— Где это мы? — спросил Лань Хуань, пытаясь поскорее сменить тему.

— Это пристань Лотоса, — оглянувшись, объяснил Цзян Чэн. — Точнее такой она была до того как сгорела, в моем детстве.

— Никогда тут не был наяву, — заметил Сичэнь. — Мне о ней только рассказывали. Здесь намного красивее, чем я представлял. Ты не против если мы немного прогуляемся и посмотрим?

— Конечно, пойдем, — ответил Цзян Чэн, немного смутившись что не сам это предложил. — Раз уж мы здесь, я тебе все покажу. Откуда хочешь начать?

Его прервал донесшийся из-за одного из окон детский смех. Главы кланов переглянулись, подошли поближе и заглянули в до боли знакомое Цзян Чэну помещение — его собственную комнату в детстве. Первое что Саньду-Шэншоу увидел это самого себя в возрасте лет десяти, он сидел в центре комнаты, а сзади стояла Цзян Янь Ли и заплетала ему косички.

— Ну что, готово? — с возмущением в голосе спросил маленький Цзян Чэн.

— Почти, — кивнула ему сестра. — Какой же ты у меня красивый, братик!

— Теперь у меня сразу две сестренки: старшая и младшая, — со смехом вставил сидевший рядом маленький Вэй Ин.

— Не смешно, — пробурчал Цзян Чэн.

Янь Ли доплела брату еще одну косичку и нацепила на нее бусину:

— Все, теперь готово!

Маленький Цзян Чэн провел рукой по голове ощупывая бусинки.

Наблюдавший эту сцену, взрослый Цзян Ваньинь коротко вздохнул, и Цзэу-Цзюнь тихо спросил его:

— Это ведь ты с сестрой и господином Вэем в детстве?

— Да, Сичэнь. Ты, наверное, удивлен: с чего это мне заплетают косички? Мы тогда поспорили на желание, я проиграл и был вынужден это терпеть.

— Что-то подобное я и предположил, — улыбнулся Лань Хуань и зачерпнул рукой пригоршню узорчатых бусинок, любуясь разнообразием орнамента.

Но насмотреться вдоволь ему не удалось потому что в комнату вошли Цзян Фэн Мянь и Юй Цзы Юань. Глядя на сына они оба ахнули:

— Дети, зачем вы обижаете Ваньиня? — строго спросил Цзян Фэн Мянь.

Вэй Усянь разразился смехом:

— Дядя Цзян!.. Ха-ха!.. Это был честный спор и теперь он должен сменить прическу и почувствовать, как живется девочкам. Так ведь, шидзе?

Янь Ли кивнула родителям.

— Мелкий негодник! — строго сказала Мадам Юй. — Ты только что остался без сладкого!

— Конечно! — парировал Вэй Усянь. — Я ведь его уже съел!

Он украдкой показал Цзян Чэну язык и расхохотался с новой силой.

— Мы с отцом купили вам и другие сладости, но ты их не получишь, — грозно сказала Мадам Юй.

— Те, которые лежали в корзине с арбузом?

Янь Ли посмотрела на мать и объяснила:

— Он их тоже съел!

— И зря, — ответила Мадам Юй. — Рядом арбузом лежали не просто сладости!

Вэй Ин прекратил хохот и тревожно посмотрел на Мадам Юй.

— А что же?

— Это были слабительные лечебные снадобья сделанные в виде сладостей.

Тут уже Цзян Чэн и Цзян Янь Ли покатилась со смеху:

— Ха-ха-ха! Веселая же у тебя будет ночь! Ха-ха! Как по маслу!

— Не верю! — возмутился Вэй Ин. — На вкус они были совсем обычные!

Мадам Юй зловеще засмеялась:

— Это специально, чтобы дети его с удовольствием ели. А сейчас марш в храм предков.

Маленький Цзян Чэн, отсмеявшись, обратился к Янь Ли:

— Сестренка, это, конечно, очень красиво, будь я девочкой — всю жизнь бы носил. Но можно уже снять?

— Нет, нельзя, — хихикнула Янь Ли. — Уговор был на два часа.

— Сестренка, а если кто увидит? — взмолился Цзян Чэн. — Хорош же я буду с косичками и бусинками!

— Подумаешь, косички, — воскликнул Вэй Ин, погруженный в задумчивость. — Шидзе, как считаешь, ваша мама пошутила?

— Я сама тебя расплету, — сказала Мадам Юй сыну. — А вы двое быстро в храм!

Дети вместе с родителями покинули комнату.

Невидимые Лань Хуань и Саньду-Шэншоу последовали за ними к храму предков.

В храме Янь Ли покорно заняла свое место, подоткнув полы одежд под колени, чтобы мягче было стоять. Маленький Вэй Усянь тоже преклонил колени, но нашел в себе достаточно соображения, чтобы устроиться сбоку от сестры, спрятавшись за ней. Эта поза вполне его устраивала, давая возможность замаливая грехи незаметно вздремнуть.

— Иди сюда, сынок! — ласково сказала мать Цзян Чэну. — Послушай, что я расскажу тебе.

