После засады в Стохесе

В ночь, когда Ханджи уходит, не оставшись до утра, Ривай не спит. Закончив с УПМ, снова к отчётам — чем ещё заняться ночью. Пятьдесят седьмая экспедиция завершилась провалом. Несколько дней посвящено отчётам за засаду в Стохесе — вместе с Ханджи собирались в кабинете у Эрвина и под диктовку. Наконец пару дней назад Эрвин дал добро и отпустил их, оставляя за собой доклад генералу.

Сейчас весь его погибший отряд только цифры в форме отчёта. Ни имён, ни подробностей, ничего. Две ночи назад он писал письма родным. Всё тоже строго по форме, без лишних подробностей, с выражением соболезнований и благодарности за службу во благо человечества. Далее до прихода Ханджи отчёт Эрвину, который размножить и вложить в личные дела Эрда, Гюнтера, Петры и Оруо, завершая их.

Писать просто в цифрах в разы легче. Когда Ривай заканчивает отчёт, свеча не прогорает и в половину. Перечитывает, ещё раз вспоминая всю последовательность, количество ударов, затупленных и сломанных клинков, траекторию движения между деревьями и расход на это газа.

Можно подумать, разведчики спят и видят, как бы растратить побольше ресурсов.

Придумают же, клятые чиновники. На советы собираются только для обсуждений, в чём бы ещё урезать. А офицерам потом не спать ночами и заниматься этим дерьмом.

На построении Ривай стоит один, пустота за спиной ощущается холодными касаниями ветра, будто некому больше прикрыть. Он поправляет перевязь и запахивает плащ. Будто в первый раз терять кого-то. Всё к этому и шло, ему ли не знать. И собственное решение окончательно заковывает в ледяное спокойствие. Только Ривай по привычке — долго ли теперь избавиться — высматривает исследовательский отряд.

Абель и Кейджи стоят за Бернером, пока не утруждаясь в выправке по струнке — ни Эрвина, ни Ханджи ещё не видно. Бернер стоит впереди, будто…

Ханджи не собирается с ними?

Всё должно быть не так, Бернер опять потакает своему сумасбродному командиру.

Стиснув зубы, Ривай лично возвращается в крепость и идёт в северное жилое крыло, не задумываясь, зачем продолжает всё ещё делать это, привычка уйдёт позже.

— Мы скоро выезжаем.

На стук в дверь никто не открывает. В груди начинает закипать раздражение. Игнор вместе с обидой ли, забывчивость и рассеянность — всё одно Ханджи ведёт себя недопустимо, всю жизнь собралась избегать теперь что ли. Всему же должен быть предел.

Предела достигает терпение Ривая, когда он откровенно долбит в дверь, чуть ли не вынося её. И потом сразу приникает ухом, прислушиваясь. Ни шороха.

— Хватит, Ханджи. Твой отряд уже давно на построении.

Тишина.

— Разведчик доложил, что там не менее двадцати титанов.

Ривай делает голос более вкрадчивым, но говорит всё также громко:

— И совершенно точно один аномальный.

Ривай даже напрягает ноги, пружиня, чтобы сразу отскочить, потому что после такой новости дверь точно должна распахнуться, снося любого, кто стоит на пути.

Не раздаётся ни прыгающего топота, ни ликующего «анома-а-альный!», ни звука отдаляющихся от Ривая шагов в сторону лестницы. Ханджи не выходит и не несётся во двор.

— Да где же ты?

Тоже отправилась в экспедицию? Одиночную и без своего отряда? Эрвин, может быть, ещё и отпустил бы — попробуй поспорить с Ханджи — но вот Бернер точно нет. Так какого дьявола он стоит во главе отряда и вообще не выглядит обеспокоенным отсутствием командира.

Ривай приходит на построение прямо перед Эрвином — кивает ему, когда тот показывается из-за угла и чуть ускоряется, становясь на своё место и заранее вытягиваясь.

— Солдаты Разведкорпуса…

Эрвин кратко вводит всех в курс дела, повторяя донесение разведчика с юга. И пока все отходят к лошадям и начинают выезжать через ворота, кивком подзывает к себе Ривая.

— Сегодня без меня.

— Очевидно.

Эрвин ещё раз кивает, в этот раз уже своим мыслям. Пользуясь его задумчивостью, Ривай уточняет:

— А где Ханджи? Не видел её на построении.

— А ты не знаешь?

Сыграть на задумчивости Эрвина не получается, он, словно очнувшись, удивлённо смотрит в ответ.

В самом деле, как будто Ривай просто обязан знать всё о Ханджи и где она находится каждую минуту.

Прежде чем Ривай начинает снова злиться, Эрвин добавляет:

— Впрочем, да. Пришла ко мне вчера ещё до завтрака и отпросилась в отгпуск. Мать навестить. Оставила за себя Моблита и…

— Ясно.

