На следующее утро делегация выехала обратно. Субин пытался скрыть своё разочарование — Ёнджун ехал в отдельной машине, вслед за ним ещё ехало несколько грузовиков со всем необходимым на первое время. В одном из них был погружен даже его мотоцикл со всяческим оборудованием для его обслуживания. Скарба у омеги было достаточно немного; всё, что ехало в этих машинах, было его приданым, а также частью сделки, заключённой между семьями.

Когда они вдвоём вернулись в особняк, вечеринка уже пошла на спад, большинство гостей разъехалось, и новоиспечённые супруги тоже разошлись по комнатам: Ёнджун только приказал принести более вменяемый ужин в комнаты гостям, а сам пошёл проводить остаток времени со своим братом и, видимо, собирать вещи.

Субин же остался и всю ночь думал о том, что было сказано. Что за бизнес? Дело, о котором не знает никто… Что может быть настолько тайным?

Так как Ёнджун велел ему не болтать, Субин решил не говорить об этом с родителями. Он решил продолжить наблюдать; но его разум продолжал вертеться вокруг их договорённостей.

Рано утром собранные вещи погрузили в машины, горные оборотни, кутающиеся в свои плащи, с грехом пополам снова упихались на места, и Субин со своего места наблюдал, как Ёнджун в последний раз попрощался с Бомгю; старший брат в последний раз пригладил его длинные волосы, убирая прядки за уши, ущипнул ласково за щёку и поцеловал в висок. Их прощание и последние прикосновения были полны такой неразрешимой тоски и жажды не отпускать хоть ещё чуть-чуть, что Субин хотел уже самолично схватить младшего господина и тоже упаковать его в багаж, лишь бы не разлучать этих двоих, но всё же пора расставания пришла, и Ёнджун в последний раз прижал к себе брата, а тот пообещал ему, что они увидятся уже совсем скоро.

Ёнджун развернулся и пошёл к своей машине.

— Хватит вертеться, — велел Субину отец. — Он поедет в следующем автомобиле, хватит таращиться на него так, как будто он сейчас сбежит.

— Этот мог бы, если захотел, — пробормотал Субин.

— Уже всё, вы супруги, — возразил Джунсу. — Никуда он от тебя не денется.

Субин бы сказал, что отец плохо знает Ёнджуна. Но если подумать, то кто вообще знает Ёнджуна? Может, его и Бомгю не знает до конца…

Мысли Субина вернулись к тому человеку, которого о видел на свадьбе. Что это был за случай, из-за которого Ёнджун чуть не выцарапал ему глаза? То, как он смотрел на Ёнджуна, было жутковато. Жадная, коварная улыбка…

Мысленно Субин составил в голове доску, на которую помещал всё, что ему стало известно. И все красные нити вели к Ёнджуну.

— Надо сказать, что мальчик смахивает на альфу, — проговорил Юбин. — Но это не беда. Он и правда выглядит сильным и крепким, но…

— Но? — Субин навострил уши.

— Он холоден, как лёд, — Юбин подпер голову кулаком, поставив локоть на оконный выступ машины. — Расчётливый, что твой компьютер… я не чувствую в нём ни толики тепла, ни капли любви. И хотя мне хочется его пожалеть, ещё больше он меня пугает… Боюсь я, что он сломает тебя, сын мой, своей нелюбовью.

— Ты ошибаешься, отец, — горячо возразил Субин. — В нём есть любовь… Он неспроста такой. И не говори мне, что я в твоих глазах такой слабый, что его суровость может меня сломать.

— Не силой иногда ломают, а точат, как черви дерево, — ответил старший омега. — И даже самый крепкий железный дуб может рухнуть и рассыпаться в труху. А ты, моё дитя, уже в нём от ушей до хвоста. Знай я его раньше, ещё десять раз подумал бы, соглашаться на это или нет.

— А я думаю, что Ёнджун бы нашёл ко мне дорогу, — без малейших сомнений проговорил Субин. — Он моя противоположность, как обратная сторона монеты. Но его волкам и тиграм место в моём лесу.