Маленький Цзян Ванинь молча сел на скамеечку возле её ног. Мать принялась расплетать его косички и рассказывать какую-то сказку.

— Жил-был петух, сидел он себе на насесте в своем курятнике, зерно клевал, горя не знал. Но однажды случилась с петухом беда. Поглядел он утром на восходящее солнце, и потерял голову — захотелось ему на солнце жениться. Больно уж хорошо, яркое, светлое, круглое… Только как до него, в небе живущего, добраться?..

— Тебе это снилось, Ваньинь? — тихо спросил Сичэнь, словно боясь перебить, хоть и знал что их не услышат.

Его спутник молча кивнул.

— Во сне бывает возвращаются самые яркие воспоминания.

— Тогда я ужасно злился, а сейчас с радостью бы дал себя хоть каждый день заплетать только бы хоть разок туда вернуться: к сестре, отцу, маме… Ну ладно, хватит о грустном, пойдем, я ведь обещал тебе все здесь показать.

Они еще довольно долго бродили по территории Пристани Лотоса, пользуясь тем что не видимы для ее обитателей. Сичэнь просил показать ему буквально все, и Цзян Чэн, на удивление быстро справившись с скорбными воспоминаниями, охотно, даже с удовольствием все показывал и рассказывал. К концу они оба уже едва переставляли ноги, хоть это и был сон, но усталость ощущалась как наяву.

Последним пунктом их экскурсии был причал.

— Вода! — жадно воскликнул Цзян Чэн. — Не знаю как ты, а я купаться! — с этими словами, быстро скинул одежды и бодрым шагом направился к берегу.

— А я, пожалуй, воздержусь, не уверен в безопасности… — скептически начал Лань Хуань.

— Забудь, ведь мы же во сне, — беззаботно откликнулся Саньду-Шэншоу. — Здесь мы не главы кланов, а ты абсолютно здоров. Это наяву тебе нельзя пока в водоемы, но сейчас почему бы не освежиться?

Цзян Чэн зачерпнул пригоршню воды, которую не замедлил выплеснуть на Сичэня, думая что тот от неожиданности шарахнется в сторону. Но Цзэу-Цзюнь даже не шелохнулся. Только мелкие капельки скатились по его лицу. Красивому лицу. На мгновение Саньду-Шэншоу забыл обо всем и засмотрелся. Густые ресницы. Лучистые грустные глаза…

Цзян Ваньинь мысленно признал что уже пора перестать обманывать себя самого — он влюбился, и влюбился уже давно. Без какой-либо претензии на взаимность или продолжение. Это просто было приятное и лёгкое чувство влюблённости, когда все мысли, желания, чувства концентрируются вокруг одного человека. И для счастья достаточно хотя бы иногда просто быть с ним рядом.

— Ванинь, ты что?! — спросил Сичэнь, что-то почувствовав и с робкой надеждой глядя на него.

Только услышав эти слова, Саньду-Шэншоу понял, что потерял над собой контроль и его взгляд бессовестно замер на губах Сичэня.

— Ага, попался! — воскликнул, рассмеявшись, Цзян Чэн, делая вид что в этом и заключалась его цель. — А ну, раздевайся и пойдем купаться! Знаешь о чем я мечтал с тех пор, как стал главой клана? Хотя бы ненадолго сбросить с себя это бремя, забыть об ответственности и всех обязанностях… Думаю, ты меня понимаешь — ведь примерно в том же возрасте принял управление Гусу. Признайся: тебе ведь тоже этого хотелось?

— Хотелось, и даже очень… Правда мне довелось на время отстраниться, уйдя в уединение, но, поверь, с твоими мечтами почти ничего общего…

— Да, долгие месяцы в четырех стенах это другое, совсем другое… Зато здесь и сейчас все именно так как мне хотелось. Не думал что это когда-нибудь сбудется, хоть и во сне… Ну что встал? Иди, купайся! Спорим на желание, что не догонишь?

— А в этой игре есть какие-то правила?

— Ты что никогда не спорил в детстве, даже с братом?

Сичэнь отрицательно помотал головой.

— Как же скучно вы росли… Тут все просто: проигравший должен был выполнить любое желание выигравшего, но делать больно по правилам игры нельзя. Ну что, понятно? Догоняй!

Цзян Чэн опять засмеялся и побежал к воде. Цзэу-Цзюнь не отвечал и смотрел, как он бежит. Эта тишина заставила Саньду-Шэншоу обернуться. Когда их взгляды встретились, Сичэнь покраснел и отвел глаза, как будто от смущения. Потом, хрипло сказав: «Догоню», пустился за ним и тоже побежал.

Зайдя по пояс, Цзян Чэн бесшумно нырнул, вынырнув уже на изрядном расстоянии от берега. Мокрые, отяжелевшие волосы, тут же распались за его плечами. Цзэу-Цзюнь тоже бросился в воду и поплыл быстро и энергично, все больше сокращая разрыв между ними. Он легко догнал Цзян Чэна, не сбавляя скорости. Сичэнь был сильным пловцом, сначала он не хотел купаться, но теперь плыл быстро и энергично.

