- Теть Надь, вы, кажется, окончательно охуели. Ну прям в край. Не то чтобы я вас обвиняю, но…

Сидя на колченогой табуретке около узкой пластиковой двери, из-под которой сифонило будь здоров, что аж бедра немели, я с абсолютным, всепоглощающим, буквально вселенского масштаба ахуем буравил взглядом пошатывающуюся фигуру моей сменщицы, а по совместительству условной тетки по материнской линии. Неуверенно раскачиваясь из стороны в сторону, она то и дело ловила некрепкой хваткой размякших пальцев дверной косяк, цепляясь за него как за спасительный буек в безбрежном океане опьянения, медленно перетекающего в похмелье.

А, точно. Про Ваню-то я все рассказал (все доступное моей скромной персоне, естественно), а про себя как-то руки не дошли.

Я Сеня. Ну, вообще это вы вроде и без того поняли. Мне двадцать. И у меня в наследстве от бати... ларёк. Да, кому-что оставляют: миллиарды на банковских счетах, трёшки в центре города, машины. Про болезни и долги не будем, а то всё выходит как-то не так сказочно. А у меня, в общем, ларёк. Такой, который есть у каждого дома — не круглосуточный, но работающий сильно допоздна и торгующий всякой дичью — от газет и сигарет до гандонов и жвачек, хотя, кажется, это условное разнообразие должно стоять в общем ряду.

Вернемся к наследству. Там вообще ситуация, конечно, ебейшая — без бутылки не разберешься, а лучше сразу две: по факту этот, да не во грех будет сказано, бизнес (от слова «дерьмо») находится во владении моей матери, которой до него, в общем-то, нет дела, а если быть точнее, то конкретно до всей бумажной волокиты и торговли непосредственно. Кто ж будет пренебрегать заработком, особенно в наше неспокойное кризисное время? Не вдаваясь в дикарские расчётные подробности, скажу так — чистыми на руки выходит не так сладко, как было в мечтах. Но что поделать? Зато есть деньги и вполне неплохие для существования в пределах родного города.

К слову, о матери. Ее в моей жизни нет с моих шестнадцати, как раз когда я поступил в колледж. Нет исключительно физически. Когда отец умер, мать, недолго раздумывая, уже через полгода снова выскочила замуж и съехала из нашей трешки, которая теперь вроде как моя. Не будем вдаваться в психологическую сторону этой ситуации, но факт остается фактом — она всегда такая была. Существовать в одиночку — не её стезя. Не осуждаю, хоть и мерзко. Что касается нас, то мы изредка созваниваемся, а разговоры наши сугубо деловые — диапазон вопросов колеблется от "нормально ли все с квартирой" и до "когда за выручкой приедешь". Все. В души друг к другу не лезем, а в жизни тем более. И в целом, такой расклад меня более чем устраивает.

А, кстати. Забыл упомянуть о главном исчадии ада нашей семьи — о теть Наде.. Один хер знает, как ее назвать иначе. И не клюйте мне мозги, ради всего святого! Попробовали бы вы с ней провести треть своего детства и всё юношество, уверен, вообще бы иначе запели.

Конченая пропойца и просто припизднутая на голову тетка, которая как-то давно-давно привязалась к матери, когда обе были ещё совсем молодые, крепко надавив каким-то боком на жалость. А потом мать сбросила ее на меня вместе с ларьком. Будто и без того проблем в жизни ахуенно мало. Восторг просто.

И вот теперь я снова наблюдаю эту в сракотень ужратую мадемуазель с набитой рожей под рабочими дверями, понимая, что придется сидеть на жопе ровно до конца дня и, по возможности, закрывать ларек раньше времени, ибо 18 рабочих часов - я рот манал.

- Ты ва-аще как со мной.. разговариваешь! Щ-щеня поганая, — еле ворочая языком, выдавила из себя теть Надя на волне бухой агрессии, из-за чего устрашающе это не выглядело ничуть. Зато очень бесяче. Аж до дрожи.

