Альбедо зажигает лампу, прогоняя мрак из коридора фамильного поместья Гринбергов.

      Волей случая он из раза в раз остаётся у них по совершенно разным причинам, которые чета Гринбергов придумывает даже не напрягаясь. Уже слишком поздно; слишком плохая погода; ещё одна чашечка чая; ещё один кусочек его любимого пирога. Если же Альбедо сумеется противиться всем соблазнам, что на него взваливают, они используют тяжёлую артиллерию.

      Как он может отказаться погостить у них, когда Азалия бесшумно подходит со спины — не пугая, но заставляя замереть, когда её ладони мягко ложатся ему на плечи, тёплые губы мимолётно мажут по щеке, а голос сходит до вкрадчивого шёпота:

      — Точно не останешься? Здесь тебе всегда рады.

      И он остаётся. Остаётся и успевает выучить их огромное поместье, вырастившее не одно поколение Гринбергов, так, словно он действительно один из них. Альбедо может назвать каждого человека на семейных портретах; Альбедо знает каждую скрипящую половицу в доме; Альбедо безошибочно знает, что Азалию всегда можно по ночам застать в домашней библиотеке, которую спросонья можно легко перепутать с библиотекой Ордо Фавониус.

      Свет мягко затапливает книжные полки; сгорбленная фигура Азалии без проблем находится в глубине. Читать по-человечески она так и не научилась; сев на подлокотник кресла, Азалия безотрывно читает книгу, уложенную на её коленях, склонившись над ней.

      — Не помешаю?

      Азалия не вздрагивает, лишь косится на него, и едва улавливается тот момент, когда она расплывается в довольной улыбке.

      — Нет. Располагайся.

      Альбедо проходит мимо неё, останавливаясь и касаясь ладонью её поясницы. Легко проводит вверх — заставляет мягким жестом выпрямиться; Азалия ребячески дуется, но уступает ему.

      — Потом опять будет жаловаться, что спина болит.

      — Буду, — не спорит Азалия.

      Альбедо беззлобно усмехается, усаживаясь в кресло напротив и гасит лампу; их островок в море книг освещает мягко потрескивающий камин. Азалия соскальзывает в кресле ниже, опирается поясницей на подлокотник, а со второго свешивает ноги, скрещивая их в лодыжках; потом будет жаловаться, что у неё болит поясница, но никогда не научится читать в удобных позах.

      Альбедо чувствует себя как никогда на своём месте. Бросает взгляд на свой альбом на коленях, задумчиво вертит карандаш в руках. Не мог уснуть из-за того, что чего-то не хватало; думал о том, чтобы порисовать, но кое-кого не хватало. Сейчас он смотрит на Азалию, что вновь с головой нырнула в чтение — Фалалей привёз ей литературу из Натлана, до которой она ещё не успела добраться, — и не обращает на него внимание — пока он не заговорит с ней.

      Но вместо этого Альбедо раскрывает альбом на чистой странице. Смотрит ещё с мгновение на расслабленное лицо Азалии; на то, как аккуратно она перелистывает страницы; на то, как горят её лиловые глаза, и делает первые наброски.

***

      Холодная земля укрыта серебренным одеялом.

      Метель только-только закончилась; Драконий хребет блестит от белизны свежего снега, переливающегося алмазной крошкой. Голосистые птички, расщебетавшись после непогоды, сопровождают каждый хрустящий шаг.

      Альбедо идёт неторопливо, тщательно осматриваясь и убеждаясь в безопасности протоптанной им дорожки; Азалия за ним бредёт почти нехотя, пряча красный нос в высокий ворот плаща и шерстяной шарф. Не любит холод, слишком привыкнув к жарким климатам Сумеру и Натлана. и всё же согласилась составить ему компанию в поисках вдохновения.

      Они уже далеко от убежища Альбедо — совсем рядом с окрестностями погребённой столицы. Ещё несколько шагов, и они оказываются на поляне перед замёрзшим озером; прозрачный лёд покрывается голубым отблеском выглянувшего солнца.

      Альбедо аккуратно подаёт Азалии руку — Азалия хохочет, но принимает маленький жест, переступая небольшой выступ.

      — Я люблю прогулки в этом месте, — тихо начинает Альбедо, не отпуская ладонь Азалии, ведя её за собой, — если поставить здесь мольберт, получится замечательный пейзаж.

      Большой палец мимолётно проходит по тыльной стороне ладони; Альбедо не видит, но уверен, что Азалия улыбается, улавливая каждое его небольшое проявление привязанности.

      — Но один только снег будет выглядеть на холсте слишком монотонно… — спокойно продолжает Альбедо, — попозируешь мне?

      Альбедо оборачивается на Азалию, и она действительно улыбается ему — всегда улыбается ему, когда они вместе.

***

      Закат золотом разливается по водяной глади.

      Альбедо сидит в тени отвесных скал на сухих камнях; пальцы с отпечатком карандаша, которым он делает быстрые наброски.

      Несколько линий на море, несколько — на небо; вычерчивает фигуру Азалии со старанием, которое никому больше не посвящал. Узор позвонков на загорелой спине, россыпь песка, прилипшего к мокрой коже. Азалия сидит на берегу, накупавшись и вытянув ноги; прибой в колыбельном ритме омывает лодыжки, пока Азалия ерошит свои мокрые волосы, тряхнув головой.

      Альбедо чуть смазывает линии боковой стороной ладони; мягче, линии должны быть мягче, чтобы полность передать момент, чтобы всё было идеально. И совершенно не важно, что сама Азалия — непоколебимый гранит; ничто не заставит её замешкаться, никто не заставит её усомниться в её железных убеждениях. Любая попытка спорить с ней равносильно попыткам забраться на самую высокую гору Ли Юэ — каждого ожидает болезненное падение вниз.

      Азалия оглядывается на Альбедо через плечо; Альбедо на мгновение застывает, залюбовавшись игрой света. Длинные тени влажных ресниц. Влажный бисер на коже. Мягкая ухмылка.

      Альбедо не удивился бы, узнав, что золотое сечение списывали с Азалии.