Вот и вся отгадка. Очень рассудительно и по-взрослому — сбежать. Вот так, значит, Ханджи.

Не дослушивая Эрвина, Ривай разворачивается к повозке, но в спину ему:

— Присмотришь за её отрядом? Моблит всё-таки не Ханджи.

— Будто у меня есть выбор.

Ривай уже идёт к повозке, как Эрвин, сделав свои выводы, снова останавливает его:

— Вы опять поругались?

— Сейчас не время.

— Ривай.

— Что ещё?

Эрвин вздыхает, Риваю не обязательно поворачиваться, чтобы воочию увидеть это скорбное выражение на его лице. Интересно, знай он истинную причину размолвки, так же себя бы вёл? 

— Ханджи расследовала дело Энни Леонхарт.

— Помню.

— Её солдат сейчас в архивах.

Ривай хмыкает, вот уж новость — солдат исследовательского отряда в архиве. Нашёл чем удивить.

— Я направлю его за вами, как только что-то раскопает. У Ханджи подозрение, что у Леонхарт был сообщник.

— Я помню, Сонни и Бина убили двое. И военная полиция не знала наш маршрут построения.

Выезжая со двора, Ривай почти уже не думает о Ханджи — дотла устоявшееся за ночь и прошедший день спокойствие теперь выжигает тупая бьющая злость. Вот так значит, Ханджи. Устроила полный хаос в их и без того странных отношениях и сбежала.

Ну и дьявол с ней. Ривай потом ни слова не расскажет, если действительно встретится аномальный титан. Пусть Бернера потом пытает, если этот мямля хоть что-то сможет разглядеть в арьергарде.

Впрочем, Риваю самому придётся отсидеться в тылу. Клятая нога. 

***

Всё-таки не зря Ханджи выбирала себе в отряд самых дотошных и головастых. Благодаря донесению Нифы они хоть немного знают, чего можно ждать, отправляясь на поиски отряда Мика и новобранцев в сторону Утгарта.

И новость о смерти ребят проходится по застывшей душе насмешкой пророческих кошмаров. Злой, хлёсткой и несокрушимой в своей правоте насмешкой.

***

Во время доклада Ривай прикипает глазами к лицу Эрвина, не позволяя взгляду скользнуть ниже, как будто всё зудит внутри, подмывая. Словно он ребёнок, впервые калеку увидевший.

А чем Эрвин теперь будет полезен, кроме мозгов. Ривай не стыдится этого сурового вывода, не сбиваясь с перечисления жертв. Их могло бы быть и больше, если бы Бернер перед погоней за Колоссальным и Бронированным не успел изложить несколько гипотез Ханджи об их устройстве.

Ну, хоть Эрвин, глядишь, всех переживёт. Куда ему соваться теперь в бой.

— Дорого нам обходятся эти знания.

Эрвин вздыхает, дёргая правым плечом и осекаясь, тут же морщась. Будто хотел поднести отсутствующую руку ко лбу.

— Дороже, чем ты планировал?

Какая цена знаниям, Эрвин? Очередные жертвы, рука, что? Что дороже? Ривай не шевелится, и без того зная ответ.

Эрвин молчит, молчит и Ривай, не настаивая. Не всё должно быть озвучено.

— Эрен, Леонхарт, Браун, Гувер, девушка эта…

— Имир, фамилию не помню. 

— Точно. Сколько ещё титанов скрывается среди нас?

Снова пауза. А Ханджи вернулась уже наверное? Можно постучаться снова в дверь. Хотя кто знает, что есть она, что нет — наверняка не откроет. Или в лаборатории проверить.

Не прощаясь с Эрвином, Ривай направляется в жилое крыло. Ноги сами ведут к лестнице на этаж Ханджи.

Отпуск же не бесконечен. Наверняка весть о прорыве Розы дошла до неё, где бы она ни находилась. Наверняка уже примчалась, пытает Бернера. Или скорее сидит над донесениями, грызёт локти, что всё пропустила.

Ривай сворачивает к лестнице в подвал, к лаборатории.

Что он ей скажет?

С укором: «Почему так долго?»

Выдавая беспокойство: «Вот только не надо дуться».

«Почему ты уехала?» — окончательно показывая, как, мать его, скучал.

Собственные озвученные в ту ночь слова по ушам набатом: «Сейчас не время».

Надрывно-громко — обида и разочарование в нём? в себе? — так, что в груди Ривая дыхание спирает: «Значит, я всё надумала?»

«Между нами ничего нет» — жестоко и зло, впрочем не жалея, даже после её ухода.

Не время. Надумала. Ничего нет.

Ничего — значит ничего. И притащиться под двери Ханджи спустя несколько дней её отсутствия — собственноручно расписаться в собственной лжи. Пусть тогда он и принимал её за правду.