- Блять. Да вали уже домой, проспись! — Прошипел я, почти делая рывок навстречу этой жалкой пародии на человека, как осекся, сжимая ткань спортивок на колене в кулаках и силой усадив свою задницу обратно. Вдох — вы-ыдох, Сеня. Тебе вот вообще не всралось с ней кулаками махаться. — Я не допущу вас на работу в таком состоянии.

- Ты и так уже мне.. бля, не у-уплатил за несколько смен! Н-н-начальничек, бля. — Знаете этот мерзкий момент, когда пьяный в тараканище человек тянет слова для того, чтобы повысить голос? Ненавижу. Кажется, еще чуток и пальцы разорвут к ебени матери несчастную ткань штанов. Господи, дай сил, а! Новые спортивки обойдутся мне втридорога!

- Потому что ты, собака пьяная, без конца в запои уходишь. И вечно с мордой начищенной возвращаешься. Ты блять семью восемь не посчитаешь на калькуляторе в таком состоянии!

- Да с-с-схуяли? Восемьдесят.. три.. надцать…

- Ебать. — Только что и смог из себя вытащить, прежде чем встать, наконец, с табуретки и приблизиться к пошатывающейся в дверном проеме женщине, лупившей на меня совершенно несфокусированным взглядом. — Я тебе все сказал. — Я ухватился за дверную ручку, предварительно плечом мягко толкнув теть Надю в сторону выхода. И этого толчка оказалось вполне достаточно для того, чтобы она, совершенно потеряв равновесие, запнулась об собственную пятку и безвольно завалилась куда-то вбок, стремительно сползая по стене. — Позорище.

Дверь с характерным щелчком захлопнулась, а я одномоментно провернул защёлку по часовой стрелке, отгораживая себя от любых контактов с этой юродивой дурой, которая, кажется, уже успела прикорнуть в ближайших к ларьку кустах.

Давно хотели в цирк? Только не приобретайте билеты раньше времени! Какое Шапито, какой Никулин! Лучше приходите к нам. Конечно, похвастаться наличием задорных лошадок с перьями в гриве и ручным медведем мы, к сожалению, не можем, но животные у нас тоже имеются! Правда одно и приручению не поддается. Зато есть ещё клоун! И этот клоун, судя по всему, я.

Устало вздохнув, я вернулся к несчастной табуретке, усаживая на ту свое тело и упираясь взглядом в мутный, местами вздутый линолеум, который уже давным-давно нуждался в качественной уборке.

Тонкий металлический лист, выпирающий за пределы ларька и служащий своеобразным козырьком, косо прикрывающим небольшой уличный выступ на манер подоконника, нестройно громыхал под крепкими порывами ветра, время от времени приносящего с собой пару-тройку крупных дождевых капель или мокрых листьев, подхваченных из какой-нибудь неглубокой лужи. Вдалеке слышалось громыхание завода и гул городского транспорта, который час от часу ходил всё реже и реже.

Неожиданный глухой, но настойчивый стук в крохотное окошко заставил меня вздрогнуть, вырываясь из нескончаемого потока собственных мыслей и, привставая с табуретки, приоткрыть его, нагибаясь и всматриваясь в вязкие вечерние сумерки.

- Здравствуй.. те. О! То есть, получается, привет!

Искренняя улыбка, показавшаяся в квадрате оконной рамы, невольно заставила улыбнуться и меня. Ваня, пригнувшись на один со мной уровень, оперся не небольшой пластиковый выступ, хитростно упираясь взглядом в мои глаза.

- Сегодняшняя вечерка разве твоя?

Льстит, однако ж, что он прикинул дни моей работы.

- В общем-то, нет, но-о-о… так вышло, — отвлеченно ответил я, почесывая переносицу. — Филип Морис? Желательно экзотик?