— Свиреп, как тысяча волков, и силён, как сотня тигров, — пробормотал Юбин, провожая взглядом пролетавшие в окне пейзажи. — Было бы хорошо, если бы он мог любить, как хотя бы один человек…

— Он тебе совсем не нравится? — спросил Субин. Не хотелось признавать, но недоверие родителя больно его укололо и засело внутри, словно заноза, не дающая покоя при каждой вздохе.

— Нет, совсем не нравится, — незамедлительно ответил тот. — Но, Субин, ты уже взрослый. Это твой муж, а не мой. Я буду любить своего, — с этими словами Юбин коснулся пальцами щеки своего супруга. — И к тому же, я твой отец, моя любовь, а ты моё дитя, и я буду всегда любить тебя безусловно и безоговорочно, и никто в этом мире не сможет посостязаться со мной в этом, конечно, мне будет казаться, что любой, кто не я, будет любить тебя недостаточно, — в глазах папы появились игривые смешинки. — Но, любовь, ты уже взрослый. Если бы ты сказал, что не пойдёшь за него замуж, я бы тебя не заставил. И если ты говоришь, что он тебе люб, я также не могу заставить тебя передумать. Ты уже давно сам несёшь ответственность за свои решения. Конечно, я бы тебя до самой смерти из колыбельки бы не выпускал, и от сердца бы не отнимал. Но я пока ещё в здравом уме и твёрдой памяти, а ты — мой взрослый сын. Если бы твой муж ластился бы к тебе, как кошка, сидел дома, кашеварил и нянькался с детьми, был покладист и тих, может, был бы я доволен и спокоен, но какой толк, если это не он?..

— Вот именно, — проговорил Джунсу, касаясь руки своего супруга. — Меня семья тоже сначала отговаривала от брака. Ну, не отговаривала, теперь души не чают твои деды в твоём отце, но скепсис присутствовал. А всё почему, потому что твой отец, Субин, дикий и своенравный, и сам тоже не покладистый ни разу, и клыки его остры, как бритва, а челюсти крепки, как корунды. Вот он и тревожится — увидел подобного себе… — альфа, посмеиваясь, притянул к себе супруга и зашептал ему на ухо: — А в холодных и неприступных иногда прячутся самые горячие и преданные сердца.

Субин ничего не ответил. Да, он чувствовал внутри Ёнджуна горячее и преданное сердце, но достанется ли ему это сердце? Это ведь не история любви, это договорной брак, который до самой их смерти может остаться лишь деловой сделкой… И они вдвоём будут обречены либо прожить жизнь, не познав любви, либо скрывать её во благо своего народа. Прежде всего Ёнджун… Потому что Субин знал себя.

Солнце поднялось высоко вверх, и колония автомобилей остановилась на небольшой привал, чтобы пассажиры могли размять кости, а водители — поменяться местами.

Субин решительно покинул автомобиль своих родителей и направился к машине Ёнджуна — тот так и не вышел, оставаясь в пустом автомобиле, пока все пользовались возможностью выйти.

Альфа постучал по стеклу, и окно медленно съехало вниз.

— В чём дело, — осведомился Ёнджун, не отрываясь от телефона.

— Выйди, разомнись. Нам ехать ещё несколько часов.

— Всё в порядке, мне не привыкать, — откликнулся омега.

— Я настаиваю.

Ёнджун поднял взгляд и процедил:

— Если ты будешь настаивать без причины, то я могу из упрямства сделать всё наоборот.

— Я просто не хочу, чтобы ноги тебя потом подвели. Остаток пути я проделаю вместе с тобой, — проговорил альфа.

— Хм?

— Будет лучше, если по приезде мы выйдем из одной машины.

— … Резонно, — после недолгого молчания проговорил Ёнджун. — Это я понимаю. Но всё равно мне невдомёк, зачем мне выходить.

— А я не понимаю, почему бы и не выйти.

— Возможно, я просто не хочу.

— Или тебя пугает большое пустое пространство? — предположил Субин. Ёнджун отмахнулся:

— Манипуляциями такого толка меня не проймёшь, Субин. Однажды ты поймёшь, что я не боюсь ничего.

