Играть роль попрошайки на следующий день стало проще. Эола, замерев, сидела в тени с протянутой рукой и ждала, пока в неё упадет очередная монетка. Когда теплый блестящий септим с изображением дракона касался её грязной ладони, она торопливо убирала монетку в постепенно наполнявшийся кошель под плащом и снова высовывала руку к свету. В это утро на рынке было многолюдно, и ей удалось собрать целых пятнадцать монет, а в полдень к служительнице подошла Лисбет, демонстративно открыв кожаный мешочек с деньгами.

– Боги велят подавать милостыню нищим и убогим, – пропела торговка, до жути мило улыбнувшись Эоле. Та медленно подняла голову, и ей в ладонь вместе с тремя септимами лёг тяжелый металлический ключ с двумя бородками.

– Мне удалось достать его. В Зал мёртвых ведут две двери. Он от одной из них. Первая снаружи – по лестнице вверх, рядом с алхимической лавкой, а вторая… – женщина обернулась, удостоверяясь, что никто не подслушивает, – в Подкаменной крепости. Сделай дубликат и попробуй вернуть жрецу, пока этот ротозей-имперец не догадался, что ключ украли. И поторопись с этим. Заодно узнаешь, от какой он двери, – Лисбет развернулась и торопливо направилась в свою лавку.

– Да, благословит тебя богиня… Мара, – бросила ей в спину Эола, цинично ухмыльнувшись в тени капюшона.

Она ещё некоторое время посидела, прося подаяние, а когда рынок почти опустел, и на площади остались лишь торговцы да пьяный попрошайка, который приставал даже к стражникам, Эола медленно встала и побрела в Муравейник. Там были люди, которые могли сделать дубликат, но для этого придется воспользоваться убеждением и той горсткой монет, которая у неё есть.

Муравейник, как и прежде, встречал редких посетителей натужным кашлем умирающих, тех, кто больше не мог работать и влачил своё жалкое существование здесь, среди равнодушных холодных стен, только усугубляющих состояние заболевших. Но были здесь и те, кто чурались света, так же, как Эола, хоть и укрывала их совсем другая тень.

Здесь это воронье рыскало в поисках лёгкой наживы, а иногда, подобно каннибалам Намиры, не брезговало и падалью. Только жаждали эти бандиты не плоти, а золота.

Тощий грязный норд в потертой кожаной броне стоял, прислонившись к стене, и точил стальной кинжал. Это был опасный хищник и только тьма ведала, что привело его на дно. Здесь не было ни золота, ни силы, но плотная холодная тень могла на время стать укрытием для преступника. И этот человек мог посодействовать в достижении цели. Эола остановилась перед ним, заставив отвлечься от дела. Он поморщился.

– Обычно девчонки пахнут чуть приятнее, даже такие дурнушки, – ухмыльнулся норд, окинув её глазами с головы до ног.

– Хм, могу заставить тебя пахнуть ещё хуже… – парировала Эола с надменным видом.

– Ой, как страшно… Но кажется, ты не угрожать мне пришла? – он игриво поднял бровь. – Простые нищенки приползают с мольбами о хлебе и воде, а ты… – бандит нахмурился, покрепче ухватив кинжал, – не из них. Кто ты и какое у тебя ко мне дело?

– Кто я, значения не имеет. Мне нужен дубликат ключа, – сказала служительница Намиры.

– О, госпожа, это дело весьма недешевое, – норд убрал оружие в ножны на поясе, демонстрируя, что готов к переговорам.

– Ты сделаешь мне дубликат ключа за двадцать септимов…

Он громко расхохотался, запрокинув голову.

– Ты меня за кого принимаешь? – он с жалостью взглянул на Эолу. – У тебя недостаточно красивых глазок, чтобы я платил так много. Или постой… – жулик сделал вид, что догадался. – Ты ведь шутишь? Ха-ха! Очень смешно, а я ведь почти повелся.

Служительница Намиры стойко перенесла насмешки. Они сделали её сильнее. Эола почувствовала присутствие своей госпожи, которая обволакивает послушное дитя коконом незримой тени и вместе с тем дарит могущество, способное повелевать смертными. Мягкая длань Намиры легла ей на плечо, подталкивая к действиям.

– Ты сделаешь мне дубликат ключа бесплатно, потому что я твой друг, – снова произнесла Эола. Взгляд вора сделался рассеянным, он смотрел на собеседницу, но теперь видел только морок, окружающий её.

Он узрел Намиру.

– Что?..

– Ты сделаешь мне дубликат ключа… И сделаешь как можно скорее, – повторила Эола глубоким монотонным голосом и увидела, как взгляд норда помутнел, тьма заполнила его глаза. Он больше не мог сопротивляться и выполнит любой её приказ.

– Я сделаю тебе дубликат ключа… как можно скорее… – проговорил он в тон Эоле, поддавшийся её чарам, и она передала ему ключ.