Когда он поравнялся с Саньду-Шэншоу, то поплыл тише. Тот поднял голову, кивнул, улыбнулся и, мягко ушел под воду в длинном нырке. Цзэу-Цзюнь догнал его снова, тот опять нырнул. Каждый раз, когда он догонял Цзян Чэна, он поднимал голову над водой, улыбался и нырял. На пятый раз уже не стал нырять. Только лениво перевернулся и лег на спину, раскинув руки, а волосы колыхались в воде вокруг головы.

— Ты выиграл, — спокойно сказал Цзян Ванинь. — Говори свое желание.

— Не так сразу, мне нужно подумать. А теперь твоя очередь.

Сичэнь перевернулся и поплыл к берегу. Его медленные гребки были легкими, а руки поднимались и входили в воду с изысканной размеренностью. Он специально поддавался, а то как-то неудобно у хозяина выигрывать дважды подряд. А Цзян Чэн, делая вид, что верит быстро догнал его.

Когда они выбрались из воды, уже почти стемнело. Лань Хуань поспешил натянуть нижние одежды. А Саньду-Шэншоу, отжав мокрые тяжелые волосы, блаженно вытянулся на берегу, пристроив голову у него на коленях. Сичэнь невольно запустил пальцы в длинные мокрые пряди. Волосы Цзян Чэна нравились ему давно — длинные, густые и мягкие.

— Ты выиграл спор, — напомнил ему Цзян Ванинь. — Говори желание.

— Можно я тебя заплету?

— Это твое желание? — переспросил Цзян Чэн и согласился. — Ладно. Пока мы во сне можно…

Обычно он бы пресек такие попытки на корню, но сейчас уже успел окончательно разомлеть от ностальгии. Сичэнь достал позаимствованные у Ян Ли бусины, вооружился гребнем и принялся разделять его волосы на тоненькие прядки, чтоб осуществить свой парикмахерский замысел.

— А второй раз выиграл ты, какое твое желание?

— Подожди, мне тоже надо подумать. — ответил Саньду-Шэншоу, млея под тонкими пальцами Цзэу-Цзюня, перебиравшего его волосы, словно струны гуциня.

— Подумай, — невнятно согласился Лань Хуань, полностью погрузившись в плетение косичек и больше не проронил ни слова, пока не закончил плести, а потом уверенно заявил:

— Мы должны запомнить этот сон на всю жизнь!

— Именно так мы и сделаем, — кивнул Цзян Ванинь. — А чтоб ты наверняка не забыл я хочу сделать тебе подарок. Это будет мое желание.

Цзян Чэн медленно поднял руку, нежно дотронувшись до щеки Сичэня, провёл по ней ладонью, коснулся кончика носа и сжатых губ. Затем, понизив голос до шёпота, сказал:

— Закрой глаза, так будет гораздо приятнее. Расслабь губы. Расслабь лицо. Получай удовольствие.

— Хорошо, — смутившись ответил Сичэнь, послушно закрыл глаза и попытался расслабиться.

— Вот так, — улыбнулся Саньду-Шэншоу и страстный поцелуй сомкнул их губы.

Это был самый яркий поцелуй в жизни Цзэу-Цзюня. Губы Цзян Ваниня нежно касались его губ. Он не требовал, не бросался, но демонстрировал такую нежность, какой сам от себя не ожидал. Очень скоро у Сичэня закружилась голова, и он сам прильнул к Цзян Чэну, все сильнее прижимаясь к его теплым губам. Оторвавшись друг от друга, они оба с трудом перевели дыхание.

Саньду-Шэншоу не спешил открывать глаза, поэтому ответный слабый поцелуй в шею стал для него полной неожиданностью. За ним последовал второй, третий, и вот, уже Лань Хуань целовал его шею и подбородок. Целовал так страстно, но так робко и неумело, что это не могло не вызывать улыбку. Но Цзян Чэн готов был побыть учителем. Открыв глаза, он мягко отстранил Цзэу-Цзюня и сам припал губами к его шее. Поцелуй получился теплый, долгий. По опыту он знал: от такого на горле останется след, но они же во сне…

— Я люблю тебя, Ванинь, — прошептал Сичэнь. — Это самое лучшее, что могло со мной произойти. Поцелуй меня еще пока мы не проснулись. Я так давно об этом мечтал.

Саньду-Шэншоу на мгновение отпрянул: «Как такое возможно? Что же они творят? Разве им место рядом друг с другом? Нечего петуху мечтать о солнце… У них будет лишь этот сон, после которого они, снова сделают вид что едва знают друг друга.»

Цзян Чэн тряхнул головой, отбрасывая неприятные мысли. Сейчас не до этого! Пусть даже наяву ничего не получится они не имеют права испортить этот момент друг другу. Он снова вонзился в губы Цзэу-Цзюня пылким поцелуем. Пусть страсть выжжет все мрачные мысли.

С открытыми глазами оказалось не менее приятно. Так Лань Хуань имел возможность увидеть перед собой горящие страстью глаза самого лучшего, самого любимого человека. Они были влажными и не видели никого вокруг. Им казалось, что они одни во всем мире…