Ривай напоминает себе, что сам сказал Ханджи в ту ночь. И снова изменив маршрут, идёт на тренировочное поле, где Эрен с товарищами из кадетского будто раны душевные залечивают в этих тумаках. Не так уж бессмысленно, и выглядит вполне сносно.

Ночь за отчётом, привычные два часа сна перед рассветом. Всё как всегда.

Будто действительно ничего не было.

Ни Ханджи в его ванной, разматывающей утягивающий грудь бинт. Ни её голых бедёр рядом на кровати, с горяще-матовой кожей в отбликах пламени свечей. Ни прикосновений к лицу до очерствения правильных, нужных до зубного скрежета и нежных настолько, что хотелось руку собственную сломать.

Ривай засыпает в тишине и просыпается в кресле.

Всё как всегда. За завтраком Ханджи нет, Бернер уходит из столовой без подноса. Ривай жуёт, не осознавая что именно, пока в груди скребется тревожно чумной крысой. Грызёт, щекочет, тычется влажно-липко. Будто вот-вот перекусит натянутый нерв.

Эрвин вызывает его к себе после обеда, когда с новобранцев сходит уже не меньше восьми потов.

— Достаточно, хватит выбивать из него пыль.

Ривай только и кивает на донесение о вызове, хмыкая, пока новобранцы барахтаются на песке как рыбы речные, выброшенные на берег. Рот открывают также, и таращатся перепуганно.

Эрвин не даёт Риваю даже поздороваться, увидевшись впервые за день:

— Ханджи нет.

— Я знаю.

Дьявол, неужели поговорить больше не о чем. Сам отпустил её, а теперь спохватился.

— Подожди. Она должна была вернуться ещё вчера.

— И ты заметил это только сейчас.

Ривай незаметно полностью распределяет вес на травмированную ногу. Отзвук боли простреливает лодыжку, терпимо. Зайти только заправиться газом на полные баллоны, и можно выдвигаться.

— Сам знаешь, Ханджи достаточно дисциплинированна, чтобы не уйти в самовольное. 

— И достаточно помешана на работе, чтобы сразу засесть в лаборатории после такого отсутствия.

— Только Моблит сегодня доложил, что её нет.

— Куда ехать?

Эрвин кивает на личное дело Ханджи, Ривай только сейчас замечает, что оно лежит на столе прямо по центру.

— Хлорба, дом матери у рынка на площади.

— Так близко?

Ривай хмурится, внутри снова противно скребёт, сучит крохотными лапками.

— Проблема только в другом.

Эрвин вздыхает, и Ривай еле сдерживается, что не поторопить, ну чего тянет, если надо нестись, до Хлорбы мигом обернётся.

— Она родилась в деревне на юге у Розы, точное название не указано, она и сама не помнит.

За окном шумят новобранцы, оставленные без присмотра. По коридору кто-то стучит сапогами, проходя мимо. И от тишины в кабинете Эрвина стынут дёсны.

Ривай чуть ли не скалится, чувствуя впротивовес ледяному чувству во рту полыхающее по лицу волнение, лижущее щёки, трещащее по костям:

— И ты этого не помнил?

— Ты сам много знаешь и помнишь, откуда родом разведчики?

Ривай осекается. Промаргивается, на корню усмиряет бушующее, пусть и пищит по-крысиному сдавленно в груди.

Сходу сможет вспомнить только про Шиганшину у Эрена, и то, потому что не запомнить нельзя.

Часто ли вообще разведчики обмениваются историями из прошлой жизни, до экспедиций за стены, до выбивающих дух тренировок, до первого столкновения с титанами. Не делятся, будто и не было ничего до. Будто и не важно больше. Будто они все вырваны из обычной жизни горожан и заброшены катапультой за эти клятые стены в пасти титанов.

Не делятся, и в большинстве своём так и остаются в памяти людьми без прошлой жизни, места рождения и зачастую и имени. А ещё через несколько дней и без лиц.

Сколько их таких. Знал ли он, как звали отца Петры и что она была влюблена в него, в Ривая? 

— Я понял.

Ривай кивает, но Эрвин тут же останавливает его непререкаемым:

— Ты вернёшься к вечеру.

— На прощание? Сколько их было и будет. Справитесь.

— Никакой гарантии, что она отправилась именно к Розе.

— Тогда к чему скорбный тон? Сам знаешь, она не вернулась не просто так.

Раскатисто громко, Эрвин только единственной ладонью по столу не хлопает:

— Ты едешь в Хлорбу. Вернёшься к вечеру и доложишь. Если она действительно поехала туда, ты отправишься в ночь.

— Потеряв время?