Субин помедлил, а затем дёрнул ручку двери и залез в машину. Все его суставы протестующе взвыли, снова оказавшись в таком скованном положении.

— Тебе правда не хочется выйти? — спросил он. — У тебя ничего не болит?

— Нет, — Ёнджун отложил телефон и сложил руки на груди. — И я довольно много времени провожу сидя. Машина меня не напрягает, мы ведь разные, Субин, пока ты бегал на четырёх лапах по лесам, я тренировал свою задницу сидеть ровно по нескольку часов.

Субин усмехнулся:

— Звучит слишком смешно, чтобы быть обидным. Это единственная остановка, потому что дальше будет негде; ни попить воды, ни размяться, ни сходить в туалет, будут только горы и леса, никаких заправок и кафешек. Мы въезжаем в дикую зону; и кстати, пока мы не приедем в поселение, связи тоже не будет, — он кивнул на телефон.

— Что ж, если мне приспичит, придётся поссать в лесу, я как-нибудь переживу, — хмыкнул Ёнджун.

— Ладно. Тогда я тоже тут с тобой останусь, — Субин раздвинул колени и устроился на сиденье поудобнее. — Может, попрошу твоего водителя поменяться со мной местами, думаю, он будет счастлив.

— Нет уж, оставайся на заднем вместе со мной, раз уж мы должны вместе выйти, — возразил Ёнджун. — И разве тебе не надо размяться, волчонок? Я почти слышу, как у тебя коленки ноют.

— Возможно, я предпочитаю провести побольше времени с моим очаровательным мужем, — улыбнулся Субин, дёрнув губой и обнажая клыки. Ёнджун хмыкнул в ответ:

— Ты будешь со мной до конца жизни, я успею тебе надоесть, так что пользовался бы возможностью побыть от меня подальше…

— И почему ты так говоришь, словно жизнь с тобой — это наказание? — Субин дёрнул носом, втягивая запах неторопливо. Он возвращался к Ёнджуну медленно, понемногу, но его лёгкие флюиды уже можно было уловить с таком замкнутом помещении, если принюхаться. Субин предполагал, что ещё через полтора-два месяца запах вернётся полностью.

— Потому что я, в отличие от тебя, себя знаю, — вздохнул Ёнджун и вдруг слабо улыбнулся: — Дурачок ты, волчонок.

Он протянул руку и коснулся ладони Субина, деликатно её сжимая, а затем как-то очень осторожно проговорил:

— Я надеюсь, наш брак продлится долго-долго, и пока смерть не разлучит нас.

Субин удивлённо приподнял брови, но Ёнджун больше ничего не сказал — убрал свои руки и сполз на сиденье, вальяжно раздвинув коленки и устремляя взгляд в окно.

Через некоторое время в машину вернулся водитель; они тронулись с места, Ёнджун в последний раз проверил телефон, а затем связь пропала. Субин без остановки смотрел на омегу, прокручивая в голове мысль о том, что это его муж. Конечно, он всегда знал, что ему, скорее всего, придётся выйти замуж по расчёту. Это его не пугало. Но перед его глазами всегда была демонстрация сильнейшей связи между его родителями, которые, несмотря на брак по договорённости, любили друг друга крепко и преданно. Невольно Субин задавался вопросом, сможет ли он построить похожую связь с Ёнджуном…

— У моих родителей брак тоже был договорным, — проговорил Субин наконец. Ёнджун повернул голову.

— Разве ты не говорил, что не знаешь своих предков со стороны отца-омеги? — спросил омега. — С кем же тогда договаривались?

— С ним и договаривались, — Субин подпер щеку ладонью. — Он необычный омега.

— А обычных и не бывает.

— Я серьёзно.

— Я тоже.

— Ему было, что предложить, — проговорил Субин. — Он приехал из города, как и ты. По своей воле. Сбежал от мегаполиса, ненавидит его всем сердцем и всё, что с ним связано.

— Что ж, я могу его понять, — хмыкнул Ёнджун, смотря в окно.