Ваня усмехнулся и кивнул.

- Клиентоориентированность на уровне, — доставая несколько относительно свежих купюр, явно недавно вытащенных из банкомата, он аккуратно выложил те прямо передо мной, на импровизированный прилавок. — Тут шестьсот.

Я перевел взгляд с денег на их владельца и обратно, старательно пытаясь вдуплить насчет этого широкого жеста.

- А. Тебе на все?

Ваня хохотнул, отмахиваясь.

- Господи. Да не тупи. Это все те несчастные десятки, которых у меня постоянно с собой нет.

- Ой, блять, — я выдохнул, отодвигая от себя купюры. — Да забей ты. Я давно всё уже перекрыл.

- Из своего кармана? — Ваня вздернул бровь, скрещивая руки на груди.

Не понял. Что за провокационная стойка? Сейчас меня будут насиловать морализаторством? Нехуй-нахуй! Я в ответ задизморалю его вечным отсутствием мелочи! Это всё потому что бомжам и нищим в переходе подавать не хочешь? Так и скажи!

- Да какая разница? Ты ничего не должен, успокойся.

Сосед недоверительно прищурился, но всё же улыбнулся, с огромной неохотой утягивая купюры обратно в свой кошелек. Подозреваю, что они ещё ко мне непременно вернутся. Да вы бы видели его лицо! Сто процентов вернутся!

Положив на прилавок пачку сигарет, пальцами подвинул её ближе к Ване, продолжая сверлить взглядом его лицо. Ну или это выглядело так. На деле я о чем-то крепко призадумался и к чертовой матери расфокусировал уставший взгляд, потупив его на том, на что засмотрелся в последний раз.

И… это оказалось его лицо.

- Что? — Ваня удивленно вскинул брови, вытаскивая сигареты из-под моих расслабленных пальцев.

- Что? — Наконец, возвращаясь в себя и фокусируя взгляд на глазах соседа, я замялся, стушевался и едва не поперхнулся слюной. — То есть… э-э-э…

- Не выспался, что ли?

Отойдя от окошка на половину шага, он прикурил. У меня аж горло зачесалось. Курить хотелось нестерпимо. Я сижу в этой чертовой кибитке с самого утра с двумя сраными перекурами в три затяжки и благодаря теть Наде просижу тут ещё часа три!

- Да с чего бы? — Я взглянул на свое полупрозрачное двоящееся отражение, поблескивающее на остекленной пластиковой дверце. Та постукивала о деревянные полки с продукцией, матеро приделанные к широким оконным рамам. Кроме растрепавшейся русой гривы, всклокоченной на макушке из-за сдернутого накануне капюшона, и пересохших от бесконечного ледяного ветродуя губ меня ничего больше не отличало от нормального человека.

Но под пристальным взглядом Вани я отдалялся от этой мысли всё стремительнее с каждой сраной минутой! И улыбался ещё так. Сука натуральная! Смешно ему!

- Да по глазам вижу, — дернул он плечами, пряча никотиновую бомбу с остатками мелочи в карман. Сигарета в его смуглых пальцах время от времени подсвечивалась алым огоньком возле искривленных в улыбке (насмешке, сука!) губ, осыпаясь пеплом на черный рукав пальто, который Ваня вальяжно стряхивал пальцами свободной руки.. Импозантный долбаеб! — Ты хоть сегодня отоспись.

- Если орать с утра опять не будешь, — буркнул я, не понимая, почему так бешусь. Или понимаю. Я ненавижу, когда на меня молчаливо пялятся! А у него во взгляде ещё и укор какой-то! Или мне кажется? Да нихрена не кажется! И вообще. Я всё ещё помню, что ты, гнида, сказал про мой добрейший и чистосердечный кофейный жест! И ему даже не стыдно, вы только гляньте! — И хватит на меня уже лупить с такой внимательностью! Я тебе че, потрет в Третьяковке?