— Ривай. Оно уже потеряно. Твой отряд погиб. Сейчас все разосланы, вернутся к вечеру, в крепости только новобранцы. Ты ещё не оправился, твоя нога…

— Плевать я на неё хотел. Я с тобой сейчас больше времени трачу…

А вот сейчас Эрвин хлопает по столу, легко, будто ребёнку подзатыльник даёт:

— Ривай. Это приказ. Ты едешь в Хлорбу. Возвращаешься к вечеру и докладываешь.

Ривай ещё раз полностью переносит вес на травмированную ногу и выдыхает со вспышкой отрезвляющей боли. Гори ты, Эрвин.

— Есть.

До Хлорбы Ривай мчит так, будто надеется выполнить только последнюю часть приказа Эрвина. Будто от Хлорбы можно мигом обернуться до юга Розы, найти Ханджи и успеть вернуться к вечеру.

Она в порядке.

Убеждает себя Ривай, сильней пришпоривая Бурана, не жалея вовсе. Сидит себе у матери, наверняка вокруг разбросана куча заметок, а эта ненормальная всё чиркает, чиркает, чиркает, без Бернера забывая даже поесть.

Она в порядке.

Ривай спешивается, привязывая Бурана. И осматривает рынок. Казалось, что он сразу должен будет узнать дом. Сейчас смотрит и сходу не может понять, где именно живёт мать Ханджи.

Она в порядке.

Вспомнив о существовании местных жителей, Ривай наконец узнаёт дорогу, и пока идёт к самому обычному дому, убеждает себя. Ханджи может отказаться с ним разговаривать. Или всплеснуть руками, воскликнуть, что потеряла счёт времени, и начать собираться впопыхах, причитая, что так подвела Эрвина. Или спросить что-то в своём духе, например: «Всё ещё ничего нет?»

Пусть будет что угодно, главное, чтобы Ханджи действительно оказалась у матери.

Дверь открывает устало выглядящая женщина, будто совсем не похожая на Ханджи, только цветом волос, может быть. Но это всё ещё ничего не значит. Ханджи наверняка сидит где-то в глубине дома, скрючившись над заметками, чиркает, чиркает, чиркает. Она в порядке.

— Госпожа Зоэ? Капитан Ривай.

Разглядев эмблему на груди, она тут же светлеет лицом, ни следа усталости, улыбается и только тогда становится похожей на Ханджи.

— Вы из Разведкорпуса? Служите вместе с Ханджи? Проходите-проходите, капитан.

— Благодарю, я ненадолго.

Ривай остаётся на пороге, взглядом пытаясь заранее до вопроса убедиться, что Ханджи тут. Хоть одна брошенная так, как умеет только Ханджи книжка, хоть одна невымытая чашка на полу, хоть что-то.

— Могу я поговорить с Ханджи?

— О.

Женщина оборачивается, недоуменно и как-то расстроенно глядя на Ривая.

— А она ещё не вернулась.

Ожидаемо.

— Она приехала неделю назад, спросила, в какой именно деревне мы жили в её детстве. И тут же отправилась найти отца.

Ханджи, куда тебя понесло.

— Рагако, это на юге стены Роза.

Проклятье.

«Наверное, он её не любил, раз отпустил».

В ушах колотится сигналом тревоги, взрывом сигнальных огней, свистом ветра как в свободном падении со стены.

Мать твою, Ханджи.

Из всех мест на земле.

— Идиотка.

Ривай, не прощаясь, уходит из дома, сбивает всех прохожих, когда идёт к Бурану, гонит его по брусчатке, только и успевая прикрикивать: «С дороги».

Если все расчёты верны, Ханджи оказалась на юге у Розы ровно в тот день, когда титаны выкосили несколько деревень, разведчиков и разрушили башню Утгард.

И Ривай был там! Совсем рядом. Ближе чем от крепости Разведкорпуса и точно ближе чем сейчас.

Какого дьявола её туда понесло!

«Наверное, он её не любил, раз отпустил».

Стрелой минуя ворота, Ривай останавливает Бурана перед спуском на равнину. Заряжает сигнальный пистолет оранжевым цветом и, не медля, стреляет.

— Ну же.

Шипит сквозь зубы, осматривая все земли до самой границы с небом.

— Отзовись, ну.

Далеко-далеко несколько зелёных залпов в ответ, только на этот случай означающих не изменение маршрута. И ни одного ни фиолетового, ни красного, чёрного в конце-то концов.

— Дьявол.

Глупая, но такая светло-отчаянная мысль, что Ханджи слетела с лошади, сломала ногу или ещё что и теперь отсиживается в какой-то деревне — темнеет с зелёными столпами сигнального дыма. На западных землях стены Роза Ханджи нет.

«Наверное, он её не любил, раз отпустил».

Всё складывается донельзя паршиво. После той ночи Ханджи, едва дождавшись рассвета отпрашивается у Эрвина и едет к матери, потому что не помнит название родной деревни. Даже не посидев с матерью, тут же уезжает, чтобы разыскать отца.

