сел:
- У Вас пять минут.
Темные глазки Вигмана, как вороновы бусинки, сверкнули:
- Коротко и по делу? Хорошо. У меня есть то, что Вы так невежественно выбросили, посчитав ненужной вещью…
Герцог вздохнул, глянув на наручные часы, хрипло проговорив, выражая в тоне голоса недовольство:
- Четыре минуты.
Чуть приподняв брови, будто бы удивляясь поведению сидящего напротив, доктор положил перед ним папку с медицинским делом, а когда тот вопросительно посмотрел на него в ожидании пояснения, ответил:
- Как видите, это медицинская карта. И она Ваша, господин Герцог. А прежде чем Вы спросите, к чему все это, поясню: это дело попадет на стол к известному нам человеку, которому будет интересно узнать о том, какие люди входят в круг приближенных ему людей. И вопрос не только о Вашей не компетенции, о чем я укажу в пояснительной записке, которую приложу после, а именно в том, что у Вас были обнаружены некоторые заболевания, как и психического, так и физического характера, - предугадав дальнейшие действия оберфюрера, когда тот хотел забрать медкарту, Вигман быстро схватил папку со стола, убрав ее обратно в стол, - Вижу, Вы сильно расстроены, господин Герцог.
Резко поднявшись, тот стукнул по столу кулаком, второй рукой хватая доктора за ворот халата, притягивая к себе, прорычав в лицо:
- Ты мелкий ублюдок! Ты забыл, кто перед тобой?!
Испугавшись не на шутку, врач кое-как вытащил из кармана шприц и, привычным, почти молниеносным движением избавившись от колпачка, предохранявшего иглу, вколол успокоительное нападавшему. Почувствовав укол, а потом уже увидев торчавший из предплечья пустой шприц, Дитрих опешил, отпуская докторишку, а потом взбесился, хоть и на его лице проскользнула тень страха:
- Ты что, сукин сын, вколол мне?
- Это поможет Вам успокоится, - голос маленького человечка в белом халате изменился, что удивляло, так как ранее он разговаривал более мягко и вкрадчиво, а теперь – в тоне появился металлический оттенок жесткости, - А теперь, господин Герцог, сядьте, и мы все же обсудим интересующую меня тему, и также это будет и в Ваших, как я говорил ранее, интересах, - все еще ошарашенный происходящим, Дьявол вернулся на стул, не отводя взгляда от лежащего на столе пустого шприца; перехватив то, куда смотрит собеседник, Вигман еле улыбнулся, - Не думайте о том, что я смог бы отправить Вас или же навредить каким-либо образом. Это не в моих интересах. Это всего лишь успокоительное; Вы раздражены, а это поможет Вам. Но все же приступим к делу, - одев колпачок на шприц, врач убрал его обратно в карман, впиваясь черными глазками в оберфюрера, уже смакуя ту короткую власть над ним, - Для начала я хочу, чтобы Вы выслушали меня, господин Герцог. Мы все знаем о жестких критериях при поступлении в СС, а тем более в партию, которые применяются абсолютно ко всем желающим. Ко всем, кроме Вас, - доктор сделал паузу, давая возможность собеседнику понять смысл его слов, после чего продолжил, - Еще перед отъездом сюда на глаза попалась одна небольшая бумага о медицинском осмотре, проведенном моим коллегой, которая бы и не заинтересовала бы меня, если не значившаяся там фамилия. И как Вы уже поняли, о чем именно идет речь…
- Что Вы хотите, Вигман? – прошелестел Дьявол, положив локоть на край стола для опоры, заглядывая в лицо сидящего напротив, - Денег?
- Я еще не договорил, а Вы уже спешите, - поправил его тот, - Как мне стало известно, Вы не сможете воспроизвести потомство, и скрыли это, заплатив немалую сумму делавшему обследование врачу, чтобы пробиться в нужное русло, но, как я понимаю, мой коллега то ли забыл уничтожить эту бумагу, то ли оставил на будущее, чтобы напомнить об этом позже, а потом просто потерял ее. И все же это не так важно… Это все-таки мои предположения. Но так или иначе Вы утаили от всех, что у Вас есть один «дефект», который может сильно ударить по Вашей репутации перед вышестоящим руководством. Но меня заинтересовало не только это, но и некоторые садистские наклонности, которыми Вы обладаете, о чем мне, конечно же, пришлось записать, приложив это и многие мои другие наблюдения к тому обследованию…
- Вигман! – процедил сквозь зубы Дитрих, борясь с желанием придушить этого мерзкого человечка, решившего играть с ним.