— Мой отец-омега — один из самых искусных ювелиров, — сказал Субин. — Он принёс сюда это знание, и благодаря ему драгоценные камни теперь находят свой дом. Это его дар, и его проклятие. Когда он впервые обратился волком, то открыл в себе талант к охоте и хотел этим заниматься до конца своих дней. Иногда бывало, что он недели и месяцы проводил в обличье волка. Но шила в мешке не утаишь, однажды он помог одному ювелиру советом, и понеслось…

— Так как же вышло, что твои родители заключили брак? — поинтересовался Ёнджун.

— Как я уже говорил, ювелирное дело — его проклятие, — сказал Субин. — В городе с этим были связаны не самые приятные события. Он хотел оставить это позади, и когда у него не вышло, он чувствовал, будто запятнал горы, осквернил их. Он отказался учить других. И тогда мой дед сказал, что не отдаст своего сына ему в мужья. Это был ультиматум, — альфа усмехнулся. — Мой отец не нравился своим свёкрам. Тоже своенравный, ретивый, свирепый, резкий, а ещё — чужак, неизвестной крови, гибрид, стало быть, возможно, бесплодный. Совсем не то, чего родители хотят для своего ребёнка. Но ради информации они были готовы заключить сделку. И так мой отец стал мастером ювелирного дела. Все горные ювелиры — его ученики. Но с одним условием, — Субин поднял палец. — Сам он больше не коснётся ни резака, ни тигля, ни наждака. Таким был договор.

— Твои родители любят друг друга, — проговорил Ёнджун, не спрашивая, а утверждая. Субин кивнул. Ёнджун покачал головой: — Это жестоко. И это не договорной брак. Это совсем не похоже на нашу ситуацию. Твой дед запросил за своего сына цену, а твой отец её заплатил. Мы с тобой не жертвуем ничем…

— Ты жертвуешь своей жизнью в городе.

— Я делаю это не ради тебя, — фыркнул Ёнджун. — А во-вторых, разве это жертва, если мне плевать?

— А как же твой брат? Ты ведь любишь его. И будешь по нему скучать. И он по тебе будет скучать.

— Мне не привыкать, — Ёнджун медленно прикрыл глаза и снова открыл. — И мы всегда будем на связи. Он будет приезжать. Чем это отличается? А твой отец… у него, получается, совсем не было выбора.

— Ты так думаешь? — улыбнулся Субин. — Я говорю тебе, он не такой уж покладистый. И он терпеть не может, когда его заставляют что-то сделать. Назло всё наоборот провернёт… Так что они планировали сбежать вместе. У моего отца-альфы ещё множество братьев, так что кто-то бы да взял на себя ответственность за горы, как это всегда было. Они не сбежали, потому что дед вовремя поймал их и со слезами умолял не забирать старшего сына.

— Но сделка всё равно состоялась, — возразил Ёнджун.

— Но на условиях моего отца, — заметил Субин с едва заметной улыбкой. — На самом деле, условий ещё куча. Но это было самым важным, и так с тех пор он не сделал ни одного украшения, ни колечка, ни серёжки, ни булавки. Даже на нашу помолвку, — он кивнул на ладонь Ёнджуна. — Как ты знаешь, кольцо сделал Уён, его ученик.

— Это совсем на нас не похоже, — тихо проговорил Ёнджун. — Я из города не бегу, и ты мне безразличен, Субин. По крайней мере, я от тебя не без ума настолько, чтобы идти на сделку.

— Мы могли бы стать чем-то большим.

— Мы могли бы, — Ёнджун пронзительно на него посмотрел, и взгляд его был острым, как излом льда. — Если бы я был другим человеком. Уверен, ты станешь прекрасным мужем. Просто, к сожалению, тебе достался я, с ледяным сердцем, и самое большее, чем мы можем стать — партнёры. Я надеюсь на это, и не хочу повторять несколько раз.

— Хочешь до конца жизни провести бок о бок с «партнёром»? — спросил Субин. — Мне даже на дружбу не рассчитывать?