- Ладно, ладно. — Вскинув ладони перед собой и слегка покачав ими из стороны в сторону, точно двумя белыми флагами на вражеском флоте, сдаваясь в руки правосудию в моём лице, Ваня зажал сигарету в уголке губ и увел-таки взгляд в сторону. — Не кипятись, чайник.

КОФЕЙНИК, БЛЯТЬ!

Я было раскрыл рот, чтобы окончательно словесно изговнять окончание нашей беседы, но он подал голос первее, обезоружив меня своим очаровательным спокойствием и непринужденностью череды из констатации факта и следующего за ним вопроса.

- Вчерашнее утро было слишком доброе, чтобы его не повторить. Выйдешь завтра на балкон? Где-то к девяти.

Несмотря на то, что его взгляд направлен в абсолютно противоположную от меня сторону, молюсь всем Богам и галактикам, чтобы мою отвисшую челюсть не было видно в отражении какой-нибудь соседней лужи или его наручных часах, маячивших время от времени около его лица.

Ну предложение руки и сердца, не иначе! А где кольцо? Где полуприсед в колене?

- Посмотрим, — хмыкнул я, дернув плечами. А сам улыбнулся. Ну так, украдкой, не более чем жест доброй воли! И вообще, я не специально. Анекдот просто вспомнил! Смешной такой. Утром вот прочитал. — Но никакого тебе кофе!

- Эх, — театрально вздохнул Ваня, туша бычок о металлическую стену, соседствующую с его предплечьем. — А я-то только ради этой бурды и хотел тебя вытащить. Ну, что ж, не судьба так не судьба.

- Будешь издеваться — получишь чашкой по морде. — Съязвил я, хмурясь, хотя улыбка уже давно пробивалась сквозь плотно сомкнутые губы.

- А чашка будет с кофе?

- ИЗ-ПОД кофе. Ещё я буду на тебя драгоценный ресурс растрачивать. Жмых пожуешь!

Он рассмеялся. Глухо, едва слышно, прикрывая рот ладонью, но так искренне, что тут уже не выдержал и я.

- Тогда, получается, до завтра. — Отсалютовал он мне на прощание, поправляя лямку рюкзака, впивающуюся в острое плечо, прикрытое темной шерстяной тканью.

- Получается так, — махнул я ему, прикрывая окошко и провожая взглядом растворяющуюся в темноте улицы фигуру соседа. — Не обольщайся. — Добавил я полушепотом не то себе, не то ему вдогонку. — По-прежнему скотина!

Нестройный стук у порога заставил меня неохотно подойти к двери, щелкая замком и приоткрывая дверь.

- Теть Надь, ну съебите уже в закат, пожалуйста, — устало взвыл я, глядя на сидящую на ступеньке женщину, на которую, наконец, насилуя голову тупой болью, опустилось похмелье.

- Дай пива, — бесцеремонно прохрипела она, даже не поворачиваясь в мою сторону.

- А за гаражами пососать не завернуть? — Вновь хлопнув дверью, я даже не удосужился дождаться ответа с её стороны, ибо какая нахер разница? Там будет очередное «должен» и «щенок». А. И упрёки по счёт родственных связей. Короче, комбо-наборчик остается неизменным всё то время, сколько я помню себя осмелевшим противостоять ей в ответах.

Усевшись обратно на табуретку, я вперился гипнотизирующим взглядом в почти закончившуюся пачку сигарет, торчащий уголок которой маняще выглядывал из кармана собственной куртки, подвешенной на крючок у входа.

- Сукападла, — буркнул я, насильно отворачивая лицо и неосознанно начиная грезить о завтрашнем утре. О том как я, допивая залпом четвертинку полуостывшего на морозе кофе, со всей дурости швыряю чашку в нагло улыбающуюся рожу своего соседа, который по «предательскому» совпадению случайностей СОВЕРШЕННО не успевает увернуться…