- Я еще не закончил, - погрозил пальцем доктор, словно перед ним не командующий дивизии, а провинившийся мальчишка, - И Вы, господин Герцог, понимаете, что будет скандал, попади это в руки людей, заинтересованных в том, чтобы убрать Вас из партии, к примеру. И это я не уточняю о том, что будет, если кто-то узнает о той казни, которую Вы устроили не так давно.
- Что ты хочешь? – рявкнул оберфюрер, приподнимаясь со стула, будто бы зверь готовится перед прыжком.
- Сядьте, пожалуйста, господин Герцог, - не смотря на легкую полуулыбку, в глазах врача мелькнуло раздражение, - Несмотря на наши разногласия, я хотел бы предложить решение Вашей проблемы, которое в какой-то степени облегчит будущее. Не ради альтруизма, конечно. У всего есть своя цена, но об этом позже. Для начала стоит напомнить Вам кое-о-чем…
Поднявшись, Вигман обошел стол, краем глаза следя за сидящим на стуле Герцогом, чтобы тот не забрал документы, а тем более не пристрелили его, но, видимо, все это сильно повлияло на мужчину, что он лишь наблюдал за доктором, не шевелясь; подойдя к двери, врач попросил сидевшую в коридоре медсестру привести из палаты четыре пациента. Через несколько долгих минут молчания, в которые Дитрих начал чувствовать усталость, начавшую наваливаться на него, и все тому виной было то, что вколол Вигман, дверь открылась, и тот, кто вошел, сильно удивил Дьявола, правда неприятно. Александра выглядела иначе, чем в последний раз, когда Герцог видел ее, отправив в бараки. Девушка немного поправилась, что указывало на то, что в госпитале питалась она намного лучше, да от нее не разило помоями.
Бросив презрительный взгляд на стоявшую перед собой, оберфюрер повернул голову к доктору:
- И что все это значит? Я требую объяснений!
- Наберитесь терпения, господин Герцог, - врач показал взглядом медсестре выйти, и, когда та выполнила приказ, начал говорить, - Я долго размышлял о том, как лучше всего предложить решение Вашей проблемы. Итак… Думаю, не надо представлять, кем является эта особа, Вы и так без меня знаете все подробности ее происхождения, поэтому мы опустим этот момент. Поэтому лучше сосредоточится на самой сути разговора. Эта девушка была доставлена ко мне из бараков со множеством физических травм, из-за чего я сделал выводы, что она подвергалась систематическим избиениям…
- Господин Вигман, - сквозь зубы выдохнул Дитрих, - Мне нет никакого дела до заключенных.
- А еще я в курсе того, что данная особа была в физическом контакте с Вами, а также господином Штуббе, - игнорируя Герцога, врач теперь же положил на стол бумагу, в которой значилось, что Александра Морозова является пациенткой, а еще указывались травмы, но доктор ткнул пальцем в одну строку, привлекая внимание оберфюрера именно к ней, - Прошу взглянуть сюда, - Дьявол с нежеланием опустил взгляд на красивый и ровный почерк, прочитав, что девушка была беременна, но прежде чем он успел открыть рот, чтобы высказать очередное недовольство или оскорбление, Вигман поднял руку, прерывая его, - Но перед тем, как я продолжу, хочу напомнить о той папке, что лежит у меня в столе, господин Герцог, где указаны многие подробности не только Вашего здоровья, личной жизни, но и совсем недавний разговор, который произошел между нами, - напомнил он про рассказ Дитриха про пещеру и то, что произошло после, что вызвало порыв гнева у оберфюрера, стукнувшего кулаком по столу; и вдруг форточка сама собой раскрылась, а находящихся в комнате обдало порывом холодного ветра; это обескуражило доктора, еле успевшего поймать бумаги на столе, которые чуть не разлетелись по кабинету, - Что это еще такое? Я вроде приказал крепко закрыть окна, - поднявшись, поспешил захлопнуть форточку, - На чем же мы… Ах да! Мне бы очень не хотелось, чтобы кто-то узнал о том, что именно Вы мне тогда поведали, господин Герцог, и будет очень печально, если такое произойдет.