Сумасбродно, до нервного смешка глупо, до дрожи в руках — не хочется верить. Но всё складывается именно так. Паршиво.

Ханджи оказывается в южных землях у самой стены в день нападения титанов из-за того, что случилось между ними, из-за того, что Ривай ей сказал и как.

Он возвращается до наступления вечера — во дворе только начинают раскладывать у помоста охапки хвороста. В крепости уже появляются и офицеры со своими отрядами. Ривай, ни с кем не здороваясь, идёт сразу к Эрвину в лазарет.

Понимание, что утром они разговаривали в кабинете Эрвина, приходит к Риваю именно на подходе к медицинскому блоку. Значит, сбежал из лазарета, чтобы найти личное дело Ханджи и вспомнить её биографию.

Чем чреват побег из лазарета, Ривай помнит. На него до сих пор никто не обращает внимания, подчёркнуто отворачиваясь, стоит поровняться с кем-то из персонала. Мол, в следующий раз, лучше подыхай, капитан Ривай, а больше сюда не суйся, раз не соблюдаешь режим.

Пусть только попробуют также игнорировать его, когда он притащит к ним Ханджи, как только найдёт.

— Рагако, значит.

Эрвин задумчиво качает головой.

— Её проверял Спрингер, новобранец, из одного кадетского с Эреном. Вместе с Брауном.

— Да, знаю. Плохо.

Паршиво. Ривай напоминает самому себе.

— Я поеду туда.

— Разумеется. Возьмёшь отряд Ханджи. Ещё и Спрингер говорил что-то странное, надо проверить.

Ривай кивает. Кому как не исследовательскому отряду знать, куда может занести их командира. Очень живо представляется, как по одним только обломанным веткам кустов Бернер сразу определит, куда и в каком состоянии пошла Ханджи. Ещё, конечно, никто из разведчиков лучше, чем они, не владеет навыками оказания медицинской помощи в полевых условиях. И расследованиями всего аномального с титанами занимался чаще всего исследовательский отряд, заодно проверят донесение Спрингера. Никто кроме них и не подойдёт на эту роль.

— Выдвигайтесь сразу после прощания, как раз стемнеет.

— Там всё кишело аномальными титанами, думаешь имеет смысл ждать до ночи?

— Дай всем проститься с павшими, даже если ты не хочешь оплакивать. В отряде Ханджи тоже были потери.

Приходится прикусить язык — так и рвётся вопль отголосок извечных кошмаров. Не хочет? Будто не смирился давно уже.

Сухо и тихо, склоняя голову, чтобы не видеть этого грёбаного сочувствия в глазах напротив. Не будет он никого оплакивать. Ни сейчас, ни по возвращению. Он вернётся с Ханджи.

— Есть.

— Ривай, я вынужден буду объявить её без вести…

— Даже не думай.

Спокойствие слетает как камень со скалы — разбивается, брызжет осколками, ранит до крови. Напоминая, что не все решения Эрвина могут отзываться молчаливым смирением.

— Я найду её. Живой.

— Не сомневаюсь. Но её нет на службе уже два дня. Я обязан. Это протокол.

— Эрвин.

Гори они в адском пламени, эти протоколы, процедуры, традиции. Ханджи где-то в лесах на юге нуждается в помощи и ждёт его, а он вынужден соблюдать все правила расследования, чтить память погибших разведчиков, друзей и слышать, как её объявляют пропавшей без вести, чтобы по возвращении не отправить под трибунал.

Дерьмо.

— Ривай. Просто будь готов.

— Есть.

С заходом солнца факелы на стенах не зажигаются. Собравшиеся — выжившие — разведчики собираются вокруг погребальных костров.

Эрвин лично озвучивает — даже не смотрит в список — имена павших.

Ривай взглядом находит Бернера, и они понимающе кивают друг другу. За плечами Бернера и прочих из исследовательского отряда уже котомки. Свою Ривай сразу после разговора с Эрвин пристегнул к седлу Бурана.

— Шварц… Петри… Фостер…

Имя за именем. Кто такой Шварц? Тот парень, который самоубийственно влез недавно в очередь на раздаче прямо перед Риваем и на месте сразу чуть не помер, осознав это? Или всё-таки то был Фостер, а Шварц по дороге в Утгарт стуча зубами от страха, пытался насвистывать какой-то мотив?

— Пропавшими без вести объявляются…

В этом списке больше людей, чем тех, чьи тела они сжигают сейчас. Эрвин уже смотрит в листок, переводя дыхание после каждого имени.

— Даст… Гловер… Шольц…

Офицеры всегда в конце списка. Чтобы наверняка не пропустить момент, Ривай, не отнимая руку от груди, глубоко и часто вдыхает, так, чтобы каждый раз закладывало уши. Будто эта воздушная плёнка способна заглушить громкий и поставленный голос Эрвина.