– А теперь иди, делай, что велено, и помни – я твой друг.

– Ты мой друг, – норд поднялся и пошел к выходу из Муравейника, а служительница Намиры прикрыла глаза. Сил осталось совсем мало. Её связь со святилищем ослабевает, голод нарастает, лишает концентрации.

Кашель резко утих, в Муравейнике началась странная возня.

– Умер… он умер… – хриплые голоса привлекли внимание Эолы. Один из смертельно больных действительно отмучился и теперь безмятежно, в ласковых объятиях смерти, лежал и смотрел широко раскрытыми глазами в закопченный потолок. Эола сразу подумала о том, что свежий труп поможет ей немного восстановить силы, но быстро отмела эту мысль. Здесь полно свидетелей, это слишком опасно. К тому же больные медленно поднялись и поволокли мертвого к выходу. Эола скрылась за перекошенной дверью. Нельзя позволить голоду свести её с ума. Служительница впилась зубами в подсохший хлеб, который вчера дала ей Лисбет, но горбушка так зачерствела, что откусить её оказалось непросто. Эола с трудом разломила его и начала отковыривать пальцами крошки, чтобы хоть как-то скрасить время ожидания своего «друга». Но эта обычная еда не вернула и крупицы затраченных сил.

К вечеру её раб вернулся и передал ей два ключа. Один был еще горячий – видимо, заготовку только что сделали. Служительница Намиры оставила норда и, пока не стемнело, поторопилась наверх, набросив на голову капюшон.

Солнце уже клонилось к закату, башни бросали на узкие улочки Маркарта холодные тени, но небо было чистым – ни облачка.

Эола торопливо миновала кузницу, стараясь не поднимать глаза, шла к лестнице, напротив алхимической лавки и вдруг натолкнулась на кого-то.

Кожаные имперские сапоги, легкая броня, тень недоумения на бледном лице.

– Изви… – дежурное слово застряло в горле Эолы.

Перед ней, на пару ступеней выше, как из ниоткуда возникла та самая красотка из Легиона, что вчера подала ей монету. И девушка узнала в Эоле вчерашнюю нищенку.

Они пересеклись взглядами, и служительница Намиры застыла, понимая, что её никто не должен был увидеть на пути к Залу мёртвых, особенно легионеры или стража. Убегать теперь казалось подозрительным, а стоять истуканом на месте – странным. При этом продолжать путь опасно.

– Вам помочь? – негромко поинтересовалась девушка.

Эола растерялась, снова ощутив себя на виду у всех жалкой и неуклюжей. Для неё было пыткой это чужое внимание, а девушка, как назло, не сводила с неё обворожительных серых глаз.

«Заподозрила в чем-то», – решила служительница Намиры.

– М-м… неважно, я тороплюсь, – бретонка медленно обошла Эолу и направилась к алхимической лавке. У той родилась неплохая идея.

– О, вот же она! – она нарочно указала на вывеску «Ведьминой настойки». – Задумалась и прошла мимо.

– Что ж, выходит, нам по пути, – девушка первой вошла внутрь, Эола следом за ней, мысленно ругаясь и проклиная всеми планами Обливиона.

Травянистые и горькие запахи уже много лет обитали в прохладном полумраке каменного строения. Они успели впитаться в стены и щели, и служительница Намиры повела носом. На полках стояли в кажущемся беспорядке банки с сушеными ингредиентами. Сквозь прозрачное стекло одной из них, Эола различила синих стрекоз среди мешанины лапок, длинных блестящих крыльев и голов насекомых.

– Мы скоро закрываемся! – провозгласила старуха в черном балахоне за стойкой. Со стороны она выглядела жутко – сморщенное лицо покрывали темные линии татуировок. Старая ведьма когда-то жила в ковене.

Бретонка смело подошла к ней и передала записку. Эола наблюдала, как ведьма разворачивает её, читает и хрипло усмехается.

– Передай управителю, что всё будет готово завтра.

– Благодарю вас! – девушка кивнула и пошла к выходу из лавки.

– А тебе чего надо? – старуха обратила внимание на Эолу, которая рассеянно рассматривала содержимое полок, при этом пытаясь делать вид, что заинтересована ингредиентами.

– Целебное зелье…– она на ходу придумала вполне сносное оправдание.

Пришлось потратить монеты на ненужное зелье, чтобы не вызвать никаких подозрений.

Старуха принюхалась, когда Эола приблизилась, и вытащила из-под стойки маленький флакон.

Впрочем, бретонка ушла сразу же после того, как передала старухе записку от управителя. Не осталось никаких сомнений, что она боевой маг и выполняет поручения местных властей. Эола снова ощущала, словно её как мелкую букашку разглядывают сквозь увеличительное стекло. Чуть посильнее будет светить солнце, и она сгорит на нём.