- Я не вижу связи между моими «проблемами», этой девкой и Вашими угрозами! – прогремел Дьявол, теряя терпение.
Сев за стол, Вигман аккуратно сложил все, что чуть не унес ветер, отвечая:
- Как я уже говорил, многие из партии являются образцами для будущего нашей нации, продолжая свой род, кроме Вас. Прошу простить меня за бестактность. А так как Вы имеете не только партийный значок, но и как мне известно, у вас близкие отношения с нашим фюрером, то не обзавестись семьей крайне странно.
Дитрих улыбнулся, уловив суть разговора:
- Я понимаю, к чему Вы клоните, господин Вигман, но все же огорчу Вас. Я никак не могу быть отцом того ублюдка, которым девка беременна…
- Я знаю это, - перебил его врач, - Вы не можете быть отцом по причине физической особенности, а вот господин Штуббе, - именно тут он сделал паузу, давая оберфюреру время сообразить, - Девушка вполне здорова, если не считать некоторых незначительных увечий, которые ей нанесли в бараке, но это никак не сказалось на здоровье плода. И да, срок еще совсем небольшой, поэтому вопросов не должно возникнуть.
От такого у Дитриха даже чуть рот не открылся сам собой. Поднявшись, он протянул руку, схватив доктора за ворот халата, рыча в лицо:
- Ты совсем охренел ровнять меня и эту скотину?! – ткнул пальцем в Александру, которая весь разговор стояла у двери, жавшись от каждого крика, опасаясь, что Дьявол кинется на нее, - Мало ли кто забрюхатил ее…
- Держите себя в руках, господин Герцог, - жестко отреагировал Вигман, - В противном случае я повторю укол, - а когда его отпустили, поправил халат, - Я предлагаю Вам вполне неплохое решение Вашей маленькой проблемы, так как девушка не была замечена ни с кем, кроме Вас и господином Штуббе. Если бы я не был так уверен в этом, сумев проверить все, перед нашим разговором, то не стал бы так рисковать. Господин Штуббе не самый лучший вариант, но и не самый плохой, могу заметить, его физические показатели выше среднего, а значит, ребенок может родится здоровым, а если гены матери будут преобладать, то и вопросов в сходстве не возникнут, таким образом Ваш авторитет в партии возрастет. Да и у девушки я не заметил никаких отклонений и тем более ее можно легко выдать за представительницу нашей нации. Все необходимые медицинские документы я могу подготовить лично, как и то, как будет проходить беременность и роды…
- Ты сошел с ума! – в глазах Дьявола так и горела всепожирающая ярость, указав на врача, прохрипел, - За то, что Вы сейчас предложили мне, господин Вигман, я могу расстрелять Вас, как предателя…
- Какая интересная угроза, господин Герцог, - парировал доктор, поправляя пенсне, - Но, боюсь, что Вы расстроитесь, если я скажу, что это меня никак не тронуло. Что ж… Вижу, Вам нужно время, чтобы все обдумать. Господин Герцог, Вы знаете, где выход, - чуть кивнув, он как-то натянуто вежливо улыбнулся, но правда улыбка вышла больше кукольной, нарисованной, чем живой.
Поджав губы, оберфюрер выпрямился, распрямив плечи, нависая, как огромная скала, от которой веяло холодом. Но все же сейчас мрачный взгляд чуть стал туманнее из-за успокоительного, что вколол ему Вигман. Развернувшись, больше не проронив ни слова, он вышел, оставив в кабинете проклятого доктора и девку, быстрым шагом пересекая коридор к выходу, уже представив, как покинет это здание, пропитанное кровью, гноем и запахами медикаментов, смешавшихся в одурманивавший аромат, от которого кружилась голова и подкатывала тошнота.