Тот делает паузу после болезненно-ноюще отозвавшегося «Мик Закариас» и Ривай понимает: сейчас.

Стискивает челюсти, вновь глубокий, бесконечно долгий вдох, закрытые глаза.

И через пелену глухо-глухо, до оскомины неотвратимо:

— Майор Ханджи Зоэ.

«Размечталась», — думает Ривай.

Устроила побег, значит. К местам детства, получается. Пропасть решила. За шкирку Ривай её притащит, пусть потом объяснительные строчит.

— Капитан.

Они с Бернером одновременно подходят друг к другу, стоит только церемонии прощания закончиться.

— Выходим.

Они скачут в ночи безмолвно, будто экономя воздух в груди. Ривай набирает его каждый раз ровно столько, чтобы не дышать, слушая в ушах отголоски смеха.

«Защищаешь честь дамы?»

«Что, засмущался женщины в своей кровати?»

«Рива-ай, это называется поцелуй».

Ривай-Ривай-Ривай.

Его имя Ханджи произносит на вдохе, будто смакуя. Протягивает иногда, словно с наслаждением языком нёбо гладит. И в конце до интимного почти шёпотом, каждый раз ударом под дых.

Они поговорят. Ривай решает это, когда наконец-то оказываются возле развалин замка Утгард.

Поговорят, если Ханджи всё ещё захочет продолжить тот оборванный разговор, а не прервёт его — яд и ирония — коротко и презрительно: «О чём? Ничего же нет».

Поговорят, чем бы этот разговор не кончился, было или не было, есть или нет. Просто Ривай будет честен до конца.

Прислушиваясь в тысячный раз к голосу Ханджи в голове, маняще шепчущему его имя, Ривай наконец находит ясный и честный ответ.

И бессонницам при отсутствии Ханджи, грызущему печень чувству с момента её пропажи и каждый раз на мгновение спирающему дыханию, стоит ей обратиться к нему.

Она должна знать, что ничего не надумала, даже если для них его решение всё ещё ничего не изменит.

— Капитан, прибыли.

Бернер сверяется с картами и машет впереди рукой.

— Разделяемся. Новобранцы тут видели обездвиженного титана в одном из домов. Осмотреть. И ищите любые следы, что Ханджи была здесь.

— Есть.

И тут же Нифа, свернувшая было вправо в деревню, кричит:

— Тут лошадь командира.

Ривай спешивается с Бурана и ведёт его к уличным стойлам. Да, и точно. Гнедая Заря легонько ржёт, голодная, пофыркивает в руку Нифы, пока та суёт ей морковь.

— Значит, добралась сюда. Уже лучше, круг поисков сужается.

Нифа вдруг заслезившимися глазами моргает, гладит морду Зари, и мотает головой. Ривай пока и сам не может понять, повезло ли им с этой находкой, или всё хуже, чем казалось.

Он повторяет и Нифе, и остальному отряду, и себе:

— Разделяемся. Ищем любые следы.

Добавляет обнадёживающе, зло глядя на встающее со стороны Каранеса солнца, которое совсем не по-утреннему тускло:

— Мы найдём Ханджи живой.

Сам углубляется в лес на юге, Нифа под руководством Бернера — вдвоём отлично справятся и с прочёсыванием Рагако, и с проверкой того титана, о котором говорил Спрингер. Кейджи идёт на восток, Абель на запад, север проверять сейчас смысла и нет, на обратном пути осмотрят в случае неудачи.

Ривай снова выпускает оранжевый сигнальный дым. В ответ зелёные столпы, ровно четыре. Ну, хотя бы тут нет видимой опасности. И ничего подозрительного, раз отряду даже нечего передать, кроме как «Я в порядке».

Ривай с лязгом пристёгивает сигнальный пистолет к перевязи. И командует тихо себе под нос:

— Продолжаем поиск.

Тщательно осматривая ствол каждого дерева на следы якорей УПМ, Ривай движется дальше в лес. На высоте, которую обычно берёт Ханджи, ни зазубринки, ни сбитой ветки, ни зелёного обрывка плаща.

— Не могла же ты до самой стены дойти, её осматривали.

Да, осматривал гарнизон на наличие пролома. Растянулись цепочкой, проверяли, задрав голову, каждый камешек, какое им дело, было ли что-то с внутренней стороны. Легко ли заметить плащ разведчика в траве, если не искать.

— Эй, Ханджи.

Только птицы и белки над головой стучат лапами по веткам, шорох листьев от ветра, да шелест травы под сапогами. Вот и всё спокойствие леса.

Ривай квадрат за квадратом обходит лес, пока солнце не начинает припекать бритый затылок. Капюшон Ривай не надевает — угол обзора так станет меньше.

— Где же ты.