Покинув алхимическую лавку, Эола осмотрелась и скрылась под покровом невидимости, чтобы без свидетелей добраться до Зала мертвых. Но теперь взор жадно цеплялся за каждую улицу и каждую тень, отброшеннную стеной дома или колонной, в поисках её новой «знакомой». Она внушала ей и страх, и опасения, и немалую долю любопытства. Вчера она ощутила в ней тьму, сегодня – верность проклятой Империи и угрозу всем планам последователей Намиры.

Эола остановилась возле заветной двери и медленно вытянула из кошеля дубликат ключа, но прежде чем воспользоваться им, проверила, не заперт ли вход в Зал мертвых.

Двемеритовая плита осталась неподвижной, и служительница Намиры решила рискнуть. Погрузив ключ в замочную скважину, она ощутила, что он подошел. Путь был почти открыт, но прежде чем провернуть замок, Эола затаила дыхание и прислушалась, боясь, что этот звук мог привлечь внимание жреца внутри или даже стражников. В этот момент ей казалось, что за ней пристально следят.

Она отперла дверь, и щелчок замка на один миг едва не оглушил её, став даже громче шума водопада, грохочущего за её спиной.

Невидимость рассеялась, напряжение нарастало. Обернувшись, Эола готова была встретиться взглядами с той девушкой, что застигнет её на месте преступления и тут же, выхватив стальной клинок, приставит его к шее преступницы.

Но рядом никого не было, и почему-то Эолу укололо легкое разочарование. Может быть, эта легионерша не так уж хороша? Может, она просто девчонка на побегушках у управителя? И почему в голову так настойчиво лезут мысли о ней, когда на кону судьба всего культа?

Служительница Намиры оказалась в каменном чреве Зала мертвых, окунувшись в привычную ей ауру смерти, пронизанную ароматами жреческих благовоний. Они были призваны скрыть зловоние ещё не забальзамированных трупов, а таковых хватало. Люди погибали на войне и на дорогах, опасности подстерегали их повсюду.

Но они же становились и пищей для таких, как Эола.

Только алтарь бога Аркея отпугивал тьму, посмевшую вступить в его царство покоя.

Подойти к божественному средоточию силы, окутанному тёплым пламенем свечей, служительница Намиры не смела. Она торопливо бросила туда ключ, в надежде, что жрец рано или поздно найдёт его, а сама приступила к поискам подходящей трапезы, но действовать следовало крайне осторожно.

Предвкушение вмиг превратилось в алчность и голод, подавило её осмотрительность. Это ощущение, непреодолимое желание захватило разум Эолы, обратив её в хищницу, потерявшую разум. Впервые за долгое время она увидела пищу, которую ей подобает употреблять.

Свежее тело, накрытое льняным саваном. Какая-то женщина, немолодая, но и не старуха. От чего она умерла, ведают лишь боги, но её плоть станет благословением для Эолы и превратит её голод в силу.

Зубы впились в плоть, ещё относительно свежую, которую лишь слегка тронуло разложение. Солоновато-железный привкус крови, медленно сочащейся в рот, породил довольный стон. Опустившиеся веки погрузили разум в блаженную тьму, и в ней как яркая вспышка вдруг возникло лицо той девушки. Она улыбалась легко и довольно, смотрела на Эолу свысока.

Следовало бы указать ей на место, которое должны занимать такие, как она.

Если бы представилась возможность очистить алтарь Намиры и провести там священную трапезу, то не было бы варианта лучше, чем молодая чистая плоть этой красавицы.

Служительница Намиры проглотила несколько жестких оторванных кусков плоти и быстрым движением вытерла губы. Её сердце зашлось частым боем при одной только мысли о том, чтобы та бретонка из Легиона стала главным блюдом на пире всего культа.

Она вообразила её распластанной на алтаре, под нависающей статуей Госпожи Разложения, чей милосердный лик всегда обращен вниз. Служительница почти наяву ощущала нежный вкус мяса.

Во вспыхнувшей мечте жертва была обнажённой, а кинжал в руке Эолы, занесенный для единственного точного удара в сердце, вдруг даже в мыслях замер напротив белой упругой груди. Что-то извне остановило её руку, обернуло мысли в иное русло.

Это насторожило служительницу Намиры. Что за морок ластится к её темному сердцу бархатистыми волнами?

Где-то далеко в коридоре раздались шаркающие шаги.

Эола накрыла местами обглоданный труп саваном и затаилась в тенях под покровом невидимости. Мимо вскоре прошёл жрец с факелом. Он был молод, но шел очень медленно, смотрел под ноги и явно что-то искал, а когда поднялся к алтарю, воскликнул:

– Хвала Аркею! Вот же он!

Подброшенный ключ был найден так же, как и способ питаться. Эола крадучись пошла к выходу. Следует вернуться в Муравейник и продолжать играть роль нищенки, и тогда, рано или поздно, ей представится возможность вкусить желанной, ещё живой плоти незнакомки, что почему-то была добра к ней.