- Теперь ты будешь говорить, что беременна от господина Герцога, - голос Вигмана коснулся Александры, а когда она повернулась, взглянув на него, то увидела, что мужчина сидит за столом, уткнувшись в бумагу, на которой что-то старательно писал.
- Но… Я не понимаю…
- Тебе не важно понимать, - ответил врач, не отвлекаясь от своего дела, которое, к слову, его интересовало больше, чем разговор с девушкой, - От тебя требуется только одно, - он все-таки поднял голову и посмотрел ей в глаза, - Выполнять.
Саша отступила, отведя взгляд в сторону. Ее будто бы охватило чувство дежавю, как будто бы это уже случалось с ней. Вокруг словно закручивалась и сжималась воронка, начавшая заполнять все вокруг, удушая ее.
- А теперь свободна, - беспристрастно продолжил Вигман, вернувшись к своему делу, отложив в сторону одну из бумаг и взявшись за другую, что-то читая, - На твоем месте я бы больше отдыхал. Кто знает, что на уме у господина Герцога.
Войдя в палату, Александра осмотрела свое временное жилье, которое ей сейчас показалось вполне уютным. У стены стояла аккуратно заправленная кровать с одной подушкой поверх одеяла, а рядом – небольшой табурет, который Саша использовала как столик, и сейчас на нем находились тарелка с кусочком хлеба и стакан с недопитым чаем, где на дне плавали чаинки, как маленькие рыбки. Не смотря на такое нехитрое обустройство, девушка была даже рада оказаться тут, а не в бараке, даже запах медикаментов, который ранее вызывал у нее отвращение – будучи в ее времени – сейчас успокаивал.
Хотела ли она то, что находилось сейчас внутри нее? Ведь сейчас ей даже трудно назвать это «ребенком», тем более принять его существование за факт, но еще сложнее врать Отто. Отто… Проговорив одними губами его имя, вздохнула, ощущая на душе странное смешанное чувство. Сев на край кровати, опираясь о нее руками, от чего все ее тело было сильно напряжено, Саша смотрела невидящим взглядом перед собой, погрузившись в транс, перестав даже дышать. А ведь она могла закончить все это, согласись на предложение уехать с одноглазым, и не важно куда, лишь бы подальше от всего этого кошмара. Подальше от сумасшедшего Герцога.
Но она отказалась.
Александра вдруг посмотрела в угол под окном, и сама не знала, почему сделала это, решив прислушаться к своему подсознанию, отказавшего вчера Штуббе.
- Господин Герцог, у нас все готово, - рядом с оберфюрером появился подчиненный, доложивший о том, что к казни все готово.
Этого дня Дитрих ждал с огромным нетерпением, предвкушая, как именно расправится со Ставариным. Каждый раз он представлял то это будет расстрел, то повешение, то утопление, но из раза в раз хотелось, чтобы смерть Ставарина была мучительной и крайне жестокой. И вот, наконец, этот день наступил.
Черная начищенная до блеска машина ехала по пыльной дороге за границу города, сопровождаемая бронеавтомобилем и пятью мотоциклами с пулеметами. Сейчас Герцог уже знал, что от тех остатков иванов, что еще роились в местных лесах, не стоит ждать ничего, чтобы могло навредить ему. Скоро молва о том, что так называемый «великий» предводитель партизанских отрядов не только схвачен, но и казнен, разлетится, а это прибавит ему еще поводов для гордости. Отбросив в сторону разговор с Вигманом, уже и забыв про существование девки и предложения врача, Дьявол был полностью занят тем зрелищем, которое ему предстоит увидеть, представляя его.
На небольшой поляне, где уже была вырыта огромная яма, вокруг которой столпились люди: центральными фигурами, конечно же, были пленные, топтавшиеся на краю огромной будущей могилы; охранявшие их солдаты, до этого переговаривающиеся, замолчали, поприветствовав подъезжающего офицера. Тут же стоял и танк в окружении двух грузовиков пехоты, на башне которого сидел Штуббе, покуривая сигарету и наблюдая за всеми со стороны. В отличие от остальных, он лишь коротко кивнул Дьяволу, когда тот вышел из машины, откинув окурок в сторону.