— Знаешь, слово «партнёры» имеет понятие довольно растяжимое, — голос Ёнджуна прозвучал несколько утомлённо. — Я думаю, в твоём понимании это можно дотянуть и до дружбы.

— Ладно, я надеюсь, — Субин вздохнул. Это неправда. У него не ледяное сердце, даже если он сам так думает, потому что глаза у него — полынья в скованных льдом водах, а это значит, что где-то под слоем мерзлоты бьёт тёплый поток, рвётся наверх, растопив ледяную корку. Субин мог показать ему, он мог бы…

— Ты так пахнешь, что я практически слышу твои мысли, — немного раздражённо проговорил Ёнджун. — Мне хочется тебя высадить из машины.

— Попробуй, — хохотнул Субин. — Неприятно понимать, что ты мне нравишься? Что ж, уж это я не могу контролировать. Придётся тебе меня простить.

Взгляд, которым Ёнджун его наградил, был по меньшей мере лютым, как январская метель. На секунду Субин даже подумал, что омега сейчас скажет что-то резкое, ядом отравит и лезвием полоснёт, но тот только с присвистом выдохнул и отвернулся к окну.

— Что я такого сказал?

— Ничего, — отрезал Ёнджун.

— Я же вижу, что ты обиделся. Скажи мне, на что конкретно, и я больше не буду говорить этого, — убедительно проговорил Субин.

— Я не хочу об этом говорить, — ответил Ёнджун. — И не хочу тратить своё время. Два раза повторять не буду.

Субин подавил вспышку гнева и со вздохом заставил себя успокоиться. Всё-таки… какой нервный!

Альфа поймал на себе взгляд водителя через зеркало заднего вида и решил помолчать, в конце концов, они были не в полном одиночестве, а ссориться со своим новоиспечённым супругом себе дороже. Эти люди потом вернутся в город и распустят бог знает какое слухи.

И таким образом, следующий час они провели в полном молчании, под едва слышную музыку проигрывателя и шуршание колёс по трассе. Лёгкая пасмурная погода сменилась тяжёлыми облаками, грозящими пролиться дождём; стало темнее, а дорога завихляла вверх и вниз и закрутилась на подъезде к горам. На одном из поворотов Субин не сдержался:

— Смотри! Это и есть гора Мёхянсан! Видишь? Она ещё далеко, пока что кажется маленькой, голубая корона вон там… Это мой дом.

Он довольно заворчал, взбудораженный видом гор, и Ёнджун сменил гнев на милость, слабо улыбнувшись и проговорив:

— Красивая.

— Видишь, мы уже подъезжаем, пейзаж сменился, — Субин показал на большую гряду впереди: — На это гряде стоит заграждение. Это граница наших территорий. Досюда могут добегать наши разведчики, и всё от этой гряды до границы — наша заповедная зона, которую никто не может трогать.  Самая огромная территория во всей Корее. А с той стороны мы сейчас будем проезжать Драконье озеро, — Субин  показал в окно Ёнджуна. — Тебе будет его отлично видно. В такую погоду оно серебряного цвета, как будто там и правда лежит дракон. И…

— Субин, — тихо прервал его Ёнджун. — Не приближайся, пожалуйста.

Альфа осёкся, внутри него всё ухнуло вниз — он не заметил, как подполз ближе, чтобы подобраться к окну Ёнджуна. Медленно, он отклонился назад, возвращаясь на своё место, но на сей раз холодность омеги его действительно задела.

— Прости, — проговорил он и замолк. Ёнджун протянул к нему руку, но Субин покачал головой и отвернулся: — Не надо.

— Ты как открытая книга, — сказал Ёнджун. Субин пах можжевельником, но когда пугался или расстраивался, в запахе сквозила сырость вместо свежести мяты, и можно было догадаться, что сейчас его запах был сырым насквозь.

В окне мелькнуло сетчатое ограждение с большой жестяной табличкой "ЗАПОВЕДНАЯ ЗОНА", покрытой бурым налетом по краям. Воздух стал мрачнее и свежее, словно назревала буря, и корона горной гряды Мёхянсан стала яснее и ближе.