И сколько раз же беспечно была на волоске, руки раскинув в стороны, вообще белого света от эйфории не видя. Сколько раз чудом избегала. Ривай затыкает снова всколыхнувшееся в ушах рокочущее злорадное пророчество, сказанное, увиденное им самим в кошмарах.

Но до противного тоненького по ушам проходится — избегала, потому что Ривай был рядом. Лично за шкирку отшвыривал, даже конечности не давая лишиться, что уж там жизни. И когда в Рагако пришли титаны, Ривая рядом не было. Потому что он сам её выгнал.

Птицы справа вдруг стайкой взметают выше деревьев прямо в небо, рассыпаются чёрными точками, только на мгновение и слышен их возмущенный свист.

Ривай мигом стискивает пальцы на клинке, и без того ранее сжатые, теперь стиснутые каменной хваткой.

Семиметровый титан прёт прямо на него из-за деревьев.

***

Почти не задействуя вновь пострадавшую ногу, Ривай смотрит в глаза, в которых каждая крапинка орехового цвета выучена наизусть. Глаза, в которых без всяких переносных смыслов буквально можно увидеть своё отражение — размером теперь чуть ли не с Ривая.

Титан регенирует быстро, продвигается неумолимо вперёд, неуклюже заваливаясь, цепляясь за собственные ноги. Спутанные каштановые волосы висят по обеим сторонам лица. Отрастающие пальцы, скрючившись, уже делают движение, хватая.

Ну и зрелище. Безобразно голая, наверняка воняющая громадина с шишкой вместо носа на полголовы.

Глаза только. Те, и без единого сходства в прочем, Ривай видит Ханджи.

— Ерунда какая.

Всё ещё не решаясь принять решение, в голове перебирая все варианты, он с помощью УПМ запрыгивает на ближайшее дерево, трёт жёсткой ладонью лицо, будто стереть пытаясь пелену, из-за которой показалось немыслимое.

Титан безмятежно разворачивается в его сторону и продолжает движение.

С собой — ни сети, ни пушек для ловушки, только полный арсенал клинков. И ловил ли Ривай вообще титанов, без подписанного распоряжения Эрвина по просьбе Ханджи, которая неизменно прыгала и улюлюкала от восторга всегда под боком во время этой охоты.

Убивать титанов намного привычнее, быстрее и проще. Но сейчас ни в одном варианте нет того, который заканчивается втравленным в мышцы до рефлекса взмахом клинка над шеей именно этого титана.

Так и перемещаясь с дерева на дерево, заставляя неповоротливого титана двигаться за собой, Ривай даёт им время. Себе — чтобы не быть сожранным и раздавленным. Титану — чтобы не быть убитым.

Как бы ни была невероятна пришедшая мысль, убей Ривай этого титана — и в случае, если они ни сейчас, ни через несколько лет не найдут даже следа Ханджи — он будет сожалеть об этом выборе до конца своих дней.

Сожаление точно не про Ривая. Достаточно уже того предела сожалений в жизни, которого он достиг, наговорив Ханджи в ту ночь. Отпустив, позволив ей уйти навстречу сумасбродному решению отправиться в Рагако с теми последними словами от него.

Даже если это не Ханджи…

Да нет же, глаза не могут врать. Глаза Ханджи никогда не врут. Будь она расстроена, зла или в весёлом расположении духа. Тускнеют, сверкают искрами или сияют припекающим кончик носа светом. Кто-то сгорит в нём, кто-то согреется.

И эти глаза Ривай видит прямо сейчас перед собой.

— Капитан?

— Бернер, назад.

Ривая рявкает до хруста в челюсти, когда титан, среагировав на движение впереди, вдруг ускоряется, чтобы сцапать растяпу Бернера, появившегося именно в этот момент. В скорее удобный момент.

— Не трогай.

Пока Бернер с побелевшим от ужаса лицом мечется между деревьев как пойманная в силки птица, Ривай сзади, зажмурившись, кромсает мигом дымящуюся плоть на руке титана, разрубая кость у самого плеча.

У титанов притуплен болевой порог, вот и пригодились опыты Ханджи. Ривай напоминает сам себе и ослепление Бина, и пронзание сердца Сонни, без колебаний отсекая титану вторую руку. И на пути к земле лишая его ещё и ног выше колена.

— Бернер, сеть с собой?

— У Нифы.

— Вызывай. Чёрным.

— Есть.

Как подрубленное дерево, титан катается по земле, никак не проявляя озабоченность отсутствием конечностей, лязгает зубами, пытаясь достать их с Бернером.

С дерева Ривай прищуривается, засекая, за сколько пройдёт регенерация. И как много раз ему придется ампутировать титану конечности прежде, чем Нифа примчится с сетью.

— Капитан, почему?..