Один из пленных в толпе что-то прокричал, отчего остальные начали вторить ему. Оберфюрер посмотрел на одноглазого, давая негласный приказ перевести. Тот еще раз глянул на толпу партизан, а потом громко перевел, указывая на первого, кто посмел подать голос, - кем был молодой мужчина лет двадцати пяти с редкими усами в потертой шинели:
- Он сказал, что они не боятся смерти, тем более от рук таких, как мы, назвав нас плешивыми собаками, считая, что победа все-равно на их стороне.
Дитрих молча выслушал подчиненного, а потом повернул голову к пленным, туда, куда указал одноглазый, тут же найдя взглядом того самого, кто хотел оскорбить их. Указав кивком на него, Герцог подождал, пока двое солдат оттащат его в сторону, пока другие сдерживая толпу, чуть отогнали ее к краю ямы. Подняв правую руку вверх, согнутую в локте, он приказал всем замолчать, громогласно объявляя, делая паузы для Отто, которые переводил для русских:
- Что есть страх смерти? Ощущение пустоты, что за гранью жизни уже ничего не будет? Боль, которую мы испытываем, когда умираем? Что нас навсегда забудут? Это и есть страх смерти? Страх – это то, что нужно преодолеть, дав себе огромную силу, мощь, что сдерживается в нашем теле. И только сильный духом не отступит, поддавшись этому чувству, ведя свой народ к победе, к истинному миру. Готовы ли вы встретится лицом к лицу со смертью, чтобы показать свою мощь? – обратился он к пленным, на суровых лицах которых было написано, что его слова никак не затронули их, но именно этого Дитрих и хотел; встретившись взглядом со Ставариным, стоявшим впереди всех, Дьявол криво ухмыльнулся, отдавая приказ, - Связать его и под танк.
В толпе партизан началось волнение, несколько людей попадали в яму, которых тут же расстреляли, что немного отрезвило пленных, переставших толкаться, и лишь Ставарин стоял смирно, грозно нависая над всеми. Это был по истине великан – огромный, метра под два ростом, он был выше Герцога и шире его в плечах, с рыжей бородой, торчавшей в стороны, обрамляя крупную челюсть. Смотря на него, оберфюрер нахмурился, ощущая, исходившую от этого человека настоящую силу, которую невозможно было усмирить или же как-то покорить. Тем временем солдаты связали брыкавшегося пленного, уложив его на землю прямо на пути гусеницы танка. Постучав по корпусу многотонной машины, Отто исчез в люке, захлопнув его. Через минуту «Тигр» завелся, громко заурчав, как голодный зверь, сначала сделав несмелый небольшой рывок вперед, а вскоре начавший движение. Лежавший на земле пленный, подобно червю, пытался отползти, громко заорав, наблюдая с обреченностью в глазах, как на него надвигается гусеница танка. Как бы приговоренный к такой ужасной смерти не пытался отползти, машина медленно наступала, начав перемалывать сначала ноги, ломая кости, смешивая их и мясо с землей. С ужасом наблюдая за этим партизаны пытались помочь соплеменнику. Кидаясь на солдат, но те отбрасывали их обратно, а кто падал в яму – расстреливали, но уже не на смерть, а только по ногам, слушая приказ Дьявола.
Дитрих перевел взгляд с казни на Ставарина, чуть приподняв один уголок губ. Тот смотрел только на него, тяжело дыша от сдерживаемого гнева и отчаяния от понимания, что ничего не может сделать, чем так сильно упивался сам Герцог. Когда вопли, наконец-то, стихли, он поднял руку и провозгласил, отдавая приказ:
- В яму всех!
Солдаты послушно начали толкать и пинками гнать пленных к краю ямы, скидывая туда людей, а кто еще пытался сопротивляться, стреляли по ногам, пиная их, как мешки с картошкой. Были и те, кто пытался выбраться обратно, сватаясь за рыхлую землю, но тут же скатывался обратно под натиском падающих на них тел. Крики и мольбы о спасении перекликались с приказами солдат и офицеров, орущих на подчиненных, чтобы те поторопились. А когда все пленные были уже в яме, оберфюрер махнул рукой, отдавая приказ о том, чтобы засыпать их землей, тем самым похоронив заживо, а потом повернулся к выглянувшему из танка Штуббе, кивая ему, чтобы тот закончил казнь, проехавшись по могиле.
Непогода разыгралась к вечеру, когда Дитрих уже сидел за столом в штабе. За окном шелестели ветви дерева, бьющихся о стекло. Слышался тихий скрип одной ставни, что забыли закрепить, покачивавшейся на ветру. Где-то выла собака. Но все эти звуки никак не тревожили Герцога, лениво рассматривавшего в свете настольной лампы, как переливаются грани стакана, все еще слышавшего крики пленных под землей. Ему казалось, что они все еще взывают к нему, умоляя остановится. Тронуло ли это как-то его или пугало? Нет. Дьявол давно перестал воспринимать человеческие эмоции, такие, как сочувствие или сострадание, даже любовь оставила его, и сейчас на ее месте была огромная черная дыра, заполненная жестокостью.
В углу зашевелилась девка из деревни, издавшая тихий писк. Глянув на нее, оберфюрер поднялся. Изнасилованная несколько раз девушка, получившая довольно сильные переломы ребер, сломанный нос и отрезанный в наказание палец, боялась лишний раз двинуться, чтобы не привлечь к себе внимание, а, когда мужчина прошел мимо нее, тихо заплакала. Теперь она не интересовала его, как сломанная игрушка, занимавшая место, и от которой стоит избавится. Но не сейчас. Усталость после такого насыщенного дня давала о себе знать, и сейчас все, чего хотел Дитрих, это свежего воздуха. Открыв дверь, мужчина вышел из дома, буквально чуть не сбитый поднявшимся ветром.
Герцог стоял на крыльце, с какой-то остервенелой жадностью вдыхая ночной воздух, шедший с гор и от воды. Этот свежий аромат напоминал о чем-то знакомом, но забытом, древнем, взывавшем на каком-то одновременно непонятном и понятном языке, который слышался в шорохе листьев под легкими касаниями ветра, в шелесте травы, в тихом всплеске воды; и даже в движении мощных туч можно было увидеть древние знаки. Все, все вокруг пело и играло какую-то мистическую древнюю музыку, которую люди давно позабыли, перестав слышать; и только Дитриху было позволено услышать ее, приблизиться и даже прикоснуться к забытым, древним знаниям.
Оберфюрер оперся ладонями о перила и закрыл глаза, снова вдохнув аромат ночи, желая вновь почувствовать прикосновение ветра к коже и услышать тот зов древней силы, что уже текла по его жилам. И в тот момент, когда дыхание ночи полностью наполнило его тело, в черных небесах раздался яростный раскат грома – гулкий, далекий, как будто голос какого-то забытого божества, откликнувшегося на мольбы Герцога.
Первые тяжелые капли грядущего ливня упали на землю, прибивая пыль. И в этот самый момент наступило молчание. Затих ветер, перестав шелестеть в ветвях деревьев; замолчала вода, словно застыв между фьордами; даже гром притих, остановившись в вышине. Зазвучали новые ароматы слышимой только Дитрихом песни, уносящей его от всего, что так тяготило покалеченную душу. Но что-то вдруг отвлекло. Что-то, что никак не могло войти в эту древнюю мелодию, отличаясь от всего ночного оркестра. Осмотревшись, мужчина пытался понять, что же было не так, напрягая слух изо всех сил, пока не увидел, что именно было источником звука.
Огромный черный кот медленно вылез из-под его машины, будто тьма скользнула к крыльцу, решив принять физическую форму. Дьявол скривил губы, уже собираясь прогнать орущее животное, но что-то в нем было не так, и, приглядевшись, увидел, что тот был не просто мокрым от дождя, шерсть кота была покрыта кровью, а на морде виднелись отрытые раны, и при всем этом он сильно хромал.