Не договорив, не дожидаясь ответа, вообще забывая будто о существовании Ривая, Бернер вдруг с осознанием, сам всё поняв, охает, прижимая руки ко рту — титан задирает голову, высматривая их и бессильно рычит, подползая к дереву, оставляя борозды на земле.

— Бред, да?

Ривай усмехается. Если он и спятил, то хотя бы не один. Мало ли какая в Рагако тут природа, сбежали же все жители от титанов без лошадей, надышались лесным воздухом и ополоумели.

Злое веселье распирает грудь — из пара от ран титана уже проглядывают очертания регенерирующих конечностей. Быстро, зараза. Вот уж не думалось, что придётся однажды вести счёт ампутациям.

— Капитан!

Бернер, будто обезумев, хватает его за плечо, когда Ривай, обнажив клинки, уже готовится прыгать.

— Это же!..

— Я вижу. Ты хочешь, чтобы титан нас сожрал до того, как Нифа принесёт сеть?

Под вопли — Бернера — под стук в висках, под хруст костей титана, Ривай, не давая себе ни мгновения промедления, наносит новые удары.

— В-в-вы… Эт-то..

— Этого не может быть, но у нас нет времени сейчас разбираться. Отвезём в крепость и будем думать там.

Бернер раскачивается на носках, рискуя свалиться с дерева, неверяще заикается, утирает глаза. Ривай, не отрывая взгляд от титана, меняет затупившиеся клинки на новые.

— Соберись. Сейчас не время для паники и нытья. Помнишь, Ханджи говорила, что голову тебе откусит, если будешь её отвлекать со своей едой?

Ривай фыркает.

— Так вот, воспринимай сейчас буквально. И попробуй исполнить.

— Капитан!

— Вот и решай, важнее накормить командира или остаться с головой.

Снова спускается, снова отрешённо рубит конечности. Не думать ни о чём, не слышать тяжёлое хрипящее дыхание. И не смотреть в глаза, конечно. Всё, что было надо, уже увидел.

Горестные вопли Бернера стихают после ещё одной ампутации. Ривай не даёт титану регенерировать полностью — драться сейчас совсем не хочется, как и рыскать по всему лесу, пытаясь поймать сетью.

— Если мы с тобой оба сошли с ума, то лучше помалкивать об этом. А даже если не сошли, тем более. Ни слова своим ребятам.

— Если они сами всё не поймут. Капитан, мы не сошли с ума.

Собравшись, Бернер рапортует об осмотре деревни. О портрете матери, который им передал Спрингер. О глазах того лежащего в деревне титана. Опять глаза. Схожий цвет волос и черты лица.

— Лошади были брошены, но людей нет. В стене не обнаружено пролома.

Бернер часто-часто кивает ему в ответ, пока Ривай вновь рубит титану конечности, рассуждает громко вслух, будто пытаясь заглушить все звуки от этого процесса:

— В это невозможно поверить. Но всё складывается именно так.

— Значит, что-то или кто-то способно превращать людей в титанов?..

Лицо первого убитого титана, третьего, двадцатого, последнего. Забытые солдаты Разведкорпуса. Может, привычка забывать их имена и лица не самый плохой вариант. Может, все пропавшие без вести стали титанами. Сколько раз могла дрогнуть рука Ривая, как сегодня.

— Они все люди?

Ривай произносит шёпотом, пока орехово-карие глаза внизу жадно следят за каждым его движением. Будто вот-вот титан облизнётся, сверкнёт взглядом и набросится с криком: «Рива-ай!»

 — Совершенно точно тот титан в деревне человек. И… Капитан, вы же тоже это видите? Это… Командир?

Ривай не отвечает, вновь и вновь сопоставляя все факты. Если титан, которому Ривай уже в который раз отрубает конечности, действительно Ханджи, то… Из хороших новостей — она жива. Если это можно назвать жизнью. Если титанами становятся именно живые люди, а не убитые ранее. На этом больше хороших новостей нет.

Когда Нифа, Кейджи и Абель одновременно добираются до них, Ривай не хочет осознавать ту цифру, сколько раз он успел ампутировать титану руки и ноги.

— Сеть.

Не задавая лишних вопросов — вот он, опыт каждодневной работы с Ханджи — они накрывают титана сетью,  устанавливают сборные металлические распорки на руках и ногах, стоит им регенерировать.

— Этого титана мы везём с собой.

Снова ни одного вопроса. После последней экспедиции и марш-броска к Утгарту в компании Эрена и других новобранцев даже непривычно, уж те-то зудели как мухи на каждый приказ.

— Что-то обнаружили? Кроме того титана, о котором говорил Спрингер?

— Ни одного следа, что командир была здесь. Только лошадь.

— Ясно. Идём обратно, север не будем осматривать.

Ривай кивает на титана, которого, как мешок с картошкой предстоит волоком довезти до крепости. 

Даже если это хорошая новость, Ривай ещё не позволяет себе думать, что это Ханджи.