От разглядывания животного оберфюрера отвлек еще один звук – громкое утробное рычание, и вдруг из-за угла дома показалась собака, прыгнувшая прямо к машине, намереваясь атаковать кота, но тот исчез под машиной, снова заорав. Вопли кота перекликались с лаем пса, что напрочь уничтожило то спокойствие, в котором пребывал Герцог. Крикнув стоявшим у входа солдатам, охранявшим штаб, чтобы те избавились от шума, мужчина вернулся в дом, чувствуя, как раздражение и усталость снова наваливаются на него. Но не успел тот и дверь закрыть, как мимо в комнату пробежало что-то черное, чуть коснувшись ноги.
- Какого черта!? – вырвалось у Дьявола, успевшего поймать взглядом только черную тень, метнувшуюся в спальню.
Захлопнув дверь, оберфюрер быстрым шагом прошел в комнату, скользнув взглядом по девке, увидев, как кот сидит под кроватью, сверкая зелеными змеиными глазами. То, что грязное животное не только проникло в его дом, но и скорее всего больно, не нравилось Дьяволу и, наклонившись, он хотел достать его, но вдруг остановился, встретившись с ним взглядом. В этих зленых глазах на кровавой морде не было ни капли страха, как обычно бывает у загнанных в угол животных. Кот смотрел на него со странным спокойствием, что озадачило мужчину, но в какой-то степени это и заинтересовало его:
- Ты не боишься? – тихо поинтересовался он, зная, что кот не ответит ему, - Что ж…
Слова о том, что животное может остаться тут так и не были произнесены, но Дьявол проговорил их мысленно, почему-то догадавшись о том, что его незваный гость и так знает это. Думая о том, что скорее всего на кота напала собака, что было не так удивительно, сначала кинулся под машину, когда собачьи зубы уже начали раздирать его, а потом, ища спасение, кинулся в дом, Дитрих сначала подошел к столу, намереваясь взять бутылку шнапса со стола, но тут же остановился, обернувшись к валявшейся на полу девушке, показав, чтобы та принесла еды. Сев за стол, он все же налил себе шнапса, наблюдая, как девушка несет в трясущихся руках поднос с ужином. В комнате раздалось тихое шипение, что все же вызвало у Герцога улыбку, решившего, почему-то, что кот подгоняет неторопливую пленницу, за что после был награжден небольшой частью того, что ел Дитрих.
В какой-то степени появление животного, все еще сидящего под кроватью, убедило оберфюрера вспомнить о Вигмане, а именно о его предложении, только теперь осознав, что доктор так и не назвал цену своего молчания и помощи, упоминая лишь о том, чтобы Герцог сохранил свое положение в партии и в круге приближенных фюрера. Но зачем это самому врачу? Не понимая мотивы такого альтруизма со стороны Вигмана, Герцог сначала подумал о том, что врач потребует денег, наблюдая за тем, как огромная кошачья лапа появляется из-под кровати, загребая кусок мяса с тарелки, стоявшей у ножки кровати, но эта мысль сама собой отпала, так как доктор не был никогда замечен в подобных махинациях, даже пресекая, когда кто-то хотел денежно отблагодарить его.
Покровительство?
Дитрих скрестил руки на груди, когда еще один кусок исчез с тарелки, а из-под кровати слышалось утробное фырканье да чавканье.
Но для чего?
Оберфюрер набрал полную грудь воздуха, решив для себя, что утром еще раз поговорит с Вигманом.
Саша подошла к окну, услышав легкий стук. На секунду сердечко в груди дрогнуло, пропустив по телу теплую волну электрического заряда, когда в голове возник образ Отто. Но там была непроглядная темнота из-за растущих рядом кустов, и именно они и царапали по стеклу, что в какой-то степени одновременно и расстроило, и обрадовало девушку. Коснувшись холодного стекла лбом, она закрыла глаза, пытаясь понять, что ее так тянет к одноглазому, но и почему она не хочет его видеть, думая над тем, что ей сказал Вигман.
А будет ли так лучше?